— Ну как он, Алис?
— Плохо всё, Ильдар Маратович. Крови он много потерял. Мы его перевязали, зашили рану, но, боюсь, мало этого… — В печальных глазах Алисы отразилось удивление. — М-матвей? Это ты?..
Матвей смолчал, сел на колено перед распластавшемся на полу Дэном, чья голова лежала на коленях Алисы. Вид у его друга был хуже некуда: на лбу выступил горячий пот, веки трепетали, приоткрытый рот силился что-то произнести. Обмотанный кусок тряпки, обмотанный вокруг его тела, сочился кровью.
— Я не знаю, что делать… — простонала Алиса.
— Для начала унесём его отсюда, — предложил Матвей первое, что пришло в голову. — В медблок. — Он надеялся, что как только окажется там и взглянет на все эти приборы, то ему обязательно что-нибудь придёт в голову.
— Да, так и сделаем. — Ильдар прочистил горло. — Бери его слева, я справа возьму. Алиска, ты давай беги вперед, будешь двери нам все открывать.
Когда поднимали Дэна и закидывали руки себе на плечи, Матвей взмолился, чтобы его друг издал хоть звук, пускай даже закричит от боли, но ничего этого не произошло.
— Держись, Дэн, держись… — шептал Матвей ему на ухо по-английски. — Я тебя вытащу, обязательно вытащу, как всегда…
Носки сапог заскребли по металлическому полу, оставляя после себя кровавую нить. В коридоре их встречали другие восточники, подскакивали с предложением помочь, но Ильдар велел им не путаться под ногами. Доковыляв наконец до входа в нужный отсек, для Дэна внезапно вспыхнула искра надежды.
— Ильдар, ты погляди кого нашли!
Под ноги им бросили свернувшегося в калачик Виктора Щукина с перевязанной головой. Весь он походил на затюканного пса, получавшего каждый день с десяток пинков.
Ильдар смерил доктора презрительным взглядом.
— Тащи его с нами, — велел он.
Дальше было только хуже. Оказавшись в медблоке, Матвей обнаружил труп Эрика, лежавший в луже крови. Рядом с ним ещё одно тело, Ярика, с пустыми глазницами и полуоткрытым ртом.
— Давай сюда, — кивнул Ильдар на ближайшую койку, не обращая внимания на двух мертвецов под ногами.
Как только уложили Дэна, Ильдар направился к Щукину, схватил того за волосы и потащил за собой. Доктор завопил, умоляя его отпустить, но Ильдар был непреклонен. Он бросил его возле койки с Дэном, вынул из-за пояса пистолет и направил на доктора.
— Ты знаешь, что делать.
Жалкое, испуганное существо по имени Виктор Щукин быстро закивал, дрожащей рукой вытер выступившие из носа сопли и прислонился к койке. Для Матвея он больше не был тем самым доктором, который обучил его премудростям зашивания ран и оказания первой помощи. Не был больше тем общительным, всегда спешащим на выручку доктором. В его глаза он теперь был просто никем.
Сделав первичный осмотр, Щукин осторожно взглянул на Ильдара.
— Мне нужны ножницы. — Его дрожащий палец указал на столик с хирургическими приборами.
Ильдар кивнул:
— Не вздумай выкинуть чего-нибудь, я слежу за каждым, мать твою, движением.
Когда ножницы оказались у Щукина, он принялся разрезать верхнюю одежду раненого. Не выдержав медлительности и дрожащих рук, еле-еле справляющиеся с ножницами, Матвей подошел к доктору и все сделал сам. Несколько стальных щелчков, сброшенная грязная повязка, и вот перед ним открылось не самое приятное зрелище — пулевая рана с образовавшейся вокруг гематомой сливового цвета. Кровь толчками покидала тело Дэна, образовав небольшую лужицу возле кровати.
Щукин взглянул на рану так, словно впервые столкнулся с подобным.
— Ну? — не выдержал Матвей, крепко сжав пальцами край койки.
Доктор нервным движением поскреб ногтями щеку, затем смерил пульс Дэна, прижав указательный и средний пальцы к боковой части шеи. Щелкнул включатель, и ослепляющий белый свет упал на посеревшую кожу и синюшные губы.
— У него шок четвертой степени, необратимый, — пробормотал доктор. — Потерял слишком много крови. — Сглотнул комок. — Тут уже ничего не сделаешь, вообще ничего.
Услышанное прозвучало как окончательный приговор, но не для Матвея.
— Кровь потерял, говоришь? — дрожащим голосом пробормотал он. — Будет ему кровь. — Он снял через голову свитер, оголив свое костлявое тело. — Давай, начинай.
Все в медблоке с печалью посмотрели на Матвея.
— Это… — Щукин сглотнул. — Не поможет это, даже если ваша группа крови совпадает. Уже слишком поздно.
Матвей схватился за близлежащий столик, и резко его опрокинул. Упавшие на пол инструменты прозвенели оглушительным дождем, отразив блеск белой лампы.
Собиратель вплотную подошел к съежившемуся в ужасе доктору, схватил его за шиворот и прошипел:
— Кровь. Переливай. Сейчас же!
— Хорошо, хорошо!
Щукин под пристальным вниманием остальных бросился к металлическому ящику и стал в нем копошиться.
— Быстрее, сука! — заорал на него Матвей.
Доктор стал резвее выбрасывать всё попадающееся ему под руку на пол, пока наконец не нашел то, что искал.
— Вот, вот… — распутывая катетер, бросился к нему Щукин.
Вскоре собирателя и его друга соединила прозрачная трубка, по которой пошла темно-алая струя. Матвей сжимал и разжимал кулак, подталкивая кровь. Не замечал он столпившихся у прохода друзей: Лейгура, угрюмо глядящего в пол; Арину, чьи щеки зардели, а глаза вспухли от выступающих слёз; Надю, уткнувшуюся губами лоб в своего малыша; Машу, прислонившуюся к стене и обхватившую себя за руки.
Все в медблоке выглядели так, будто дали обет священного молчания.
— Матвей… — раздался тихий, донесшийся словно откуда-то издалека голос Щукина.
В голове у собирателя стучала кровь. Уши болели от раздражающего звона. Он не услышал своего имени.
— Матвей… — ледяная рука доктора прикоснулась его запястья.
Собиратель обратил на него взгляд.
— Пульса нет, — прошептал Щукин. — Он… мёртв.
В груди всё стеснилось, кишки свернулись узлом, и в одно крохотное мгновение все вокруг обернулось пустотой. Все пять чувств более не работали и сломались, как изношенный механизм.
Не сказав ни слова, Матвей отяжелевшей рукой вынул из вены катетер, проронив несколько капель крови на пол. Затем встал, встретил на себе взгляды друзей и остальных собравшихся в крохотном помещении медблока восточников, и направился к выходу. Возле дверей к нему потянулась Арина. Он с нежностью взял ее руку, отстранил от себя и вышел в коридор.
Сейчас как никогда в жизни ему хотелось побыть одному.
Вечером того же дня Ильдар Маратович поведал Арине больше подробностей о случившемся на станции «Восток» ужасном злодеянии, который возглавил Владимир Велоуров, он же Гюго.
Начало этому кошмару было положено в середине июля, когда Гюго не выполнил просьбу старосты Олега Викторовича, и не избавился от тел погибших восточников, вернув их обратно на станцию. И так уж сложилось, что среди этих покойников оказалось сестра Ильдара Маратовича, Ильмира.
— Этот сукин сын предложил мне, убитому горем брату, поедать тело моей сестры, можешь ты себе это вообразить? Ублюдок совсем с катушек съехал! Он, видите ли, таким образом хотел протянуть до лета, когда у других станций будет возможность нам помочь. И всё приводил в пример Адаптацию, первые годы на «Востоке», когда нам пришлось прибегнуть к каннибализму ради выживания. Только вот он не учёл, что тогда все те люди были нам никем, чужаками, не все из них были нашими матерями, отцами и братьями с сестрами. А сейчас, после стольких лет, когда все мы тут сблизились… Да я лучше сдохну! Не сдалась мне такая жизнь, в которой я буду знать, какую цену я за нее заплатил!
Получив не только твердый отказ, но и решительное осуждение, Гюго всё же не отступился. Движимый идеей воплотить в жизнь столь радикальный способ выживания, он принялся собирать вокруг себя особенных людей, одиночек, которых не связывали кровные узы среди местных. Все они были взрослыми мужчинами или парнями, чья жажда жизни оказалась намного сильнее моральных принципов. Собрав порядка двадцати единомышленников, они прокрались на оружейный склад, завладели оружием и подняли посреди ночи всех несогласных.
— Наставили нам дула в морды и повели к комплексу цепочкой, ну ровно скотину на пастбище, сорок два человека. Как сейчас помню, бросили они нас в эту еле отапливаемую комнатушку, словно нелюди мы какие-то, кинули тряпок согреться, и всё. Потом два раза в неделю приходили трое, проверяли, есть ли умершие. Если таковые были — забирали с собой, а если нет… То вытаскивали самых слабых и уносили. Мы однажды пытались оказать сопротивление, навалились на ублюдков толпой и даже пятерых из них прикончили, пятерых! Но эти звери нас таки всё равно загнали обратно в эту комнату, ещё и убили семерых наших. Тогда они к нам недели две не приходили, за исключением только воды принести да еды… Да, кстати, про еду… Думаю, ты знаешь, что именно они нам приносили. Так вот, некоторые есть это отказывались и вскоре помирали от голода, другие все же ели, не выдерживали. И я тоже не выдержал, но делал это с одной мыслью в голове: эти сволочи поплатятся за содеянное.
Чуть помолчав, он добавил:
— Надеюсь, теперь ты в полной мере осознаешь, почему мы не могли их отпустить даже ценою ваших жизней. Я не мог позволить уйти ему, Арин. После всего, что он сделал…
И снова молчание, долгое, томительное, необходимое для переваривания всего случившегося.
— Ну а вы? — прервал тишину Ильдар. — Что с вами приключилось? Почему не вернулись?
Совершенно не желая затягивать их беседу, Арина вяло ответила:
— Боюсь, вся эта история затянется на долгие часы, Ильдар Маратович. Да и рассказчик из меня никакой. В другой раз.
— Меня ж тогда не было на «Востоке», уезжал к мирнякам. Подробностей я толком не знаю, слышал только, что Матвея нанял прогрессист, и, если вылазка будет удачной, вроде как поклялся передать нам припасы на зиму, я правильно понимаю?
Арина кивнула.
— Ну вот вы здесь, пускай и с опозданием… Вылазка-то эта, по итогу, оказалась удачной? — Его рука легла ей на плечо. — Ты извини, что я так донимаю, но мне знать надо, чего дальше-то делать. Стоит нам ждать помощи от прогрессистов, или начинать предпринимать какие-то действия? Ваших припасов нам недели на две дай бог хватит, а дальше опять голод.
— Все прошло удачно, — сухо отозвалась Арина. — Мы должны были спасти дочь того прогрессиста. Она с нами. Осталось её только доставить до «Прогресса».
— На нее можно рассчитывать?
Прежде чем ответить, Арина задумалась на мгновение.
— Да. Она поможет.
Матвей не чувствовал ничего: ни горя, ни печали, ни боли, ни счастья, ничего из того, что способен чувствовать обыкновенный человек. Каждой клеточкой его тела овладела тупая апатия, и он, не сопротивляясь, полностью отдался в ее всеобъемлющие объятия.
Все его сознание, вся его, казалось, жизнь, сузилась до крохотного расстояния между ним и видимой лишь ему одной точкой на стене.
Не заметил он, как сзади появилась Маша, коснулась его плеча, и что-то там сказала. Не ощутил ее тепла, когда она уткнулась носом ему в плечо. Не почувствовал прикосновения ее губ, соленых от слез, а касание ее пальцев не вызвали приятных мурашек, как это случалось прежде.
Арина тоже заходила, стояла возле него на коленях, держа за руки. Она сообщила ему, что обо всё позаботилась: выдала Ильдару и остальным восточникам запасы, которых должно хватить до прибытия пополнения с «Прогресса». Матвей промычал ей слова благодарности, да и только. Потом она долго сидела рядом, держа его руку в ладонях, что-то нашептывала ему в ухо… Он уже и не помнил, что именно.
Заходил Тихон с Лейгуром. У парня на голове была повязка. Исландец предложил ему проститься с Дэном и Эриком, прежде чем тех увезут к расщелине вместе с остальными телами и найденными в техпомещении останками других восточников. Матвей ничего не ответил, продолжая уделять внимание исключительно стене напротив.
Состояние это продлилось вплоть до следующего утра, когда в комнату к нему в очередной раз зашла Арина.
— Матвей, мы должны ехать.
Он смолчал.
— Матвей. — Она тряхнула его за плечо и заставила посмотреть на него. Суровые, полные решимостью карие глаза смотрели на него с осуждением. — Ильдар Маратович и остальные рассчитывают на нас. Медлить нельзя.
Только сейчас заметил, что на ней была одета тёплая куртка, а на голове шапка.
— Послушай… — голос её смягчился, — я понимаю, тебе тяжело. Но прямо сейчас мы не имеем права сдаваться. Ради «Востока» надо ехать дальше.
Она взяла его руки, поцеловала в костяшки.
— Мы будем ждать тебя в вездеходе… — Она встала, скрылась из виду, а после, находясь у него за спиной, добавила: — Я буду ждать.
Дверь за ней закрылась, и Матвея коснулся прохладный сквозняк.
Собиратель поднялся с койки, осмотрелся и зацепился взглядом за свое отражение в замызганном зеркале. Добрую минуту смотрел на себя самого, словно загипнотизированный, не думая ни о чём. Потом молча вышел из комнаты и поплелся по коридору, где его встретил Ильдар. Тот пожал ему руку, пожелал удачного пути и скорейшего возращения домой.
Потом он дошел до гаража и встретил у вездехода команду, ее остатки, пять человек, не считая его и малыша Йована. Маша обняла его, поцеловала в губы и сказала, как сильно любит.
— Все будет хорошо, — сказала она так, будто сама в это не верила. Матвей отчетливо это услышал.
Он выдавил из себя улыбку и подошел к вездеходу, к остальным.
— Придется тебе за руль садиться, Матвей. — Лейгур взглядом указал на свою правую ногу с туго перевязанным бинтом.
Матвей понимающе кивнул.
Вскоре все расселись по местам, и ровно в полдень «Марта» уже бороздила ослепительно-белую пустыню из снега.
Минуло двенадцать часов с тех пор, как они вновь покинули «Восток».
Вся поездка сопровождалась гробовым молчанием, лишь изредка прерываемая плачем малыша. Шмыгали, растирали руками плечи, нагоняя больше тепла — кондиционер едва справлялся с отоплением, — и спали.
Сидевший за рулем Матвей так сильно сосредоточился на дороге, что порой чувствовал, будто и нет никакого вездехода, педалей, приборной панели, пассажиров. Ему чудилось, что он птицей парит над всей этой нескончаемой белой мглой, совершенно один, и почувствовал невероятное облегчение, довольной улыбкой, отразившейся на его лице.
— Матвей. — Лейгур тряхнул его за плечо, вытащив из приятного забытья. — Батарея вот-вот сдохнет, надо новую ставить.
Так произошел их первый привал.
— Как ты? Не устал?
Матвей встрепенулся, неожиданно увидев перед собой Машу с обеспокоенным выражением лица.
Он посмотрел в салон, заметил Лейгура, возящегося с батареями. Странно, ещё мгновение назад исландец сидел рядом здесь.
— Матвей, — вновь Машин голос.
Он обернулся к ней.
— Ты в порядке? — её холодная ладонь коснулась его щеки.
— Сойдёт, — прошептал.
— Вот, держи, я принесла тебе поесть, — она протянула ему засушенный кусок тюленьего мяса.
Матвей помотал головой:
— Я не голоден.
— Ты не ел уже больше суток. Тебе нужно поесть. — Она силой впихнула ему жалкий кусочек в ладонь. — Вот, ешь при мне.
Раздосадованно вздохнул и вцепился зубами в старое мясо. Отгрыз маленькую часть и проглотил кушанье, ничем не отличающееся от комка жеванной бумаги.
— Знаешь, я могу сменить тебя, побыть водителем.
Услышанное еще с бо́льшим трудом заставило его проглотить кусок. Все в салоне оторвались от своих дел, взглянув на Машу.
— Ты умеешь водить вездеход? — послышалось Надино удивление. — Что-то не припомню.
— Э… вроде того!
Матвей уловил странную растерянность, блеснувшую в её глазах.
— Папа учил меня однажды, и я даже очень неплохо справлялась. Правда, было это давно, лет десять назад, но мышечная та память никуда не делась! Мне бы только сесть за руль, и я быстро вспомню, что к чему.
— Чего же ты раньше молчала? — поинтересовалась Надя.
— Говорю же, это было давно, мне вспоминать нужно. — Она вновь обратилась к Матвею. — Тебе стоит отдохнуть, выспаться как следует, набраться сил, а уж потом сменишь меня, как будешь готов.
— Ты уверена? — сомневался Матвей.
— Ну конечно!
Собиратель некоторое время поразмыслил над ее предложением. В любой другой ситуации он ответил бы твердым отказом, однако его нынешнее состояние оставляло желать лучшего. К тому же он и вправду чертовски притомился сидеть за осточертевшей баранкой.
— Хорошо… — устало выдохнул он. — Лейгур тебе поможет с застругами, трещинами и всем остальным.
На уголках её губ пролегли морщинки от натянутой улыбки.
— Разумеется.
К управлению вездехода Маша приноровилась сравнительно быстро, и уже через полчаса рассекала по твердому насту ни чуть не хуже Домкрата, некогда проезжающий по этой местности в свой последний раз.
Лейгур сидел на переднем сиденье и наблюдал за обстановкой, вяло отдавая распоряжения, в какую сторону стоит направить «Марту». В роли штурмана, однако, исландец пробыл недолго — участившаяся зевота с его стороны и постоянное протирание уставших глаз вынудили Надю напроситься на его место.
— Эй, здоровяк, иди-ка ты вздремни, — строго произнесла она, коснувшись спинки сиденья. — Хватит носом клевать. Не хватало ещё трещину проглядеть. Ещё и наш новоявленный водитель молчит… — она с упрёком посмотрела на Машу, — не отправит своего наводчика отдохнуть.
Машино лицо приобрело виноватое и тревожное выражение.
— Всё нормально, я… — исландец чуть стиснул горло, борясь с очередным подступающим зевком.
— Лейгур, это не просьба. — Надин голос обрёл ещё больше строгости. — К тому же у меня к тебе будет ответственное задание.
Исландец покосился на неё, густая рыжая бровь вопросительно приподнялась, а потом голубые глаза медленно поднялись до уровня ее груди, где в переноске-гамаке лежал малыш.
Лейгур понял всё без слов и, кивнув, уступил ей. Надя помогла ему закрепить на плечах обвязку с младенцем. Всё это время он выглядел крайне растерянным, и на постоянно хмуром лице проявились признаки заботы. Крепко и одновременно нежно, он, придерживая малыша, добрался до пассажирского места, а потом ещё долго смотрел на спящего Йована, прежде чем вырубился сам.
В эту же самую минуту проснулась Арина. Лишь только протерев глаза, она первым делом обернулась в сторону заднего ряда, где разместился Матвей. Его понурая голова и опущенные вперед плечи вкупе с болезненным цветом кожи отозвались тревогой в её сердце. Она встала, чуть пошатнулась от тряски — вездеход как раз преодолевал одну из крутых заструг, — и направилась к нему. Матвей даже не поднял взгляда в ее сторону, оставаясь по-прежнему неподвижным. Таким же безразличным он остался и к ее появлению рядом, когда ноги их соприкоснулись.
Арина захотела взять его за руку, но вдруг пяткой сапога почувствовала, что под сиденьем что-то лежит. Нагнулась и вытащила худой рюкзак. Пальцы сомкнулись на молнии.
— Ох… — издала она сочувствующий вздох, обнаружив внутри знакомый ей револьвер с длинным стволом. Обернулась к Матвею и заметила, как он подал признак жизни, разделив с ней свое внимание к находке.
— Стоило вернуть его обратно владельцу, — тоскливо произнесла Арина.
Матвей молча протянул ей ладонь, и она вложила в нее оружие. Он откинул барабан, посмотрел в пустой патронник, а потом уголок его рта приподнялся в едва заметной и скоротечной ухмылке.
— Он любил его, этот револьвер. Носился с ним как с женой, чистил постоянно, даже подержать никому не давал… — Указательным пальцем покрутил барабан, и по салону прокатилось приятное слуху механическое жужжание. — Постоянно ругал пистолеты и настаивал, что нет ничего надежнее старого доброго револьвера.
— Уверена, Дэн не возражал бы, останься револьвер при тебе, — сказала Арина.
— Да, полагаю, это так… — Он защёлкнул барабан. — Но я не в ладах с этой штуковиной, в отличие от тебя. Да и нужные патроны к нему днем с огнем не сыщешь. — Протянул оружие обратно ей. — Держи, теперь он твой.
Арина осторожно взялась за рукоять, отчего-то ставшую тяжелее, и отложила предложенный ей дар в сторону. Ей так хотелось подбодрить Матвея, стиснуть его в объятиях и убедить, что в смерти Дэна нет его вины, да только разве это поможет?
Медленно её голова склонилась к его плечу, а рука стиснула холодные пальцы собирателя.
Ровно в полночь, впервые с момента прибытия в Антарктиду, им довелось увидеть заходящее солнце. Из-за сгущающейся тьмы решили зря не рисковать и заглушили двигатель.
Снаружи творилось столпотворение красок.
На линии горизонта жарким пламенем горела полоса света, разделяя покрытый темной синевой волны заструг. А выше, в небе, словно нанесенные вдоль линии горизонта размеренным мазком кисти, теплился оранжевый, желтый, зелёный, голубой… и до самого ночного неба, усыпанного моргающими звёздами. Потом наступила ночь, черная и холодная, она продлилась лишь три с лишним часа, и восточную часть Антарктиды вновь озарил солнечный свет.
Прошли сутки.
В этот раз за рулем сидел Матвей, сменивший утомленную поездкой Машу. Тихон стоял рядом, наблюдал за дорогой, постоянно почесывая повязку на голове. Лейгур вернулся на переднее сиденье.
По салону разнёсся детский плач, а за ним последовал убаюкивающий шепот его матери.
Матвей посмотрел, а заднее зеркало с надеждой уловить Арину в отражении. Нашел. Так и сидела по-прежнему в самом конце, положив одну ногу на сиденье и уперевшись подбородком в колено. Арину перегородила вставшая Маша.
— Кажется, я узнаю эти места… — она протяжно зевнула, прикрывая рот. — Мы близко?
Матвей взглянул на исландца, тот и не шелохнулся.
— Лейгур?
Он повернулся к нему.
— Что?
— Проверишь, где мы?
Тот нехотя выдвинул столик с разложенной на ней картой, взял линейку, карандаш и принялся высчитывать. Через минуту он сообщил:
— Отсюда ещё двадцать пять, тридцать километров до «Прогресса».
— Значит, мы почти добрались… — Её рука легла ему на плечо, пальцы стали растирать ключицу. — Как только приеду, первым делом прикажу ребятам накормить нас до отвала.
— Первым делом… — донёсся мрачный голос Арины позади, — выполни обещание своего отца и накорми «Восток».
— Само собой… — с подчеркнутой нотой раздражения ответила ей Маша, обернувшись через плечо, — я немедленно распоряжусь отправить запасы, но сперва мне нужно поговорить с дядей. — Ей взгляд вновь вернулся к лобовому стеклу, голос упал до шёпота: — С его упрямством и принципиальностью будет трудно совладать.
— Уж постарайся, — прошептала себе под нос Арина.
Неожиданно вездеход тряхнуло, и его скорость начала заметно падать.
— В чём дело⁈ — Машина рука сильнее вжалась в плечо Матвея.
Собиратель тщетно вдавливал педаль газа до упора, но чувствовал, как та лишь отзывается бесполезными толчками. Так длилось несколько секунд, прежде чем они полностью заглохли.
— Что происходит? Почему мы остановились⁈ — паника в голосе Маши нарастала с каждым словом.
— Открой капот, — велел Лейгур.
Матвей потяну рычажок, и снежный пейзаж за лобовым стеклом перекрыла стальная пластина.
Исландец снял с крючка куртку и вышел наружу в сопровождении взволнованных взглядов. В ожидании его все молчали, будто боясь лишним звуком спугнуть хрупкую надежду на починку «Марты». Когда дверь в вездеход открылась, впустив внутрь поток ветра с пригоршней снега, все в тревожном ожидании уставились на Лейгура.
— Двигатель сдох, — глухо произнёс он, снимая шапку.
Мгновение стояла тишина.
— Его можно починить? — спросила Надя.
Лейгур медленно покачал головой.
— Дерьмо… — Маша судорожно стала растирать волосы. — Может, рация⁈ — Её глаза сверкнули. — Мы же всего километрах в тридцати от «Прогресса», ведь так?
Матвей открыл крышку рядом с приборной панелью и протянул рацию Маше. Она обхватила ее обеими руками и прильнула динамиками к губам, пока собиратель пытался поймать частоту.
— Станция «Прогресс», говорит Мария Зотова, как слышите меня, приём?
Ей ответил едва различимый шорох.
— Станция «Прогресс», говорит Мария Зотова…
— Сигнал очень слабый, — сообщил Матвей, напрягая слух, — не думаю, что её мощности хватает даже на километр.
— Нет, нет, нет… — отчаянно бормотала Маша, и ещё крепче стиснула рацию в руках. — «Прогресс», вы слышите меня? Прошу вас, ответьте… Это Мария Зотова… Прошу…
Тишина. Лишь почти неразличимый для слуха белый шум из динамика. Гнетущее затишье сгустилось в воздухе.
— «Прогресс» прошу… — Рация выпала из её рук. Маша села на пол и поджала под себя ноги, обхватив колени руками.
И в тот момент, когда Матвей ожидал вновь услышать ее слезы, произошло совершенно иное. Маша Зотова стала истерически хохотать, отчего у Матвея по спине пробежался холодок. Все в ужасе уставились на нее.
— Ну почему, почему⁈ — Кровь прилила к ее лицу. — После всего, что мы пережили… Все эти тысячи и тысяч пройденных километров… И вот, у самого конца, последний рывок… И… — Она задыхалась от смеха. — Чем мы это заслужили⁈
Её воспалённые глаза закатились вверх.
— Папочка, ты постоянно говорил о боге, что он нас обязательно убережет. Ну и где он? Где этот бог⁈
Матвей сел перед ней на колени и приобнял.
— Он издевается над нами, Матвей. Над всеми нами… — всхлипывая, шептала она. — Иначе как это объяснить? Ну как?
У собирателя не нашлось для неё ответа. В отличие от неё, он чувствовал себя совершенно спокойным, а все потому, что внутренний голос давно подсказывал ему — нечто подобное обязательно произойдёт. Эта изрядно затянувшаяся экспедиция не отпустит их просто так и будет держать каждого из них за лодыжку, пока вконец не утянет за собой в бездну.
Он поцеловал Машу в щеку, едва коснувшись её губами, и встал с корточек.
— Я пойду, — объявил он всем собравшимся.
Тишина.
— К-куда пойдёшь? — Маша сглотнула застрявший комок в горле и вытерла сопли тыльной стороной ладони.
— «Прогресс», — коротко сказал Матвей и направился в конец салона, в сопровождении ошарашенных взглядов.
— Ты с ума сошёл⁈ — послышался за спиной голос Маши. — Это же самоубийство! Ты замёрзнешь там насмерть!
— Она права, Матвей, — вмешалась Надя. — Даже не вздумай выходить наружу. Мы недалеко от берега, здесь сильные ветра, и температура воздуха будет ощущаться в два раза холоднее.
Собиратель остался глух к её предупреждениям.
— У нас нет выбора, — сказал он.
— Не пущу. — Арина перехватила его руку, которую он протянул к своей кожаной парке, и накрепко сжала его кисть. В её глазах появилась влага.
— Арин…
— Сказала — не пущу! — взвизгнула она, усилив хватку. — Мы что-нибудь придумаем, как это делали всегда, но наружу ты пойдёшь только через мой труп, ясно?
— Нечего здесь думать, — голос Матвея не поменялся ни на йоту, оставаясь сдержанным. — Ты прекрасно знаешь, чем заканчиваются подобные аварии. Помнишь «Снежную мышку», которую мы нашли недалеко от «Востока»?
Перед глазами вспыхнули белые лица мертвецов, примороженные к своим местам. Одна из покойниц держала малютку на руках, перед смертью отдавая ему последние частички тепла.
Он посмотрел в сторону Нади с Йованом, потом на остальных.
— Я не хочу такой участи для вас. К тому же нам ещё повезло, что мы заглохли только в тридцати километрах от станции, а не в трехстах.
Пальцы Арины чуть разжались, и он взял парку.
— Значит, я пойду с тобой, — не сдавалась девушка.
Он заранее знал её ответ и, как только она договорила, резко отрезал:
— Нет. Это слишком рискованно.
— Рискованно⁈ Да мы только и делаем, что рискуем каждый день с тех пор, как ввязались в эту чертову экспедицию!
Матвей не мог с ней не согласиться, но и отступаться от своего решения не был намерен.
— Ты права, но конкретно сейчас особенный случай. С подобным переходом могу справиться лишь я и Лейгур, но, к сожалению, с раненой ногой он не сможет уйти далеко.
Исландец в ответ издал глубокий вдох, будто оглашая сожаление.
— Я справлюсь, — постарался он приободрить команду и для пущей убедительности своих слов натянул на лицо вымученную улыбку.
Установленный в углу лобового стекла наружный термометр показывал отметку в минус пятнадцать градусов Цельсия — температура, на первый взгляд, не слишком суровая, в особенности для жителя «Востока», приученного сызмальства жить в смертельном холоде. И всё бы ничего, если бы не завывающий снаружи ветер, своей силой чуть пошатывающий их громоздкий вездеход, и, как правильно отметила Надя, превращающий минус пятнадцать градусов во все тридцать.
Матвей завершал последние приготовления, готовясь вступить в очередной бой с его вечным противником — холодом. Победить его, разумеется, не представлялось возможным, — только пережить удары, вновь подняться и набираться силой перед очередной схваткой.
И сейчас ему как никогда нужно было выйти выжившим из предстоящего поединка.
— Держи, — Лейгур протянул ему помятую карту. — Я приблизительно отметил месторасположение вездехода. Так прогрессистам будет проще нас найти.
Матвей спрятал карту в нагрудном кармане.
— Проклятая нога… — пожаловался исландец, склонив голову. — Я обязан быть с тобой.
— Знаю, — Матвей хлопнул его по плечу, — но, видно, твои боги решили иначе, а?
Лейгур хмыкнул, на его лице мелькнула тревога. Потом он осторожно обнял Матвея.
— Megi heppnin fylgja þér, vinur minn, что переводиться на русский как: «Пусть тебе сопутствует удача, мой друг».
— Она мне определенно пригодиться, — с грустью ухмыльнулся Матвей.
Исландец приободрил его, потрепав по плечу, и дал пройти Тихону. В руках парень держал подаренный ему Матвеем нож.
— Тебе он явно будет нужнее, — протянул ему оружие рукояткой вперед. — Я бы с тобой пошёл, но если ты Арине отказал, так мне и подавно откажешь.
— Это верно, никаких шансов, — согласился Матвей и взял у него нож. — Как и прежде, отдам тебе его при нашей следующей встрече.
— Слово даешь?
Матвей кивнул, и как бы ни хотелось ему избежать пустых обещаний, прямо сейчас все же пришлось это сделать:
— Да, даю слово.
У парня содрогнулись скулы, глаза намокли. Он обнял Матвея за шею и быстро отступил, дав пройти Наде. Когда собиратель заметил на ее руках пробудившегося малыша, сердце его заколотилось немного быстрее.
Строгим голосом Надя произнесла:
— Кое в чем ты соврал, когда говорил про тех, кто способен справиться с этим переходом. Ты не забыл, что я солдат? Я вполне могу составить тебе компанию.
— Ни капли не сомневаюсь в этом, — ответил Матвей, поглаживая большим пальцем ручку младенца, — но для Йована будет лучше, если его мама будет рядом.
Надя закрыла глаза, и грудь ее приподнялась от тяжелого вздоха.
— Да… да ты, прав, — коротко ответила она и вернулась на место.
К нему подошла Маша, поцеловала его и положила голову ему на грудь, пока он нежно гладил ее спину.
— Прошу, береги себя.
— Конечно.
С минуту они простояли в объятиях друг друга.
— Если мы выберемся отсюда, — шептала она хрипловатым голоском, — то я первым же делом, вернусь в «Мак-Мердо» и затолкаю Кейт в задницу этот треклятый вездеход.
Матвей встретил улыбкой ее желание.
Последней осталась Арина, только вот девушка не торопилась провожать его. Она так и сидела в заднем ряду, скрестив руки на груди, и смотрела в окно, оставаясь совершенно непричастной к происходящему. И тогда собирателю самому пришлось к ней подойти, сесть рядом и коснуться ее ледяной руки.
— Проверишь мой ваттбраслет? — предложил Матвей, отстегивая ремешки.
— Я проверила его перед выездом, с ним всё в порядке, — угрюмо буркнула Арина.
Попытка разговорить её не удалась.
— Арин, послушай…
— Нет, это ты меня послушай! — возразила она и метнула на него хищный взгляд. — Мне надоело, что ты постоянно жертвуешь собой ради других! Да, вы все не ослышались! — Она обратила свое искаженное лицо к остальным. — Никто из вас не оказался бы здесь, не отдай Матвей часть себя. Вы все бы сдохли еще там, в Захваченных Землях!
Истерика Арины возрастала.
— Не говори так, — попытался успокоить ее Матвей.
— Нет, я буду говорить! — Она ударила его по руке, которой он пытался ее утешить. — Потому что это правда. Как тебя там называл Юдичев? «Праведник»? Так вот, хватит им быть и начни уже думать не только о других, но и о самом себе, черт тебя дери!
Глубоко внутри Матвея пыталось вырваться возражение, и лишь любовь к Арине сдерживала его.
— Ты делаешь мне больно, Матвей, ты это понимаешь? — выдавила из себя девушка заплаканным голосом.
Матвей смиренно склонил голову и почувствовал жжение в груди. Все эти прощания ослабляли его, делали мягче, уязвимее к предстоящему пути. Нужно было идти. Прямо сейчас.
Он встал и быстро направился к выходу. Остановился возле дверей, посмотрел на остальных.
— Все будет хорошо.
И вышел наружу.
Холод не заставил себя долго ждать: цапнул его за щеки и ледяной змеей заполз под ненаправленный рукав. Он быстро натянул на лицо шарф, надел защитные очки и закрыл все места, куда проникал студеный поток. Шагнул по уплотненной морозом корке снега и услышал хруст.
— Матвей!
Он обернулся и увидел ковыляющего к нему Лейгура.
— Все в порядке? — встретил он исландца, сдвинув с носа шарф.
— Ты забыл, вот… — он протянул ему худой вещь-мешок, который Матвей видел впервые. Все собранное, в том числе рюкзак, уже висели на его плече.
— Не думаю, что…
— Там внутри пистолет, — прямо сказал исландец, — полностью заряженный. Я подумал, что он может тебе пригодиться, если вдруг нужно будет привлечь внимание. В таком случае, конечно, лучше иметь ракетницу… Да только ее, увы, я не нашёл.
Матвей взял вещь-мешок и почувствовал вес пистолета. Пожалуй, он и правда может сгодиться, за неимением других альтернатив.
— Есть ещё кое-что… — Лейгур произнёс это тихо, будто собираясь поведать тайну, даже несмотря на отсутствие остальных рядом. — Я не стал это говорить при всех, не хотел наводить панику.
Дверь вездехода открылась, и в проходе встала оказалась Маша. Взволнованность на её лице виделась даже отсюда. Лейгур обернулся через плечо, посмотрел на неё и велел зайти внутрь.
— Что ты не хотел говорить? — спросил Матвей с обеспокоенностью.
— Кажись, «Марта» совсем решила отдать концы. Мало того что двигатель помер, так ещё и приборная панель показала, что аккумулятор вот-вот сдохнет.
— Дерьмо… — стиснув зубы, прошипел Матвей.
— Да, лучше наше положение и не опишешь, — согласился Лейгур. — Не могу знать наверняка, я не механик, но посмею предположить, что его работы хватит ещё на сутки, может и того меньше.
«Сутки, сутки, сутки…» — стучало у Матвея в голове.
Лейгур тихо кивнул.
— Нужно торопиться… — прошептал про себя Матвей, ощущая очередной взваленный на него груз ответственности. Он повернулся к нему спиной и направился дальше, пообещав себе ускорить темп, как только скроется из виду, иначе сделав это сейчас, он вызовет излишние подозрения.
— Матвей.
Он остановился, посмотрел на него.
— Знаешь, девчонка-то права. Если ты выживешь, тебе не помешает хоть немного позаимствовать эгоизма у Юдичева.
«Если ты выживешь». Ему всегда нравилась прямота исландца. Ну а насчёт Юдичевского эгоизма Матвей предпочёл промолчать и шагнул вперёд, навстречу хлещущему в лицо ветру.