Возвращение. Часть II

Глава 8 Думаю, как все закончить

Страшно и холодно было в этой тьме.

А потом один за другим его стали посещать кошмары. Снилось, как увязли ноги в сугробе, как ветер подхватывал его крик о помощи, унося прочь, в никуда. Вдали мелькали силуэты, облаченные в толстые пуховики и парки. И все они проходили мимо, оставаясь безразличным к его мольбам.

Однажды в правую руку вгрызалась адская боль, разорвав пространство между виде́нием и реальностью: вот свистит беспощадная буря, а вот, в ослепительно-белом свете фонаря голова в маске и — вновь бушующая в воздухе стена снега.

Тишина. Чернота сгущалась. Легчало.

Но вот вдали, ровно звезда, сверкнула точка. Становясь всё шире и шире, она раскрывалась как окно, демонстрируя его взору капельницу, стены, полки и…

Арину.

Она сидела возле его койки и дремала, положив голову ему на руку. Веки девушки подрагивали от беспокойного сна. Её теплое дыхание щекотало его большой палец.

Если это и очередное виде́ние, подумал Матвей, то пускай оно будет длиться вечно.

Арина медленно открыла глаза, посмотрела на него, и прежде маленький, как зернышко мака, зрачок, вдруг расширился.

— Очнулся!

Она накрыла ладонями его руку.

— Арина… — прохрипел он. — Это правда ты?

— Ну а кто же ещё? — улыбнулась она ему и поцеловала в костяшки пальцев. — Как ты?

— Бывало и лучше… — Его по-прежнему не покидало ощущение, что здесь что-то не так. — Где мы?

— На «Прогрессе».

«Прогресс». Дорога к нему. Вездеход. Поломка двигателя.

Он начинал вспоминать.

— Остальные? С ними всё хорошо? — Сердце забилось быстрее от волнения.

— Все целы. — Она положила руку ему на грудь. — У тебя получилось, Матвей. Прогрессисты отыскали нас благодаря тебе. Ещё помог дым от горящей «Марты», которую было видно за пару километров.

— Дым? — У Матвея всё в голове перемешалось.

— Да, мне пришлось сжечь вездеход, чтобы мы могли согреться. Когда пришла помощь, он уже догорал.

— Как долго я был без сознания?

— Три дня.

— Три дня… — прошептал он, не веря ушам. Разве не прошло всего лишь мгновение?

— Матвей… — Её пальцы впились сильнее ему в руку. — Я должна тебе кое-что сказать.

На её глазах засверкали слёзы.

— Когда тебя нашли, ты был совсем плох. — Тыльной стороной ладони она почесала нос. — Они сказали, что ещё немного и было бы поздно… — Сжала губы, зажмурилась. — В общем, здешние врачи хорошо постарались, буквально с того света тебя вытащили. Но им пришлось…

Она недоговорила, глубоко вздохнула.

— Пришлось — что?.. — выждав немного, спросил Матвей. Её молчание было сродни пытки.

Арина указала взглядом на правую сторону его кровати, взяла за край одеяла и потянула на себя. У Матвея перехватило дыхание. Он был готов поклясться, что минуту назад шевелил пальцами правой руки, но теперь на её месте находился лишь перебинтованный обрубок чуть выше локтя.

— Врачи сказали, что это была влажная гангрена, — коснулся его сбоку печальный голос Арины. — Не ампутируй они её, ты был бы мёртв.

Он силой оторвал взгляд от культи и лёг на подушку.

— Прости, Матвей…

— За что? Тебе не за что извиняться, — сказал он, глядя в потолок. — Я знал, на что иду.

Внутри у Маши гуляло это неприятное чувство — будто под рёбрами перекатывался игольчатый шар, оставляя глубокие порезы. Несколько раз за день у неё кружилась голова, и она едва не теряла сознание. И никакая радость от возвращения домой не могла перекрыть это мерзкое ощущение. Кажется, обстоятельства теперь стали в несколько раз сложнее.

Собрав всю волю в кулак, она постучала в дверь — и, не дождавшись ответа, решительно вошла.

Сидевший за столом дядя как раз подносил ложку бульона ко рту, выпятив губы.

— Машка? Ты чего влетаешь как оголтелая? — Всхлипом он втянул бульон внутрь и чуть поморщился. — Повезло тебе, что ты моя племянница. Ворвись кто другой вместо тебя, так я б ему…

— Настало время поговорить, — ответила она после короткого ступора. Всё смотрела на дядю и подмечала множество похожих черт с её отцом: тот же угрюмый взгляд, широкая челюсть, даже голос один в один.

Дядя протяжно вздохнул, отодвинул миску с обедом.

— Догадываюсь о чём…

Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на животе.

— Машенька, я думал, мы уже закрыли эту тему, — вяло ответил он и сжал кулаком подбородок, почёсывая пальцами грубую щетину с проседью.

— Ты сказал, что мы поговорим об этом позже…

— В надежде, что ты об этом забудешь и больше мы к этому разговору не вернёмся. Но, видно, я ошибался.

Машу услышанное покоробило, но она предпочла сделать вид, будто этого не слышала. Она облокотилась руками об стол, за которым сидел дядя, и подалась немного вперёд. На её лице вздрогнул лёгкая судорога гнева.

— Пятьдесят человек с оружием и достаточное количество вездеходов с батареями для дороги к «Звездной». Это все, что мне нужно.

Дядя молчал. Вытер глаз указательным пальцем, шмыгнул носом.

Маша не сдавалась:

— «Копье» принадлежит «Прогрессу». Оно принадлежит мне. И мы обязаны…

— Никто ничего не обязан, в особенности ты, — отрезал дядя и как ни в чём не бывало взялся за ложку и принялся черпать ложкой свой обед. — Мой окончательный ответ — нет. На этом разговор окончен. Иди-ка лучше отдохни…

И без того хрупкое терпение Маши иссякло. Она махнула рукой, и миска с бульоном отскочила к стене, нарисовав жирное пятно.

— Ты совсем рехнулась⁈ — Резко вскочил дядя, обронив стул позади себя. Маслянистая капля повисла на его подбородке.

— Весь этот проклятый год я выживала ради «Копья», — сдавленно говорила она, из последних сил сдерживая подступившую к горлу истерику, — ради будущего нашей станции и всего человечества. И теперь, когда я вернулась сюда, ты думаешь, что я вот так просто забуду обо всё этом? Думаешь…

— Да, чёрт возьми, именно на это я и надеюсь! — гаркнул дядя, ударив кулаком по столу.

Маша вздрогнула, быстро поморгала глазами.

— Что ты сказал?

Дядя обошел стол, встал рядом с ней.

— Именно ради блага всего «Прогресса» ты должна оставить это! Ты понятия не имеешь, кому собираешься бросить вызов. «Звездный» это тебе не какая-то там захолустная станция с кучкой отщепенцев. Большинство из живущих там — потомки военных, перенявшие знания и умения своих отцов. Он отошел к стене, запустил пальцы обеих рук в жиденькие волосы. — Дай я тебе хоть сто вооруженных до зубов человек, у тебя против них не будет ни единого шанса.

Но Маша так просто не собиралась сдаваться:

— Несколько недель назад я сбежала с лайнера возле станции «Палмер», известный своей неприступностью. И знаешь, что с ним произошло? Его за одну ночь захватила сотня религиозных фанатиков, которая теперь держит под контролем тысячи людей.

Дядя остался безучастным к её доводам, по-прежнему стоя к ней спиной.

— Я просто хочу сказать… — продолжала она, — что при тщательной подготовке и хорошем плане, мы можем взять «Звездную».

— Никакая подготовка и план не помогут против военного корабля, — послышался хладнокровный ответ.

Маша замерла на месте с полуоткрытым ртом.

— Военный корабль?..

Он обернулся к ней.

— Да. «Твердыня», так они, кажется, его называют. Если не ошибаюсь, именно на нём и эвакуировались высокопоставленные военные во время Вторжения. Под пристальным наблюдением этой махины все побережье возле станции и на подходе к ней. Любой несанкционированный вездеход они уничтожают прицельным залпом одной из пушек. А теперь представь, что они сделают с тобой и твоим отрядом…

У Маши в голове не укладывалось: военный корабль? Но как? Разве это возможно?

— Это правда? — как-то само сорвалось с её губ.

— А ты задай себе вопрос: почему про «Звездную» мало кто знает? Да потому что топят они на хрен тех, кто к ним сунется без приглашения! Про них и знают только мэры станции, с которыми они иногда сотрудничают, вроде нашего «Прогресса». И, как по мне, лучше пускай так и остаётся впредь!

У Маши потяжелело в груди. Всё стало ещё хуже, чем она предполагала. Ноги подкосились, она нащупала спинку стула и села, чувствуя лёгкое головокружение.

— Маша… — Дядя подкатил к ней свое кресло на колесиках, сел напротив, накрыл её руки своими ладонями. Голос его сделался спокойным и по-отечески заботливым: — Ты хочешь добиться справедливости, и я прекрасно понимаю тебя, правда. Миша Буров поступил неправильно…

— Неправильно⁈ — Она выдернула руки из его ладоней. — Он бросил нас умирать!

— Ты права, ты права… — быстро пролепетал он, вытянув ладони в примиряющем жесте. — Я не так выразился, прости меня. Только вот сути дела это не меняет. Токсин у них, и…

— У них? — Зацепился её слух за услышанное. — Откуда ты…

Глаза дяди блеснули, стыдливо опустились. Щеки покрылись румянцем.

— Говори, — потребовала она, чувствуя, как вся комната провоняла недосказанностью. Она терпеть не могла недосказанность, а еще пуще не выносила ложь.

— Я хотел тебе всё сказать, когда ты немного отдохнёшь и остынешь, богом клянусь.

— Говори! — процедила она сквозь сжатые зубы.

Дядя почесал в затылке, тяжело выдохнул.

— Люди со «Звездной» связались со мной вчера, спрашивали о тебе.

— Спрашивали обо мне? — У Маши на мгновение язык отнялся. — Но как они?..

— Узнали о твоём возвращении? Честное слово, не имею ни малейшего представления. Но предполагаю, что среди наших прогрессистов у них имеется свой человек, связной.

Эта новость совсем-совсем ей не понравилась, но всё же разыграла в ней любопытство:

— И какого дьявола им нужно от меня?

Дядя поднялся с кресла, прислонился к краю стола.

— Прежде чем я отвечу тебе на этот вопрос, позволь мне немного начать издалека?

Маша скрестила руки на груди и чуть выпятил подбородок. Ну, раз он так хочет, пускай «начнёт издалека».

— Ты знаешь, почему именно меня избрали старостой, а позже и мэром жители нашей станции? А я тебе отвечу: потому что безопасность и благосостояние прогрессистов для меня всегда были на первом месте. Только поэтому эта станция процветает и растёт с каждым годом. И как ты думаешь, моя дорогая, откуда прорастает корень этого успеха?

Маша продолжала сохранять неумолимое молчание.

— С умения действовать прагматично, — ответил он самому себе. — Думать головой, а не сердцем. Принимать тяжелые решения! И тридцать три года назад я принял такое: не стал отправлять «Востоку» припасы, а раздал её нашим жителям. И теперь их дети и даже внуки благодарны мне за это. — Он широко развёл руки, обнимая свой просторный офис. — Сегодня «Прогресс» — одна из самых благополучных станций Антарктиды. А теперь задайся вопросом, что было бы со всеми нами, дай я волю чувством тогда, много лет назад? Мы были бы мелкой станцией, вроде одной из тех сотен на полуострове, сводящих концы с концами.

— Ещё долго собираешься петь самому себе дифирамбы? — фыркнула Маша, положив ногу на ногу.

— Я просто хочу, чтобы ты поняла, что в первую очередь я всегда защищаю интересы «Прогресса» и его жителей.

— Перед тобой житель «Прогресса», даже больше! Я, черт возьми, твоя племянница. — Она стала нарочито наигранно оглядываться по сторонам. — И что-то я не вижу никакой защиты моих интересов.

— До чего же ты упряма, всегда такой была… — прошептал он, опустив голову. — Хорошо, вот к чему я клоню: «Прогрессу», несмотря на сложившуюся ситуацию, наиболее выгодно будет продолжать поддерживать дружественные отношения со «Звездной» и не пытаться идти на них войной.

— То есть ты предлагаешь, — сказала она, улыбаясь во весь рот, — мне и моим друзьям просто забыть об этом? Сделать вид, что все пережитое нами по итогу оказалось напрасным?

— Вы вернулись домой, — тихо возразил дядя, махнув кулаком в воздухе. — Ты вернулась домой. Разве это не прекрасно?

Вернулись домой… Из его уст это прозвучало так, будто они заблудились где-то неподалёку, поплутали денек-другой и вышли к станции на следующее утро. Ни тебе всех этих смертей, встреч с мерзляками и каждодневного хождения по тонкой веревке, растянутой над пропастью.

Вернулись домой…

— А сейчас послушай меня очень и очень внимательно, — заговорил дядя серьезным голосом. — То, что я тебе скажу, может показаться неправильным, но это только на первый взгляд. И всё же, я считаю, ты должна поступить именно так.

Его ладони сомкнулись как в молитве, и он прошептал:

— Ты правильно сказала: «Копьё» принадлежит «Прогрессу». И, положа руку на сердце, я полностью поддерживаю твою позицию. Но обстоятельства сложились по-другому, и токсин оказался в руках «Звездной». Да, при крайне бессовестных обстоятельствах и всё такое, я понимаю, оставим разговоры о морали на потом и постараемся рассуждать целесообразно.

В ней даже взыграло странное любопытство.

— Целесообразно? — ухмыльнулась она. — Это как же?

— Посуди сама, в «Звездном» ведь тоже не дураки сидят, и рано или поздно они превратят токсин в могучее оружие. И я считаю единственно верным решением будет сотрудничество с ними во благо будущего «Прогресса». И ты, Машенька, можешь стать важным звеном этого союза.

Она медленно подняла голову, взглянула ему в глаза и, глядя на них с ужасом, убедилась — он не шутит.

— Как я понял из разговора со «Звёздным», они испытывают проблемы с… Как же это? В общем, с превращением этой жижи в яд! Так вот, дорогая моя, ты должна отправиться на «Звездный» не в компании винтовок и солдатни, а только с багажом своих знаний. — Пальцем он указал ей на лоб. — Твои мозги им пригодятся и совместными усилиями вы наверняка… Как же это… — он защелкал пальцами, пытаясь вспомнить. — Точно! Синтезируете этот токсин и подарите шанс всему человечеству вернуться домой, подальше от этого треклятого куска льда!

— Значит, этому сукину сыну всё же удалось добраться до Антарктиды… — прошептала себе под нос Маша.

— Что прости? — дядя нахмурил свои седые брови.

— Так вот что значит им от меня нужно… — ухмыльнулась Маша, испытав даже небольшой прилив гордости. — Стало быть, не такие уж они и крутые, эти ученые со «Звездной», а? Не могу разобраться с каким-то там токсином…

— Ну ты мне вот скажи… — дядя сжал воротник своего свитера так, будто ему было тяжело дышать, — разве не этого хотела твоя мать? Ты, вот ты, да! Разве ты сама не хочешь спасти миллионы жизни…

— Да, я мечтала об этом всю жизнь! — крикнула она и вскочила с места, отбросив стул. — Я и мои друзья жили три месяца в страхе под землей и проливала кровь ради «Копья». Все, с кем я отправилась в первую экспедицию, погибли! И ты хочешь сказать, что все они умерли ради того, чтобы я осквернила их память, сотрудничая с убийцами психопатами из «Звездного»⁈

— Убийцы и психопаты? С чего ты вообще взяла, что они…

Маша стала перечислять, поочередно загибая пальцы:

— Уничтожают суда, почти не взаимодействуют с другими станциями, не впускают к себе чужаков и не выпускают своих…

— Ты преувеличиваешь, — отмахнулся дядя.

— А что насчёт чисток? Да-да, папа рассказывал мне о них. Этот полоумный генерал… как там его… Железнов? Собрал карательный отряд и перебил внутри станции сотни человек лишь потому, что посчитал их бесполезными для блага станции и всего человечества?

— Это все слухи.

— Ну конечно, слухи! — возмутилась Маша. — И сам дьявол станет обаятельным в глазах того, кто отчаянно хочет верить, что живёт среди ангелов.

Между дядей и племянницей на мгновение повисло задумчивое молчание.

— Для таких как они человеческая жизнь и пингвиньего дерьма не стоит, — продолжала негодовать Маша. — Мы оба это прекрасно знаем, ты это прекрасно знаешь, но какого-то хрена предпочитаешь закрывать глаза. Ах да! Ради будущего прогрессистов? Тогда вот что я тебе скажу, мой дорогой дядя: если они в конечном счёте и синтезируют токсин, нет никаких гарантий, что они будут лучшими друзьями «Прогресса».

В просторной комнате стало еще тише. Маша только и слышала, что собственное быстрое дыхание и ускорившееся биение сердца.

И после длительного молчания дядя всё же заговорил:

— Даже если верить этим слухам про чистки…

— Это не слухи.

— … факт остается фактом! Токсин у них. Поможешь им от лица «Прогресса» и мы будем у них на хорошем счету. А потом, в будущем, твои дети и внуки будут вспоминать тебя как героя. Помяни моё слово.

— Если они вообще будут…

Ей осточертело пребывать в его компании, и она направилась к выходу.

— Маша! — Он схватил её за локоть. — Обещай мне хотя бы подумать над этим предложением, ладно? Побудь одна, поразмысли… И как только решишься — дай мне знать! Я свяжусь с ними, и мы отправим тебя к ним по морю, на самом быстром нашем судне!

Она подошла к двери и, вдруг осознав кое-что, остановилась в проходе.

— Ты даже не спросил, как умер папа.

Наклоняющийся за опрокинутой миской старик посмотрел на неё:

— Что?

Маша покачала головой, мол, не важно, и вышла в коридор. Она впала в состояние глубочайшей задумчивости, позволив ногами вести её в неведомом направлении. Все проходящие мимо прогрессисты, в числе прочих, которые встречались бывшие коллеги, приветствующие её сочувственно-радостными улыбками, не получали взаимного ответа.

«Он прав…» — заключение это проткнуло её голову острым гарпуном. Как бы мерзко это ни звучало, но дядя прав! Стоит лишь подавить в себе гордость, прийти на поклон в «Звездную» и старательно делать вид, будто ничего и не произошло там, в Москве, когда один из их людей…

Но боже, боже! До чего же гнусно даже думать о союзе с этими людьми! Чем они лучше «Братства» с их религиозным фанатизмом?

А что скажут ребята?..

Эй, Надя, я собираюсь отправиться на «Звездную», помогать людям, причастным к гибели отца твоего сына. Как ты на это смотришь? Да, прости, я понимаю, но всё это во благо человечества…

А что Арина? Она ведь может доставить кучу неприятностей. Чего хуже, этот комок злобы ее и вовсе на месте прикончит, едва она намекнет на вынужденный союз со звездными.

Вот же дерьмо!

А Матвей? Разве она может так с ним поступить? С тем, кто рисковал ради неё до последнего. Даже когда они оказались перед лицом смерти, он отдал руку, лишь бы завершить свою миссию — спасти её и доставить домой. И ради чего? Вот она здесь, жива себе, здорова, на ней ни царапины. Разве теперь не настало время принять пускай и противоречащее всем принципа морали, но всё же правильное (целесообразное!) решение?

Внутренний монолог прервался, когда перед ней выросла широкая фигура исландца.

— А я как раз тебя ищу… — произнёс он, почесывая отросшими ногтями копну своих рыжих волос на бороде. — Слушай, насчёт этого контейнеровоза…

— Да, мне удалось поговорить с Антоном, нашим старшим механиком. — На её хрупкие плечи внезапно легла свинцовая тяжесть. — Прости, Лейгур, но у меня не будет для тебя хороших новостей. Контейнеровоз невозможно починить, там от двигателя остался лишь кусок ржавого железа.

Ноздри исландца раздулись от тихой злости.

— Ты говорила другое…

— Да, говорила! — громким шёпотом сказала она. — Я думала, что эту махину можно починить! Так уж сложилось, что я учёный, а не специалист по кораблям!

Лейгур размял шею и отошёл к иллюминатору, откуда открывался вид на жилые модули станции «Прогресс», стоявшие на длинных сваях. Установленные в море столбы ветряков дрожали под натиском прибрежного ветра; небольшой катер пришвартовался к одному из них, должно быть, механики.

— Не этого я хотел услышать, — раздался едва слышный голос.

Маша прислонилась к стене и уперла задумчивый взгляд в плешивую макушку своего внезапного собеседника.

— У меня есть идея, как я смогу тебе помочь, — осторожно, по заговорщически озвучила она вслух своё предположение.

Лейгур заинтересованно посмотрел на неё через плечо.

— Но сперва мне нужно всё как следует обдумать, — преждевременно ответила Маша, стремясь избежать череды вопросов. — Поговорим об этом позже.

Увидеться с Матвеем ей удалось только под вечер.

Он сидел на краю койки, совсем один, отбрасывая сгорбленную тень на стену перед ним. Его пустой, лишенный сил взгляд, не моргая смотрел в оранжево-розовые отблески заката, падающие на шкафчики, металлические столы и хранящиеся за стеклянными дверцами медицинское оборудование.

Матвей не услышал, как она вошла. Всё внимание собирателя поглотила стена с изображением его собственного силуэта. И лишь подойдя ближе, Маша услышала, как губы его едва заметно шевелятся в шёпоте.

— С кем ты разговариваешь?

Он не вздрогнул, не вскрикнул, а вдруг резко умолк. Потом посмотрел на неё и поприветствовал вымученной улыбкой.

— Маша… — произнёс он так, будто ждал её весь день. Собственное имя, произнесенное из его уст, отчего-то сжали её сердце, заставив ощутить печальную тревогу.

Она присела рядом. Глаза сразу зацепились за увечье, полученное накануне Матвеем. Культя совершенно бесполезным членом его тела болталась на перевязочной косынке. И Маше, как бы она ни старалась сдерживаться, вдруг стало так тошно на душе. Она сделала глубокий вдох и проглотила эту подкатившую к горлу горечь.

— Прости, что не зашла раньше, — об этом она сожалела совершенно искренне. — Мне пришлось столько всего сделать…

— Я знаю, — прервал её Матвей, и взгляд его вновь вернулся к стене. — До меня дошли слухи, что вчера на «Восток» отправился вездеход с припасами…

— Да, — она стала подковыривать заусенец на большом пальце. Она всегда так делала, когда начинала нервничать. — Восемьдесят процентов еды, остальные двадцать — ватты. Кажется, такой у вас с папой был договор?

Матвей кивнул:

— Все верно, — хриплый, изученный голос. — Такой был уговор. Восемьдесят и двадцать.

Маше понадобилось два часа, чтобы убедить дядю выполнить сделку, заключенную между Матвеем и её отцом. Но это стало возможным лишь после того, как Маша рассказала, как мало восточников пережили минувшую зиму.

Дядя тогда произнёс:

«Человек двадцать, говоришь? Не больше? Ну хорошо, черт бы с ним! Уговорила! Тогда все эти припасы, о которых Олег упоминал, будут распределены ровно на двадцать рыл, ни больше. Двадцать… Хм… Это ещё куда ни шло!..»

— Отец может гордиться тобой, — всё так же не отрывая взгляда от стены, тихо пролепетал Матвей. — Ты исполнила его клятву. Помогла «Востоку».

Она крепко стиснула указательный палец в кулаке, борясь с перекатывающимся в груди сволочного чувства.

— Поздно… — прошептала она.

— Что?

— Поздно помогла. Вернись мы вовремя…

«И что? Тогда даже не было бы и того вездехода, начиненного жалким запасом еды и батарей с ваттами. Дядя ни за что не согласился бы распрощаться с таким количеством припасов».

— Да… — сказал Матвей. — Но даже горстка спасенных лучше, чем никого вовсе. Поэтому не принижай своих заслуг. Ты не могла ничего с этим поделать. — И, сглотнув ком в горле, едва слышно добавил: — Никто из нас.

И Маша мысленно согласилась с ним, несмотря на не отпускающее её чувство, будто она могла бы сделать для восточников гораздо больше.

Она облокотилась головой к нему на плечо.

— Я слышу твою тревогу… — шепнул он ей на ухо. — Тебя что-то беспокоит?

— Да, — не сразу ответила она. — Думаю, как всё закончить.

— Закончить?

Она кивнула, задев макушкой его подбородок.

— Расскажу потом. А сейчас давай просто посидим, хорошо? Только мы вдвоём.

— С удовольствием, — ответил он ей и приложил губы к ее голове.

Именно в этой благодатной тишине наедине с любимым, у Маши Зотовой созрел в голове безумный план.