Война Двух Королев

ГЛАВА 38

Кастил

Я тихо сидел рядом с Поппи, когда она спала под ореховым деревом, заснув через несколько мгновений после того, как положила щеку на мой свернутый плащ. Я не хотел ее беспокоить, но в то же время не мог удержаться от того, чтобы не прикоснуться к ней. Это было похоже на какое-то принуждение. Я поправлял плащ, накинутый на нее, полдюжины раз. Я возился с ее волосами, приглаживая упавшие на щеку пряди, а потом с надеждой ждал, когда ветерок унесет мою работу, чтобы у меня была веская причина прикоснуться к ней снова.

Все это было смешно. Возможно, даже немного навязчиво, но прикосновение было успокаивающим, особенно в темноте и тишине. Моя рука слегка дрожала, когда я натягивал плащ на ее плечо. Прикосновение остановило надвигающийся и панический страх, который заставлял мои мысли возвращаться в ту камеру.

Оторвав от нее взгляд, я посмотрел туда, где к одному из деревьев был прикован Малик. Его подбородок был прижат к груди, но я знал, что он не спит.

И я готов был поспорить, что он замышляет побег.

Я не знал, что думать о Малике, но одно было ясно. Он не был предан Избет. Он стремился вернуться не к Кровавой Королеве.

Это было его родственное сердце.

И все же я не думал, что когда-нибудь смогу его простить.

Я даже не был уверен, что смогу простить своих родителей за их ложь.

Из ночи вынырнул Киеран и подошел ко мне. Он присел рядом со мной, его голос был низким.

— Я присмотрю за ней.

Эмоции сжались в кулак.

— Не знаю, хочу ли с ним вообще разговаривать.

Киеран посмотрел на Малика, его челюсть напряглась.

— Ты не хочешь, но тебе нужно, и ты должен.

— Это предполагалось как мудрый совет?

— Кто-то должен давать мудрые советы.

Я ухмыльнулся, отпустив руку ото рта.

— Надеюсь, мы найдем человека, который возьмет на себя эту роль.

Киеран тихо хихикнул, взглянув на Поппи.

— Знаешь, она никогда так не спала, когда тебя не было. Она вообще почти не спала. А когда спала, ей почти всегда снились кошмары. Наверное, поэтому сейчас она спит так крепко. Ее тело пытается восполнить потерю.

Я закрыл глаза.

Услышать все это… Черт, это был удар в самое сердце. Я потянулся к ней, мои пальцы коснулись ее щеки, просто чтобы почувствовать ее.

— Если бы я мог вернуть любую боль, которую она испытала, я бы это сделал.

— Но ты бы ничего не изменил из того, что сделал.

— Нет.

Он тяжело вздохнул.

— То, что Ривер сказал ранее…

Я повернулся к нему, слабый свет луны освещал его щеку и один глаз.

— Присоединение?

Киеран кивнул.

— Ривер даже не был уверен, сможет ли оно блокировать проклятие Первородных.

— Вполне вероятно.

Прошло много времени, пока он смотрел на Поппи.

— Я не хочу, чтобы кто-то из вас чувствовал, что должен сделать это для меня. Мы найдем Малека, а потом убьем эту суку.

Я изучал его. Челюсть была жесткой. Твердой. Решительной. Я видел это выражение тысячу раз. Например, когда мы отправились в Солис на поиски Девы. Он не был согласен с этой идеей, но все время был рядом со мной. Тогда он был так же решителен, как и тогда, когда я приказал ему оставаться в Атлантии, пока сам отправлялся на свои идиотские поиски, чтобы убить Кровавых Королеву и Короля, все эти годы назад. Я знал, что легкое движение его губ означает, что он неохотно забавляется, что я часто видел, когда он впервые оказался рядом с Поппи. Я знал, как он выглядит, когда он в ярости и когда его разрывает на части горе. Я видел, как он становится совершенно холодным. Пустым. Я знал его лицо достаточно хорошо, чтобы понять, когда он смотрел на кого-то, кто был ему глубоко дорог. Тонкие, едва заметные линии напряжения вокруг его рта исчезли. Киеран смягчился. Он делал это, когда смотрел на Элашью… всякий раз, когда говорил о ней. Сейчас он смягчился почти так же, когда смотрел на Поппи.

Я потянулся к нему и сжал его плечо.

— Мы не единокровные братья. Мы не друзья из-за каких-то уз, — сказал я ему, и его взгляд встретился с моим. — Мы не преданы друг другу из-за вежливости, традиций или титула. Мы всегда были выше всего этого. И, во многом, мы две половины одного целого. Разные, как Поппи и я, но не настолько разные. Ты это знаешь.

Киеран закрыл глаза.

— Мы с Поппи говорили об этом.

— Я полагал, что именно этим вы и занимались. — Он сделал паузу. — Ну, одно из того, чем, как я понял, вы двое занимались.

Я усмехнулся, наблюдая за ним.

— Когда дело доходит до Присоединения, это не потому, что мы чувствуем, будто нам это нужно. Это потому, что мы хотим этого, — сказал я ему. — Это делается для тебя так же, как и для нас.

Киеран снова сглотнул.

— Я просто хотел, чтобы ты знал… хотел, чтобы она знала… что я этого не жду.

— Мы оба это знаем.

Он прочистил горло.

— Так вы говорили об этом?

— Да. — Я сжал его плечо. — И ты знаешь наш ответ… то, что она решила.

— Знаю. — Глаза Киерана открылись. — И что ты чувствуешь по этому поводу?

— Ты знаешь, как я к этому отношусь.

Появилась ухмылка.

— Заинтригован?

— Я всегда нахожусь в состоянии постоянной интриги, когда дело касается ее, — признался я.

— Да, — вздохнул он, глядя на нее сверху вниз. — Держу пари, у нее было столько вопросов.

Я усмехнулся.

— И все они обоснованные, и ты, наверное, втайне мечтал, чтобы она задала их тебе, чтобы ты почувствовал себя полезным.

Киеран хрипло рассмеялся.

— Да, это так.

— Я хотел, чтобы она потратила время на то, чтобы убедиться, что это то, чего она хочет, — сказал я ему, и он кивнул. — Если она все еще хочет совершить Присоединение, мы сделаем это, когда вернемся из Кровавого леса.

— Это хорошо. Я хочу, чтобы она была уверена.

Его взгляд переместился на меня.

— Иди, поговори со своим братом. Со мной она будет в порядке.

— Знаю. — Сжав его плечо в последний раз, я поднялся и ушел. Когда я обернулся, Киеран занял свое место рядом с ней, бдительный и внимательный, и это согрело мою грудь.

Я прошел через небольшую поляну. Малик не заметил моего приближения, но он был в курсе. Все эти отвратительные эмоции теснились в моей груди, когда я опустился перед ним на колени. Я ничего не сказал. Он тоже ничего не говорил в течение нескольких мгновений. Когда он заговорил, я чертовски хотел, чтобы он этого не делал.

— Ты ненавидишь меня.

Стиснув челюсти, я повертел шеей из стороны в сторону. Ненавижу ли я? Да. Нет.

— Я бы тебя не винил, если бы это было так. — Он вытянул ногу. — Я знаю, что ты искал меня все это время. Я слышал, как тебя называли Последователи. Темный…

— Только ты был единственным Темным, который когда-либо имел значение.

Его плечи напряглись, когда он продолжил.

— Я не хотел, чтобы ты искал меня. Я хотел, чтобы ты отказался от этого. Молился, чтобы ты так и сделал. Я все думал, что ты услышишь обо мне — о человеке по имени Элиан, которого часто видели в Вэйфере. Что ты поймешь, предположишь, что я предал тебя, и сдашься. Ты не сдался. Надо было знать лучше. Ты всегда была упрямым сопляком…

— Мне плевать на все это. Ты даже не хочешь знать, на что я готов ради Поппи, так что я понял. Ты сделал это для своего родственного сердца. Как только эти слова были произнесены, я вздохнул, насколько они, черт возьми, правдивы. — То, как я поступил с Поппи, чтобы освободить тебя. Я солгал ей. Предал ее. И, да, это на моей совести. Я должен с этим разобраться. Но это также то, что ты сделал с ней, чего я не могу понять, независимо от того, во что ты верил, что она сделает, став взрослой. Она была ребенком. А ты, который ненавидит насилие в любом виде… никогда бы даже не подумал о том, чтобы причинить вред ребенку.

Малик ничего не сказал.

Уродливый кулак эмоций сжался сильнее.

— Неважно, что ты не смог довести дело до конца. Она пострадала из-за тебя, Малик. Страшно.

— Знаю, — сказал он неровным тоном, как будто ему было больно признавать это. Я хотел сделать ему больно даже за то, что он признал это.

— Знаешь ли ты? Знаешь ли ты шрамы, которые никто не может увидеть? Как глубоко они в ней засели? Твои действия мучили ее годами. — Я опустился на одно колено, положив руку на прохладную траву, чтобы не дать себе заехать ему по лицу. — Ты оставил ее там умирать.

Малик поднял голову. Точно такие же глаза встретились с моими.

— Я не оставлял. Она пыталась сказать тебе это еще в Каменном холме. Как, по-твоему, она выжила в ту ночь? Первородный бог или нет, она еще не прошла Выбраковку. — Он наклонился вперед, насколько позволяла цепь. — Ты знаешь, что это означает, что она бы умерла, если бы ее оставили там. Никто из тех, кто пережил ту ночь, не смог бы вытащить ее оттуда. Я смог. Я отвез ее обратно в Карсодонию, и эта чертова… — Его пронзила дрожь, и он негромко рассмеялся. Сурово. — Я не оставил ее там.

Я уставился на него. Поппи сказала, что он вытащил ее из Локсвуда. Он сказал правду. Но имело ли это значение?

— Это должно как-то искупить твою вину?

— Нет, черт возьми. Потому что ты прав. Я был причиной этих шрамов — скрытых или нет. — Малик прислонился к дереву. — Я видел Пенеллаф. Не часто. Избет держала ее подальше от большинства, но я видел ее до того, как они заключили ее в эту вуаль. Я видел, к чему привели мои действия. И поверь мне, это должно принести тебе немного покоя, если ты не видел последствий, когда все было так свежо.

Я быстро поднялся и сделал шаг к нему, но остановился, увидев, что Киеран сделал то же самое на другой стороне поляны. Я отвернулся от брата, втягивая прохладный ночной воздух, пока он не заглушил ярость.

— Аластир когда-нибудь кому-нибудь говорил, что видел меня?

Я повернулся к нему.

— Потому что он видел.

Твою мать.

— Нет.

Глаза Малика закрылись.

— Он увидел и узнал меня. Не знаю, должен ли я чувствовать облегчение или нет, что он держал это при себе.

Но так ли это? Или это было что-то другое, о чем лгали наши родители? Поэтому они поверили, что Малик отправился к ним? В Атлантию? Почему они так настаивали на том, чтобы я занял трон?

— В ту ночь, когда я посмотрел в глаза Пенеллаф и увидел Супругу, я поверил Коре. Ты знаешь, что она была права, — сказал он через мгновение. — Что Пенеллаф положит конец Кровавой короне. Но с годами я понял, что для нее не имело значения, кем в душе была Пенеллаф. Важно было лишь то, нашла ли Избет способ использовать ее силу. — Его глаза открылись. — И ты знаешь, что она это сделает. Ты видел это в Каменном холме. В Оук-Эмблере. Избет разжигает свой гнев, и Поппи отвечает яростью.

— Заткнись.

— И когда она завершит Выбраковку, то ответит не яростью. Это будет смерть. Это будет именно то, на что рассчитывает Избет. Что-то…

Я бросился вперед, обхватив рукой горло Малика.

— Поппи никогда не уничтожит ни королевство, ни тем более царство. Не важно, что сделает Избет, — сказал я ему, понимая, что Киеран снова поднялся, но остался рядом с Поппи. — Она, в отличие от своей матери и меня, умеет контролировать свой гнев.

— Ты знаешь, как сильно я хочу в это верить? — Его голос сломался.

Я застыл, не сводя с него взгляда.

— Если ты сейчас хотя бы подумаешь о том, чтобы причинить ей вред, клянусь богами, я разорву тебя на части, конечность за конечностью.

— Если бы я хотел что-то попробовать, я бы сделал шаг, когда она была моложе и вернулась в Вэйфер, — процедил он. — Я этого не сделал. И Миллисента тоже.

— Да, это верно. Миллисента сказала, что это должен быть я, когда она закончит Выбраковку.

— И это было нелегко для нее сказать тебе.

— Похоже, она не очень-то и старалась подобрать слова.

— Милли не знает свою сестру, но она не выбрала бы для нее такой конец. Она просто пытается защитить людей. — Он выдержал мой взгляд. — И мне неприятно, что тебе пришлось это услышать. Да. Носить в себе такое знание… что скоро только ты сможешь остановить ее.

— Не переживай за меня, брат. — Я впился пальцами в его трахею настолько, что он вздрогнул. — Я не потеряю из-за этого ни секунды сна, потому что я никогда не сделаю этого, и она не даст мне повода.

— А если ты ошибаешься? — выдавил он.

— Я не ошибаюсь. — Я отпустил его горло и отступил назад, пока не сделал что-то, о чем мог бы пожалеть. — Мы собираемся найти Малека. Мы собираемся привести его к Избет.

— Но ведь дракен сказал о Присоединении…

— Мы еще не сделали этого. — Я уставился на небо, не понимая, зачем вообще признался в этом.

— Черт. Серьезно? Ты женат на своем родственном сердце и не сделал этого? Ты? Киеран? Черт… — В нем проскользнуло немного прежнего Малика, которого я знал. — Просто я предположил, что вы связаны. Видимо, и дракен тоже. — Он сделал паузу. — А вы можете? Может, это и не сработает против проклятия Первородных, но…

— Это не твое гребаное дело. Но, соединились или нет, я не стану рисковать. — Я повернулся к нему лицом. — И Поппи тоже.

Малик взглянул на Киерана. Он вернулся на место рядом с Поппи и сидел так, что склонился над половиной ее тела, словно защищая ее.

— Ты уверен, что вы не связаны?

— Да, — язвительно ответил я. — Вполне.

— Ха, — пробормотал он.

Прошло несколько долгих мгновений, пока я смотрел на него сверху вниз.

— Почему ты никогда не пытался снова лишить ее жизни, когда она была молодой и уязвимой? — спросил я, хотя не был уверен, что должен знать. Потому что, как я уже сказал, Поппи гораздо лучше меня умела контролировать свой гнев. — Почему этого не сделала Миллисента, если она тоже верила в пророчество?

Малик снова покачал головой.

— Это ее сестра. Милли не могла этого сделать. Неважно, что Пенеллаф никогда не должна была узнать о ней.

— А ты? Ты перестал верить в то, что сказала Кора.

— Я… я просто не мог этого сделать. И когда она стала достаточно взрослой, что я перестал видеть в ней ребенка, ее отправили в Масадонию, — сказал он, его глаза превратились в тонкие щелки. — И к концу я уже слышал о Темном. О тебе. И я подумал…

Я напрягся.

— Подумал что?

— Что ты убьешь ее, чтобы отомстить Кровавой Королеве.

Ругаясь себе под нос, я отвернулся. Было время, когда я именно так и собирался поступить. До того, как я встретил Поппи. Когда знал ее только как Деву. Но те короткие моменты дурманили мне голову даже сейчас.

Я провел рукой по лицу. Я все еще не знал, имеет ли значение то, что Малик изменил свое мнение. И будет ли это вообще иметь значение. Я снова опустился на колени.

— Так ты хочешь или не хочешь победить Избет и Кровавую Корону?

Глаза Малика затвердели, превратившись в янтарные осколки.

— Я хочу увидеть, как они сгорят.

— А как же Миллисента? — спросил я.

— Она хочет того же. — Его взгляд упал на место, где спала Поппи, а затем вернулся к моему. — Она хочет быть свободной от своей матери. Наконец-то она сможет жить.

— Если ты действительно этого хочешь, то не станешь бежать обратно в столицу и убивать себя. Ты будешь сражаться рядом с нами. Ты поможешь нам найти Малека, а потом убить Избет. Ты поможешь нам покончить с этим.

— Я помогу вам, — сказал Малик. — Я не буду пытаться сбежать.

Я внял его словам, желая поверить в то, что он утверждал, так же сильно, как он хотел поверить в то, что я говорил о Поппи. Проблема была в том, что вера не приобретается словами. Вера зарабатывается поступками. — Есть еще кое-что, что мне нужно знать о той ночи в Локсвуде. Что за чертовщина была с тем стишком?

— Что? — Он нахмурился. — Каким стишком?

— Про красивый мак. Сорви его и смотри, как кровоточит. — Я изучал его черты лица.

— Если это стишок, то он звучит на пятом уровне отстоя, — сказал Малик. — Но я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я даже никогда не слышал ничего подобного.

***

На следующее утро, когда мы взошли на скалистый холм, взору предстали крепостные стены гор, окружающих Падонию. Предвкушение и решимость стремительно нарастали, как и благоговение. Леса глициний, которые я видел накануне вечером, теперь заполонили земляную дорогу и сам город Падония, а их ветви разных оттенков синего и фиолетового переходили в глубокий малиновый цвет внешних границ Кровавого леса.

Поппи была явно захвачена красотой, ее взгляд метался по каждому дюйму пейзажа. Я надеялся, что это помогло ей забыть о том, что мы проехали дорогу в Локсвуд не более часа назад. Ее плечи не расслаблялись, пока глицинии не стали более заметными. Тем не менее, она молчала почти все утро.

Сдвинувшись в седле, я взглянул на Малика. Между нашим вчерашним разговором и предстоящей встречей с отцом, я был поглощен своими мыслями и надеялся на богов, что не совершил огромную ошибку, сняв костяные цепи с его запястий и позволив ему свободно ездить верхом.

Я не хотел, чтобы наши войска впервые увидели своего принца в цепях.

Поппи положила руку поверх той, которой я обхватил ее талию, и повернулась ко мне лицом.

— Ты в порядке?

— Не уверен, — признался я, глядя на нее сверху вниз. — Я думал о том, что скажу отцу.

— И что придумал?

— Ничего подходящего для повторения, — сказал я с сухим смешком.

Она посмотрела вперед, когда сквозь извивающиеся лозы голубовато-фиолетового цвета стал виден мост через реку Рейн.

— Мы можем отложить это, если тебе нужно больше времени.

— Не нужно. — Я поцеловал ее в макушку. — Будет лучше, если я покончу с этим.

Стали видны верхушки многих палаток, и казалось, что основная часть армий разбила лагерь за пределами Вала. Рискованный шаг, но, скорее всего, решение было принято в пользу того, чтобы не разрушать поля внутри.

Из города до нас донесся низкий, грохочущий рев. Я притормозил коня, когда Киеран остановился рядом с нами, и до наших ушей донесся стук копыт и лап.

— У нас скоро будут гости. — Я сжал ее бедра, а затем сошел с лошади. Она без вопросов и колебаний вложила свою руку в мою. Лошадь, на которой мы ехали, только сейчас привыкала к Киерану в его вольвеньей форме, и у меня было чувство, что скоро нас нагонит еще много народу. Я не хотел, чтобы она сбросила Поппи.

Ее губы сжались.

— Я до сих пор не могу поверить, что у меня нет отличного слуха или зрения. Нелепо.

— Или умения превратиться во что-нибудь, — напомнил я ей, когда шум стал громче и ближе.

— И это тоже.

— Ты совершенна такая, какая ты есть. — Я наклонился и поцеловал уголок ее рта. — Средний слух и все такое.

— Это было банально, — сказала она, усмехаясь, глядя на меня сквозь ресницы своими лучистыми зелено-серебристыми глазами. — Но мило.

Первым сквозь лианы глицинии прорвался белый вольвен и помчался прямо к нам. Я не смог сдержать улыбку, когда Делано практически бросился в мою сторону.

— О, Боже, — пробормотала Поппи, успокаивая нервную лошадь.

Я поймал чертова вольвена и с хохотом отпрянул назад. Делано был отнюдь не самым крупным из вольвенов, но все же тяжелым и сильным, как бык. Я опустился на одно колено и попытался успокоить мохнатую, извивающуюся массу, которой был Делано, когда он прижал свою голову к моей.

— Я скучал по тебе, дружище. — Сжимая его голову, я крепко обнимал его, пока вольвен цвета пепла, похожий на Киерана, но меньший по весу и росту, не оттолкнул его с дороги.

В моей груди потеплело, когда я обнял Нетту. Она была немного менее спокойна в своем рвении, только один раз чуть не опрокинула меня на задницу.

— Я тоже по тебе скучал.

— А как же я? — прозвучало в ответ.

Я провел рукой по макушке Нетты и сказал:

— Я ни разу не вспомнил о тебе, Эмиль.

— Ай, — со смехом сказал атлантиец, а затем более мягким голосом я услышал, как он сказал:

— Я знал, что ты его достанешь.

Подняв глаза, я увидел, как пурпурноволосый ублюдок взял руку Поппи в свою и прижал ее к золотой и стальной броне, украшавшей его грудь. В кои-то веки мне не захотелось пробить ему горло до позвоночника. Только потому, что в его взгляде было обожание и уважение.

И потому, что он быстро отпустил ее руку.

Меня окружили другие вольвены, и я сдался, оставшись стоять на коленях, пока каждый из них подходил, чтобы либо прикоснуться ко мне, либо прижать свою голову к моей. Я с удовольствием ждал. Для вольвена сделать такое было знаком уважения, и для меня было честью быть принятым.

Когда я наконец смог подняться, меня охватило еще одно чувство. Я наблюдал, как Поппи приветствовали точно так же, увидел, как она повернулась, чтобы зарыться лицом в шерсть на шее Делано, а затем крепко прижать к себе Нетту. Ее смех, когда к ней прижимались вольвены. Ее принятие их… эта сияющая любовь в ее ярких глазах… и их явное поклонение ей сделали что-то с моей грудью и моими чертовыми глазами.

Это была моя жена.

Мое родственное сердце.

Черт возьми.

Прочистив горло, я посмотрел на стоящего передо мной высокого атлантийца.

— Сдержался, — густо сказал Нейл. — Не хотел быть затоптанным.

Смеясь, я преодолел между нами расстояние и обнял его.

— Рад тебя видеть.

— Как и. — Его рука обвилась вокруг моих плеч. — Без тебя мне было не по себе.

Я судорожно выдохнул.

— Но теперь я вернулся.

— Я знаю, что вернулся. Просто не оставляй нас снова.

— И не мечтай.

Нейл сжал меня в последний раз, прежде чем отойти. Он поймал мое левое запястье. Взгляд был коротким, но его янтарные глаза стали жесткими.

— Мы заставим их заплатить за это.

— Заставим. — Я сцепил наши руки.

Когда Нейл отошел в сторону, его быстро сменил Перри и притянул меня в однорукое объятие. Доспехи, которые он носил, упирались мне в грудь, но мне было все равно. Долгое время мы не разговаривали, а потом он грубо сказал:

— Хорошо выглядишь.

— Так и есть, — сказал я ему. — Ты следил за Делано?

— Всегда. Это как задание на двадцать четыре часа. — Перри засмеялся, откинувшись назад, его янтарные глаза сияли. — Никто из нас не сомневался, что Киеран и наша королева найдут тебя. Ни на одну чертову секунду.

Мое горло сжалось.

— Я тоже.

Медленно выдохнув, Перри отступил назад и наконец посмотрел на Малика. Рука вокруг моих плеч напряглась.

— Боги, это действительно он.

— Да. — Я смотрел, как Делано подходит к Малику. Остальные вольвены наблюдали внимательно, настороженно. Их неуверенность в отношении принца висела в воздухе.

— Он выглядит… — Нейл присоединился к нам, и я заметил, как на челюсти Перри напрягся мускул.

— Он выглядит совсем не так, как я ожидал, — закончил Эмиль.

Другими словами, он не был похож на ту беспорядочную груду плоти и костей, которой был я, когда вернулся после нескольких десятилетий плена.

Эмиль сжал мою руку, и я притянул этого ублюдка в тесное, крепкое объятие.

— Делано сказал, что Малик не хотел возвращаться? — тихо спросил он.

Перри взглянул на нас.

— И что Поппи сказала ему, что все сложно.

— Так и есть. — Я повернулся, обнял Поппи, когда она встала рядом со мной, но не отрывал взгляда от брата.

Малик стоял на коленях перед Делано, а Киеран подкрался поближе, наблюдая за ними обоими. Мой брат заговорил, но даже я не смог разобрать слов. Что бы он ни сказал, Делано ответил легким толчком головы о руку Малика.

От этого действия Малика пробрала мелкая дрожь, и это не осталось незамеченным другими вольвенами. Напряжение, сгустившееся в воздухе, ослабло. Поппи прижалась к моему боку, ее ладонь лежала чуть ниже моей груди, а Малик положил дрожащую руку на макушку склоненной головы Делано. Глаза Малика закрылись, когда пальцы Поппи вцепились в мою рубашку, его черты лица исказились, когда он повернул голову, проведя плечом по его щеке. Я знал, что должна была почувствовать Поппи. Эмоции были четко прописаны на лице Малика. Печаль.

Прела, вольвен Малика, была сестрой Делано.