— Ты должна отпустить, детка. Тебе нужно спрятаться, Поппи… — Мама замолчала, а затем отстранилась, потянувшись к сапогу. Она вытащила тонкий черный клинок, а затем закружилась, поднимаясь так быстро, что я едва успевала уследить за ее движениями.
Здесь был кто-то еще.
— Как ты мог это сделать? — Мама шагнула в сторону, частично загородив шкаф, но я видела, что на кухне был мужчина. Кто-то одетый в ночь.
— Мне жаль, — сказал он, и я не знала его голоса.
— Мне тоже. — Мама замахнулась, но человек в плаще поймал ее за руку…
И потом они стояли там, не двигаясь. Я застыла в шкафу, сердце колотилось и по телу струился пот.
— Это необходимо сделать, — сказал мужчина. — Ты знаешь, что произойдет.
— Она всего лишь ребенок…
— И она станет концом всего.
— Или она будет их концом. Началом…
Стекло разбилось, и воздух наполнился криками.
— Мама!
Ее голова дернулась.
— Беги. Беги…
Кухня, казалось, тряслась и грохотала. В комнату хлынула темнота, сползая по стенам и растекаясь по полу, а я так и застыла на месте. Серые и тусклые существа заполнили комнату, капая красным.
— Мама!
Тела сорвались в мою сторону. Пасти с острыми зубами. Воздух разорвал пронзительный вой. Костлявые, холодные пальцы вцепились в мою ногу. Я закричала, отпрянув назад в шкаф.
Что-то мокрое и вонючее брызнуло мне в лицо, и холодные пальцы отпустили меня. Я начала отползать дальше.
Темный человек заполнил пространство шкафа. Он залез внутрь, но деваться было некуда. Он схватил меня за руку, выдергивая наружу.
— Боги, помогите мне.
В панике я рванулась к нему, когда он взмахнул другой рукой, сбивая существ, когда они налетали на него. Моя нога поскользнулась в мокрой воде, когда я вывернулась в сторону…
Там была мама, ее лицо покрылось красными пятнами. Она истекала кровью, когда всадила черный клинок в грудь мужчины. Он захрипел, произнеся слово, которое я однажды слышала от папы. Его хватка ослабла, и он попятился назад.
— Беги, Поппи. — Мама задыхалась. — Беги.
Я побежала. Я бежала к ней…
— Мама… — В мои волосы вцепились когти, царапали кожу, обжигая так же, как в тот раз, когда я потянулась за чайником. Я закричала, пытаясь найти маму, но не могла разглядеть ее среди сплетений на полу.
Я увидела папиного друга в дверном проеме. Он должен был помочь нам… помочь маме, но он уставился на человека в черном, который поднимался из массы извивающихся, кормящихся существ, и его горький ужас заполнил мой рот, задушив меня. Он отступил назад, качая головой, бросая нас. Он бросал нас…
Зубы вонзились в мою руку. Жгучая боль пронзила кожу и озарила мое лицо. Я упала, пытаясь стряхнуть их с себя.
— Нет. Нет. Нет, — кричала я, дергаясь. — Мама! Папа!
Глубокая, запретная боль пронзила мой живот, захватывая легкие и тело.
А затем они падали вокруг и прямо на меня, хромые и тяжелые, не давая дышать. Боль. Тяжесть. Я хотела к маме.
Вдруг они исчезли, и на моей щеке, на моей шее появилась рука.
— Мама. — Я моргнула сквозь кровь и слезы.
Надо мной стоял Темный, его лицо было лишь тенью под плащом с капюшоном. На моем горле лежала не его рука, а что-то холодное и острое. Он не двигался. Его рука дрожала. Он дрожал.
— Я вижу ее. Я вижу, как она смотрит на меня.
— Она должна… он ее виктор, — услышала я голос мамы, который был слегка влажным. — Ты понимаешь, что это значит? Пожалуйста. Она должна…
— Боже правый.
От горла отхлынул холодный пресс, и меня подняло в воздух, я парила и парила в теплой темноте, мое тело существовало, но отсутствовало. Я ускользала в небытие, окруженная запахом цветов. Пурпурных цветов, которые королева любила держать в своей опочивальне. Сирени.
В этой пустоте со мной был кто-то еще. Они приблизились, и перед тем, как заговорить, их окутала тьма иного рода.
Какой могучий маленький цветочек.
Какой могучий мак.
Сорви его и посмотри, как кровоточит.
Не могучий больше.
***
Просыпаться было непросто.
Я знала, что должна. Мне нужно было убедиться, что с моими людьми все в порядке. Но оставался Кастил. И этот кошмар… Я хотела уйти от него как можно дальше, но мое тело казалось тяжелым и бесполезным, даже не связанным со мной. Я парила где-то в другом месте, и все больше дрейфовала, и дрейфовала, пока не перестала чувствовать себя тяжелой. Я сделала резкий, глубокий вдох, и мои легкие расширились.
— Поппи? — К моей щеке прикоснулась рука, теплая и знакомая.
Я заставила себя открыть глаза.
Киеран висел надо мной, как… как Темный в кошмаре. Лицо Киерана было размыто лишь по краям, но не было невидимым для меня.
— Привет.
— Привет? — На лице Киерана появилась медленная улыбка, а затем его покинул грубый смех. — Как ты себя чувствуешь?
Я не была уверена, наблюдая, как его черты лица проясняются еще больше.
— Хорошо. Я так думаю. Что случилось? — Я сглотнула… и напряглась, от землистого, древесного вкуса в задней части моего горла, быстро осознав, что лежу на чем-то невероятно мягком. — Ты кормил меня? Снова? — Я не слышала ни Ривера, ни кого-либо еще. — Где мы?
— По одному вопросу за раз, хорошо? — Его рука оставалась на моей щеке, не сводя с меня глаз. — Та стрела из сумеречного камня была покрыта каким-то ядом. Миллисента сказала, что он лишит тебя сознания всего на несколько дней…
— Миллисента? — Мои брови нахмурились.
— Прислужница. Так ее зовут, — сказал он мне. — Поскольку я бы доверился ей больше, чем гадюке, то дал тебе кровь на всякий случай.
— Ты… не должен был давать мне больше крови. Она нужна тебе.
— Вольвены похожи на атлантийцев. Наша кровь быстро восстанавливается. Это одна из причин, почему мы так быстро исцеляемся, — сказал он, и я вспомнила, что Кастил говорил что-то подобное. — У тебя рука не болит? В последний раз, когда я проверял, она выглядела зажившей.
— Не болит. Благодаря тебе, я уверена. — Я начала поворачивать голову, но его большой палец провел по моему подбородку, удерживая его на месте. Мое сердце заколотилось, когда в голове всплыло еще кое-что из того, что он сказал. — Как долго я была не в себе?
То, как он посмотрел на меня, заставило мое сердце бешено забиться.
— Ты спала около двух дней, Поппи.
Я выдержала его взгляд, и не была уверена, какая вещь поразила меня первой. Соленый бриз, колышущий занавески на соседнем окне. Мягкая кровать, на которой я лежала, которая всегда была большой, какой бы маленькой я ни была. Отсутствие плаща егерей и серой туники без рукавов, которую вместо него носил Киеран. Или что жуткий стишок, который я слышала в своем кошмаре, был немного другим. Я повернула голову. На этот раз Киеран не остановил меня. Его рука скользнула с моей щеки на кровать. За его спиной виднелся широченный потолок из мрамора и песчаника, выше, чем во многих домах, выкрашенный в пастельные голубые и белые тона, между изогнутыми колоннами, которые сбегали со стен и шли вдоль куполообразной… башенной комнаты.
В груди гудел эфир, когда мой взгляд переместился туда, где, как я знала, стояли две колонны, обрамляющие дверь, отделанную золотом. Ее часто оставляли незапертой, но я сильно сомневалась, что сейчас это так. Комната не была маленькой или большой, но она была такой же роскошной, как я помнила. Бледно-серые балдахины тянулись к четырем столбикам кровати. Толстый кремовый ковер покрывал пол между кроватью и колоннами. С одной стороны стоял изящный столик с золотой отделкой и украшенные золотом кресла. Одну стену занимал огромный платяной шкаф, в котором когда-то хранилось больше кукол и игрушек, чем одежды.
Киеран едва успел избежать столкновения со мной, когда я села.
— Тебе стоит немного расслабиться…
Спустив ноги с кровати, я встала. Голова кружилась, но это не было связано ни с сумеречным камнем, ни с ядом. Меня охватило неверие, пока я пересекала круглую комнату.
— Или нет, — пробормотал он.
Я подошла к окну, мое сердце сжалось в предчувствии. Схватив в кулак мягкую, как масло, занавеску, я отдернула ее в сторону, хотя знала, что увижу.
Верхушки крытых проходов, проходящих через ухоженный двор, который находился в тени внутренней стены, более высокой, чем большинство Валов. Величественные поместья, расположенные за еще одной стеной. Мой взгляд остановился на рядах ярких, розовато-пурпурных деревьев джакаранды, выстроившихся вдоль дороги за внутренними воротами. Я проследила за ними до холмов, поросших ярко-зелеными деревьями, за терракотовыми крышами, расположенными бок о бок, увитыми виноградными лозами, усыпанными красными маками. Я увидела храмы. Они были самыми высокими зданиями в Карсодонии… выше, чем даже замок Вэйфер, и оба находились в Садовом районе. Один был построен из сумеречного камня, а другой — из алмазного щебня и известняка. Я последовала за яркими деревьями прямо туда, где в лучах солнца поблескивал Золотой мост.
Мы были в Карсодонии.
Я обернулась.
— Когда мы сюда добрались?
— Вчера вечером. — Киеран поднялся. — Они привезли нас прямо в Вэйфер. Какой-то золотой хрен ждал нас у дверей. Он хотел разлучить нас. Сказал, что нам будет неуместно быть вместе или еще какую-то хрень, но я рассказал ему, как именно… в мельчайших подробностях… этого не произойдет.
Я понятия не имела, кто такой этот золотой хрен.
— А Ривер?
— Дракен находится в комнате внизу. Мы в…
— Восточном крыле Вэйфера. Я знаю. Это была моя комната, когда я жила здесь, — перебила я, и его челюсть сжалась в ответ на эту информацию. — Ты был здесь все это время? Как ты узнал, что с Ривером все в порядке?
— Они привели его, когда я потребовал встречи с ним. Он был довольно хорошо воспитан, что, пожалуй, было самым нервирующим моментом. Но, как и мне, ему дали чистую одежду и еду. Он под охраной в своих покоях. — Тот ухмыльнулся. — Ну, под охраной, как они думают. У них нет ни малейшего представления о том, что он собой представляет. Если бы они знали, то сомневаюсь, что просто поместили бы его в комнату, заперли дверь и на этом все закончилось.
— И он действительно остался в своей комнате?
Он кивнул.
— Даже он, кажется, знает, что лучше не бросаться в атаку, когда мы находимся буквально в сердце вражеской территории.
Первобытная сущность прижалась к моей коже, реагируя на вихрь эмоций. Я чувствовала себя так, словно могла выйти из себя.
— Мешочек…
— Он здесь. Я взял его. — Он кивнул на кресло из слоновой кости с подушкой по другую сторону кровати.
Слава богам.
— Ты… ты видел ее?
Кровавую Королеву.
Избет.
— Нет. Я даже не видел никаких Вознесенных, кроме небольшой армии рыцарей. Они повсюду. За пределами этой комнаты, в холле, на каждом этаже, — сказал он мне. — Я наполовину ожидал, что они будут в этом чертовом шкафу. Прислужницы и этот золотой хрен были единственными, кто с нами общался.
Но здесь была она.
Она должна была быть.
— Малик?
Киеран покачал головой.
Я закрыла глаза, сделав глубокий вдох.
— Кто тот золотой, о котором ты говоришь?
— Его зовут Каллум. Он Восставший. И с ним что-то не так.
— В этом всем есть что-то очень странное, — пробормотала я. Моя голова словно переключилась с запутанного кошмара на осознание того, что мы находимся в Карсодонии. Внутри Вэйфера. Это было очень сложно… насколько сильно наши планы сбились с пути. Сколько контроля мы либо потеряли, либо никогда не имели. Меня пронзила трещина паники, грозящая глубоко вонзить свои когти. Я не могла этого допустить. Слишком многое было поставлено на карту. Я должна была разобраться.
Мои руки задрожали, когда я прижала их к бокам.
— А как же та Прислужница? Миллисента?
— Не видел ее с тех пор, как мы прибыли сюда.
Я неглубоко вздохнула.
— Ты слышал, как она сказала, что мы не сможем попасть в Карсодонию незамеченными, если не пойдем с ней? Не то чтобы мы не сбежали. Тебе это не показалось странным?
— В ней нет ни одной вещи, которая не казалась бы мне странной.
Что ж, с этим мне пришлось согласиться.
Заставив свои мысли замедлиться и сосредоточиться, я положила руки на теплый карниз окна и посмотрела на улицу. Небо окрасилось в тускло-розовый цвет. Мой взгляд сразу же упал на каменные шпили храма Никтоса, а затем на мерцающий алмазный купол храма Персеса. Они располагались друг напротив друга, в разных районах: один смотрел на Страудское море, а другой — на тени Утесов Печали.
Если Кастил находился под землей и в системе туннелей, подобной той, что была в Оук-Эмблере, он мог оказаться под любым из них.
Как и мой отец.
Я была там, где хотела быть, но добраться сюда мне хотелось совсем не так. Я сосредоточилась на далеком Золотом мосте, который отделял Садовый район от менее благополучных районов Карсодонии. Мое сердце наконец-то замедлилось. Мои мысли успокаивались, когда в груди оседал эфир. — Это не совсем плохо.
— Да, — согласился Киеран, присоединившись ко мне у окна. — Мы здесь.
— Это не значит, что у нас будет свободное передвижение по замку или городу, — рассуждала я. — За нами будут пристально наблюдать, и неизвестно, что задумала Кровавая Королева. Она не оставит всех в своих комнатах сытыми и одетыми надолго.
— Нет, это не в ее стиле. — Взгляд Киерана проследил за моим.
Чайки пикировали и покачивались над Валом, где он начинал изгибаться и открывался вид на Нижний город, а затем на море, где на лазурных водах сверкало заходящее солнце. Мягкое сияние ложилось на сады и скатные крыши, и даже дальше, где дома стояли один на другом и едва хватало места для дыхания, теплый свет заливал город. Карсодония была прекрасна, особенно в сумерках и на рассвете, как и Кровавый лес. Еще одно доказательство того, что нечто столь потрясающее на поверхности может быть и уродливым внутри.
— Как ты думаешь, где сейчас наши армии? — спросила я.
— Армии уже должны быть в Нью-Хейвене или даже в Уайтбридже, — сказал он мне. — Они будут в трех-четырех днях пути. — Он наклонил голову и посмотрел на меня. — Если мы не вернемся в Три Реки, как обещали Валину, они придут искать.
Я кивнула.
— Как далеко ты могла общаться с Делано через нотам?
— Довольно далеко. Однажды он смог связаться со мной из Пустошей, но я не думаю, что смогу связаться с ним так далеко.
— Я тоже так думаю. — Он посмотрел на окно. — Но ведь Карсодония не может быть намного больше, чем расстояние между Пустошами и Помпеем, верно? — Киеран повернулся ко мне. — Что, если он смог подобраться к Валу?
Я пристально посмотрела на возвышавшуюся вдалеке массивную стену.
— Я могла бы до него добраться.
***
Некоторое время спустя я стояла, с блестящих фарфоровых лиц, аккуратно выстроившихся вдоль полок с одной стороны шкафа, на меня смотрели пустые глаза.
— Пожалуйста, закрой дверцу, — сказал Киеран сзади меня.
— Боишься кукол?
— Скорее, я боюсь, что эти куклы украдут мою душу.
На моих губах заиграла кривая ухмылка, когда я закрывала дверь. Мне приходилось рыскать в поисках всего, что можно было использовать в качестве оружия. Мой вольвений кинжал все еще был при мне, но они отобрали оружие у Киерана и Ривера. Я предложила Киерану клинок, но он отказался. Ни один из них не был беззащитен, но мне было бы легче, если бы он взял кинжал.
— Ты действительно играла с ними в детстве? — Киеран уставился на закрытый шкаф, словно ожидая, что кукла откроет дверцу и высунет голову.
— Да. — Повернувшись к нему, я прислонилась к шкафу.
— Это многое объясняет.
Я закатила глаза.
— Она… Избет дарила мне по одной каждый год в первый день лета, пока меня не отправили в Масадонию. Я думала, что они прекрасны.
Киеран скривил губы.
— Они ужасны.
— Да, но их лица были гладкими и безупречными. — Я потрогала шрам, проходящий по моей теплой щеке. — Мое, очевидно, не было, поэтому я притворялась, что похожа на них.
Его черты смягчились.
— Поппи…
— Я знаю. — Все мое лицо словно горело. — Это было глупо.
— Я не собирался говорить, что это было глупо…
За секунду до того, как распахнулись позолоченные двери, раздался громкий стук.
Это была она.
Прислужница.
Миллисента вошла в покои, ее черная туника с длинными рукавами была без всяких украшений и заканчивалась у колен, прямо над туго зашнурованными сапогами. На ее лице снова красовалась крылатая маска, на этот раз черная. Контраст с ее бледными глазами был поразительным.
— Добрый вечер. — Миллисента хлопнула в ладоши, когда за ней вошли три Прислужницы. Они были одеты одинаково, но носили свободные капоты, которые закрывали их головы и рты, оставляя видимыми только нарисованные маски. У двух из них были почти бесцветные голубые глаза. У одной — карие. И тут меня осенило. Возможно, не все Прислужницы были Восставшими, но было ясно, что не у всех были такие бледно-голубые глаза. У моей матери… у нее были карие глаза.
— Рада видеть тебя на ногах и в строю. — Миллисента наклонила голову к Киерану, и мое внимание привлекли ее волосы. Они были ровного полуночно-черного цвета, но выглядели… пестрыми и выцветшими. — Я же говорила тебе, что с ней будет все в порядке через день-два… или полтора.
Я оттолкнулась от шкафа, сразу же потянувшись, чтобы прочитать ее. Мои чувства ударились о стену, вызвав вспышку раздражения. Она блокировала меня.
— Что это был за яд?
— Что-то извлеченное из внутренностей какого-то существа. — Одно плечо приподнялось. — Это убило бы атлантийца. Определенно смертного. Только один стражник носил эти стрелы. Ну, знаешь, как страховка на случай, если ты захочешь продолжить свою божественную тропу Предвестника Судьбы.
— Если ты продолжишь называть меня Предвестником, я, скорее всего, возобновлю эту благочестивую тропу войны.
Миллисента рассмеялась, но звук был совсем не похож на тот, что в дороге. Он звенел фальшиво.
— Я бы очень не советовала этого делать. Сейчас все на взводе, особенно после письма, полученного Короной.
— Какого письма?
— Корона получила сообщение, что Нью-Хейвен и Уайтбридж перешли под контроль атлантийцев, — сказала она нам. — И мы ожидаем, что Три Реки будут захвачены в любой момент.
Вонетта и генералы действовали точно по расписанию. Я улыбнулась.
Губы Прислужницы подражали моим.
— Королева просит вас присутствовать.
Моя улыбка исчезла.
— В твою купальню принесли горячую воду, — объявила Миллисента, пересекая опочивальню и опускаясь в кресло у кровати. — Как только ты приведешь себя в надлежащий вид, тебя проводят к ней.
— Нас проводят к ней, — поправил Киеран.
— Если это доставит тебе удовольствие, то, конечно, не стесняйся, пожалуйста, присоединяйся к своей горячо любимой королеве. — Она подняла руку в полуперчатке. Вошла еще одна Прислужница. Она направилась к гардеробу, перекинув через одну руку белое платье.
— Можете прекратить, — сказала я. — Я это не надену.
Прислужница остановилась, глядя на Миллисенту, которая устроилась так, что ее плечи лежали на сиденье, а ноги лежали на спинке стула, скрещенные в лодыжках. Ее голова свисала с края сиденья, и я понятия не имела, почему она так сидит и как она оказалась в таком положении за несколько секунд. Она нахмурилась.
— А почему бы и нет?
— Она хочет одеть меня в белое платье Девы. — Я уставилась на платье. — Мне все равно, какие у нее причины, но она больше никогда не будет иметь права решать, что мне носить.
Бледные глаза смотрели на меня из-за нарисованной маски.
— Но это единственное платье, которое мне дали.
— Это не моя проблема.
— И не моя тоже.
Я повернулась лицом к Прислужнице.
— Тебя зовут Миллисента?
— В последний раз, когда я проверяла.
Моя спина выпрямилась.
— Мне нужно, чтобы ты кое-что поняла, Миллисента. Если она хочет, чтобы я пришла к ней, ты найдешь мне одежду не белого цвета. Или я приду к ней такой, какая я есть.
— На тебе грязь, кровь и только боги знают, что еще, — заметила она. — Возможно, ты забыла, но твоя мать неравнодушна к чистоте.
— Не называй ее моей матерью. — В груди зазвенел эфир, когда я шагнула к Прислужнице. — Для меня она не такая.
Миллисента ничего не сказала.
— Или ты найдешь мне что-нибудь другое, или я пойду в этом, — повторила я. — А если это не подходит, я пойду к ней только в том, в чем родилась.
— Правда? — Она выделила это слово.
— Правда.
— Это почти стоит того, чтобы позволить тебе сделать это, только ради одного — увидеть выражение ее лица. — Миллисента несколько секунд стояла неподвижно, а затем оттолкнулась каблуками от спинки стула. Я скрестила руки, когда она наполовину перекатилась, наполовину перевернулась со стула на ноги. Она повернулась ко мне, прямые, растрепанные волосы наполовину закрывали ее лицо. — Тогда это моя проблема.
— Да.
Миллисента шумно выдохнула.
— Мне за это мало платят. — Она выхватила платье у другой Прислужницы. — Вообще-то, мне вообще не платят, так что это еще хуже.
— Чертовски странно, — пробормотал Киеран себе под нос, наблюдая, как она… выбегает из комнаты.
Остальные Прислужницы остались, неподвижные и молчаливые, их лица были скрыты нарисованными масками. Как я могла забыть о них? Я подавила дрожь при воспоминании о том, как они бесшумно двигались по коридорам. И моя мать, единственная женщина, которую я знала, была одной из них?
— У вас у всех есть имена? — спросил Киеран, внимательно наблюдая за ними. Его встретила тишина. — Мысли? Мнения? Что-нибудь?
Ничего.
Они даже не моргнули, стоя между нами и открытыми дверями. Я позволила своим чувствам достичь их. Перед моим взором предстали стены, похожие на стены Миллисенты, и я мысленно представила крошечные трещины в этих щитах. Маленькие трещинки, наполненные серебристо-белым светом. Я протиснулась сквозь отверстия, чувствуя…
Одна из Прислужниц слегка вздрогнула, когда я почувствовала вкус чего-то воздушного и похожего на бисквит. Покой. Удивленная, я отпрянула и чуть не сделала шаг назад. Как они могли чувствовать покой? Это было совсем не похоже на то, что я узнала от Миллисенты.
— Заставляет задуматься, почему та, другая, такая разговорчивая, — заметил Киеран. — А эти нет.
— Потому что я не думаю, что она полностью похожа на них. Правда? — спросила я Прислужниц, когда Киеран бросил на меня быстрый взгляд. — Она другая.
— В чем-то, кроме очевидного? — пробурчал Киеран.
— Она не пахнет, как они.
Брови Киерана сжались, когда он повернулся к другим Прислужницам.
— Ты права.
Миллисента вернулась вскоре после этого, неся одежду, такую же черную, как и та, что была на ней. Она прошла мимо Киерана и меня, бросив одежду на кровать.
— Это лучшее, что я смогла сделать. — Повернувшись ко мне, она положила руки на бедра. — Надеюсь, это сделает тебя счастливой, потому что это, несомненно, будет раздражать ее.
— Разве я выгляжу так, будто мне не все равно, раздражает ли это ее?
— Нет. — Она сделала паузу. — В данный момент. — По моему позвоночнику пробежал холодок, когда она подошла к стулу и села, скрестив ноги. — Тебе нужно подготовиться. Я составлю компанию твоему… мужчине.
— Отлично, — пробормотал Киеран.
— Я хочу увидеть Ривера перед встречей с королевой.
— Он в порядке.
— Я хочу его видеть.
Ее губы сжались, когда она уставилась на меня.
— Она всегда такая требовательная?
— То, что ты называешь требовательностью, я бы назвал утверждением ее власти, — ответил Киеран.
— Ну, это раздражает… и неожиданно. — Ее немигающий взгляд остановился на мне. — Она не всегда была такой.
— Откуда ты знаешь? — спросила я.
— Потому что я помню тебя, когда ты была тихой, как крошечная мышка, не издавала ни звука, если только не наступала ночь, и дурные кошмары находили тебя во сне, — сказала она.
И снова этот холодок пробежал по моей спине.
— Я была здесь тогда. Мне кажется, что я всегда была здесь, — сказала она со вздохом. — Я стара, Пенеллаф. Почти так же стара, как твой король…
Прежде чем я успела осознать, что сдвинулась с места, то уже стояла перед ней, положив свои руки поверх ее, вдавив их в ручки кресла.
— Где Кастил? — спросила я, заметив, что Киеран подошел ко мне сзади, а остальные Прислужницы шагнули вперед.
Когда Миллисента ничего не сказала, Первородная сущность запульсировала в моих венах, и я опустила голову, чтобы мы оказались на уровне глаз.
— Ты видела его? — В мой голос вернулась дымка.
Прошло долгое мгновение.
— Если хочешь увидеть его, — сказала она, и я чуть не пропустила этот быстрый, меткий взгляд, который она бросила в сторону Прислужниц. — Я предлагаю убраться с глаз моих долой, подготовить свое лицо и сделать это быстро. Время не ждет, Ваше Высочество.
Я выдержала ее взгляд, а затем медленно отступила. Выхватив у нее одежду, я пошла в купальню, быстро помылась в чистой теплой воде, которую кто-то принес. Я слышала, как Миллисента спрашивала Киерана, не вольвен ли он, а потом болтала о том, что она никогда не разговаривала с вольвенами. Киеран практически ничего не ответил.
Одежда, казалось, была взята прямо из ее гардероба. Хитоновая туника была без рукавов и спадала с плеча, оставаясь на том месте, где должна была быть рана от стрелы из сумеречного камня, если бы она не затянулась, не оставив даже следа. Лиф был облегающим, но кожаные ленты на талии и бедрах позволяли мне ослабить материал, чтобы он облегал мою более полную фигуру. Подол доходил до колен и имел прорези по обеим сторонам, что позволяло спрятать вольвений кинжал, но при этом он был легко доступен. Мне удалось закрепить мешочек на одном из ремней на талии, а кольцо осталось за вырезом, у груди. Она принесла пару бриджей, которые, как мне показалось, принадлежали не ей, но они пришлись впору, так что мне было совершенно все равно, откуда они взялись.
Я подошла к туалетному столику, мое сердце колотилось, когда я смотрела на свое отражение. Серебристое свечение за моими зрачками было ярким, и мне показалось, что аура немного расширилась. Я моргнула. Никаких изменений.
Стоя там, я думала о сне… кошмаре. Моя… мама что-то сказала Темному. Он был ее виктором. Вот почему слова Тони показались мне такими знакомыми. Я слышала это раньше. Той ночью, и боги только знают, сколько раз в кошмарах, которые я не могла вспомнить с тех пор. Леопольд. Мой отец. Он был… он был похож на Виктера. Я тяжело выдохнула.
Моя хватка на фарфоровом столике усилилась, когда я окинула взглядом шрамы. Они немного поблекли, когда я вознеслась, но сейчас казались заметнее, чем когда-либо. Я не знала, из-за яркого ли света ламп или из-за зеркала в этом замке… в этом городе, они казались такими разительными.
Мое сердце продолжало колотиться, а во мне нарастала смесь ужаса и предвкушения. Оно накатывало волнами с тех пор, как я проснулась и обнаружила, что мы находимся в Вэйфере. Я была здесь. Там, где был Кастил. Там, где был мой отец. Где была Избет.
— Я ее не боюсь, — прошептала я своему отражению. — Я — королева. Я бог. Я ее не боюсь.
И закрыла глаза. В тишине комнаты мое сердце наконец-то замедлилось. Мой желудок успокоился, и хватка ослабла. Уверенными руками я заплела в косу свои еще влажные волосы.
Мне нельзя было бояться ее. Я вообще ничего не могла бояться. Не сейчас.
***
Впервые шрамы на моих руках и лице были видны всем, когда мы спустились на главный этаж замка Вэйфер.
Это было удивительное ощущение.
Миллисента отвела меня к Риверу, и не стала спорить, когда он последовал за нами в зал. Дракен молчал, склонив голову и закрыв лицо копной светлых волос, но я знала, что он ничего не пропустил, пока мы пересекали атриум, который когда-то казался таким огромным и прекрасным.
В детстве меня привлекали виноградные лозы, вырезанные на мраморных колоннах и покрытые золотом. Я прослеживала тонкие гравюры, насколько могла, но узоры доходили до арочных потолков. Мы с Йеном часто пробирались в атриум в середине дня и звали друг друга, слушая, как наши голоса отражаются от тонированного стекла.
Теперь все это казалось мне… излишним. Безвкусным. Как будто вся эта золотая отделка и произведения искусства пытались скрыть пятна крови, которые никто не мог видеть.
Но то, что теперь все казалось меньше, могло быть связано с количеством людей, сопровождавших нас. Кроме Миллисенты и четырех Прислужниц, нас сопровождали шесть королевских рыцарей, и, как я могла предположить, еще прибывшие Восставшие, судя по их запаху и, как я поняла, жутко бесшумной манере ходить. Вампиры носили похожую одежду на шее и лице, оставляя под шлемами только глаза. Я не беспокоилась о них. Если они попытаются что-то сделать, я смогу их убрать. Восставшие были бы проблемой, но у нас имелся Ривер.
Мы вошли в Зал Богов, где по обе стороны коридора стояли статуи богов. Я точно знала, куда мы направляемся. Большой зал.
Между массивными статуями стояли вазы с сиренью вперемешку с ночными розами — моими любимыми цветами. Ни одно из лиц богов не было запечатлено в деталях на статуях. Они были просто гладким камнем, обращенным вверх к скатным потолкам. Это было еще одно место, где мы играли с Йеном: в один момент мы бегали по статуям, а в другой сидели у их подножия, пока Йен придумывал для богов грандиозные приключения, в которых они должны были принять участие.
Моя грудь сжалась, когда я посмотрела вперед, на меньший куполообразный атриум, где стояли только две статуи, обе выточенные из рубинового камня.
Король и королева Солиса.
— Безвкусица, — пробормотал Киеран, увидев их.
Миллисента остановилась перед нами, а справа от нас я увидела двух королевских гвардейцев, стоявших у дверей, выкрашенных алой краской. Стражники открыли их, и из бокового входа в Большой зал хлынул шум — ропот, смех, крики и возгласы благословения.
Оглянувшись через плечо, Миллисента приложила палец к своим розовым губам, прежде чем войти в Большой зал. Прислужницы за ней не последовали. Они отошли в сторону, освобождая нам путь, пока Миллисента выходила в альков, который, как я помню, опоясывал весь Большой зал.
Прижав ладонь к мешочку, я присоединилась к ней. Не обращая внимания ни на толпу внизу, ни на Вознесенных, заполнивших другие секции алькова. Мое внимание было приковано к возвышенному помосту — его ширина и длина были размером с большинство домов. Троны были более новыми, по-прежнему инкрустированными алмазами и рубинами, но на их спинках больше не было королевского герба. Теперь они напоминали полумесяц. И оба были пусты.
Но недолго.
Позади тронов Прислужницы распустили малиновые знамена, и в Большом зале воцарилась тишина. Не было произнесено ни единого слова. Появились председатели в золотых мантиях, они крепко держались за деревянные перила, когда выходили, неся в руках клетку, которая напомнила мне позолоченную птичью клетку. Я подняла брови, рассматривая красный шелк, обернутый вокруг каждого прута, и слои занавесок на седалище, скрывающие от глаз тех, кто сидел внутри.
— Вы, должно быть, издеваетесь надо мной, — пробормотал Киеран, когда председатели опустили клетку на пол.
Я не успела ответить, как Прислужницы отдернули занавески, и Кровавая Королева вышла из позолоченного кресла. Раздались аплодисменты, и гром оваций эхом отразился от стен, покрытых знаменами, и стеклянного потолка.
Все мое внимание было приковано к ней, когда она пересекала помост, одетая в белое платье, которое закрывало все, кроме рук и лица. Бриллиантовые шпили короны на каждом рубиновом обруче, соединенные полированным ониксом, ослепляли и дразнили. Ее темные волосы сияли в свете многочисленных бра, выстроившихся вдоль десятков колонн, поддерживающих полы алькова и обрамляющих помост. Даже со своего места я видела, что ее глаза были сильно очерчены черным, а губы были глянцевого ягодного оттенка.
Внутри меня все закрутилось и сжалось, когда я положила руки на перила, а она сидела на троне, наклонив голову, чтобы насладиться приемом. Мне потребовалось все, чтобы не воспользоваться ревущей силой, наполняющей мои вены, и не наброситься на нее, прямо здесь и сейчас. Мои пальцы впились в камень, вдавливая золотые завитки, которые вились по перилам, колоннам, по полу и вдоль видимых участков стен.
— Сукин сын, — прорычал Киеран с другой стороны от меня.
Я перевела взгляд с Кровавой Королевы на темного мужчину, который присоединился к ней, стоя слева от нее. Мое дыхание обожгло легкие. Золотисто-бронзовая кожа. Каштановые волосы, припорошенные лучами солнца и откинутые назад от безумно знакомых черт лица. Высокие скулы. Полный рот. Твердая линия челюсти.
— Малик, — прошептала я.
Горечь гнева росла в моем горле, оттеняемая терпким страданием. Я подняла руку, положив ее на ту, что лежала рядом с моей. Киеран сжал камень так же крепко, как и я. Мне удалось подавить свою печаль и ярость, направив в него немного тепла и… и счастья. По его телу прошла дрожь, и сухожилия его руки под моей ладонью расслабились.
— Принц Малик, — мягко поправила Миллисента. — Твой шурин.
Я повернула к ней голову. Она смотрела на Малика. Так близко, как мы стояли, я видела крошечные пятна на ее щеках под нарисованной маской. Веснушки. Я сжала руку Киерана. Она смотрела на принца так же, как он смотрел на нее в Оук-Эмблере, челюсть сжата и неподвижна.
Ривер прошел позади нее, мышцы его бицепса и предплечья были напряжены. Похоже, его не беспокоили те, кто находился в алькове — Вознесенные в своих шикарных шелковых платьях и сверкающих драгоценностях. Хотя они определенно смотрели на нас любопытными полуночными глазами.
Нет, внимание дракена привлекла массивная статуя Первородного Жизни.
Она стояла в центре Большого зала, высеченная из бледного мрамора. Как и у других статуй в Зале Богов, на месте лица не было ничего, кроме гладкого камня, но детали в других местах были поразительны и не потускнели за годы, прошедшие с тех пор, как я видела его в последний раз — ни тяжелые подошвы калиг, ни броня, защищающая ноги и грудь. В одной руке он держал копье, в другой — щит.
Смертные обходили стороной статую и черные лепестки, сорванные с цветущих ночных роз и разбросанные вокруг его каменных ног.
— Вряд ли Никтос обрадуется, узнав, что его статуя осталась здесь, — проговорила я.
— Это не статуя Никтоса. — Слова Ривера прозвучали как низкий гул.
— Он прав, — добавила Миллисента.
Толпа затихла, прежде чем я успела спросить, что они имели в виду, и тогда заговорила она.
— Мой народ, как вы чтите меня.
Ее голос.
Мои внутренности похолодели от мягкого, теплого тона, который так противоречил ее особой жестокости.
— Как вы смиряете меня, — сказала она, и мои пальцы снова вцепились в перила. Смиряете? Я чуть не вскрикнула и не рассмеялась. — Даже во времена такой неопределенности и страха ваша вера в меня никогда не ослабевала.
Киеран медленно повернул голову ко мне.
— Я знаю, — пробормотала я.
— И за это я не дрогну. И боги тоже. Ни перед лицом безбожного королевства, ни перед лицом Предвестника.