Ее слова вырвали меня из воспоминаний.
— Что?
— Когда он злился, сущность становилась более заметной. Иногда эфир клубился в его глазах. Иногда они были просто зелеными. Твои делают то же самое. — Избет откинула голову назад, ее тонкое горло напряглось от глотка. Остальные Прислужницы и рыцари отступили от нас, оставив в центре зала. — Не знаю, известно ли тебе это.
Мои глаза были…
Давление сжало мою грудь и горло, когда я отступила назад и остановилась, наткнувшись на колонну. Одна рука метнулась туда, где под туникой лежало кольцо. Я не понимала, почему это знание так сильно повлияло на меня, но это было так.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы заговорить.
— Как ты его схватила?
Избет долго не отвечала.
— Он пришел ко мне почти через двести лет после окончания войны. Он искал своего брата, а тот, кто пришел с ним, почувствовал кровь Малека и привел его ко мне.
— Дракен?
Последовало напряженное молчание, и в эти мгновения я задумалась о том, что чувствовала от пещерного кота, когда видела его в детстве. Безнадежность. Отчаяние. Знал ли он, кто я?
— Интересно, что ты это знаешь, — наконец сказала Кровавая Королева. — Очень немногие знают, что было с ним.
— Ты будешь удивлена тем, что я знаю.
— Вряд ли, — ответила она.
Я опустила руку к холодной колонне позади меня.
— Где дракен?
— С дракеном покончено.
Я ненадолго закрыла глаза. Мне было понятно, что это значит. Догадывалась ли она о том, что убила дочь первого дракена? Скорее всего, нет, и я сомневалась, что ей есть до этого дело.
— Я знала, что у Малека был близнец, но когда впервые увидела его… Я подумала: боги, мой Малек наконец-то вернулся ко мне. — У нее перехватило дыхание, и я почувствовала мельчайший привкус горечи. Ее эмоции ненадолго, менее чем на мгновение, пробили мои щиты. — Конечно, я ошибалась. Как только он заговорил, стало ясно, что он не Малек, но я позволила себе поверить в это на какое-то время. Я даже подумала, что могу влюбиться в него. Что я могу просто притвориться, что он был моим Малеком.
К горлу подкатила желчь.
— Ты притворялась, запирая его в клетке и принуждая себя к нему?
— Я не принуждала его. Он сам решил остаться.
Боги, она была такой лгуньей.
— Он был заинтригован этим миром, — добавила она. — Он никогда не общался со смертными. Ему было любопытно узнать о Вознесенных. О том, чем занимался его брат. Думаю, Айрес даже полюбил меня.
— Если бы мой отец появился в последние два столетия в поисках Малека, к тому времени ты была бы замужем.
— И что?
Мой взгляд метнулся туда, где неподвижно стояли Прислужницы. Я полагала, что у многих королевских семей были свободные браки, но стал бы Айрес интересоваться любовницей своего брата? Это выглядело как-то… мерзко, но это был бы наименее тревожный аспект всего этого.
— Но потом он захотел вернуться, а я не была готова его отпустить. — Пауза. — И не смогла.
Мне потребовалось все, чтобы не закричать на нее. Она не смогла? Как будто у нее не было выбора?
— Он был зол. Но когда мы объединились, чтобы сотворить тебя, он не был вынужден. Ни в тот, ни в другой раз.
По мне пробежала дрожь. Я не могла себе поверить, что могу говорить. Сущность бурлила слишком сильно.
— Ты не веришь мне? — спросила Избет.
— Нет.
— Я не могу винить тебя. Это не было актом любви. Ни с одной из наших сторон. Для меня это было необходимо. Я хотела ребенка. Сильного. Я знала, какой ты будешь, — продолжила она, и я подумала, что меня сейчас стошнит. — Для него это были просто похоть и ненависть. Эти две эмоции не сильно отличаются друг от друга, когда между вами нет ничего, кроме плоти. — Еще одна пауза. — Возможно, тебе будет приятно узнать, что после этого он пытался убить меня.
Я вздрогнула, почувствовав тошноту.
— Нет, — прошептала я. — Это мне не нравится.
— Что ж, это сюрприз.
В горле запершило, и я закрыла глаза от нахлынувших слез. Мой желудок продолжал трепетать. Даже если он был… активным соучастником, она уже забрала его свободу. Здесь не было настоящего согласия. А Избет была худшим вариантом на стольких разных основаниях.
— Раньше я удивлялась, почему Айрес так долго искал своего брата. Может быть, потому что Айрес так крепко спал. Но ведь Малек не умер все эти годы назад, как я считала? Его замуровала эта сука. Теперь я знаю, что он, должно быть, был в сознании до этого момента. Двести лет, Пенеллаф. А потом он должно быть ускользнул от настолько близкой гибели, насколько это было возможно, чтобы потом разбудить Айреса.
Я открыла глаза.
— Вы были родственными сердцами. Как ты не узнала, что он не умер?
— Поскольку, что бы ни сделала Элоана, чтобы похоронить его, она разорвала эту связь. Связь. Ты знаешь, о чем я говорю. Это чувство — ощущение другого, — сказала она. И я поняла. Это было неосязаемое чувство знания. — Это как брачный отпечаток, но не на плоти. В твоей душе. В сердце. Я почувствовала потерю этого, и часть меня умерла. Вот почему я верила, что он умер, и желала этого. Потребовалось почти двести лет, чтобы он утратил связь со своим близнецом. Чтобы стать бессознательным. Ты можешь себе это представить?
— Нет. — Я подумала о тех божествах в склепах.
— Элоана могла не знать, что он был богом, но она знала, что делает с божеством. Такое наказание хуже смерти, — продолжала она. — Твоя свекровь не так уж сильно отличается от твоей матери.
— Ты права, — сказала я. — Только она не такая убийца, как ты.
Кровавая Королева рассмеялась.
— Нет, она просто убивает невинных младенцев.
— А ты нет? — выпалила я в ответ, даже не потрудившись сказать ей, что Элоана утверждала, что не знала о смерти сына Избет. Она все равно мне не поверит. — Где он?
Ее рот напрягся.
— Его здесь нет.
Я уставилась на нее, не зная, верить ли этому. Если она взяла Айреса с собой в дорогу, то вряд ли он был далеко.
— Тогда, если бы я решила встретиться с ним вместо Кастила, ты бы разрешила?
— Ты бы никогда не выбрала никого, кроме Кастила, — ответила она.
Чувство вины кольнуло меня в животе.
— Но, если бы я выбрала? Ты бы не позволила, не так ли? — Когда она не ответила, я поняла, что была права. Гнев сменился стыдом. — Почему ты не позволила ему вернуться в Илизеум?
— Кроме того, что он обязательно вернулся бы, как только восстановил бы свои силы? Когда его не так легко будет подчинить? — Избет подошла ближе. — Он нужен мне, чтобы создавать моих Восставших.
По мне прошла волна понимания.
— Тебе нужен был бог, чтобы вознести третьих сыновей и дочерей. И благодаря Малеку ты уже знала о сущности Колиса и о том, как ее использовать.
Избет изучала меня.
— Я раньше ошибалась. Не думала, что ты знаешь о нем. Это… любопытно.
Моя ладонь скользнула по столбу, и я повернулась, почувствовав углубление в камне. Я слегка сдвинулась и посмотрела вниз. Там были отметки, неглубокие и расположенные через каждые пару футов. Круг с прорезью, наполовину смещенной от центра. Совсем как символы костей и веревок в лесу возле клана Мертвых Костей.
— Что это за знаки? — спросила я.
— Что-то вроде оберега, — ответила она.
Я прижала большой палец к знакам.
— Опять украденная магия?
— Заимствованная магия.
— Как они действуют в качестве защиты?
Взгляд Избет поднялся к моему, и она улыбнулась.
— Они удерживают что-либо внутри… или что-либо снаружи.
***
Кастил
Здесь была Поппи.
Я потянул за цепь сильнее, ругаясь, когда крюк не поддался ни на сантиметр. Сколько раз я пытался ослабить эти проклятые цепи с тех пор, как оказался здесь? Бесчисленное количество. В последние пару дней яростными попытками руководил голод. Сейчас я был в таком же отчаянии, но по другим причинам.
Здесь была Поппи.
От паники у меня сжалось нутро. Она могла позаботиться о себе. Она была чертовой богиней, но не была безошибочной. Никто не был. Кроме Первородного, который большую часть времени проводил во сне. Я понятия не имел, кем на самом деле была Кровавая Королева, и как Поппи справлялась с осознанием того, кем была для нее Избет. Было слишком много неизвестного, и мне нужно было выбираться отсюда. Я должен был добраться до нее, пока эта красная пелена не спустилась снова. А она приближалась. Я уже чувствовал это по боли, возвращающейся в мои кости.
Я изо всех сил старался не обращать на это внимания. Нужно было сосредоточиться на текущей задаче и на том, что сказала Избет, когда давала мне кровь. Это стало потрясением. Важным. Но это осталось на задворках моей памяти, существовало в недосягаемости, пока я наматывал цепь на предплечье и тянул, до тех пор, пока мои ноги не заскользили по камню…
Меня остановил звук приближающихся шагов. Они были легкими. Быстрыми. Я услышал их. Бросив цепь, я повернулся и опустился на пол, прижавшись спиной к стене. Я даже услышал, как по венам течет кровь, прежде чем тень пересекла мерцающий свет свечи. Черт. Все, что успело сделать прикосновение Поппи, уже исчезало.
Прислужница.
Цепи зазвенели, когда я наклонился вперед, гром в моей груди и крови вернулся и стал еще громче.
Она шагнула в свет еще одной полусгоревшей свечи. Крылатая маска на ее лице, выкрашенном в черный цвет, делала ее глаза еще светлее. Еще более безжизненными.
Но в ней была жизнь.
Кровь.
Я мог слышать ее.
Голодные, изголодавшиеся мышцы напряглись. Моя челюсть пульсировала.
— Где Поппи?
— Она была с королевой. — Прислужница стояла на коленях у ванны, не отрывая взгляда от бортика. Она знала, что лучше не отводить от меня глаз.
Я прорычал.
— Тебе это не нравится, да? — спросила она, засучивая рукава своего платья.
Я повернул голову в сторону, клыки оскалились. Ужас и предвкушение столкнулись с туманом голода. Моя кожа напряглась, натянувшись на заживших ранах. На запястьях и лодыжках защелкнулись оковы из сумеречного камня. Соберись. Соберись, мать твою.
Мне потребовалось все, но буря в моей крови утихла, когда я опустил подбородок.
— Если… если ей причинили вред, я убью всех вас. — Слова пробились сквозь пересохшее горло. — Я вырву ваши поганые глотки.
— Королева не тронет ни единого волоска на твоей драгоценной Поппи. — Она отступила назад, перейдя на другую сторону ванны с бедрами. — По крайней мере, пока нет.
Звук, который исходил от меня, был обещанием насильственной смерти.
— Она причинит боль другим, чтобы они причинили боль ей.
На мгновение она уставилась неподвижным взглядом.
— Ты прав.
Моя голова метнулась к проему камеры. Я не хотел, чтобы это чудовище приближалось к Поппи, и Киеран тоже был здесь. Если кому-то из них причинят вред… Оковы вдруг потяжелели как никогда. Плеск воды вернул мое внимание к ванне. Служанка погрузила руки в воду.
Туман надвигающейся жажды крови застыл на краях моего существа, когда я смотрел, как она ухватилась за бортики ванны и наклонилась над водой.
— Ты собираешься мыться?
Она подняла на меня глаза.
— У тебя с этим проблемы?
— Мне плевать, что ты делаешь.
— Хорошо. — Она вырвала грязный локон. — У меня кровь в волосах.
Затем Прислужница наклонилась вперед. Она сразу окунула голову в ванну. Некогда прозрачная вода сразу же стала черной.
Что за чертовщина? Я уставился во мрак, пока Прислужница проводила пальцами по волосам, смывая то, что казалось какой-то краской, и открывая светлый оттенок волос, такой бледный, почти белоснежный…
По камню заскребли когти. Я напрягся, когда Жаждущий издал низкий пронзительный крик. Прислужница отбросила волосы назад, рассыпав по полу тонкий туман воды, и выхватила из сапога клинок. Повернувшись на колене, она метнула оружие, поразив существо в то, что осталось от его лица, когда оно бросилось в камеру. Отброшенный назад, Жаждущий упал в коридор.
— Жаждущие такие надоедливые. — Прислужница наклонила голову. Полосы черной краски стекали по ее щекам, пробиваясь сквозь нарисованную маску и зубы, когда она широко улыбнулась. — Я чувствую себя такой красивой прямо сейчас.
— Какого хрена? — пробормотал я, начиная думать, что это какая-то галлюцинация, вызванная жаждой крови.
Она хихикнула, повернувшись обратно к ванне.
— Ты же знаешь, что королева не пришлет тебе ни еды, ни воды.
— Ни капельки.
Засунув руки в ванну, она побрызгала лицо и принялась оттирать, наблюдая, как черная краска медленно стекает по ее рукам.
— Я должна тебе кое-что сказать. Что-то очень важное. — Ее руки заглушали слова. — И это ранит твое маленькое сердечко.
Я почти не обращал внимания на ее слова, потому что был заворожен тем, что она делала.
Тем, что я видел, как она преображается на моих глазах.
Теперь краска с лица почти полностью сошла, открывая ее черты — то, как она выглядела на самом деле. И я не мог поверить тому, что подсказывали мне мои глаза.
Волосы были не того же цвета, и локоны плотнее, но лицо было той же овальной формы. Рот полный и широкий. У нее были такие же выразительные брови. Я увидел веснушки на переносице и на щеках… гораздо более заметные и пышные. То, как она теперь смотрела на меня, слегка наклонив упрямую челюсть…
Боже правый.
Все это было знакомо. Слишком знакомо.
Улыбка Прислужницы была медленной и натянутой.
— Я тебе кого-то напоминаю?
— Боги, — прохрипел я.
Она поднялась, плечи простой черной туники, которую она носила, намокли. Волосы цвета серебристо-белого лунного света ниспадали до многочисленных кожаных ремней, охватывающих ее талию и подчеркивающих бедра, которые не нуждались в помощи. Она была стройнее, не такая пышная, но выглядела как-то…
Меня захлестнуло неверие.
— Невозможно.
Вода капала с кончиков ее пальцев, пока она молча шла ко мне.
— Почему ты думаешь, что то, что ты видишь, невозможно, Кастил?
— Почему? — Хриплый смех вырвался из моих пересохших губ. Не было никакой логической причины, кроме того факта, что мой разум не мог принять то, что эта Прислужница… эта Восставшая… была почти зеркальным отражением Поппи. Но я не мог этого отрицать. Не может быть, чтобы она не была родственницей моей королевы.
— Кто ты? — задыхаясь спросил я.
— Я первая дочь, — сказала она, и, черт возьми, если это не было еще одним шоком. — Я никогда не должна была стать первой. Как и второй. Но сейчас это не важно. Я предпочитаю, чтобы меня называли моим настоящим именем — Миллисента. Или Милли. Любое из них подходит.
— Твое имя означает «храбрая сила», — услышал я себя.
— Так мне сказали. — Миллисента уставилась на меня, снова не моргая. Жутко. — И это все, что ты можешь сказать?
Черт, нет. Мне было что сказать. Черт. Я чувствовал себя как Поппи, потому что у меня было много вопросов.
— Ты… ее сестра, не так ли? Чистокровная.
— Да.
Мои мысли бешено метались.
— Айрес — и твой отец тоже.
Она кивнула.
И это также означало…
— Ты — богиня.
Миллисента мрачно рассмеялась.
— Я не богиня. То, что я есть — это провал.
— Что? Если твой отец…
— Если ты похож на своего брата, то думаешь, что знаешь все, — заметила она. — Но, как и он, ты не знаешь, что возможно, а что нет. Ты понятия не имеешь.
— Тогда расскажи мне.
Миллисента одарила меня еще одной натянутой улыбкой, покачала головой, обдав мою грудь и лицо струей холодной воды.
Во мне горело разочарование, почти такое же сильное, как подступающая жажда крови.
— Какого черта? Почему ты не бог?
— С чего бы я вообще начала, если бы отвечала на твои вопросы? И когда твои вопросы прекратятся? Они не прекратятся. Каждый мой ответ приводил бы к другому, и, прежде чем мы узнали бы об этом, пришлось бы пересказать всю историю царств. — Миллисента моргнула, а затем отвернулась, переступая через мои ноги. — Настоящую историю.
— Я знаю настоящую историю.
— Нет, не знаешь. Как и Малик.
При упоминании имени брата из моих легких вырвался воздух, на мгновение ошеломив меня. Мой брат… Я не видел его с тех пор, как он перевязал мне руку. В памяти всплыло то, что он сказал о Прислужнице: «У нее был весьма ограниченный выбор». — Малик знает, — выдохнул я. — Этот сукин сын знает, кто ты.
Миллисента быстро переместилась, приседая у моих ног. Достаточно близко, чтобы, если бы я оттолкнулся, то повалил ее. Она должна была это знать, но осталась на месте.
— Ты не представляешь, что пришлось сделать твоему брату. Ты не… — Она оборвала себя, резко повернув шею. — Все, что делает королева… она делает не просто так. Почему она забрала тебя в первый раз. Почему она оставила Малика. Ей нужен был кто-то с сильной атлантийской родословной, чтобы помочь Пенеллаф в ее вознесении. Чтобы убедиться, что она не потерпит неудачу. Ей повезло, когда ты вернулся в игру, не так ли? Тот, кого она изначально планировала использовать. А потом наша мать ждала, пока Пенеллаф пройдет Выбраковку… это происходит сейчас. И теперь она снова ждет, пока Пенеллаф завершит ее.
— Поппи вознеслась в божество…
— Она не завершила Выбраковку, — перебила Миллисента. — Но когда она это сделает, моя сестра даст нашей матери то, чего она хотела с тех пор, как узнала, что ее сын мертв.
— Месть?
— Месть всем. — Миллисента наклонилась, положив руку мне на колено. Ее голос упал до шепота. — И она не хочет переделывать королевства. Это царства. Она хочет восстановить их такими, какими они были до создания первого атлантийца. Когда смертные были подчинены богам и Первородным. И это… это уничтожит не только царство смертных, но и Илизеум.
Меня пронзил шок.
— И ты думаешь, что Поппи поможет ей сделать это?
— У нее не будет выбора. Моей сестре суждено сделать именно это. Она — Предвестник, о котором было предсказано.
— Чушь, — прорычал я. — Она…
— Помнишь, что я говорила тебе раньше? Наша мать недостаточно сильна, чтобы сделать такое. Но она создала нечто подобное. Пенеллаф.
Холодный воздух хлынул мне в грудь.
— Нет.
— Это правда. — Черты ее лица сжались, и я увидел это на мгновение, прежде чем ее глаза опустились. Печаль. Глубокая, бесконечная печаль. — Я бы хотела, чтобы это было не так, потому что знаю: что бы я ни делала… что бы ни делал любой… Королева добьется своего. Потому что ты тоже не справишься.
Я наклонился, насколько позволяла цепь.
— Не справлюсь с чем?
Миллисента подняла на меня взгляд.
— С убийством моей сестры.
Я отпрянул назад к стене, едва успев почувствовать вспышку боли в спине.
— Пенеллаф скоро завершит Выбраковку. — Миллисента поднялась. — Тогда ее любовь к тебе станет одной из очень, очень немногих ее слабостей. Ты будешь единственным, кто сможет остановить ее тогда. Если этого не сделать, Пенеллаф поможет положить конец царствам, какими мы их знаем, в результате чего миллионы людей погибнут, а те, кто выживет, подвергнутся чему-то гораздо худшему. В любом случае, моя сестра не переживет этого. Она умрет на твоих руках или утопит царства в крови.