Война Двух Королев

ГЛАВА 20

Кастил

Я открыл глаза от звука шипящей воды и тяжелого, сладкого аромата сирени. Густые фиолетовые цветы взбирались по стенам и тянулись по потолку. В лучах солнечного света поднимался пар. Вода беспокойно журчала среди валунов.

Я не помнил, как заснул. Просто точил кость, пока не устал. В любом случае, сейчас меня там не было. По крайней мере, не мысленно. Я был в пещере. Той, что Поппи называла моей пещерой. Но теперь она была нашей. Рай.

Мое сердце начало быстро биться, шокируя меня до смерти. Оно не билось так уже несколько дней. Это должно меня насторожить. Это было предупреждение, к которому я должен был прислушаться, но не мог. Не сейчас.

Повернувшись в талии, я осмотрел бурлящую поверхность воды и клубящийся пар.

— Поппи? — прохрипел я, заставив себя сглотнуть.

Ничего.

Мой чертов желудок начал колотиться вместе с сердцем. Где она была? Я снова повернулся, покачиваясь в теплой воде и влажном воздухе. Почему я был здесь без нее? Это было слишком жестоко — проснуться и обнаружить, что я здесь один. Это была какая-то новая форма наказания?

Наказание за грехи, которые я совершил. За ложь, которую я наплел. Жизни, которые я отнял. Жизни, которые я забрал своими собственными руками. Я всегда знал, что эти поступки вернутся, и я пожну то, что посеял, независимо от моих намерений. Неважно, как сильно я хотел стать лучше.

Заслужить кого-то вроде Поппи… кого-то такого невероятно сильного, любопытного, умного и невероятно доброго. Кого-то, кто заслуживает другого, такого же хорошего, как она. Это был не я. Мои глаза закрылись, а грудь сжалась. Это никогда не буду я. Мне это было известно. Всегда это знал. С того самого момента, как я понял, кто был подо мной в «Красной жемчужине.

Я знал, что нахожусь там, где не имею права быть.

Кто-то вроде меня… кто-то, способный убить женщину, которая любила меня, не был достоин богини. Не имело значения, что Шиа предала меня или свое королевство. Десятилетия спустя, и независимо от причин, это дерьмо и все «что-если» все еще пожирали меня. Мой подбородок опустился, глаза открылись, взгляд упал на руки… руки, целые в этом райском уголке, но все еще покрытые царапинами и шрамами. Две руки, которые забрали жизнь Шиа и стольких других, что удивительно, как они не были навсегда запятнаны кровью.

Но я навсегда принадлежал Поппи.

Я шел за ней, но она нашла меня в «Красной жемчужине». Я собирался забрать ее, но она захватила меня на Вале вокруг Масадонии. Я был готов использовать ее, но под ивой она обхватила меня всеми своими пальцами, даже не пытаясь. Я был готов на все, но она стала для меня всем, когда попросила остаться на ночь в Нью-Хейвене.

Она потребовала меня.

И она удерживала меня, даже зная, чем я был, кем я был и что я сделал. Она любила меня.

Более достойный мужчина, не погрязший в такой крови, как я, ушел бы. Оставил бы ее, чтобы найти кого-то хорошего. Достойного.

Но я не был таким человеком.

— Кас?

Боже правый, все мое тело дернулось при звуке ее голоса. Мое чертово дыхание застыло в легких. Сначала я не мог даже пошевелиться. Я был так заперт. Лишь ее голос сделал это. Ее голос.

Контроль вернулся в мое тело, и я закрутился в бурлящей воде. Тогда я увидел ее, и вид ее…

Она стояла там, вода пенилась вокруг округлых бедер и дразнила мягкие впадины и выпуклости ее живота. Мои губы покалывало от воспоминания о следах потускневших когтей над ее пупком, и желание упасть на колени и отдать им дань уважения едва не унесло меня под воду.

Я рассматривал тускло-розовые следы на ее левом виске, рассекающие дугообразную бровь… зажившие раны, которые были так же прекрасны, как веснушки, пляшущие по переносице. Шрамы говорили лишь о силе тонких скул и гордых бровей. А эти глаза…

Широко посаженные и большие, с густыми ресницами, они и раньше были потрясающими, напоминая мне блестящую весеннюю траву. Теперь же серебристый отблеск за зрачками и тонкие ресницы, пробивающиеся сквозь зелень, поражали воображение. Ее глаза… Черт, они были окном в мою душу.

Я впился в нее, мои губы разошлись в такт дыханию, которое никогда не покидало меня. Все эти прекрасные рыжевато-винные волосы каскадом рассыпались по ее плечам и опускались в воду. Тяжелые выпуклости ее груди расходились по спутанной массе локонов и волн, открывая дразнящий взгляд на румяно-розовую кожу. Мое сердце заколотилось… фактически пропустило чертов удар, когда я продолжал впитывать в себя вид этого упрямого, слегка заостренного подбородка и этих чертовых умопомрачительных губ, росистых и спелых, как сладкие ягоды. Мой член затвердел так быстро, что воздух окончательно выбило из легких. Эти губы…

Они были мучением в самом лучшем смысле этого слова.

Никогда в жизни мне не требовалось столько времени, чтобы обрести голос.

— Я ждал тебя.

Этот рот… его уголки приподнялись, а улыбка, пробежавшая по ее лицу, принадлежала мне.

Всегда.

И навсегда.

Поппи рванулась вперед, и я протиснулся сквозь воду. Она закружилась в бешеном вихре, когда мы прорвались сквозь нее, достигнув друг друга в тот же момент.

Я обнял ее, и от прикосновения ее теплой, мягкой плоти к моей у меня чуть не остановилось сердце. Возможно, так и было. Я не знал.

Запустив руку в ее шелковистые волосы, я опустил голову к ней и обнял. Крепко прижал к себе, когда она обвила руками мою талию.

— Моя королева, — прошептал я, когда макушка ее головы коснулась моих губ. Я глубоко вдохнул, обнаружив под сиренью намек на жасмин, ее аромат.

— Мой король. — Поппи вздрогнула, и мне удалось найти способ прижать ее еще ближе к себе.

Я закрыл глаза.

— Ты не должна называть меня так. — Я снова поцеловал ее голову. — У меня будет завышенное чувство собственной важности.

Она засмеялась. Боже, ее смех сделал то, о чем я предупреждал. Он заставил меня почувствовать себя важным. Могущественным. Потому что я мог заставить ее смеяться, когда этот звук был так редок.

— Тогда ты не должен называть меня своей королевой, — сказала она.

— Но ты важна. — Я заставил себя ослабить хватку на ее волосах. Я провел пальцами по прядям, удивляясь их ощущению. Реальность. — Богиня. И, кстати, хочу заметить… я так и знал. Может, мне стоит называть тебя…

Она отпрянула назад, ее глаза расширились, когда она наклонила голову назад и посмотрела на меня.

— Ты… ты знаешь?

Боги, эти глаза… Зеленый цвет с серебристыми прожилками был восхитителен.

— Кастил? — Она прижала руку… теплую ладонь, немного мозолистую от обращения с мечом и кинжалом, к моей груди.

— Твои глаза… — Я скользнул рукой по ее щеке. — Они завораживают, — сказал я ей. — Почти так же, как эти пухлые маленькие…

— Кастил. — Ее щеки покраснели в красивый розовый оттенок.

Я усмехнулся, и мне захотелось сделать это снова, когда я увидел, как ее губы разошлись при этом звуке.

— Да, я знаю, что ты богиня.

— Как? — Мягкость мгновенно исчезла с ее лица. Челюсть затвердела под моей ладонью. Как и ее глаза. Они превратились в изумрудные драгоценные камни. Превращение было шокирующим… и очень горячим. — Кровавая королева.

— Я понял, как только она сказала, что Малек — бог. Это значит, что и ты тоже.

— Малек не мой отец. Это Айрес, — сказала она. — Близнец Малека. Он пещерный кот — тот, которого мы видели в клетке.

Меня пронзило удивление, но в этом был смысл. Избет понятия не имела, где находится Малек. Она даже не знала, что он все еще жив… по крайней мере, технически. Я должен был догадаться об этом, когда Избет спросила, где Малек.

— Она забрала моего отца и тебя, — сказала Поппи, ее горло пыталось сглотнуть. — Она забрала…

— Она для нас ничто, — сказал я, ненавидя боль, нарастающую в ее глазах. — Ничто.

Она внимательно изучала мое лицо, ее пальцы сжимали мою грудь.

— Это реально, — прошептала она.

Я кивнул, проведя большим пальцем по неровному пятну на ее щеке.

— Родственные сердца.

Ее губы дрогнули.

— Я так много хочу сказать. Так много хочу спросить у тебя. Я не знаю, с чего начать. — Ее глаза ненадолго закрылись. — Нет. Я знаю. Ты в порядке?

— Да.

— Не лги мне.

— Я не вру. — Это точно.

Она потянулась к моему запястью, и я знал почему. Я знал, что она хочет увидеть, и то, что она увидит, было ненастоящим.

— Не надо, — сказал я ей, когда она замерла, ее глаза увлажнились. — Ты в порядке?

— Ты серьезно спрашиваешь меня об этом? — Неверие наполнило ее голос. — Это не меня держат в плену.

— Нет, это ты воюешь.

— Это не одно и то же.

— Нам придется согласиться с этим.

Ее глаза сузились.

— Я в порядке, Кастил, но я получила то, что она послала…

Ярость зародилась глубоко внутри меня при мысли о том, что она должна была чувствовать.

— Я здесь. Ты здесь. Я в порядке, Поппи.

Я мог видеть это — борьбу. Борьбу, которую она выиграла, потому что, конечно, она выиграла бы. Она была чертовски сильной.

Ее подбородок поднялся.

— Я иду за тобой.

Эти четыре слова вызвали противоречивый шквал эмоций. Предвкушение. Ужас. Необходимость действительно держать ее в своих объятиях и слышать ее голос за пределами этого сна. Увидеть ее улыбку и выслушать ее вопросы, ее убеждения, ее все. Это боролось с огромным чувством тревоги… что мы не знаем точно, что планирует Кровавая Королева. Что это действительно связано с Поппи.

— Мы близко к Трем рекам, — сказала она мне.

Святое дерьмо, она была близко.

— Киеран со мной, — сказала она, и мое сердце, черт возьми, снова учащенно забилось. — И со мной дракены. — Ее лицо напряглось, побледнело. — Вообще-то, со мной только Ривер. Но у меня также есть заклинание Первородного…

— Подожди. Что? — Я уставился на нее сверху вниз, мой большой палец застыл прямо под ее губами. — Дракены? Теперь они есть у тебя?

— Да. Я смогла призвать их.

— Вот дерьмо, — прошептал я.

— Да. — Она вытянула слово. — Я думаю, тебе понравится Ривер. — Она сморщила нос в своей очаровательной манере. — А может и нет. Он пытался укусить Киерана.

Мои брови приподнялись.

— Дракен пытался укусить Киерана?

Она кивнула.

— Моего Киерана?

— Да, но на данный момент, если Ривер попытается укусить его снова, Киерану придется несладко. Все это долгая история, — быстро добавила она. — Мы… мы потеряли так много… — У нее перехватило дыхание, и у меня защемило в груди при виде боли в ее глазах. — Дракены. Вольвены. Солдаты. Мы потеряли Ардена.

Проклятье.

Я прижался губами к ее лбу. Арден был хорошим человеком. Проклятье. И услышать, что дракены уже пали? Боги.

Она сделала еще один вдох, а затем отступила назад.

— Ты можешь рассказать мне что-нибудь о том, где тебя держат? Что-нибудь?

— Я…

— Что? — Она прикусила нижнюю губу, привлекая мое внимание. — Ты снова собираешься меня оставить?

— Я никогда не оставлял тебя, — сказал я сразу.

Ее взгляд смягчился, когда она наклонилась ко мне. Моя рука крепко обхватила ее поясницу.

— Ты можешь рассказать мне хоть что-нибудь? Даже самую незначительную деталь, Кастил.

Неуверенность нарастала.

— Я не хочу…

— Что?

— Я не хочу, чтобы ты находилась рядом с Карсодонией, — признался я. — Я не хочу, чтобы ты была рядом с…

— Я не боюсь ее, — оборвала меня Поппи.

— Знаю. — Я провел большим пальцем по ее брови. — Ты не боишься никого и ничего.

— Это неправда. Меня пугают змеи.

Мои губы дернулись.

— И барраты.

— Они тоже. Но она? Ни в коем случае. Я приду за тобой, и не смей скрывать от меня информацию из шовинистической потребности защитить меня.

— Шовинистической? — усмехнулся я. — Мне казалось, что именно любовь подпитывает мою потребность защищать тебя.

— Кастил, — предупредила она.

— Мне кажется, ты хочешь меня зарезать.

— Я бы хотела, но поскольку тебе нравится, когда я это делаю, это не дает желаемого эффекта, которого я добиваюсь.

Я рассмеялся, и тут мое чертово дыхание перехватило, когда она сделала это снова. Она смягчилась от этого звука. Она тосковала по этому звуку. Я видел это по ее рту и глазам.

Черт побери.

— Я под землей. Не знаю, где именно, но мне кажется… — я подумал о Прислужнице. — Думаю, это часть системы туннелей.

Она сморщила нос.

— Помнишь подземные ходы, которые вели в Редрок с обрывов? Под храмом Теона в Оук-Эмблере тоже были туннели. Довольно большая сеть, которая соединяла замок Редрок и некоторые поместья, — сказала она мне, а затем быстро рассказала, как она это обнаружила. — Они могут быть такими же?

— Может быть. — Моя челюсть сжалась, когда ледяные пальцы коснулись моего затылка. Меня пронзила паника. Я наклонил голову и поцеловал ее. Прикосновение ее губ. Вкус. Она была наркотиком.

— Кас, — прошептала она мне в губы, и все во мне сжалось. — Мы должны поговорить.

— Я знаю. Знаю. — Были вещи, которые нужно было обсудить. Важные вещи. Я хотел знать, какими были ее дни и ночи. Как там Киеран. Я хотел узнать больше о ее осаде Оук-Эмблера. Кого она зарезала… потому что, несомненно, она кого-то зарезала. Многих. Я хотел знать, что с ней все в порядке. Что она не боится. Что она не наказывает себя. Но она была здесь, передо мной, и я чувствовал это, холод, проникающий в мою кожу. Это был всего лишь холод, но один из нас просыпался, и я знал, как быстро это может произойти.

Я снова поцеловал ее.

В этом не было ничего нежного. Я целовал, чтобы почувствовать ее. Чтобы показать ей, как сильно она требовала меня. И когда я провел кончиком языка по краю ее рта, она открылась для меня. Она впустила меня, как всегда, и это было почти так же хорошо, как на самом деле. Почти. Я целовал, пока не почувствовал холодный поцелуй на затылке, а затем поднял голову.

Оцепенение медленно рассеялось из ее глаз, когда она подняла на меня глаза, и я увидел момент, когда она все поняла. Она поняла, что все это подходит к концу.

— Нет, — прошептала она.

Мое сердце разбилось, когда я прижался лбом к ее лбу.

— Мне жаль.

— Это не твоя вина.

Я вздрогнул, понимая, что у нас осталось не так много времени и что есть кое-что, что я должен ей сказать.

— Я знаю, кто такая Избет. Демис.

— Что?

— Ложный бог. Спроси Киерана. Или Ривера. Дракен должен быть старым. Он может знать, в чем ее слабость. Демис — это как бог… но не бог.

— Хорошо. — Она кивнула. — Она также научилась использовать первобытную энергию… не знаю сейчас, из-за того ли, что она такая, или из-за того, что ей сказал Малек. Но будь осторожен. Эта магия — причина смерти дракенов.

— Я всегда осторожен. — Я прижался губами к кончику ее носа, по позвоночнику пробежал холодок, и меня пронзило чувство голода. — Два сердца. Мы — два сердца. — Я провел губами по ее бровям, закрывая глаза. — Одна душа. Мы снова найдем друг друга. Мы всегда будем…

Сон распался, разбился, как бы я ни старался сохранить его вместе, чтобы удержать Поппи в своих объятиях. Я проснулся, дрожа в холодной камере, один и голодный.

***

Поппи

— Демис, — объявила я. За моими словами последовало слабое туманное облако. Воздух не был таким холодным, как на побережье. Скоро, когда мы пересечем границу между Уайтбриджем и Тремя реками, станет теплее, но мы не могли рисковать костром.

Мы были слишком близко к Кровавому лесу.

Это была наша вторая ночь в лагере рядом с проклятыми землями. До сих пор не было никаких признаков тумана или Жаждущих, но удача могла измениться в любую секунду. Поэтому мы отдыхали посменно, и мало кто из нас спал крепко.

Но мне каким-то образом удалось заснуть после шести дней пути. Не доезжая до Кастила девять ночей, я наконец-то задремала. Но я устала. Действительно устала. В такой степени, которая, как мне казалось, не имела ничего общего с нашим тяжелым темпом. Это меня очень беспокоило, а также заставляло думать о том, как я проголодалась за последний день или около того. Как пересохло в горле, сколько бы я ни пила. Мне не хотелось сейчас думать ни о чем из этого, пока я разговаривала с боковой частью повозки.

Ответа не было.

Сдерживая разочарование, я ударила костяшками пальцев по борту.

— Что? — прозвучало в ответ.

— Я только что проснулась, — сказала я, опускаясь на землю возле повозки.

— Хорошо. — Брезент заглушил голос Ривера. — И что мне с этим делать?

— Ей приснился сон, — объяснил Киеран, последовав за мной. Он гораздо грациознее опустился на холодную землю рядом. — О Касе.

— И?

Киеран бросил на меня взгляд, который предупреждал, что он в секунде от того, чтобы опрокинуть повозку. Это было бы забавно, но не стоит последующей драмы.

— Он смог рассказать мне немного о том, где его держат, — сказала я Риверу. — Он под землей и думает, что это какая-то система туннелей — возможно, что-то вроде того, что было в Оук-Эмблере. И он рассказал мне, что такое Избет. Демис. Ложный бог. Он сказал, чтобы я спросила Киерана, но все, что он смог вспомнить, это какие-то сказки старых жен.

Наступила тишина, и я наполовину испугалась, что Ривер снова заснул.

— И что это за байка?

— Мне действительно нужно ее повторять? — спросил Киеран. — В повозке? И почему ты вообще там спишь? У тебя есть палатка, которую ты мог бы поставить.

— Я нахожу палатки… удушливыми.

— Но ты не считаешь, что спать под брезентом — это удушье?

— Нет.

Хорошо. Это не имело никакого смысла, но не суть важно.

— Киеран.

Он вздохнул.

— Неважно. Моя мама рассказывала Вонетте и мне одну старую историю о девушке, которая влюбилась в другого, уже женатого. Девушка верила, что она гораздо более достойна, и поэтому молилась каждый день. В конце концов, явился бог, утверждавший, что он Айос, и пообещал дать ей желаемое, если только она отдаст что-то взамен — первенца в семье. Ее старшего брата. Значит, она должна была убить его или что-то в этом роде. И она убила. Но, конечно, это был не Айос. Это был демис, который обманом заставил ее убить брата или сестру.

— Даже услышав это во второй раз, это все равно не имеет смысла, — сказала я. — Вроде как, я поняла смысл. Ты не можешь заставить кого-то полюбить тебя, верно? Даже бог не может или не должен этого делать. Но зачем это делать демису? Зачем заставлять женщину убивать своего брата?

— Наверное, потому что демис может? — сказал Киеран, пожав плечами. — Без понятия. Все это так и не было объяснено, и, опять же, я не думал, что хоть что-то из этого основано на правде.

Я потянулась за кольцом, нащупав цепочку под воротником пальто.

— Этой басне не помешало бы придать немного правдивости.

— Ну, я уверен, что автора такой истории волнует твое мнение, — раздался грубый голос из глубины повозки. — Вообще-то, нет, скорее всего, нет. Демисы существуют, но очень редко, — сказал Ривер. — Настолько редко, что я никогда не видел ни одного.

— Но что это такое? — спросила я.

— Бог, который был создан, а не рожден. Смертный, вознесенный богом, но не являющийся третьим рожденным и считающийся Избранным. Те немногие, кто существовал, считались ложными богами, — объяснил он.

Киеран бросил на меня быстрый взгляд.

— Ты знаешь об их слабостях?

— Как я уже сказал, я никогда не знал ни одного. Акт вознесения смертного, не являющегося Избранным, был запрещен, и мало кто осмеливался нарушать этот закон. — Последовала еще одна пауза. — Большинство не пережило Вознесения, но те, кто пережил, стали богами. Я предполагаю, что их слабости были бы такими же, как у любого бога.

— Это значит, что их мог убить только другой бог или Первородный, или сумеречный камень в голову или сердце. Я — села обратно. — Это хорошая новость.

— Да. — Взгляд Киерана встретился с моим. — Теперь мы знаем, как убить Избет.

Это была хорошая новость, но если Избет была по сути богом, то у нее было гораздо больше лет опыта, когда дело дошло до использования эфира и, в общем, всего остального.

— Отлично. Теперь вы двое можете пойти поболтать в другом месте, а я пойду спать, — сказал Ривер.

Глаза Киерана сузились.

— Почему бы тебе не найти другое место для сна?

— Почему бы тебе не пойти нах…?

— Ладно, — вклинилась я, когда Киеран издал низкий рык. У меня начал болеть лоб. Последние пару дней голова то и дело болела, но я не была уверена, связано ли это с разговором с Ривером или с чем-то другим. — Это все, что мне нужно было знать.

— Слава богам. — Руки Ривера внезапно появились над повозкой. Он потряс ими, словно в радостной молитве.

Я глубоко вздохнула и поднялась. Киеран последовал за мной, когда мы преодолели небольшое расстояние до палатки, которую делили. Я все обдумала. Знание того, что Кастил верил, что его держат под Карсодонией, а не в шахтах или каком-то другом месте, было информацией, которой у нас раньше не было. Как и то, что Избет была демисом — ложным богом, которого можно было убить, как и любого другого бога.

Я остановилась, не доходя до палатки. Киеран был на страже, но я знала, что больше не засну. Я повернулась к нему.

— Теперь я могу подежурить здесь.

Он рассеянно кивнул, его взгляд был устремлен на усыпанное звездами небо.

— Как он? — спросил он, не имея возможности спросить об этом раньше. — Как выглядел Кастил?

— Он выглядел хорошо. Идеально, — прошептала я, сжимая грудь. Я не видела новых порезов на его коже, как в первый раз. В этом сне он не казался худым. На его щеках не было щетины. Он выглядел точно так же, как я помнила, когда видела его в последний раз наяву, тридцать девять дней назад. Но я знала, что это был фарс. Та часть была совсем не настоящей, и я не была уверена, что в этот раз он смог представить себя по-другому, потому что знал, что мы ходим душа в душу. — Он сказал мне, что с ним все в порядке, — сказала я.

Киеран улыбнулся, но я не почувствовала от него облегчения. Потому что он, как и я, знал, что с Кастилом не может быть все в порядке.

Я коснулась кольца, закрыв глаза.

— Черт, — пробормотал Киеран. — Смотри.

Открыв глаза, я проследила за его взглядом до пустой земли между Кровавым лесом и нами, где собирались и клубились по земле густые клубы тумана.

— Жаждущие. — Наша удача изменилась. Я потянулась за своим кинжалом.

— Ради всего святого, — крикнул Ривер, отбрасывая брезент в сторону, когда поднялся… совершенно голый. Он спрыгнул с повозки, приземлившись на землю. — Я разберусь с этим.

Тишину нарушил пронзительный вопль Жаждущих, а затем воронка серебристо-белого огня озарила ночь, прорезая тьму и собирающихся Жаждущих.

***

Кастил

Ледяная вода плеснула мне на голову, посылая сквозь меня болезненную ударную волну, когда я перевернулся на бок. Открыв глаза, я втянул воздух, хотя легкие запершило от холода, пропитавшего мою кожу.

— Он уже очнулся, — раздался сухой голос.

— Это заняло достаточно времени, — ответил более мягкий, приятный на слух голос. Я напрягся, узнав его. Раздражение.

Кровавая королева.

Чувствуя за спиной острую кость, я моргнул, отгоняя каскад воды, и ждал… ждал, пока мое зрение разберется с формами передо мной. Чтобы сфокусировать их.

Каллум стоял на коленях рядом со мной, у его колена стояло ведро. Его черты лица были все еще размыты, но я мог видеть отвращение в изгибе его губ.

— Он выглядит не очень хорошо, Ваше Величество.

Мое внимание переключилось на того, кто ждал позади него. Кровавая королева стояла прямо и уверенно, тонкая ткань ее полуночного платья облегала узкие бедра. Мне пришлось снова моргнуть, потому что с первого взгляда я был почти уверен, что на ней нет верхней одежды. Я ошибся. В некотором роде. Лиф платья был разрезан на две части, более толстые полотна материала, скрепленные вместе прозрачным кружевом, прикрывали только самые полные части ее груди. Отвращение заполнило мое нутро.

— От него воняет, — ответила Избет.

— Отвали, — пробормотал я, достаточно выпрямившись и положив правую руку на бедро, поближе к кости.

— Я бы с удовольствием сделала именно это. — Она наклонила голову, и волосы, собранные на макушке, сверкнули в свете камина глубоким пунцовым цветом. Почти как у Поппи. Почти. — Однако стало совершенно очевидно, что ты отказываешься мыться и есть.

Есть? Когда это сюда приносили еду? Я увидел тарелку в нескольких футах от меня. На ней лежал кусок сыра и черствый хлеб. Я понятия не имел, когда это принесли.

Из тумана моих мыслей вырвалось то, что Поппи рассказала мне во сне. Я разжал челюсть, поморщившись. Она болела. Все лицо болело. Зубы. Клыки. Они запульсировали, когда мой взгляд сфокусировался на королеве. Время, проведенное с Поппи в пещере, было единственным временем, когда потребность исчезла… единственным временем, когда я чувствовал себя самим собой.

— Я тут подумал, — сказал я, ухватившись за момент ясности. — О том, что видел в Оук-Эмблере.

Избет подняла бровь.

Я с трудом сглотнул.

— Большой серый кот, которого держат в клетке.

Ее ноздри раздулись от резкого вдоха, и она сделала шаг вперед.

— Когда же ты это видел?

— О, ты знаешь, — я слегка наклонился вперед, — когда осматривал замок Редрок.

— И кто-нибудь еще осматривал достопримечательности вместе с вами?

— Возможно. — Я наблюдал за ней. — Какого хрена у тебя в клетке кот? Это одно из твоих… домашних животных?

Ее кроваво-красные губы искривились в тонкой улыбке.

— Не самый любимый. Это был бы ты.

— Почетно, — прорычал я, и улыбка стала еще глубже. — Не похоже, чтобы у кота все было хорошо.

— С котом все в порядке.

Край моих пальцев коснулся кости.

— Но он должен быть старым. Если это тот самый, о котором говорила Поппи — тот, которого она видела в детстве.

Избет стала совершенно неподвижной.

— Однажды она сказала мне, что видела его под замком Вэйфер.

— Пенеллаф была любопытным ребенком.

— Он все еще у тебя?

Ее взгляд остановился на мне.

— Он там же, где и был, когда Пенеллаф видела его все эти годы назад, — сказала она, и мне потребовалось все, чтобы не улыбнуться от дикого прилива удовлетворения, которое я почувствовал. — Но он может быть голоден. Возможно, я накормлю его следующим пальцем.

— Почему бы тебе не взять его сейчас? Не твоему золотому мальчику.

Каллум нахмурился.

— Я не мальчик.

— Или одной из твоих подручных, — продолжил я, удерживая ее взгляд. — Или ты слишком боишься? Слишком слаба?

Избет откинула голову назад, смеясь.

— Боюсь? Тебя? Единственное, что меня в тебе пугает, это твоя вонь.

— Ты так говоришь, — пробормотал я. — Но я знаю правду. Все здесь знают. Твоя храбрость исходит от того, что ты держишь в цепях тех, кто сильнее тебя.

Ее смех прекратился.

— Ты думаешь, что ты сильнее меня?

— Да, блядь. — Я улыбнулся, обхватив рукой кость. — В конце концов, я сын своей матери.

Избет посмотрела на меня сверху вниз, а затем бросилась вперед, как я и знал, потому что некоторые вещи никогда не меняются. Ее хрупкое эго было одним из них.

Я выдернул кость из-за спины и подбросил ее вверх, когда ее рука сомкнулась вокруг моего горла, прямо над полосой сумеречного камня.

Глаза Избет расширились, все ее тело подергивалось.

— Это за брата Поппи, — выдохнул я.

Медленно опустив подбородок, Избет посмотрела вниз, туда, где кость выступала из центра груди. Она промахнулась мимо проклятого сердца на дюйм, если не больше.

Она перевела взгляд на меня, в ее темных глазах появился яркий блеск.

— Ай, — шипела она, отталкивая меня назад. Сильно.

Моя голова ударилась о стену, боль взорвалась за моими глазами сотней звездных вспышек. Скользнув в сторону, я успел поймать себя, прежде чем перевернулся.

— Это было совсем лишнее. — Грудь Избет вздымалась, когда она потянулась вниз, схватившись за кость. Прислужницы зашевелились, но она остановила их. Только Каллум остался стоять на коленях, его глаза смотрели с невольным интересом. — Это только разозлило меня.

— И испортило твое платье, — добавил я. Боль в голове усиливала голод… потребность питаться и исцелить все, что было недавно повреждено.

Ее губы оттянулись назад, обнажив покрытые кровью зубы.

— И это тоже. — Она вытащила кость и отбросила ее в сторону. — Вопреки твоему мнению, я не хочу тебя убивать, хотя в данный момент мне было бы очень, очень приятно это сделать. Ты нужен мне живым.

Она продолжала говорить, но я улавливал лишь отдельные фрагменты. Ее сердцебиение участилось. Запах ее крови был сильным. Я даже слышал сердце золотого Восставшего. Я чувствовал ровный стук сердца Прислужниц, которые тихо стояли позади нее.

— Ему нужна кровь, — сказал Каллум.

Удар. Удар. Удар.

— Ему нужна смена поведения, — ответила она.

Удар. Взмах. Удар. Взмах.

— С этим не поспоришь. Но посмотрите на его глаза. Они почти черные. — Каллум начал подниматься. — Если он не получит немного крови в ближайшее время, он…

— Вырвет твое гребаное горло? — закончил я за него. — И засунет твои внутренности в зияющую дыру?

Губы Каллума сжались, когда он посмотрел на меня.

— Это прекрасная картина. Спасибо.

— Пошел ты, — прорычал я.

— Ну, мы знаем, какое у тебя сегодня любимое слово. — Избет вздохнула, вытирая кровь, которая текла по центру ее живота. — Я не знаю, почему ты такой трудный. Я дала тебе еду, чистую воду, — она посмотрела на лежащего Жаждущего, — в некоторой степени безопасное убежище. Все, что я у тебя отняла, это палец. И все же ты ударил меня.

Абсолютная глупость ее заявления немного развеяла дымку надвигающейся жажды крови.

— Тем временем моя дочь отобрала у меня мой портовый город, — продолжила она, и все мое тело напряглось. — А, вижу, это привлекло твое внимание. Да. Пенеллаф захватила Оук-Эмблер, и у меня такое чувство, что теперь мне не хватает нескольких Вознесенных, чтобы стать тем, кем я была раньше.

Я почувствовал, как мои губы начали изгибаться вверх.

— Улыбайся сколько хочешь. — Избет согнулась в талии, ее сильно подведенные глаза были проницательны. — Я выгляжу хоть отдаленно обеспокоенной этой новостью?

Потребовалось мгновение, чтобы сосредоточиться. Нет, не выглядит.

— Оук-Эмблер неизбежно должен был пасть, — сказала она, ее голос упал до шепота, который я едва расслышал в ее сердце. — Это должно было случиться.

Низкий грохот наполнил камеру, и она резко выпрямилась, ее пунцовые губы истончились. Мои губы оттопырились, и этот звук… это был я.

— О, ради всего святого! — Избет щелкнула пальцами, подзывая одну из служанок. Что-то было в ее руке. Чаша. — Держите его.

Каллум двигался быстро, но я видел его. Я рванулся в сторону и вскочил на ноги, выбросив локоть и ударив Восставшего по подбородку, чем привел его в ужас. Золотой мальчик хрюкнул и попятился назад. Не было времени наслаждаться ни тем, ни другим. Я бросился на нее. Цепь затянулась вокруг моего горла, отбрасывая мое тело назад. Я снова бросился вперед, уже не заботясь о том, насколько туго затянута цепь на моем горле. Я уже не чувствовал боли от кандалов, впивающихся в мои лодыжки. Я сильно потянулся к цепям, вытягиваясь…

Рука обхватила мою грудь, оттаскивая меня назад.

— Больно, — пробормотал Каллум, врезавшись обутой ногой в мою икру. Это движение, о котором я должен был догадаться, вывело мою чертову ногу буквально из-под ног.

Я упал, мои колени ударились о каменный пол, когда одна из Прислужниц схватилась за цепи, связывающие мои руки, и дернула. Она заставила мои руки скреститься на груди и прижала их там, а пальцы впились мне в челюсть, откидывая голову назад.

— Покончите с этим, — приказала Избет.

Другая Прислужница ненадолго появилась в поле моего зрения, пока я вырывался из рук Восставшего, мои ноги скользили по полу, когда я запрокидывал голову назад. Шипение боли вызвало дикий, захлебывающийся смех на моих губах, когда голова Каллума откинулась назад. Я навалился на него всем своим весом, впечатав его в стену, и потащил вперед Прислужницу, державшую цепи.

— Боги, — простонал Каллум, переместившись из-за моей спины. — Он все еще силен.

— Конечно, силен, — отозвалась Избет. — Он из рода Элементалей. Они всегда сильны. Бойцы. Ни один другой род не был бы настолько храбрым или идиотом, чтобы заколоть меня. Даже когда они всего за несколько часов превращаются не более чем в изголодавшееся по крови животное. И я держу пари, в нем также есть кровь моей дочери.

А потом все превратилось в черное пятно, боль и что-то землистое и обугленное. Пальцы впились мне в челюсть и заставили открыть рот. Кто-то сунул мне в лицо, под нос, чашу, и короткий, насыщенный железом аромат ударил меня, прежде чем попасть на язык, заполнить рот и хлынуть в горло.

Я подавился, задыхаясь от теплой гущи, даже когда каждая клеточка моего тела раскрылась, став сырой и кричащей от потребности.

— Я должна кое в чем признаться, мой дорогой зять. — Голос Избет был вспышкой пламени. — Знаешь, кем я никогда не хотела быть? Первородной. Я никогда не хотела этой слабости.

Она была ближе. Возможно, достаточно близко, чтобы я снова смог добраться до нее, но кровь ударила в мое нутро, и все тело свело судорогой.

— Бога можно убить так же, как и атлантийца. Уничтожить сердце и разум. Но Первородного? Сначала их нужно ослабить. А ты знаешь, как можно ослабить Первородного? Это довольно жестоко. Любовь. Любовь можно использовать в качестве оружия, ослабляя Первородного и становясь тем клинком, который положит конец его существованию. — Мягкий смех эхом разнесся вокруг меня. Сквозь меня. — Интересно, как много ты вообще знаешь о Первородных. Должна признаться, я сама знала очень мало. Если бы не мой Малек, я бы никогда не узнала правду. Я бы никогда не узнала, что Первородный может быть рожден в смертном царстве.

Первородный, рожденный в смертном царстве?

— Когда боги, которых ты знаешь сейчас, вознеслись, чтобы править Илизеумом и смертным царством, заставив большинство Первородных отправиться в их славную вечность, это вызвало эффект волны, который привлек внимание и слух Судеб. Они позаботились о том, чтобы осталась искра — шанс на возрождение величайших сил. Угли первозданной жизни, которые могли разгореться только в женском роду Первозданной Жизни.

Моя голова дернулась вверх, и я увидел Избет во внезапной, резкой ясности. То, что она говорила, предполагая… Она родила не бога. Она родила…

Мышцы напряглись до болезненной жесткости, когда кровь поцеловала мои вены. Это было похоже на что-то на грани воспламенения, но оно зажгло мои чувства, оттягивая дюйм за дюймом от края…

Чаша исчезла, и из меня вырвался рваный стон боли, когда мое горло попыталось проглотить еще, но больше ничего не было. Это было все.

Но этого было недостаточно.

Почти недостаточно.

Избет придвинулась еще ближе, ее взгляд словно ржавые гвозди впился в мою плоть.

— Цвет уже возвращается к его коже. Этого хватит. Пока что.

Я посмотрел на нее, но понял, что мои глаза закрыты. Заставив их открыть, я поднял их к ней.

Она улыбнулась, и это была рвущая грудь улыбка, потому что это был небольшой изгиб губ. Почти застенчивая, невинная улыбка, такая же, какую я видел на Поппи.

Боль в моем животе снова взорвалась, более сильная, чем раньше. То немногое количество крови, что прилило к моим венам, лишь сняло онемение. Это было все. И это было не спасение.

Она знала это. Она точно знала, что сделает этот маленький кусочек крови.

Моя рука горела. Ноги. Многочисленные порезы жалили так, словно меня облепили шершни. А голод… он нарастал, пока не разбух.

Я вскочил с пола, дергая за цепи, когда рычание, вибрирующее в моей груди, переросло в вой. Я начал разрываться по швам, разлетаясь на куски, в которых больше не было ни капли чувства собственного достоинства.

Голод.

Это было все, чем я был.

Голод.