Воронцов. Перезагрузка. Книга 2

Глава 23

К вечеру, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона, мне на глаза попался Прохор. Он шёл от реки, неся на плече охапку свежесрубленных жердей — видно, готовил материал для новых построек. Лицо его раскраснелось от работы, рубаха промокла от пота, но глаза смотрели ясно и решительно.

— Прохор! — окликнул я его, вспомнив про нужду, что давно вертелась в голове. — Поди-ка сюда!

Он подошёл, сбросив жерди на землю.

— Чего изволите, Егор Андреевич? — спросил он, переводя дух.

— Кролики скоро прибудут, — сказал я. — Клетки нужно сделать. Прохор, на тебя надеюсь.

Он почесал затылок:

— А как их делать-то? — спросил он с сомнением в голосе. — Не приходилось ещё…

— Сейчас пока на шесть секций, — я начертил прутиком на земле примерную схему. — Вот смотри, каждое отделение примерно вот такого размера. Пол сделай решётчатым, но не слишком редким, чтоб ноги кроликов не проваливались. Сверху — откидывающиеся крышки, чтоб удобно было кормить и доставать при надобности.

Прохор смотрел на мои каракули, морща лоб от напряжения. Потом его лицо просветлело — видать, идея оформилась в голове.

— Сделаю, Егор Андреевич! Завтра же и начну.

— И вот ещё что, — добавил я, поднимаясь с корточек. — Загородку для поросят доделай, только так, чтоб эти двое, что есть, пока делать будешь, не убежали, как в прошлый раз.

При этих словах Степан, проходивший мимо с ведром воды, расхохотался так, что вода выплеснулась через край. Прохор смутился, но и сам не удержался от улыбки. К нам стали подтягиваться и другие мужики, учуяв возможность посмеяться.

— А что, хороша была потеха! — воскликнул Илья, подмигивая Прохору. — Вся деревня была на ногах! Бабы с полотенцами, мужики с корзинами — настоящая охота!

— Марфа-то как растянулась! — подхватил Степан, утирая выступившие от смеха слёзы. — Лежит, причитает, а сама хохочет!

Даже баба Марфа, услышав своё имя, усмехнулась беззубым ртом и покачала головой:

— И не вспоминайте, бесстыдники! До сих пор бок ноет, где приложилась.

Мужики грохнули новым взрывом хохота. Эта история с поросятами, кажется, надолго стала любимой байкой в деревне. Я и сам не удержался от улыбки, вспоминая, как мы носились по всей деревне, пытаясь изловить розовых беглецов.

— Ладно, хватит потешаться, — сказал я, когда смех немного утих. — Прохор, так сделаешь клетки?

— Сделаю, барин, не извольте беспокоиться, — ответил он, всё ещё посмеиваясь. — К приезду купцов всё будет готово. И поросятам такую крепость сооружу, что сам чёрт не выберется!

На том и разошлись. А на следующий день с раннего утра я уже был на берегу, где собирались ставить кузню. Ночь не спал, всё думал-прикидывал, как лучше сделать печь, чтоб и работала хорошо, и жар держала. Но как ни крутил в голове, выходило, что не получится сделать высокотемпературную печь из простой глины — не выдержит, потрескается. Для хорошей печи нужна белая глина, та, что мы ещё только собирались получить, выделив из красной металл.

Решил тогда для начала сделать временную небольшую печь, чисто под нужды добывания патоши да светильного газа. А уже с их помощью получим и белую глину, и металл. Главное — начать.

— Мужики! — крикнул я, собирая вокруг себя работников. — Слушайте внимательно!

Собрались все, кто был на берегу — человек пятнадцать, не меньше. Среди них я заметил и Захара со своими служивыми. Те держались чуть в стороне, но внимательно слушали.

— Пока мы будем возиться с глиной для печи и добычей металла, — начал я, указывая на кучи красной глины, что уже лежали на берегу, — вы будете делать саман и начнёте возводить стены для кузни.

— Саман? — переспросил Петька, почесав затылок. — Это как, Егор Андреевич?

— Это кирпичи из глины с соломой, — пояснил я, беря в руки ком глины. — Сейчас покажу.

Я смешал глину с соломой, которую заранее припас, добавил немного воды и тщательно размял руками. Получилась вязкая однородная масса. Затем я взял приготовленную деревянную форму — простой прямоугольник без дна, и заполнил его этой массой, плотно утрамбовав.

— Вот так, — сказал я, переворачивая форму и осторожно вытряхивая получившийся сырой кирпич на землю. — Такие кирпичи нужно сделать и выложить сушиться. Когда высохнут — из них и будем стены ставить.

Мужики с интересом рассматривали мой образец. Потом кто-то из них спросил:

— А почему с соломой, а не просто из глины?

— Солома не даёт глине трескаться при высыхании, — объяснил я. — Да и стены из такого материала и теплее, и крепче.

Захар, внимательно следивший за моими действиями, одобрительно кивнул:

— Дельно придумано, барин. В походах мы так печи в землянках делали — долго служили, не разваливались.

Работа закипела. Мужики намешивали глину с соломой, заполняли формы и выкладывали сырые кирпичи рядами для просушки. Дело спорилось — к полудню они наделали их столько, что пройти на пятачке, где решили ставить кузню, было уже невозможно.

Я с удовлетворением наблюдал за работой, когда заметил, что Гришка и ещё пара ребят с любопытством крутятся возле вагонетки, которую мы недавно сделали для моста.

— А ну, хватит бездельничать! — крикнул я им. — Грузите глину в вагонетку и везите на другой берег. Чем больше запас, тем лучше.

Парни с радостью взялись за дело — видать, им не терпелось опробовать новинку. Они наполнили вагонетку красной глиной, которую насобирали на том берегу, и дружно толкнули её. Вагонетка покатилась по направляющим плавно, без рывков. Гришка с товарищами восторженно засвистели, глядя, как ловко катится их груз.

Весь день вагонетку использовали на полную мощь — возили и доски, и глину, и инструменты. Всем очень понравилось, что она катится чётко по направляющим, нигде не застревает и не падает. А ещё удобно — толкать было легко, пару человек справлялись. В итоге катили с одного берега, а на другом уже ждут и разгружают.

Тут я заметил, как Гришка, оглянувшись по сторонам и убедившись, что на него никто не смотрит, забрался в пустую вагонетку и толкнулся ногой от помоста. Вагонетка покатилась по мосту, а Гришка, сидя в ней, размахивал руками, словно управлял несущейся повозкой. На его лице застыло выражение детского восторга.

— Гришка! — окликнул я его, подходя ближе. — А ну, вылезай оттуда!

Парень смутился, но вылезать не спешил — видать, слишком уж ему понравилось кататься.

— Да я только попробовать, Егор Андреевич, — попытался он оправдаться, когда вагонетка замедлила ход.

— Смотри у меня, — я строго погрозил ему пальцем, но не мог сдержать улыбку. — Упадёшь в реку с такой высоты — и разобьёшься, и утонешь. Как тебя искать потом будем?

Мужики, наблюдавшие эту сцену, дружно загоготали. Гришка окончательно смутился и поспешно выбрался из вагонетки. Но по его глазам я видел — при первой же возможности он снова полезет кататься.

К вечеру я заглянул проверить, как идут дела у Прохора с клетками для кроликов. Тот уже поставил каркас из крепких жердей и теперь прибивал к нему дощечки, формируя отделения.

— Добро, — похвалил я, осматривая его работу. — Только смотри, чтоб щели не слишком большие были — крольчата маленькие, могут выскочить.

— Не извольте беспокоиться, Егор Андреевич, — Прохор вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Все как надо сделаю. Ни один не выскочит!

— А загородка для поросят как? — спросил я, оглядываясь в поисках новой постройки.

— Уже готова, — с гордостью ответил Прохор. — Ту, что была расширил. Да с засовом сделал, чтоб эти озорники больше не выбрались.

Я пошёл посмотреть на его творение. Загородка вышла на славу — крепкая, основательная, с высокими стенками из плотно пригнанных досок. Внутри, мирно похрюкивая, копошились в соломе наши поросята, даже не подозревая, что их дни безудержной свободы окончательно минули.

— Хорошо, Прохор, очень хорошо, — я похлопал его по плечу. — Теперь можно спать спокойно, зная, что утром не придётся всей деревней гоняться за беглецами.

Он заулыбался, довольный похвалой, и с новым рвением взялся за работу над клетками. А я направился к дому, где меня, верно, уже ждала с ужином моя Машка.

Почти весь следующий день, пока мужики продолжали делать саман, я находился в некой прострации. Сидел на берегу Быстрянки, подобрав камешек, и бездумно чертил на влажном песке схемы и формулы, тут же стирая их, когда выходило не то. В голове крутился ПЛАН — нужно было всё сделать чётко и правильно, без права на ошибку. Материалов у нас не так много, а времени и того меньше.

Как же я жалел, что уроки химии и физики в школе часто прогуливал! Если бы не кружки, в которые меня пихали родители, сейчас бы и думать о том, что я хочу сделать, не мечтал бы. Особенно вспоминался кружок по минералогии, куда отец отвёл меня, когда мне было лет двенадцать. Скучный сначала, он открыл мне позже целый мир металлов и камней. А потом был ещё и технический, где мы собирали разные механизмы…

Семён, проходивший мимо с охапкой веток для костра, остановился, глядя на меня с беспокойством.

— Всё ли ладно, Егор Андреевич? — спросил он, переминаясь с ноги на ногу. — Вы с утра ни крошки не съели, всё чертите что-то.

Я поднял на него глаза, не сразу возвращаясь из своих мыслей в реальность.

— А? Да, Семён, всё хорошо, — я отмахнулся. — Думаю просто. Задача сложная.

— Может, поесть принести? — он не унимался. — Машка ваша вон сколько снеди собрала утром еще, а вы и не притронулись.

— Нет, — я покачал головой. — Мне нужно решить одну загвоздку. Потом поем.

Семён пожал плечами и пошёл дальше, бросив через плечо:

— Глядите, барин, как бы дума не доконала. Голодный ум — не самый острый.

Я невольно улыбнулся — народная мудрость, как всегда, проста и точна. Но аппетита всё равно не было — слишком уж был поглощён размышлениями.

Нарисовав в очередной раз схему на песке, я наконец кивнул сам себе — да, так должно получиться! Теперь пора было действовать.

Сначала нужно было подготовить реторту — специальный глиняный горшок для нашего эксперимента. Я поднялся и направился к куче красной глины, которую насобирали мужики. Выбрал самую жирную, без песка — такая не должна трескаться при обжиге.

— Петро! — позвал я, заметив его неподалёку. — Найди-ка мне немного соломы и навоза конского, свежего.

Петр удивлённо вскинул брови, но перечить не стал — привык уже к моим странным просьбам. Через четверть часа он вернулся с тем, что я просил.

— Зачем вам навоз-то, барин? — не выдержал он наконец.

— Глину армировать, — ответил я, начиная месить глину с навозом и соломой. — Чтоб горшок крепче был, не лопнул при нагревании.

Я взялся за дело с таким рвением, будто всю жизнь только тем и занимался, что лепил горшки. Начал с большого комка глины, смешанной с соломой и навозом, и постепенно стал придавать ему форму. Горшок должен был быть большим — примерно в полметра диаметром, с толстыми стенками, чтобы выдержать жар печи.

Работа спорилась — глина была податливой, легко принимала нужную форму. Я лепил стенки, постепенно наращивая их высоту, следя за тем, чтобы они были одинаковой толщины. Мужики, заметив моё необычное занятие, собрались вокруг, с интересом наблюдая.

— Никак кашник лепите, Егор Андреевич? — спросил кто-то из них.

— Не кашник, а реторту, — ответил я, не отрываясь от работы. — Сосуд особый, для химических опытов.

— Для каких-таких опытов? — поинтересовался другой, но я только отмахнулся:

— Увидите, когда время придёт.

Закончив с основной частью горшка, я принялся за крышку. Она должна была быть особенной — плотно прилегающей к горшку, но с отверстием посередине для отвода газов. Я долго возился, придавая ей нужную форму, делая бортики, которые должны были плотно садиться на горшок.

— А отверстие-то зачем? — спросил Петр, когда я пальцем проделал в крышке круглую дыру.

— Чтоб пар выходил, — пояснил я. — Иначе горшок взорвётся от давления.

Мужики переглянулись с некоторым беспокойством — слово «взорвётся» им явно не понравилось. Но я успокоил их:

— Не бойтесь, если всё правильно сделаем, ничего не взорвётся.

Закончив с крышкой, я взялся за самую сложную часть — нужно было сделать глиняную трубку, через которую газ будет проходить в ёмкость с глиной. Я скатал длинный жгут из глины и аккуратно проделал в нём канал, используя тонкую палочку. Трубка получилась не очень ровной, но для наших целей должна была подойти.

— Теперь всё это нужно обжечь, — сказал я, оглядывая своё творение. — Причём до красно-оранжевого каления. Печь нужна горячая.

— У Ильи печь хорошая — в прошлом году только сложили, — подсказал Семён. — Он иногда сам горшки лепит, когда время есть.

— Пошли к нему, — я бережно поднял ещё сырую реторту, мужики помогли поставить ее на вагонетку, а на другом берегу перегрузить на телегу.

Илья встретил нас на крыше будущего дома Фомы с некоторым удивлением, но, выслушав мою просьбу, согласился помочь. Его печь была небольшой, но жар давала хороший — как раз то, что нам было нужно.

— Только сушить сначала надо, — предупредил он, осматривая мои изделия. — Иначе растрескается при обжиге.

— Сколько времени на сушку? — спросил я с нетерпением.

— День-два, не меньше, — ответил Илья. — Торопиться нельзя.

Я вздохнул, но делать было нечего — природу не обманешь. Пришлось оставить реторту, крышку и трубку у Ильи для просушки.

Пока изделия сохли, я занялся следующим этапом плана — получением поташа из золы. Тут нам повезло — золы у нас накопилось немало, лиственной, самой подходящей для нашей цели.

Я взял большую деревянную бочку, в дне которой были проделаны небольшие отверстия, прикрытые слоем соломы. В эту бочку я насыпал золу и залил её водой в пропорции примерно одна часть золы на три части воды.

— Теперь перемешиваем, — сказал я Петру, который помогал мне. — Хорошенько, чтоб вся зола с водой контактировала.

Мы долго мешали эту серую жижу длинными палками, пока руки не устали. Потом я велел оставить смесь на несколько часов, чтобы зола хорошенько выщелочилась.

К вечеру я вернулся к бочке. Жидкость над золой стала мутно-желтоватой — это был щёлок, который нам и нужен был. Я подставил под отверстия в дне бочки другую ёмкость и открыл их, позволяя щёлоку стекать. Процесс шёл медленно, жидкость фильтровалась через слой соломы, оставляя в бочке твёрдые частицы золы.

— А теперь самое сложное, — сказал я, когда щёлок был собран. — Нужно его выпарить до получения сухого поташа.

— Выпарить? — переспросил Петр. — Как соль из рассола?

— Именно так, — кивнул я. — Только осторожно, чтобы не сгорело.

Я взял глиняный горшок поменьше, который решил использовать временно, пока наша реторта сохнет, и перелил в него щёлок. Поставив горшок на небольшой костерок, я стал медленно выпаривать жидкость, постоянно помешивая, чтобы она не пригорала.

Процесс занял несколько часов. Петр сидел рядом, подбрасывая дрова в костёр и с интересом наблюдая, как мутная жидкость постепенно выпаривается, становясь всё более концентрированной. Наконец на дне горшка начали появляться белые кристаллы — это был поташ, карбонат калия, важнейший компонент нашего плана.

— Вот он, поташ, — я показал Петру кристаллы на дне. — Из него и мыло делают, и стекло.

— И всё это из обычной золы? — удивился Петр.

— Всё из неё, родимой, — кивнул я. — Зола — богатая кладовая, если знать, как ею пользоваться.

Наконец горшок с поташом был готов. Теперь оставалось дождаться, пока высохнет и обожжётся наша реторта, и мы сможем перейти к следующему этапу — получению светильного газа.

Два дня тянулись как вечность. Я не находил себе места, по несколько раз в день наведываясь к Илье, чтобы проверить, как сохнут мои изделия. Наконец он сказал, что они достаточно просохли и готовы к обжигу.

Обжиг занял ещё день — нужно было медленно повышать температуру, чтобы глина не потрескалась. Я сам следил за огнём, подбрасывая дрова и регулируя тягу в печи. Когда изделия раскалились докрасна, я понял, что цель достигнута.

После остывания наша реторта приобрела красно-оранжевый цвет и стала твёрдой, как кирпич. Крышка идеально подходила к ней, а трубка, хоть и немного покорёжилась при обжиге, всё ещё была вполне пригодной для использования.

— Теперь пора собирать нашу конструкцию, — сказал я Петру, который всё это время верно помогал мне. — Неси уголь, самый лучший, какой есть.

Пётр принёс корзину с древесным углем — чёрным, блестящим, явно хорошего качества. Я насыпал часть угля в реторту, а поверх него высыпал наш поташ. Затем плотно закрыл всё крышкой, оставив только отверстие для выхода газа.

— А теперь самое интересное, — сказал я, устанавливая нашу конструкцию на очаг. — Будем добывать светильный газ.

Я развёл под ретортой сильный огонь. Внутри начался процесс — вода, оставшаяся в поташе, превращалась в пар, который, проходя через раскалённый уголь, преобразовывался в смесь газов, богатую водородом и угарным газом. Именно эта смесь и была нам нужна для восстановления железа из красной глины.

К отверстию в крышке я приладил глиняную трубку и направил её в другой сосуд, наполненный красной глиной, перетёртой в порошок. Пётр смотрел на всё происходящее с нескрываемым изумлением.

— Сейчас газ пойдёт через глину, — пояснил я ему. — И начнётся волшебство.

— Какое волшебство? — с опаской спросил Пётр.

— Железо из глины добудем, — ответил я, не отрывая взгляда от нашей конструкции. — Газ заберёт кислород из красной глины, и останется чистое железо и белая глина.

Пётр покачал головой, явно не веря, что такое возможно. Но я был уверен в успехе — химические реакции подчиняются строгим законам, и если всё сделано правильно, результат будет именно таким, как я рассчитывал.

Процесс шёл медленно. Из трубки появился сизый дымок, который начал проходить через слой красной глины. Я внимательно следил за тем, чтобы огонь под ретортой не угасал, и за тем, как меняется цвет глины в сосуде.

Постепенно красная глина начала темнеть, приобретая серо-коричневый оттенок. Это был хороший знак — железо восстанавливалось, отделяясь от кислорода.

— Смотри, Петро, — я указал на изменение цвета. — Видишь, как меняется? Это железо проявляется.

Процесс занял несколько часов. Всё это время я не отходил от нашей конструкции, подбрасывая дрова и следя за тем, чтобы всё шло как надо. Наконец, когда глина в сосуде приобрела равномерный серо-коричневый цвет, я решил, что пора заканчивать.

— Теперь нужно остудить всё и проверить результат, — сказал я, убирая реторту с огня.

Остывание тоже заняло время — нельзя было резко охлаждать нашу конструкцию, чтобы глина не растрескалась. Когда всё наконец остыло, я осторожно высыпал содержимое сосуда на чистую ткань.

— А теперь самое интересное, — я достал из кармана большой кусок магнетита, который мы когда-то собирали с деревенскими ребятишками. — Сейчас увидим, получилось ли у нас железо.

Я провёл магнетитом над рассыпанной глиной, и произошло чудо — тёмные крупинки потянулись за камнем, прилипая к нему, как пчёлы к мёду. Это было железо — настоящее, восстановленное из красной глины!

— Господи Иисусе! — выдохнул Пётр, глядя на это зрелище. — Неужто и впрямь железо⁈

— Оно самое, — я не мог сдержать торжествующей улыбки. — А то, что осталось — белая глина, из которой можно делать фарфор или огнеупорные кирпичи для нашей печи.

Я собрал железные крупинки, прилипшие к магнетиту, в маленький кожаный мешочек. Их было немного, но грамм четыреста получилось. И это с пяти килограмм глины! Это был успех, доказательство того, что мой план работает!

— Теперь нужно делать всё то же самое, но в большем масштабе, — сказал я Петру. — Построим печь побольше, сделаем реторту поавторитетнее, и будем добывать железо килограммами, а не крупицами.

Пётр смотрел на меня с нескрываемым уважением и восхищением.

— Егор Андреевич, — проговорил он тихо, — да вы… да вы чародей настоящий! Из глины — железо! Кто бы мог подумать…

Я только усмехнулся в ответ. Никакое это не чародейство, а просто наука — химия и физика, которые подчиняются своим законам, известным в моём времени даже школьникам. Но здесь, в начале XIX века, это действительно выглядело как настоящее волшебство.

— Ничего, Петро, — сказал я, собирая наши инструменты. — Скоро сам научишься. И не такое ещё сделаем!

С этими словами я направился к дому, где меня ждала Машка. Усталый, перепачканный сажей и глиной, но безмерно довольный — план сработал! Теперь дело за малым — наладить процесс в промышленных масштабах.

Утром я решил немного отдохнуть. Прошлые дни были чрезмерно напряжены — всё время на ногах, всё время в работе, в заботах, в размышлениях. Просыпаюсь с первыми петухами, ложусь, когда уже звёзды высыпают на небо — так и здоровье подорвать недолго. Поэтому сегодня позволил себе поваляться подольше. Машка, заметив моё желание отдохнуть, даже завтрак к постели принесла — парного молока кринку да хлеба с мёдом.

— Лежи, Егорушка, — ласково сказала она, поправляя подушку под моей головой. — Хоть немного отдохни. Ты ж как заведённый всё время, даже ночью во сне бормочешь про доски да про кузню.

Я благодарно улыбнулся ей, принимая кружку с молоком. Действительно, телу требовался отдых. Даже мысли в голове текли лениво, неспешно, словно давая отдых и мозгу тоже.

Ближе к обеду я всё же поднялся. Лежать целый день было бы уже перебором — дел в деревне невпроворот, да и на лесопилку надо заглянуть, проверить, как идёт работа. Я только умылся холодной водой из бадьи, освежая лицо и окончательно прогоняя сон, как во двор вбежал Захар. Лицо его было сосредоточенным, глаза внимательно смотрели из-под нахмуренных бровей.

— Егор Андреевич, — сказал он, переводя дыхание, — обоз идёт. Похоже, скупщики досок пожаловали снова.

Я вышел за ворота и действительно увидел на дальнем холме клубы пыли — верный признак приближающегося обоза. Вглядевшись пристальнее, различил вереницу телег, медленно ползущих по дороге к Уваровке.

— Раньше, чем обещали, — заметил я, прикидывая в уме, хватит ли приготовленных досок на все телеги.

Вскоре по деревне разнеслась весть о приближении обоза, и люди начали стекаться к околице.

Обоз показался из-за поворота дороги, где она огибала небольшую рощицу. Десять телег, медленно двигались в нашу сторону. Впереди на крепком вороном коне ехал Игорь Савельич.

Телеги скрипели, кони фыркали, поднимая копытами клубы пыли. На лицах возниц виднелись дорожная усталость и пот — путь был долгим и утомительным. Но вот обоз достиг первых домов Уваровки, и Игорь Савельич, завидев меня, приподнялся в седле и махнул рукой.

— Здорово, Егор Андреевич! — крикнул он, осаживая коня. — Принимайте гостей!

— Добро пожаловать, — я вышел навстречу, протягивая руку. — Раньше прибыли, чем обещали. Неужто так дела торговые не терпят?

— Не только дела, — купец спешился, отдав поводья мальчишке, который тут же взялся обихаживать коня. — Привёз я тебе кроликов, как просил. Боялся, что в дороге потеряю зверьков — вот и поспешил.

— Кролики? — я обрадовался. — Ну показывай, что за зверьё привёз.

Игорь Савельич подвёл меня к одной из телег, где в деревянной клетке копошились пушистые комочки — пять белых крольчих и один чёрный самец с висячими ушами.

Машка, которая тоже вышла посмотреть на приезжих, увидев эту милоту, аж чуть не запищала от восторга. Да и не только она — все местные девки, собравшиеся поглазеть на обоз, тут же обступили телегу, восхищаясь пушистыми комочками.

— Ой, какие хорошенькие! — Машка протянула руку, чтобы погладить ближайшего кролика через прутья клетки. — Они же совсем ручные!

Кролики действительно выглядели вполне дружелюбными — не жались по углам клетки, а с любопытством принюхивались к протянутым пальцам. Купец удовлетворённо кивнул:

— Хорошая порода, плодовитая. У моего кума таких целый двор — мясо нежное, шкурки отменные.

— А поросят привёз? — спросил я, вспомнив про вторую часть заказа.

— А как же! — купец указал на следующую телегу, где в большой корзине копошились и повизгивали два молодых поросёнка — чёрно-белых, с пятнами на боках. — Самочки, здоровые, откормленные.

Поросята, как будто почуяв, что о них речь, завизжали громче, пытаясь выбраться из корзины. Прохор, который как раз протолкался через толпу, услышав знакомые звуки, тут же подоспел.

— Давайте я отнесу их, — предложил он, хватая корзину обеими руками. — У меня для них уже всё готово.

Он с важным видом поднял корзину и пошёл через деревню, держа её перед собой, словно величайшую драгоценность. Поросята продолжали визжать, но Прохор уверенно донёс их до оградки и выпустил, демонстративно защёлкивая засов и показывая всем желающим, что никто не сбежит в этот раз.

Мужики, наблюдавшие эту сцену, не выдержали и подкололи его:

— Смотри, Прохор, — крикнул Илья, — как бы не пришлось опять всей деревней ловить твоих подопечных!

Прохор только рукой махнул в ответ на подколки, но было видно, что он немного смутился. Однако новая загородка действительно выглядела надёжной — высокие стенки, крепкий засов на воротах. Поросята, выпущенные из корзины, сразу же принялись обследовать свой новый дом, тыкаясь пятачками в землю и с удовольствием взрыхляя почву.

— Хорошая работа, Прохор, — похвалил я его. — Теперь точно не убегут.

Кроликов тоже перенесли в специально подготовленные клетки, которые Прохор успел закончить накануне. Зверьки быстро освоились, принялись за траву, которое им положили. Самец важно восседал в своём отделении, словно князь во дворце.

— Ну что, к делу? — спросил Игорь Савельич, когда с живностью было покончено. — Доски наши готовы?

— Готовы, — кивнул я. — Идём, покажу.

Мы направились к ангару, где были сложены приготовленные доски. Купец внимательно осматривал каждую, проверяя качество.

— Хороша работа, — одобрительно кивнул он. — Добротные доски, ровные. А вот скажи-ка, Егор Андреевич, — тут он понизил голос и наклонился ко мне, — помнишь ты говорил, что можешь доски потоньше делать?

— А какой толщины нужны? — спросил я, уже предвидя такой вопрос.

— Да вот, — он достал из-за пазухи небольшой брусок, обструганный до гладкости. — Примерно такие бы. — Они были сантиметра по три с половиной-четыре, — как получится. Для внутренней отделки в самый раз будут.

Я взял брусок, повертел в руках.

— Можем попробовать, — я кивнул, прикидывая в уме, как перенастроить пилы на лесопилке. — Только не знаю, получится ли сразу идеально выставить нужную толщину.

— Ну, вы уж попробуйте! — воодушевился купец. — Для отделки внутренней как раз такие и нужны, и много. Сейчас в городе большие дома строят, знатные. Везде нужна отделка хорошая. А доски тонкие днём с огнём не сыщешь.

— Хорошо, — я кивнул. — Сделаем партию на пробу. Если получится — в следующий раз будут и такие.

Купец просиял, хлопнув меня по плечу своей широкой ладонью:

— Вот и славно! Жду с нетерпением!

Мы ударили по рукам, договорившись о цене и количестве. Вскоре мужики, разгрузив мешки с зерном, начали грузить доски на телеги. Работа шла споро — все десять телег были загружены за пару часов. Игорь Савельич расплатился, не торгуясь, за минусом покупок и их доставки, что меня приятно удивило — видать, и впрямь срочно нужен был товар.

— Ну, до следующего раза, — сказал он, взбираясь на коня. — Жду тонких досок!

— Будут тебе доски, — пообещал я. — Приезжай через две недели, проверим, что получилось.

Купец кивнул, дёрнул поводья, и его конь заржал, поднимаясь на дыбы. Обоз медленно тронулся в обратный путь. Телеги, гружённые досками, скрипели, возницы покрикивали на лошадей, пыль клубилась под колёсами. Вскоре вся процессия скрылась за поворотом дороги, ведущей в лес.

Я вздохнул с облегчением — ещё одна успешная сделка. Теперь можно спокойно заняться своими делами. Нужно было ещё проверить, как идёт работа на лесопилке, заглянуть к мосту, посмотреть, как там вагонетка…

Но не прошло и двадцати минут после отъезда купцов, как Захар, который всё это время стоял на холме, вглядываясь в даль, вдруг резко махнул рукой в ту сторону, куда уехал обоз.

— Егор Андреевич! — крикнул он, и в голосе его звучала тревога. — Там что-то неладное!

Я быстро взбежал на холм и увидел то, что заметил Захар — над лесом, как раз в той стороне, куда направился обоз, поднимался столб чёрного дыма. Такого густого и плотного, что это не могло быть простым костром путников.

— Погнали! — крикнул я, мгновенно оценив ситуацию. — Захар, служивые — за мной!

Захар со своими людьми, Петр, Илья, Семён и Митяй, которые были рядом, тут же бросились к лошадям.