Воронцов. Перезагрузка. Книга 2

Глава 15

Мы вернулись в деревню раньше обычного. Машка встревоженно встречала на пороге, волнение читалось в каждом её движении, в том, как она теребила край передника, в том, как быстро выскочила навстречу, едва завидев нас.

— Что случилось? — её голос дрогнул. — Почему так рано? Всё ли ладно?

Я отмахнулся, стараясь выглядеть как можно беспечнее, хотя сердце всё ещё колотилось после случившегося на реке.

— Всё хорошо, просто раньше закончили, что планировали, — я приобняв её, пытаясь унять её беспокойство. — Ничего страшного, правда.

Машка недоверчиво покачала головой, но спорить не стала. Быстро накрыла стол под яблоней.

Я уже почти доедал, когда у забора показалась жена Петра. Я сразу заметил её — она не шла, а почти бежала, что в её положении ни в какие ворота не шло, глаза её были красными от слёз, а руки судорожно дрожали. Она направилась прямиком ко мне, не глядя по сторонам, будто не видела никого вокруг.

Я аж растерялся на какое-то мгновение, ложка застыла на полпути ко рту. А потом и вовсе чуть ли не в шок впал — она упала передо мной на колени, прямо в пыль, не заботясь о чистоте своего сарафана, и стала причитать, голос её дрожал и прерывался от рыданий.

— Спасибо, боярин, спасибо, Егор Андреевич, за кровинушку мою, — она голосила и голосила, слова перемежались всхлипами. — Век молиться за вас буду, до последнего вздоха! Господь вас послал к реке в тот час, не иначе!

Я склонился к ней, осторожно взяв за плечи, пытаясь приподнять с колен.

— Да будет тебе, — я приобнял её, чувствуя, как дрожит её тело. — Встань, прошу тебя.

— Да вы ж, батюшка, первенца моего с того света вытащили! — её голос сорвался на крик, а потом перешёл в шёпот. Она схватила мою руку и прижала к своей мокрой от слёз щеке. — Васенька мой старшенький! Кровиночка моя! Семь лет ждала я его, семь лет Господа молила о дитятке! И чуть не потеряла сегодня!

Она подняла на меня глаза, полные такой безграничной благодарности и любви, что у меня перехватило дыхание.

— Пусть вас Бог хранит и детей ваших будущих! — её голос окреп, в нём звучала почти торжественная клятва. — Пусть никогда беда не коснётся вашего дома, как вы не дали ей войти в мой! Пусть Матерь Божья укроет вас своим покровом, как вы укрыли моего сыночка от смерти!

Я стоял, не зная, что сказать, чувствуя, как к горлу подступает ком. Перед глазами вновь встала картина: маленькое детское тельце, вытащенное из воды, синюшные губы, остановившийся взгляд… и то, как я переворачивал мальчонку, как давил на грудь, как вода вперемешку с речным илом хлынула из его рта, и как он закашлялся, задышал, заплакал — живой.

Тут во дворе появился Пётр, и я аж выдохнул с облегчением:

— Петя, жену успокой, а то потом мне тут устроит, — я попытался улыбнуться, разрядить обстановку. — Радоваться надо, что всё хорошо закончилось, а она в слёзы.

Но Пётр, обычно сдержанный и немногословный, подошёл ко мне, протянув руку и крепко пожал мою, что аж костяшки затрещали.

— Барин, должник я ваш, — голос его был глухим, он явно с трудом сдерживал эмоции. — До гробовой доски должник. Спасибо вам!

— И этот туда же! — я почти рассердился, скрывая смущение. — Домой бегом марш! У тебя жене вот-вот рожать, а она на колени падает! А ну давайте дуйте домой да успокойтесь.

Я хлопнул его по плечу, стараясь вернуть нашим отношениям привычную простоту.

— Ну правда, Петька, всё же хорошо закончилось!

Тот, обняв жену за плечи, повёл её со двора. Она всё оглядывалась, будто боялась, что благодарностей её было недостаточно, что она что-то не договорила, не выразила. Я махнул им рукой, мол, идите с миром, и повернулся к Машке.

А Машка смотрела на меня ошалевшим взглядом своими зелёными глазками, в которых смешались удивление, недоумение и какой-то новый, незнакомый мне огонёк.

— Это что же получается, Егорушка, ты с того света сына их вернул? — её голос звенел от волнения. — Он что — утоп, а ты его спас?

Я потёр шею, чувствуя, как краска приливает к щекам.

— Ну хоть ты не начинай, солнце, — я притянул её к себе, утыкаясь носом в макушку. — Он воды наглотался — вот я и помог. Хорошо же всё.

— Конечно хорошо, Егорушка! — она обвила руками мою шею, и я почувствовал, как её тело слегка дрожит. — Конечно. Представить не могу, что было бы, если б он утоп.

В её голосе звучало что-то новое — не просто любовь или нежность, а какое-то восхищение, будто она увидела меня другими глазами.

Мы зашли в дом и ещё долго лежали, обнявшись. За окном медленно сгущались сумерки, отблески заката играли на стенах нашей горницы. Мы то погружались каждый в свои мысли, то разговаривали ни о чём и обо всём сразу.

На утро в прежнем составе пошли к Быстрянке. Солнце только-только выползло из-за горизонта, окрасив небо в нежно-розовые тона, а воздух был свеж и прозрачен. Роса искрилась на траве, и каждый шаг оставлял темный след на сверкающем ковре. Петр всю дорогу шел рядом со мной, то и дело поглядывая в мою сторону с нетерпением, которое он старался скрыть, но получалось плохо.

— Егор Андреевич, — наконец не выдержал он, — а когда начнем печь для кузнецы и плавки стекла ставить? Уже не терпится за молот взяться — хорошо у меня это дело получается, да и люблю с железом работать.

Я усмехнулся, глядя на его воодушевленное лицо. Вчерашний испуг и благодарность сменились жаждой деятельности — видно, так Петр справлялся с пережитым потрясением.

— Понимаешь, Петь, — я отвечал, перепрыгивая через поваленное дерево, — печь — это меньшая из зол. Там столько подготовительных работ нужно сделать, перед тем как начать стекло выплавлять, что это будет далеко не скоро.

— Но начнем-то когда? — не унимался он, все допрашивая и возвращаясь к тем же вопросам.

— Сегодня и начнем, — кивнул я. — Только не спеши. Всему свое время.

Тем не менее, придя на лесопилку, я потащил его на другой берег. День обещал быть жарким, но вода в Быстрянке всё равно обжигала холодом — быстрая речка не прогревалась даже в самый зной. Обойдя по широкой дуге, в месте, где можно было переплыть реку, где течение было послабее, мы вернулись к лесопилке, только с другой стороны берега.

Мокрая одежда липла к телу, но солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы начать сушить нас. Я отжал рубаху, оглядываясь вокруг. Место было что надо — ровная площадка, защищенная от ветра небольшим пригорком, поросшим молодыми березками. Рядом — же, с другой стороны, стояли высокие сосны. И главное — достаточно далеко от лесопилки, чтобы не бояться пожара.

Мужики, которые занимались обычными делами на другом берегу — кто дрова таскал, кто в желоб бревна подавал, кто доски собирал и укладывал в штабеля — заметили нас и стали махать руками, да кричать через реку:

— Эй, вы как там оказались? Зачем на тот берег забрались?

Мы махнули рукой, показывая, что всё хорошо. Крики стихли, но видно было, что любопытство разбирает всех — то один, то другой поглядывали в нашу сторону, отвлекаясь от работы.

— Вот тут и будем печь делать, — сказал я Петьке, широко обводя рукой площадку, — да кузню со стеклоплавильней ставить.

Петр почесал затылок, оглядываясь на другой берег, где кипела работа лесопилки. Водяное колесо медленно вращалось, поскрипывая на своей оси, приводя в движение пилы, которые мерно вгрызались в очередное бревно.

— А почему тут, Егор Андреевич? — недоумение отразилось на его лице. — Лесопилка же с той стороны. Там и колесо водяное.

Я присел на поваленное дерево, жестом приглашая его сесть рядом. Тут же выломал прутик и, ногой выровняв землю, начал быстро прямо на ней набрасывать план.

— Ну, во-первых — кузня и стеклоплавильня — это высокие температуры, огонь и искры, — я чертил на земле схему будущих построек. — А это возможный пожар. А у нас там что? — Махнул я в сторону лесопилки. — Правильно — доски, бревна, да деревянный ангар. Понимаешь, к чему я? — Петр кивнул, — ну да, загореться может.

— А тут мы сделаем здание из глины, — я показал в сторону, где мы переплывали реку и там недалеко от берега видели красноватую глину. — Оно и пожара не будет бояться, и тепло нормально держит.

Солнце поднималось всё выше, воздух начинал дрожать от жары. Вдалеке над лесом кружил ястреб, высматривая добычу.

— А что водяное колесо, — продолжал я, — так оно почти посередине, ну чуть ближе к лесопилке. Сделаем вал составной, да и дотянем сюда. Либо на гибком приводе. Придумаем.

Я прикинул расстояние от колеса до нашей площадки — метров пятнадцать, не больше. Вполне реально.

— А на ту сторону мы положим мост, — я добавил к своему чертежу линию, соединяющую берега. — Нужно только опоры покрепче сделать, чтоб льдом по весне не порвало. А еще лучше — отбойники для льда предусмотреть. Тут ширина реки — двадцать-двадцать пять метров всего-то.

Петр смотрел на мой чертеж с восхищением. Глаза его загорелись, как у мальчишки, которому показали новую игрушку.

— А это вы хорошо придумали, Егор Андреевич! — он даже привстал от воодушевления. — Мост-то давно нам нужен был, а так и дело сделаем, и переправу наладим!

Я кивнул, довольный его реакцией. Встал, отряхивая штаны от прилипших листьев и травинок.

— В общем так, — голос мой стал деловым, — опоры делаете такие же, как для колеса — основательные, доски на мост — вон пруд пруди.

Я кивнул на штабеля досок, аккуратно сложенные на той стороне.

— По краю моста предусмотреть место для крепления вала от колеса — мы с другой стороны его установим. Это первое.

Петр кивал в такт моим словам, мысленно уже строя и мост, и кузню, и все, что я говорил.

— Дальше — глину пусть мужики собирают, — снова указал на место, что мы заприметили. — Ту, что красная. Будем из нее металл добывать, да потом из нее же печь сделаем, а остальную — оставим для изготовления керамики.

— Так получается, мы из глины металл с помощью тех камней сначала добудем, а потом ее для печи и стен применим?

— Да, Петь, все правильно. Та глина после того, как мы металл отделим — она белой станет. С нее потом и керамику будем обжигать, но то потом. А на самом деле, нам с песком, можно сказать, что повезло, когда металл удалось собрать таким способом. В кварцевом песке его гораздо меньше. Мало, даже, можно сказать. А вот в красной глине — побольше будет. И то, если там только оксид железа, то он практически не магнитится. Тогда и добывать его будет сложнее.

— А это как?

— Помнишь, я говорил тебе за патош?

— Как не помнить. Вчера же только рассказывали.

— Так вот, когда её выпаривать будем, там будет выделяться газ, который испаряется — его нужно будет собирать, ну направлять по трубкам, так, чтоб через порошок глины пропускать. Как это сделать я еще не придумал, но тогда оксид железа превратится в железо и оно точно к магниту будет прилипать, как миленькое.

— Странные вы вещи говорите, Егор Андреевич, но спорить не буду. Честно говоря, я уже ничему не удивляюсь, никаким вашим словам да задумкам. Так что, что бы вы не придумали — я во всем помогу и сделаю так, как вы скажете.

Я лишь хлопнул его по плечу.

— Потом смотри — опил — можно начинать жечь, — я продолжал выдавать указания. — Выкопайте яму, да подальше от лесопилки. И в ней пусть перетлеет. Золы нужно много.

Я вздохнул, понимая, сколько всего еще предстоит сделать.

— Да, всего нужно много, Петька. Пока ясен план?

— Ясен, Егор Андреевич, — он выпрямился, готовый бежать выполнять.

— Ну тогда приступайте, — я снова хлопнул его по плечу.

Мы вернулись обратно к лесопилке, переплыв реку в том же месте. Вода показалась еще холоднее — видно, солнце разогрело наши тела, и контраст стал заметнее.

Я уселся на бревно, отогреваясь от заплыва, выжимая рубаху и штаны. Капли воды падали на землю, тут же впитываясь в сухую почву, хотя вчера и дождь пролил. А Петр, несмотря на то, что был так же мокрый, как и я, уже раздавал указания, собрав вокруг себя мужиков.

— Федька, Михайло — берите лопаты да идите дальше вниз по берегу. Там я вам покажу, где яму копать для опила, — командовал он.

Парни переглянулись, но спорить не стали — видать, авторитет Петр уже заработал крепкий.

— Степан с Игнатом — вам за глиной. Берите телегу, да мешки не забудьте. Глину красную ищите, вон в том овраге ее полно, — он указал рукой направление. — Да еще на том берегу с Егором Андреевичем много видели.

Мужики да пару подростков постарше отправились за глиной, перебрасываясь шутками и догадками о том, зачем барину понадобилась красная глина.

Петька же продолжал распоряжаться, обращаясь к остальным, кто не был занят на лесопилке:

— Берите Ночку, поезжайте валить деревья на опоры. Дубы выбирайте, покрепче.

Мужики, взяв Ночку под уздцы, направились в сторону дубравы, прихватив пилы и топоры.

Я наблюдал за всей этой суетой с улыбкой. Петр оказался отличным руководителем — четко, без лишних слов ставил задачи, и люди подчинялись ему без пререканий.

Солнце уже поднялось высоко, его лучи пробивались сквозь листву, согревая меня после заплыва. Где-то вдалеке куковала кукушка, отсчитывая кому-то годы жизни. Так и вспомнил анекдот про кощея бессмертного.

Ну что ж — работа закипела. А мне, как барину, можно и передохнуть. Я прикрыл глаза, подставляя лицо теплым солнечным лучам. В голове крутились мысли о будущей кузне, о печи для стекла, о том, какие еще улучшения можно внести в жизнь деревни.

Я вдохнул полной грудью и улыбнулся своим мыслям. Хорошо… Как же все-таки хорошо жить и творить, созидать и видеть плоды своих трудов!

Где-то вдалеке послышался стук топоров — началась валка деревьев для опор моста. Скрипнули колеса телеги — это мужики поехали собирать глину. И над всем этим — ясное голубое небо с редкими перистыми облаками, обещающее погожий день для работы.

Тут я вспомнил кое-что важное. Мысль, которая крутилась в голове с самого утра, но всё ускользала из-за суеты и забот. Подозвал Петра, тот подошёл не спеша, вытирая мозолистые руки о штаны.

— Петь, — говорю ему, разглядывая кромку леса на холме. — Скажи ещё мужикам, чтоб берёзу стороной не обходили. Тоже пусть валят.

Пётр нахмурился, морщины на его загорелом лбу обозначились чётче.

— Так с неё же доски не очень получаются, — в голосе его звучало сомнение. — Трескается она быстро если строить из нее чего. Дуб да сосна куда сподручней.

Солнце пекло нещадно, я утёр пот со лба рукавом рубахи и кивнул:

— Да, доски с неё не очень, тут ты прав, — я оглядел вдалеке делянку, где уже вовсю работали мужики, валя деревья по указанию Петра. — Только её мы на уголь будем валить.

— На уголь? — Пётр оживился, глаза его, обычно спокойные, блеснули интересом.

— Он нужен, — я пнул носком сапога сухую землю, поднимая облачко пыли. — Сам понимаешь.

Пётр почесал затылок, соображая, но быстро кивнул. Он всегда схватывал на лету, потому и ценил я его среди других мужиков.

— Понял тебя, барин. Сделаю, — он уже мысленно прикидывал объём работы, я видел это по его сосредоточенному взгляду. — Выкопаем яму, накроем, всё правильно сделаем. Будет хороший уголь, не переживайте.

Он помолчал, будто колеблясь, стоит ли задавать вопрос, но всё же решился:

— А много нужно?

Я окинул взглядом лес, прикидывая, сколько берёз можно свести, не нарушив природного баланса. Лес был нашим кормильцем, и рубить его бездумно я не собирался.

— Много, Петька, — кивнул я своим мыслям. — Нужно будет потом продумать, как всё оптимизировать в целях экономии, так сказать.

Пётр наморщил лоб, видно было, что последняя фраза ему не совсем понятна.

— Что сделать, барин? — он смотрел на меня с той доверчивой простотой, которая всегда трогала меня в деревенских мужиках.

— Рационально использовать, Петя, — я усмехнулся, глядя на его растерянное лицо.

— А это как? — Пётр совсем смутился, переступил с ноги на ногу, смахивая пот со лба.

— Ой, Петька, Петька, — я не удержался от лёгкого смешка, но в нём не было насмешки, только тёплая привязанность к этому простодушному мужику. — Так, чтоб когда стекло выплавлять — заодно и металл плавить. Чтоб уголь для каждого вида работы отдельно не жечь.

Глаза Петра расширились, он представил себе масштаб задуманного мною и присвистнул.

— Ну, если так можно, то это ж будет хорошо, Егор Андреевич, — в его голосе звучало искреннее восхищение. — Это ж сколько угля сбережём! И времени!

Он уже загорелся идеей, я видел, как в его голове крутятся шестерёнки, прикидывая и рассчитывая.

— Можно, наверное, — я задумчиво потёр подбородок. — Только ещё не придумал как.

Я засмеялся, представив себе эту грандиозную задачу — совместить стекловарение и металлургию, а Пётр растерянно улыбнулся в ответ, не до конца понимая, что тут смешного.

— Снова барин что-то придумывает, — пробормотал он, но в его голосе звучало не осуждение, а скорее желание разгадать некую загадку.

Я хлопнул его по плечу, и мы направились к мужикам, работавшим у лесопилки. Солнце припекало всё сильнее, но настроение было бодрое. В голове уже вертелись новые идеи, как организовать работу эффективнее. Эх, если б только времени хватало на всё, что хотелось воплотить!