Воронцов. Перезагрузка. Книга 2

Глава 20

Прикинув, что появились дополнительные четыре пары рук, я решил перераспределить работы.

Оглядывая деревню и думая, как лучше использовать внезапно свалившуюся помощь. День обещал быть долгим — в середине лета темнело поздно, и можно было успеть немало.

— Степан! — окликнул я проходящего мимо мужика. — Собери-ка тех, кто с Петром и Ильей на доме работает. Дело есть.

Степан, кивнул и быстро скрылся за углом амбара. Через четверть часа передо мной уже стояли пять крестьян, с интересом поглядывая и перешёптываясь.

— Вот что, мужики. Стройка у нас теперь пойдёт шибче, — я обвёл их взглядом. — Новые люди прибыли, помогать будут. А вам другая задача. Лес валить пойдёте, брёвен нам теперь вдвое больше нужно.

— Это что ж, Егор Андреевич, на дом ещё больше бревён? — почесал затылок рыжебородый мужик.

— И на дом, и на кузню, что за рекой ставить будем, — я сделал широкий жест рукой в сторону леса. — Работы у нас — непочатый край. А новые люди к Петру и Илье пойдут.

Крестьяне, переговариваясь, направились выполнять моё поручение, а я пошёл посмотреть как там новоприбывшие. Те сидели на брёвнах возле недостроенного дома и что-то обсуждали с Петром. Завидев меня, поднялись.

— Ну что, как устроились? — я подошёл ближе, оглядывая их с ног до головы. — Отдохнули с дороги?

— Всё путем, Егор Андреевич, — ответил за всех Захар. — Не привыкать нам к дороге. Готовы работу начинать, как и говорили.

— Вот и славно, — я кивнул Петру. — Петя, эти молодцы помогут вам с Ильёй дома ставить, раз уж сами вызвались. А наши пойдут лес валить — брёвен нам теперь вдвое больше нужно, да и досок тоже.

Пётр окинул внимательным взглядом новых помощников, прикидывая, куда их определить.

— Сладим, Егор Андреич, — он уже начал думать над фронтом работ. — Как раз стены поднимаем, тут сила нужна.

— Вот и договорились, — я похлопал его по плечу. — К вечеру загляну, посмотрю, как дело идёт.

Оставив их, я направился к дому. Нужно было Машку расспросить о хозяйстве — Фома же свинок привез — узнать куда определили.

Машка возилась во дворе с бельём, развешивая влажные простыни на верёвках, натянутых между яблонями. Увидев меня, она улыбнулась, отбросив выбившуюся прядь со лба тыльной стороной ладони.

— Машенька, — я подошёл ближе, — поросят-то куда пристроили? Всё ли хватает? Может, сарай сделать нужно или огорожу какую-то?

Она отряхнула руки и повернулась ко мне.

— Прохор уже и так из досок делает загородку для них, — в её голосе слышалось одобрение. — С утра взялся, к вечеру должен закончить. А сарай… — она задумалась на мгновение, — к осени понадобится. Сейчас-то тепло, а как похолодает, нужно будет их под крышу определить.

— Хорошо, учтём, — я кивнул, мысленно добавляя ещё одну постройку в список необходимых работ. — А с едой для них как?

— Пока хватает, — Машка вернулась к развешиванию белья. — Объедки со стола, трава… Те еще проглоты! — в её голосе звучала хозяйская гордость.

Хорошая она хозяйка, моя Машка. Сердце на миг сжалось от нежности к ней.

— Пойду к лесопилке, гляну, как там мост строится, — сказал я, отрываясь от приятного зрелища.

— Иди, Егорушка, — она кивнула, не отрываясь от работы. — К обеду-то вернёшься?

— Постараюсь, — я уже шагал к калитке.

Путь к лесопилке прошел в раздумьях — даже не заметил как дошел. Уже издали услышал стук топоров и работу пил. Подойдя ближе, увидел, как мужики трудятся над мостом. Работа кипела — уже перевалили за середину реки, метра на три, не меньше. Мост рос на глазах, но я заметил, что строить с одного берега становилось всё сложнее.

— Стой! — крикнул я, подходя ближе. Работа на миг замерла, мужики повернулись ко мне. — Есть мысль.

Я спустился к самой воде, внимательно оглядывая конструкцию моста и противоположный берег.

— Вот что, мужики, — начал я, когда все собрались вокруг. — Начните валить лес с другой стороны и тяните мост от того берега к середине. Так будет проще, чем всё с одного края тащить.

Один из работников, седобородый мужик, почесал затылок.

— А ведь и правда, Егор Андреич. Мы уж замаялись брёвна через всю конструкцию тащить. А так — по два опорных столба с каждой стороны вобьём, и пойдёт дело шибче.

— Вот-вот, — кивнул я. — И лес там, гляжу, подходящий растёт, близко к берегу.

— Сделаем, барин, — он уже прикидывал, кого отрядить на другой берег.

Я осмотрелся по сторонам, заметив что неподалёку от лесопилки сколотили ящики под золу и уголь.

— С золой, гляжу, дело пошло быстрее? — спросил я, подходя ближе к яме.

— Шибко быстро пошло, Егор Андреич! — оживился Семён, который как раз ворошил содержимое длинным шестом. — И зола и уголь получается на славу! Уголь проверили — жар держит хорошо, в кузницу в самый раз будет.

Я взял в руки кусок угля — тяжёлый, плотный, с характерным блеском на изломе. Действительно, хорош.

— Нужно задуматься о месте складирования, хотя бы временного, — сказал я, смотря на то, что сколоченные ящики уже полные. — Пока не дотянем мост и не начнём строить кузню с той стороны, надо где-то всё это хранить. Так что доски не экономьте — сделайте еще ящиков сколько нужно. Только про крышки не забывайте.

— А что если сарайчик небольшой сколотить? — предложил Семён. — Тут, на берегу. Чтоб и от дождя укрыть, и чтоб удобно было потом на другой берег переправлять, когда мост будет готов.

Я окинул взглядом берег, прикидывая место для временного склада.

— Дельная мысль. Завтра выделю пару человек, пусть займутся. А пока — накройте хоть рогожей, если дождь пойдёт.

Возвращаясь назад, я ещё раз окинул взглядом строящийся мост, растущую деревню, дальний лес, где сейчас стучали топоры крестьян, и зашагал обратно к дому. Машка, верно, уже ждёт с обедом, а после нужно будет обойти все работы, проверить, как идут дела на стройке дома, заглянуть к Прохору с его загородкой для поросят. Дел невпроворот, но на душе было легко. Всё шло своим чередом.

Возвращаясь с лесопилки, я услышал какой-то странный шум, доносившийся со стороны Уваровки. Сначала подумал, что показалось — ветер, может, разгулялся. Но нет, чем ближе подходил к деревне, тем отчётливее различал крики, визг и какое-то всеобщее бурление. Даже замедлил шаг, прислушиваясь. Визг был явно поросячий, а крики — вполне человеческие, причём на все голоса: и мужские басовитые, и женские звонкие, и детские заливистые.

Когда вышел к околице, картина предстала во всей красе — настоящий деревенский апокалипсис. Оказалось, что Прохор, когда загородку решил подправить, не доглядел, и поросята, воспользовавшись моментом свободы, дружно сиганули в поле. Теперь вся ребятня вместе с мужиками и бабами носилась за ними, пытаясь изловить беглецов, а те проскакивали чуть ли не под ногами, визжа от восторга своего неожиданного освобождения.

— Петька! — заорал я, увидев как он, красный как рак, пытался загнать особо резвого поросенка в какую-то корзину. — Что тут у вас?

— А то не видите, Егор Андреевич? — простонал он, промахнувшись мимо поросёнка в очередной раз. — Беда! Прохор, чтоб его, загон подправить вздумал, а эти нечистые духом тут же и сбежали!

Я едва сдержал смех, глядя на эту картину. Поросята, похоже, были в полном восторге от своей внезапной свободы. Они бегали кругами, то устремляясь к огородам, где маячила перспектива лакомой поживы, то кидаясь к речке, то просто носясь зигзагами без всякой видимой цели, кроме как позлить своих преследователей.

— Окружай его, окружай! — орал Степан, пытаясь загнать самого шустрого беглеца в тупик между домом и сараем.

Поросёнок же, словно издеваясь, прошмыгнул прямо между его широко расставленных ног и с победным визгом рванул в противоположную сторону, где прямо на него с полотенцем наперевес ковыляла Марфа.

— Ага! Попался! — торжествующе воскликнула она, набрасывая полотенце.

Но не тут-то было! Поросёнок сделал такой невероятный прыжок в сторону, что Марфа от неожиданности не удержавшись на ногах, свалилась в траву и лежала причитая и проклиная поросят.

— Ах ты ж паршивец! — взвыла она, пытаясь встать, кряхтя и ругаясь. Но тут же рассмеялась, глядя, как злополучный поросёнок, довольный собой, уже несётся к огородам.

Я оглянулся и увидел, как Прохор с виноватым видом пытается чинить загородку, периодически отвлекаясь на общую суматоху.

— Прохор, потом починишь! — крикнул я ему. — Сначала надо этих разбойников изловить!

Сказать честно, такого цирка наша деревня давно не видела. Дети были в полном восторге — бегали, визжали почти как сами поросята, пытаясь схватить их за пятачки, за хвостики, за что придётся. Мишка даже ухитрился поймать одного малыша-поросёнка, но тот так отчаянно завизжал и забрыкался, что мальчишка от неожиданности разжал руки, и пленник тут же дал стрекача.

— Мишка! Хватай его! — орал его отец, но было поздно — розовая молния уже скрылась в картофельных грядках.

Я решил, что без стратегии нам не справиться.

— Так, — крикнул я, залезая на бочку, чтобы меня было лучше видно и слышно. — Давайте-ка по порядку! Бабы — перекрывайте путь к огородам! Мужики — делайте загон из чего придётся, вон, жерди берите! Ребятня — гоните поросят в нашу сторону!

— Егор Андреич дело говорит! — поддержал меня Петька. — Давай, бабы, становись цепью!

Женщины, подобрав подолы и вооружившись кто чем — от полотенец до веников — встали плотной шеренгой перед огородами. Мужики быстро соорудили подобие временного загона из жердей, корзин и всего, что попалось под руку. А ребятня с визгом и хохотом принялась гнать поросят в нашу сторону.

Но поросята оказались на удивление хитры и изворотливы. Один, особо дерзкий, проскочил между Дарьей и Аграфеной, пользуясь тем, что те на секунду отвлеклись, споря, кто из них должен стоять ближе к крапиве.

— Держи его, держи! — заголосили они, но этот проказник уже мчался к картошке.

Тут в дело вступил Серко, наш деревенский пёс. До этого он с интересом наблюдал за всеобщей суматохой, но тут решил, что это игра специально для него. С громким лаем он бросился за поросёнком, в два прыжка нагнал его и, схватив за ухо, остановил.

— Ай да Серко! — восхитился я. — Вот кто нам поможет!

Пёс, довольный похвалой, отпустил визжащего пленника, которого тут же подхватил подоспевший Степан.

Второй — тот самый, что свалил с ног Марфу видимо, решил, что набегался вдоволь, и теперь просто стоял посреди двора, как будто размышляя, куда бы ещё податься. Мы окружили его со всех сторон, медленно сужая круг.

— Тихо, тихо, — шептал Прохор, — не спугните…

Но тут Петькин Васька не выдержал и с боевым кличем бросился на поросёнка. Тот от неожиданности метнулся в сторону… и угодил прямо в руки Ильи, который от радости аж присел.

— Попался, разбойник! — торжествующе воскликнул он, крепко держа его в руках.

Общими усилиями, все в пыли, запыхавшиеся, но довольные, мы загнали их обратно в починенный загон.

— Ну, Прохор, — сказал я, пытаясь отдышаться, — теперь-то загородку покрепче сделай. А то в следующий раз они не в поле убегут, а прямиком в лес.

— Не извольте беспокоиться, Егор Андреевич, — закивал тот. — Теперь эта загородка и медведя выдержит!

Вся деревня ещё долго обсуждала это происшествие, со смехом вспоминая, как упала Марфа, как Степан ловил поросёнка корзиной, как малыши носились за поросятами, падая и тут же вскакивая. В общем, цирк был ещё тот.

Отсмеявшись и отдышавшись, мы с Петром и Ильей, которые уже переживали как там идут дела на дому пошли проверить, но там слава богу, вовсю кипела работа — служивые укладывали бревна как надо, справлялись отлично. Я с удовольствием отметил, что они уже подняли сруб почти до крыши. Параллельно уже заложили брёвна и для дома Фомы.

Всё-таки возведение стен — это самое простое в стройке. Потом пойдёт дело посложнее: крыша, печь, полы, окна. Но глядя, как слаженно работают мужики, я был уверен — справимся.

В итоге деревня слегка уже расширилась, вырисовывались новые два дома, а ещё на краю стоял свеженький ангар. Я смотрел на всё это и радовался, что потихоньку, но поднимать деревню получается. Каждый новый дом, каждая постройка — как ещё один шаг к тому, чтобы наша Уваровка стала крепче, богаче, сильнее.

А сегодняшнее приключение с поросятами ещё долго будет вспоминаться зимними вечерами у печки — ведь такие моменты, полные смеха и общих усилий, и делают деревню настоящей деревней, а не просто скоплением домов.

С этими мыслями я направился домой, где меня, наверняка, ждал горячий ужин и моя Машка.

Увидев Митяя, я сказал ему, чтоб утром на зорьке сходил до реки, рыбы до обеда наловил, чтобы за день просолилась, а к вечеру коптить будем. Небо уже темнело, и мы сидели на завалинке, наслаждаясь прохладой после жаркого дня. Митяй кивнул.

— Сделаю, Егор Андреич, — он потер ладонью подбородок, — как солнце встанет, так и пойду.

Я хлопнул его по плечу и направился к дому, где уже ждала Машка, мелькая в окне своим белым передником.

Митяй слово сдержал — до обеда принес рыбу, еле дотащил две корзины, полные до краев. Серебристые бока подлещиков и плотвы поблескивали на солнце, привлекая внимание всех, кто проходил мимо. Митяй, аж вспотел и тяжело дышал, когда притащил рыбу к моему дому.

Мужики, собравшиеся во дворе, опять начали его подтрунивать, ухмыляясь в усы и перемигиваясь между собой.

— Заставь дурака Богу молиться, он и лоб разобьет, — хохотнул Степан. — Куда ж ты столько много-то?

Митяй только плечами пожал, утирая пот с лица рукавом рубахи.

— Так рыба шла хорошо сегодня, — он виновато улыбнулся, глядя на меня, — клевало так, что едва успевал вытаскивать. Думал, чем больше, тем лучше.

Я осмотрел улов, прикидывая, что можно сделать с такой горой рыбы. Подумал, что часть можно засолить впрок, часть закоптить, как и планировали.

— Добро, Митяй, — я кивнул, — хороший улов. Справимся как-нибудь.

Вспомнил тут про картошку, которую привез в прошлый раз Фома. Большую часть досадили, но мешок оставили той, что крупнее — на еду. Мысль, мелькнувшая в голове, заставила меня улыбнуться. Соскучился я по жареной картошечке, да все руки не доходили. В итоге решил к рыбке сделать новое блюдо — жареную картошку.

Я попросил Прасковью, показать, что есть из посуды для готовки. Она повела меня в закрома бывшего старосты, перебирая разную утварь, гремя крышками и чугунками.

— Вот, Егор Андреич, глядите, — она вытащила откуда-то из-под груды тряпья неглубокий чан из чугуна, — может, это сгодится?

Я повертел находку в руках, прикидывая, что в качестве сковородки сойдет — бока высокие, дно ровное, правда, чуток ржавчины по краям, но это не беда, отчистим.

— То, что надо, Прасковья! — я улыбнулся ей. — Еще бы песочком его оттереть до блеска.

— Это мы мигом, — она подозвала дочку, шепнула ей что-то на ухо, и та убежала, сверкая босыми пятками.

Тем временем мужики занялись рыбой — кто чистил, кто потрошил, кто солил. Работа кипела, шутки летали, как мухи в жаркий день. Рыбу решили не только коптить, но и часть засолить, а часть запечь на углях — благо, улова хватало на все задумки.

Я позвал Машку, которая хлопотала в доме, замешивая тесто.

— Машенька, — я обнял её за плечи, — картошку нужно будет почистить, и много, чтобы на всех хватило.

Машка только кивнула. Мигом организовала баб в помощь.

Я показал ей, как порезать картошку — тонкими ломтиками, не слишком мелко, но и не крупно.

— Вот так, солнце, — я водил ножом, демонстрируя, — чтоб все кусочки примерно одинаковые были, тогда ровно прожарятся.

Машка быстро приноровилась, и вскоре перед нами выросла горка нарезанной картошки, белой и сочной, только что вымытой в колодезной воде.

Когда всё было готово, и рыба уже была поставлена в коптильню — я занялся картошкой.

Растопил несколько кусков сала на этой импровизированной сковородке, дождался, пока жир зашкворчит и поплывет аппетитный запах. Потом засыпал порезанную картошку, которая зашипела, соприкоснувшись с горячим жиром.

— Вот, Машенька, гляди, — я показывал ей, помешивая деревянной ложкой, — надо так, чтоб не пригорала, но и зарумянивалась со всех сторон.

Машка внимательно следила за моими действиями, запоминая каждое движение.

— До какой степени должна жариться? — спросила она, когда картошка начала менять цвет с белого на золотистый.

— Вот до такой, — я подцепил ложкой кусочек, показывая ей, — чтоб корочка была, но внутри мягкая. И солью присыпать надо, но не сразу, а когда уже почти готова.

Она кивнула, принимая у меня ложку, и стала помешивать сама, осторожно переворачивая кусочки картошки, чтобы те равномерно прожаривались. Я стоял рядом, время от времени давая советы, но больше просто любуясь, как ловко она управляется.

В итоге, когда рыба уже была готова — ароматная, с золотистой корочкой, пропитанная дымком, — картошка тоже была доведена до совершенства. Каждый кусочек был золотистый, с хрустящей корочкой, и имел такой запах, что слюнки текли сами по себе. Как же я хотел жареной-то картошечки!

Бабы расстарались — достали квашеную капусту из погреба, нарезали редиску, зелень, лук зеленый разложили по мискам. Пелагея принесла свежий каравай. Стол ломился от еды. Ко всей этой вкуснотище открыли один из привезенных Фомой бочонков пива — пенного, темного, с горчинкой.

Крестьяне, как обычно, с удивлением смотрели на новое блюдо. Митяй даже пальцем потрогал кусочек картошки, будто не веря, что это та самая, что растет в земле.

— Это что ж такое, Егор Андреич? — спросил он, принюхиваясь. — Неужто картоха так может?

— Может, Митяй, еще как может, — я подмигнул ему. — Пробуй, не пожалеешь.

В этот раз они долго не раздумывали и, распробовав, сразу же приступили к поеданию этой вкуснотищи. Митяй первым зачерпнул полную ложку, отправил в рот и замер, будто прислушиваясь к новым ощущениям. Потом глаза его расширились, и он, не прожевав до конца, потянулся за добавкой.

— Вот это да! — выдохнул он. — Отродясь такого не ел!

За ним и остальные потянулись — кто с опаской, кто с любопытством, но вскоре все уже нахваливали новое блюдо, запивая его пивом и закусывая копченой рыбкой. Бабы смеялись, глядя, как их мужья, обычно неторопливые и степенные за столом, теперь соревновались, кто больше съест жареной картошки.

Я во главе стола с кружкой пива в руке, и смотрел на эту картину с удовлетворением. Машка пристроилась рядом, прижавшись плечом, и шепнула на ухо:

— Опять ты всех удивил, Егорушка. Интересно, чем удивишь в следующий раз?

Я только улыбнулся, подмигнув ей.

— Много чего, Машенька, много чего. Вот увидишь, еще не так заживем.

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в розовые тона, запах копченой рыбы и жареной картошки плыл над деревней, смешиваясь с ароматом полевых трав. И в этот момент я подумал, что счастье — оно в простых вещах: в хорошей еде, в смехе друзей, в теплой руке любимой женщины и в чувстве, что ты на своем месте, что ты нужен этим людям, этой земле.