Воронцов. Перезагрузка. Книга 2

Глава 18

Осмотрели ангар. В общем-то, он был готов, чтоб заполнять досками. Солнце било сквозь щели между досками, прорезая пыльный воздух золотистыми лучами. Я прошёлся вдоль стен, проверяя крепость каждого угла, каждой опоры. Работа была сделана на совесть — крышу положили в нахлест, чтоб не протекала, стены стояли крепко, земля на полу была ровной и утоптанной. Место для складирования досок выбрали с умом — на возвышенности, чтоб вода не подтапливала, и при этом недалеко от дороги, чтоб удобно было грузить.

— Петь, — окликнул я, принимая решение, — сходи в соседнюю деревню, где уже раз брали лошадь с усиленным возом. Договорись ещё на пару дней и сразу дай десяток медяков.

— Сделаю, Егор Андреевич. К вечеру обернусь, — он поправил пояс, взял деньги и, не теряя времени, отправился за лошадью.

Я ещё раз оглядел ангар, прикидывая, сколько досок сможем сюда уместить. Работа шла полным ходом, и это радовало. Время — деньги, как говорят в будущем, и этот принцип я твёрдо намеревался внедрить здесь, в начале девятнадцатого века.

Петр вернулся, когда уже стемнело. Вечер выдался тихий, далеко над рекой стелился туман, а на небе высыпали первые звёзды. Мы сидели с Ильёй возле дома, обсуждая завтрашний день, когда скрипнула калитка.

— Договорился, — сообщил Петр, подходя к нам. Он выглядел уставшим, но довольным. — Староста только просил не загонять сильно.

— Хорошо, — кивнул я. — Завтра с рассветом начнём доски свозить, так, чтоб с запасом под пять-семь телег загрузить.

— А теперь отдыхать. Завтра тяжёлый день.

В итоге два следующих дня возили доски в ангар и брёвна под срубы для Петра и Фомы. Работа шла споро, но не без трудностей. В первый день сломалась люшня у воза, и пришлось делать новую и менять.

Илюха со Степаном параллельно уже начали обрабатывать брёвна и сразу укладывать их в сруб. Работали они слаженно, без лишних слов понимая друг друга. Илюха, топором владел мастерски — щепа летела во все стороны, а брёвна выходили ровные, словно по линейке вытесанные.

На исходе второго дня, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багрянец, ко мне подошёл Петр.

— Егор Андреевич, мало навезли брёвен, — сказал он, глядя на недостроенный сруб. — Может, ещё на день лошадку бы задержать? А то без материала работа встанет.

Я задумался, пересчитывая в уме оставшиеся медяки. Запас ещё был, и дело действительно нельзя было оставлять на полпути.

— Ладно, — решил я. — Пошлём Гришку к старосте той деревни ещё с пятью медяками, чтоб тот не подумал чего неладного. А сами продолжим возить материал.

Гришка только того и ждал. Он любил такие поручения — можно было и деревню чужую посмотреть, и себя показать.

— Мигом обернусь, Егор Андреевич! — пообещал он, и через минуту только пыль стояла на дороге от его быстрых ног.

Сами же продолжили возить материал. День выдался удачным — успели сделать пять ходок вместо обычных четырех. К вечеру все валились с ног от усталости, но на душе было спокойно — ещё немного, и первый этап работы будет завершён.

Машка как-то вечером принесла маленького чёрного с белой грудкой котёнка — девочку. Я сидел на лавке возле дома, наслаждаясь редкими минутами отдыха, когда она подошла, пряча его в переднике. Глаза её лукаво блестели, а на губах играла загадочная улыбка.

— Егорушка, — начала она нежно, присаживаясь рядом, — посмотри, какой чудесный котёночек у Митричевых народился.

Она осторожно достала из передника крошечный пушистый комочек. Котёнок был чёрный как уголь, только на грудке белело пятнышко, словно манишка на праздничном наряде.

— Ишь ты, — я невольно улыбнулся, глядя на это чудо.

Машка, видя мою реакцию, тут же стала расписывать достоинства кошки в доме, перебирая все возможные аргументы.

— Кошечка-то какая умница будет! И мышей ловить станет, и мурлыкать по вечерам, и счастье в дом принесёт. У нас в деревне говорят, чёрная кошка — к добру.

Она говорила и говорила, то и дело поглаживая котёнка, который доверчиво прижимался к её ладони. Аргументы становились всё изобретательнее, а глаза — всё умоляющее.

— А ещё она такая ласковая! И молочко совсем немножко пьёт, почти не заметишь расхода…

Как же всё-таки отличается лукавство ХХI века от лукавства начала ХIХ. Аж смешно было слушать эти простодушные хитрости, но я стойко не позволял себе улыбаться, а лишь кивал, мол, как же хорошо она мне вешает лапшу на уши. В моё время сказали бы прямо: «Хочу котёнка», и всё. А здесь целый спектакль, с экономическими выкладками и прогнозами на вылов мышей.

В итоге я якобы позволил себя убедить, что без котёнка нам никак. Машка просияла, словно солнышко выглянуло из-за туч, и прижала котёнка к груди.

— Вот увидишь, Егорушка, не пожалеешь! Такая помощница в доме будет!

Честно говоря, котёнок мне самому до чертиков понравился — вот с детства любил чёрных котов. Было в них что-то особенное, мистическое, притягательное. И этот маленький комочек, смотревший на мир огромными любопытными глазами, сразу запал мне в душу.

— Как назовём? — спросил я, протягивая руку и осторожно поглаживая котёнка по маленькой головке.

Машка задумалась, наклонив голову набок.

— Может, Ночка? Или Чернушка?

— А может, Бусинка? — предложил я, заметив, как блестят в сумерках глаза котёнка — словно две маленькие бусинки.

— Бусинка! — восхищённо повторила Машка. — Как хорошо придумал, Егорушка! Ей-богу, словно с рождения ей имя такое предназначалось!

В итоге назвали Бусинкой. И Бусинка стала жить с нами. Она быстро освоилась в доме, облюбовав себе местечко возле печи, где было тепло и уютно. Стоило только погладить — сразу же мурчать начинала, громко, самозабвенно, словно маленький моторчик работал внутри этого пушистого тельца.

На следующее утро я с трудом отвлек Петра от строительства дома — они уже стены почти у одного до половины выгнали. Петр, казалось, врос в эту стройку душой и телом, каждое бревно проверял, каждый паз, видно было, что для себя ставил. Даже когда я подошел, он стоял с топором, прикидывая что-то взглядом, и лишь после третьего оклика повернулся ко мне.

— Петь, надо бы проверить, что там на лесопилке да как мост строится, — сказал я, глядя, как неохотно он опускает топор.

— Может, после обеда, Егор Андреич? — он кивнул на недоделанную стену. — Тут бы к вечеру еще пару рядов положить.

— После обеда дождь обещается, — солгал я, глядя на безоблачное небо. — Лучше сейчас сходим, а к стройке потом вернешься.

Петр кивнул и перечить не стал. Бережно прислонил топор к срубу, что-то сказал Илье, работавшему рядом, и пошел за мной. По дороге все оглядывался на стройку, будто боялся, что без его присмотра дом развалится.

— Хорошо у вас идет, — заметил я, чтобы подбодрить его. — Скоро, глядишь, и крышу поставите.

— Если материала хватит, — кивнул Петр. — Да и руки нужны. Вон, только с Илюхой делаю — мужики-то у нас на разных работах.

— С руками у нас сложно, а вот материал тебе будет, — сказал я. — Главное сейчас — мост да лесопилку наладить.

Тропинка вывела нас к реке, и я невольно залюбовался — посреди этой идиллии — наша стройка, опоры моста, торчащие из воды, словно остов какого-то чудища.

Семён основательно взялся за мои поручения. В итоге почти до середины реки — метров десять от берега точно, опоры уже стояли, сбитые между собой досками и толстыми жердями. Мужики суетились вокруг них, кто в воде по пояс, кто на плотах, привязанных к всё тем же опорам, кто на берегу — вся работа кипела слаженно, без суеты и окриков.

— Семён! — окликнул я.

Тот обернулся, заулыбался, махнул рукой и поспешил к нам, вытирая руки о штаны.

— Егор Андреич! Петька! — он пожал нам руки, крепко, по-мужски. — А мы вас как раз через пару дней звать хотели — показать, что сделали.

— Да вот, решили сами заглянуть, — я оглядел стройку. — Рассказывай, как дела продвигаются.

Семён с гордостью повел рукой в сторону реки:

— Как видите, опоры уже почти до середины реки дошли. Строим по вашему плану — каждую опору упёрли в дно на сколько смогли расчистить камни. Между собой скрепляем накрепко, чтобы течением не снесло.

— А камнями обложили? — спросил я, заметив груды валунов на берегу.

— И завалены камнями в воде метра на три, — кивнул Семён. — Делаем так, чтоб с запасом прочности.

Я подошел ближе к воде, прищурился, оценивая работу. Даже на глаз было видно, что опоры стоят ровно, одна к одной, расстояние между ними выдержано четко.

— Хорошо, Семён, очень хорошо, — похвалил я. — Когда думаешь до того берега дойти?

— Если погода не подведет, через неделю-полторы то точно, — прикинул он. — А там уже и настил пойдет.

— Добро, — я повернулся к Петру. — Ну что, пойдем смотреть, что там у нас с золой?

Мы попрощались с Семёном и направились ниже лесопилки, где находились наши ямы для золы и угля.

Проходя лесопилку, та встретила нас запахом свежераспиленной древесины и мерным визгом пил. Тут тоже работа шла полным ходом — бревна превращались в доски, которые аккуратно складывали под навесом для просушки.

А чуть поодаль располагались наши ямы для золы. Уже трижды заполняли их, а перегоревшую собирали в большой сколоченный ящик, который накрывали плотной крышкой. Подойдя ближе, я провел рукой по крышке — добротно сделана, щелей не видно.

— Как сказали, чтоб не промокла, если дождь вдруг пойдет, — пояснил Семён, заметив мой жест. — Зола-то сухая должна быть, иначе какой с нее толк.

— Правильно сделали, — кивнул я. — А что с углем?

Семён повел меня к другой яме, где недавно закончили тление поленья.

Уголь только первую партию доставали — долго тлели поленья, почти два дня пришлось ждать. Петр взял один кусок, повертел в руках, потом с силой сжал — уголь не рассыпался, лишь слегка крошился по краям.

Петр оживился, забыв про недостроенный дом:

— А уголь-то, Егор Андреич, удался у нас! Прямо загляденье!

— Посмотрим как гореть будет, — улыбнулся я, довольный его энтузиазмом.

— Ну, по крайней мере, — древесный уголь получился то, что надо, — я улыбнулся, глядя на довольное Петькино лицо.

— Вот-вот! — обрадовался Петр моему пониманию. — Для кузни лучше не придумаешь!

— А количество — дело наживное, — я огляделся вокруг. — Еще ямы копать будем, больше угля получим. Главное, что качество хорошее.

Мы вернулись в ангар, к месту, где складировали глину. Её насобирали уже прилично — несколько больших куч, накрытых берестой.

Я присел на корточки, взял комок, размял в пальцах. Хорошая глина, жирная, пластичная.

— Скоро и складывать будет некуда — сказал я.

Семён, сопровождавший нас, кивнул, вытирая руки о штаны:

— Это верно. Уже и не знаем, куда девать.

Я прикинул в уме объемы — и золы, и угля, и глины уже накопили достаточно, чтобы начинать следующий этап.

— Пора что-то с печью думать, чтоб начинать обработку, — я поднялся, отряхивая руки от глины. — Надо будет чертеж набросать, как вернемся. Простую сначала сделаем, для пробы.

— А делать-то из чего будем? — практично поинтересовался Петр. — Из глины этой?

— Из нее, родимой, — кивнул я. — Первую сделаем простую — с золой глину смешаем, потом обожжем. Если получится — будем уже большую печь строить, для настоящего обжига — ту уже из глины белой будем делать.

Петр задумчиво почесал затылок:

— Дело непростое затеваете, Егор Андреич. Но интересное. Никто у нас так глину не делал, всё больше по старинке.

— Вот и посмотрим, что лучше, — я похлопал его по плечу. — Ну что, обратно пойдем? Дом твой сам себя не достроит.

Петр просиял, явно обрадованный возможностью вернуться к своей стройке. Мы пошли обратно, и по дороге я мысленно прикидывал конструкцию печи — небольшой, пробной, чтобы проверить, как поведет себя наша глина при обжиге. Если всё получится — это будет настоящий прорыв для деревни. Такая глина — это уже другой уровень строительства, другие возможности.

А мост, лесопилка, уголь, зола — всё складывалось в единую картину развития, которую я задумал. И глядя на то, как мужики подхватывают мои идеи, как вкладывают в них душу и силы, я чувствовал, что мы на правильном пути. Медленно, шаг за шагом, но движемся вперед.

За эти дни так накрутился, что решил сегодня больше ничего не делать. Каждая мышца гудела от напряжения, в голове мысли путались, как нитки в неумелых руках. Хотелось просто сесть, вытянуть ноги и ни о чём не думать хотя бы до завтра.

Вернувшись в деревню, Пётр с Ильёй, видно, почуяли моё состояние — то ли по осунувшемуся лицу, то ли по тому, как я тяжело опустился на поваленное дерево, растирая ноющую поясницу. Переглянулись многозначительно, и Илья куда-то исчез. Вернулся он через четверть часа, довольно улыбаясь и неся подмышкой небольшой бочонок.

— Это ещё что? — спросил я, хотя уже догадывался по запаху.

— Пивко, Егор Андреевич, — Илья бережно опустил бочонок на землю. — Домашнее.

— И откуда же оно у вас? — я не удержался от улыбки, глядя на их заговорщицкие лица.

— Так припасли загодя, — Пётр уже доставал берестяные кружки из холщовой сумки. — Знали, что пригодится. После тяжкой работы самое оно — душу отвести.

В общем, вечер провели душевно. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая всё вокруг в золотистые тона. Мы сидели под яблоней, потягивая пиво — густое, хмельное, с горьковатым привкусом. Говорили о том о сём, смеялись над байками Ильи, который оказался знатным рассказчиком. Я чувствовал, как напряжение постепенно отпускает, как расслабляются мышцы, как проясняется в голове.

За кружкой пива Пётр и Илья всё расспрашивали про то, как будем варить стекло. Уж очень их заинтересовала эта тема — глаза горели, как у мальчишек, которым пообещали невиданную диковинку.

— А правда, что из песка можно прозрачное стекло сделать? — спрашивал Илья, подливая мне ещё пива. — Чтоб как лёд было, только не таяло?

— Правда, — кивнул я, отпивая из кружки. — Только не из всякого песка. И не только песок нужен.

— А что ещё? — подался вперёд Пётр.

Я как мог рассказал, но ещё сам до конца не представлял, как организовать процесс добычи светильного газа. А ведь он был необходим, чтобы оксид железа превратить в железо, для того чтобы потом собирать его магнетитом, а глина при этом станет белой, что позволит сделать хорошую печь для высоких температур, да и керамику тоже потом будем же делать. Объяснять им всё это было сложно — не хватало слов, да и понятий у них таких не было.

— Понимаете, — я подбирал простые слова, — если золу правильно выпаривать, из неё будет выходить… дух такой. Газ. Он горюч, горит ярким пламенем.

— Как болотные огни? — спросил Илья с опаской. — Те, что над трясиной пляшут?

— Нет, не как болотные, — я покачал головой. — Этот можно собрать, направить куда нужно. И он даёт жар сильнее, чем простой огонь.

Пётр почесал затылок:

— И как же его собирать-то, этот дух?

Я начал объяснять, рисуя палкой на песке схему, изображая котелок, в котором будет вариться зола. Изобразил с крышкой, из которой будет выходить трубка, которая в свою очередь будет проходить через сито с мелко перетертой глиной. Они смотрели и слушали, не перебивая, хотя видно было, что многое им непонятно. Но стремление понять, разобраться было таким искренним, что я старался говорить как можно проще.

А потом ещё пришла мысль, что светильный газ он крайне горюч, и его можно было бы использовать для достижения более высоких температур при горении угля. Мысль эта прямо засела в голове, как заноза — не вытащишь, пока не займёшься ею вплотную.

— Слушайте, — я даже привстал от волнения, — а ведь если направить этот газ в печь с углём, температура поднимется настолько, что можно будет не только стекло варить, но и металл плавить!

— Это как же? — Илья недоверчиво покачал головой. — Жарче, чем в кузне? Да там и так железо как вода становится.

— Жарче, — кивнул я, чувствуя, как возбуждение вытесняет усталость. — Намного жарче.

Я начал быстро объяснять, как можно построить печь с двойной подачей топлива — угля и газа. Чертил на песке, показывал руками, как должно всё располагаться. Эта идея, если её удастся реализовать, решит вопрос с высокими температурами для плавки стекла.

— Так значит, — медленно проговорил Пётр, — мы сможем варить стекло лучше, чем в городе делают?

— Не только стекло, — я улыбнулся его ошеломлённому лицу. — Мы сможем делать многое, о чём здесь и не слыхивали.

Мы сидели под яблоней до самых сумерек, допивая пиво и обсуждая детали. Постепенно разговор перешёл на другие темы — на урожай, на погоду, на деревенские нужды. Но я то и дело возвращался мыслями к своей идее, прокручивая в голове детали, прикидывая, что можно улучшить, как сделать процесс эффективнее.

Если мне это удастся реализовать, то решится вопрос с высокими температурами для плавки стекла. А это уже совсем другие возможности.