Воронцов. Перезагрузка. Книга 2

Глава 16

За полдня они натаскали два десятка бревен. Солнце припекало, работа спорилась — мужики трудились слаженно, без лишних слов понимая друг друга. Часть бревен оставили для лесопилки — те, что поровнее, с меньшим количеством сучков. Часть — дубовых — обтесали для опор под будущий мост. Крепкие, основательные, такие не один десяток лет выдержат под напором весенних вод.

Мы только собирались перекусить, разложив нехитрую снедь, как из деревни прибежал пацан лет десяти, запыхавшийся, с растрепанными вихрами, босиком по лесной тропе.

— Барин, барин! — кричал он ещё издали, размахивая руками. — Там обоз к нам едет!

Я поднялся, отряхивая штаны от прилипших травинок и щепок. Уже примерно понимая, что за обоз — должен был Фома вернуться из города.

— Пойду, — кивнул я мужикам. — Доедайте спокойно, потом продолжите.

Петька лишь кинул, поднимаясь следом:

— Я с вами, Егор Андреевич.

Он быстро раздал последние указания мужикам — что делать с оставшимися брёвнами, как складывать, чтоб не мешали завтра, — и мы с ним потопали в Уваровку.

Шли быстро, сокращая путь через лесок, Петька всё расспрашивал меня о будущем мосте, как его строить будем, хватит ли опор. Я отвечал, обдумывая на ходу детали — мост нужен был крепкий, чтоб и груз можно было перетащить и по весне не смыло его.

Когда мы вышли к околице, я сразу увидел, что у моего двора что-то происходит — народ собрался, гомонят. Подойдя ближе, разглядели две телеги. При чем, если одна телега была нормальная и в неё была впряжена Зорька, — то Ночка же была запряжена в телегу, на которую была погружена ещё одна телега — третья. И было видно, что там не все хорошо с колёсами — одно сломано, другого вовсе нет, ось торчит голая.

А к телеге была привязана третья лошадь, — серая в яблоках, нервно перебирающая ногами — и с другой стороны, странное дело — коза. Рогатая, с чёрной спиной и белым брюхом, она флегматично жевала, поглядывая на собравшихся.

У лошадей же стояли два кавалериста в форме, с потемневшими от пыли сапогами, разговаривая между собой. Один высокий, сухопарый, с усами, второй — помоложе, плечистый, с весёлыми глазами. Увидев меня, выпрямились, приложили руки к козырькам.

— Что приключилось, Фома? — я подошел к нему, стоявшему возле телег с видом побитой собаки, и поздоровался.

Тот, кланяясь, поприветствовал меня:

— Егор Андреевич, батюшка, не гневайтесь! Беда приключилась, да не по моей вине.

— Да рассказывай уже, что стряслось, — я присел на край телеги, разглядывая поломанную вторую. — Вижу, не все гладко прошло.

Фома вздохнул, покосился на кавалеристов, и начал рассказ:

— Выехал я, как и задумывал — по утру ещё. Думал, чтоб вчера к вечеру уже тут быть. Полдороги то прошли без происшествий, — Фома говорил быстро, сбивчиво, будто боялся, что его перебьют.

— Переночевали. Жара стояла — духота! Мухи кусаются, лошади нервничают. Только отъехали версты три от места ночевки, как небо затянуло тучами — чёрными, аж страшно стало. И такой ливень хлынул — стеной! Земля не успевала впитывать, всё потекло ручьями.

Фома размахивал руками, показывая, как лило с неба:

— Дорогу размыло в считанные минуты! Грязь по колено, телеги еле тащились. Я всё боялся, что товар намокнет, хоть и накрыли мы его тщательно. А потом, — он развёл руками, — беда случилась.

— Дорога шла под уклон, — сбивчиво продолжал рассказ он, — и размыло её основательно. Образовалась яма, полная воды — не видно было, насколько глубокая.

— Я-то первый ехал, — продолжил Фома, — моя телега проскочила, хоть и с трудом. А вот вторая… — он кивнул на поломанную телегу. — Вот она в луже и засела. Колесо в яму ухнуло, телега накренилась. Товар начал съезжать!

— Я кричу Митьке, — держи! А как удержишь? Ящики тяжёлые, мешки скользкие от дождя.

— А лошадь-то новая, — Фома показал на серую в яблоках, — я её только-только купил, как вы велели. Молодая, норовистая. Испугалась грома, рванула сильно вперёд — колёса и сломались. Треск стоял такой, что я думал, всю телегу разнесло!

— Чудом товар не пострадал, — вставил старший кавалерист. — Если б мы не подоспели…

— Да, спасибо служивым! — Фома поклонился кавалеристам. — Возвращались они в часть свою, увидели наше бедствие. Остановились, помогли.

— Мы со служивыми телегу разгрузили да на одну погрузили, — продолжал Фома. — Ох и намучились! Дождь льёт, грязь чавкает под ногами, того и гляди поскользнёшься. Каждый ящик, каждый мешок руками перенесли.

— Боялись, что в лужи упадёт добро, — усмехнулся молодой кавалерист. — Я один раз чуть не растянулся с мешком муки. Еле удержал! А то бы вся мука — в грязь.

— А кувшины с маслом? — подхватил Фома. — Скользкие, тяжёлые… Я всё думал — разобьются! Но, слава Богу, всё цело.

— А козу откуда взяли? — я кивнул на животное, которое с философским спокойствием продолжало жевать, не обращая внимания на рассказ о злоключениях.

— А, это… — Фома замялся. — Это, Егор Андреевич, я по своей инициативе. У горшечника на окраине города козу эту увидал. Хорошая, молочная порода. Надумал купить — для Машки, молоко чтоб свежее было. Я отработаю, — поспешно добавил он.

Я покачал головой, скрывая улыбку. Вечно Фома что-нибудь эдакое придумает.

— Даже не думай об этом, — возразил я. — Ну а дальше то что?

— А дальше, — вздохнул Фома, — поломанную телегу пришлось на целую взгромоздить. Еле подняли — тяжеленная! Думал, не довезём. Но Ночка — молодец, тянула как могла.

— Привезли, — заключил он. — Петр вон починит, — он кивнул на Петьку, который уже обходил поломанную телегу, оценивая фронт работ. — Не бросать же добро.

— Ну и правильно сделали, — я похлопал Фому по плечу. — Молодцом. И вам спасибо, служивые, — обратился я к кавалеристам. — Заночуете у нас, отдохнёте с дороги?

Те переглянулись, и старший ответил:

— Благодарствуем, барин, но нам в часть надо. Доложить о задержке. Мы уж поедем, если позволите.

Я кивнул, велел Фоме выдать им провизии на дорогу да сумму чтоб обговорил за помощь. Тем временем к нам подошли Пелагея и моя Машка. Они стояли чуть поодаль, поглядывали на меня, переминаясь с ноги на ногу, явно ожидая приглашения.

— Да давайте уже, накрывайте на стол, — сказал я, поняв их неловкость. — Небось с дороги все голодные. И служивых покормим заодно. Да и мы с Петром не откажемся перекусить.

Машка просияла, кивнула и быстро пошла к дому, что-то на ходу говоря матери. Я же повернулся к Фоме:

— Ну-ка, показывай, что привёз.

Фома заулыбался, явно обрадованный, что гроза миновала:

— Всё как заказывали, Егор Андреевич! И даже больше! Сейчас всё покажу, — и он принялся развязывать верёвки, крепившие товар на телеге.

Я оглянулся на Петра, который уже крутился возле поломанной телеги, постукивая по дереву и что-то прикидывая:

— Ну что, Петя, починишь?

— Починю, Егор Андреевич, — кивнул он уверенно. — Колесо новое сделаем, ось подправим. Пару дней работы, не больше.

— Вот и славно, — я повернулся к дому, откуда уже доносились голоса и бряканье посуды — женщины спешно накрывали на стол. — Значит, сначала обед, а потом разгрузка. Да и козу надо пристроить.

Мы пообедали, служивых тоже пригласил к столу. Еда простая, но сытная — каша, да хлеб свежий. Служивые уплетали за обе щеки, видно было — проголодались в дороге. Тут и Митяй нарисовался. Оказывается, уже успел ополоснуться да переодеться в чистое. Волосы ещё влажные, но рубаха свежая, подпоясанная новым кушаком. Подсел к столу, поклонившись мне сперва.

Фома, прожевав кусок хлеба, сказал:

— Хороший малый этот Митяй. Очень помог мне сильно и в городе по мелочам, и когда перегружать пришлось. Без него бы я в два раза дольше провозился.

Митяй зарделся от похвалы, опустил глаза в тарелку. Фома кивнул в сторону служивых, понизив голос:

— Попросил их до деревни сопроводить, чтоб спокойно доехать. Сами же знаете, дорога нынче неспокойная, а товар ценный везём.

Я оглядел служивых — крепкие ребята, видно, что бывалые. Такие не подведут в случае чего. И тут меня осенило — ведь если мы теперь будем доски возить на постоянной основе, то и охрана нужна постоянная. Случайными людьми тут не обойдёшься.

— Слушай, Фома, — я отодвинул пустую миску. — Пора нам по-хорошему и на постоянную основу нанимать охрану, раз доски будем возить регулярно. Пару дней отдохнёшь, да когда снова в город поедешь, ты бы двух-троих надёжных ребят нанял. Чтоб знали своё дело и не болтали лишнего.

Фома кивнул, прикидывая что-то в уме:

— Сделаю, хозяин. Есть у меня на примете пара человек. Один в городской страже служил, да поругался с сотником, второй из отставных солдат. Третьего поищем.

— Вот и ладно, — я хлопнул его по плечу. — Ну, рассказывай, как съездил-то? Как торговля прошла?

Фома приосанился, видно было — есть чем похвастать:

— Отторговался быстрее и лучше, чем планировал. Купили всё сходу и за один раз. Без скидок и торговли — рубль за доску.

— Да ну? — я даже присвистнул от удивления. — Неужто даже не торговались?

— Правда, проверяли каждую, — продолжил Фома. — Одну забраковали — там сучков было много, но удивлялись, что даже с сучками пил был хороший. Я её за пол цены им уступил.

— Молодец, — похвалил я его, и Фома просиял. — А что ещё привёз-то?

— С города я ещё пил привёз — пять штук, — Фома указал на сверток, выглядывавший из телеги. — Кузнец, оказывается, наперёд сделал, предполагая, что можем обратиться.

— Так не заказывал же, — удивился я.

Фома хитро прищурился:

— Я ему так и сказал! А он мне и отвечает: «Знаю, что не заказывал. Но через месяц бы пришёл с заказом. А тогда будет дороже. Сейчас на пять рублей дешевле отдам. По рублю с пилы».

— И что ты? — я заинтересованно подался вперёд.

— А я ему говорю, — Фома расправил плечи, явно гордясь собой, — «Хороший ты мастер, Савелий, да только откуда мне знать, что пилы твои столько стоят? Может, ты мне цену ломишь». А он мне: «Сам проверь!» Достаёт одну, берёт чурбак какой-то и давай пилить — только щепки летят! Потом другую даёт: «На, попробуй!»

Фома изобразил, как пилил, и все за столом заулыбались, глядя на его артистизм.

— Взял я пилу, попробовал — и впрямь, как по маслу идёт! Даже руку не тянет. «Ладно, — говорю, — хороши твои пилы, спору нет. Только пять мне много. Возьму три, по семь рублей». А он смеётся: «Хитёр ты, Фома! Ладно, давай по девять, и по рукам». Я ещё потомил его для виду, а потом и договорились по восемь. Но вижу — лежит у него топор знатный, лезвие блестит. «А топор почём?» — спрашиваю как бы между прочим. «Полтора рубля», — отвечает. «Дорого!» — говорю. «Зато на всю жизнь!» — отвечает.

— И?

— И сторговались мы так: пять пил по восемь рублей и топор за рубль двадцать. В общем, сэкономил я вам не плохо!

— Вот же Фома — и тут выгоду нашел, — я засмеялся, искренне довольный его сметливостью. — А ещё что привёз?

Фома принялся загибать пальцы:

— Пять мешков зерна разного: два пшеницы, два ржи, один ячменя. Ещё мешок картошки отборной, на семена хорошо пойдёт. Десяток кур-несушек молодых, уже яйца нести начали. Да гусей полтора десятка маленьких, но уже немного подросших — к осени как раз войдут в силу.

— Добро, — кивнул я, мысленно прикидывая, сколько это всё стоило.

— Ещё привёз три мотка верёвки добротной, пеньковой — в хозяйстве всегда сгодится. Два котла чугунных — один большой, для варки когда всех собирать будете, другой поменьше. Топоры простые, рабочие — шесть штук, для лесорубов. Ткани холщовой три рулона — бабы просили, да и нам на рубахи пойдёт.

Я присвистнул:

— И всё это на полторы телеги уместил?

Фома гордо расправил плечи:

— Уместил! Да ещё и соли пуд привёз. А ещё, — тут он понизил голос и наклонился ко мне, — нашёл я в городе мастера одного, что инструмент делает для столяров. Так вот, купил у него рубанок особый и стамески разные — три штуки. Думаю, пригодятся нам, если мебель какую мастерить будем.

— Ай да Фома! — я не скрывал восхищения. — Ты не купец, ты клад настоящий! А мастерить конечно будем — как зима придет, да лесопилка станет — будет на это время.

— И ещё кое-что, — Фома достал из-за пазухи небольшой свёрток, завёрнутый в чистую тряпицу. — Вот, возьмите.

Я развернул тряпицу и увидел складной нож с костяной рукоятью, искусно вырезанной в виде рыбы.

— Это вам, барин. От меня лично, в благодарность. Мастер один делает, из хорошей стали. Подумал, вам как раз сгодится.

Я повертел нож в руках — работа и правда отменная, лезвие острое, а рукоять ложится в ладонь как влитая.

— Спасибо, Фома. Уважил, — я спрятал нож за пояс. — Теперь отдыхай пару дней, сил набирайся. А потом поедешь снова в город доски повезешь, там и охрану нанять нужно будет.

Фома кивнул, явно довольный и поручением, и тем, как оценили его работу. Служивые к тому времени уже закончили есть и отправились проверять лошадей. Митяй тоже поднялся — ему предстояло помогать разгружать привезённое добро.

Я смотрел, как они хлопочут во дворе, и думал, что дело наше понемногу налаживается. Ещё немного — и заживём по-настоящему, крепко встанем на ноги. Главное — людей хороших подобрать, таких, как Фома, Пётр с Ильёй да Митяй. С такими любое дело по плечу.

Фома, видя, что служивые уже доели, подошел к ним и что-то быстро сказал, потом достав немного денег, передал им, пожав при этом руки. Те же поблагодарив за обед, откланялись, лица их были довольны, как у котов, наевшихся сметаны.

— Уговор закрыл, Егор Андреевич, — сказал Фома, старший из служивых козырнул мне, придерживая другой рукой саблю на боку.

Развернулись они чётко, почти по-военному, вскочили на коней и поскакали обратно в город, только пыль за ними взвилась по дороге. Я проводил их взглядом, и в этом момент ко мне снова обратился Фома.

— Егор Андреевич, можно вас на пару слов? — голос его звучал необычно тихо, что совсем не вязалось с его быстрой и громкой манерой говорить.

Я кивнул и отошёл с ним в сторону, за угол дома, где нас точно никто не мог подслушать. Фома огляделся по сторонам, словно опасаясь чужих ушей, и наклонился ко мне еще ближе и тихо зашептал.

— Тут такое дело… — начал он и замялся, теребя край своего кафтана. — Когда я доски сдавал в городе, крутился рядом один мужик. Всё высматривал, вынюхивал.

— Что за мужик? — я мгновенно напрягся, зная, что Фома зря тревогу не поднимет.

Фома понизил голос еще больше:

— Да кто ж его знает. Городской. Одет чисто, но не богато. На купца не похож, скорее приказчик какой, но тоже нет. Всё выспрашивал, что это за доски такие да где такие делаются. Откуда, мол, везёте?

Моё сердце ёкнуло — неужели кто-то прознал про нашу лесопилку? О ней знали только свои, доверенные люди, а если слух пойдёт… многие захотят повторить — дело то прибыльное.

— И что ты ему ответил? — я внимательно смотрел на Фому, но тот держался уверенно.

— Я ничего не сказал такого, что могло бы нас выдать, — Фома с достоинством выпрямил спину. — Сказал, что перекупщик я, вот и привёз доски продавать. А откуда они — не его ума дело.

— И как он? Поверил?

Фома пожал плечами, лицо его приняло озабоченное выражение.

— Вроде бы и кивал, но глаза… глаза у него были хитрые, высматривающие. Я таких глаз навидался, когда с купцами заморскими дело имел. Такие глаза у тех, кто чужое норовит присвоить.

Я нахмурился, прикидывая, кто бы это мог быть и что ему нужно. Конкурент? Соглядатай от купеческой гильдии? Или просто любопытный?

— Видно, что не из работяг, — продолжал Фома, понизив голос ещё больше, хотя вокруг никого не было. — Не для работы доски спрашивал. Руки у него холёные, без мозолей. И вопросы задавал с умом, словно знает толк как спросить так, что самому хочется всё рассказать.

— Может, он просто по поручению кого-то богатого действовал? — предположил я, но в глубине души чувствовал — что-то здесь не так.

Фома покачал головой:

— Не похоже. Я за ним приглядывал. Он потом, когда я отгрузился и расчёт получил, за мной следил. Думал, я не замечу, но я его краем глаза видел. А когда мы с Тулы выезжали, он стоял у ворот и внимательно смотрел, запоминал. Будто метил нас.

По спине пробежал холодок. Если кто-то следит за нами, значит, наше дело привлекло внимание. А внимание в нашем положении — вещь опасная.

— Странно, — я потёр подбородок, размышляя. — Может, конкуренты по торговле?

— Да нет, — Фома категорично мотнул головой. — Не похож он ни на купца, ни на барыгу. Купцы так не высматривают — им незачем. У них свои каналы. А барыги с таким прищуром не ходят — им бы быстрей купить да продать.

Я встретился глазами с Фомой, и мы оба подумали об одном и том же.

— Ты в общем, про охрану задумайся всерьёз, — напомнил я, хлопнув его по плечу. — Мало ли кто и зачем интересуется нашими досками.

Фома кивнул серьёзно.

— Думаете, могут неприятности быть? — спросил он тихо.

— Не знаю, — честно ответил я. — Но лучше быть готовым.

— Ладно, — я кивнул. — Будь начеку. И когда тех своих знакомых в охрану возьмешь — скажешь, чтоб еще пару-тройку человек подыскали, чтоб надежных. — Фома кивнул.

— А что с досками? Как расторговался?

Тут Фома немного приободрился, на лице его появилась хитрая улыбка. Он помялся немного, словно собираясь с мыслями, и добавил:

— А я ведь разговор потом имел с теми, кто доски по рублю да без торга взяли.

— Да ну? — я аж присвистнул от удивления. — И кто они такие, эти щедрые покупатели?

— Это рабочие, которые пригород Тулы отстраивают по поручению градоначальника, — с гордостью сообщил Фома. — Сказали, что доски наши хорошие, ровные, без сучков почти. Только мало я вожу, им бы побольше.

— И что дальше? — я чувствовал, что это не конец истории.

— А я предложил им, чтоб сами приезжали, — Фома выпятил грудь, довольный своей смекалкой. — Чего нам туда-сюда гонять, если им партиями большими нужно?

— И что они?

— Те сказали, что обдумают. Через неделю договорились, что дадут ответ, — Фома смотрел на меня выжидающе. — Как вы на это смотрите, Егор Андреевич?

Я не сдержался и хлопнул его по плечу с такой силой, что он даже пошатнулся, хоть и был покрепче меня.

— Ты молодец, Фома! — искренне похвалил я. — Хотел тебе это предложить, да и поверить не мог, что сам так быстро канал сбыта найдёшь, чтоб предлагать самовывоз. Это ж как удобно нам будет!

Фома расплылся в довольной улыбке, как мальчишка, которого похвалил строгий отец.

— И по чём доски будут для них? — поинтересовался я, прикидывая в уме выгоду.

— Те хотели по 50 копеек за штуку, — Фома поморщился, словно от зубной боли. — Говорят, мол, оптом берём, да сами забирать будет — скидку, мол, давай.

— А ты?

— А я вроде как по 70 договорился, — в глазах Фомы блеснули озорные искры. — Через неделю ещё будем торговаться. И так до хрипоты торговались.

Я чуть не заржал, представляя эту картину: Фома, нависающий над городскими работягами, и они, пытающиеся сбить цену у этого бывалого купца. Воображение нарисовало такую яркую сцену, что я не выдержал и рассмеялся.

— Что, Егор Андреевич? — Фома недоуменно уставился на меня.

— Ничего, Фома, — я снова похлопал его по плечу, всё ещё посмеиваясь. — Просто представил, как ты с ними торгуешься. Наверное, зрелище было знатное.

Фома тоже усмехнулся, но потом снова стал серьёзным:

— А всё-таки, насчёт того мужика… Не нравится мне это, Егор Андреевич. Ох, не нравится. Как бы беды не навлёк.

Я вздохнул, весёлость как рукой сняло. Фома был прав — дело наше хоть и не противозаконное, но многих могло заинтересовать.

— Будем смотреть в оба, Фома, — я встретился с ним взглядом. — И готовиться к любому повороту. А пока — работаем как обычно. Не будем показывать, что встревожены. Да и охрану же заимеем — платить будет теперь с чего. А вот сами доски — амбар новый сделаем у самой деревни, чтоб их тут хранить. Чтоб скупщикам лесопилку не показывать.