За следующие несколько дней Пётр починил телегу, и не только починил колесо, но и ось укрепил, чтоб больше не ломалась под тяжестью досок.
Мужики же на двух оставшихся телегах продолжали таскать доски в ангар, складывая их аккуратными штабелями до самого потолка. Работа шла споро, без перерывов — знали, что дел невпроворот, а лето уже близится к середине.
В одной избе стены вывели уже под самую крышу, а во второй — до половины. С утра до вечера стучали топоры, скрипели пилы, да слышался тяжкий вздох мужиков, когда они поднимали очередное бревно на сруб. Из самых ровных и крепких досок стали делать стропила на крышу.
Илья было предложил сделать крышу односкатной, мол, так проще и быстрее.
— Егор Андреич, — говорил он, утирая пот с лица, — чего мудрить-то? Скатим в одну сторону, как на ангаре делали и дело с концом. И тёсу меньше пойдёт.
Но я покачал головой, осматривая строящийся сруб.
— Нет, Илья, так хорошо только на хозяйственной постройке, на сарае каком или вон на амбаре, — ответил я, проводя рукой по поверхности бревна. — А на жилой дом лучше делать традиционно двухскатные. И вид красивее, и снег зимой не так давит, да и дождь лучше стекает.
Илья почесал затылок, соглашаясь:
— Оно конечно так, барин. Ваша правда. Двухскатная крыша — она надёжнее.
— Да и людям привычнее, — добавил я. — Исстари ведь так строили, значит, был в том смысл.
Опоры через реку уже догнали с другого берега до середины и сейчас активно сшивали досками, стеля их поперёк. Вода журчала под новенькими досками, а на берегу суетились мужики, таскавшие бревна и доски. Видя, как растёт мост на глазах, я испытывал странное чувство — смесь гордости и удивления. Словно вчера ещё только задумал это всё, а сегодня уже почти готово.
— Ещё день, и мост должен быть готов, — сказал Семён, подходя ко мне, вытирая руки о штаны.
Я кивнул, внимательно осматривая конструкцию. Думал сделать ещё какие-то распорки для того, чтобы она держалась надёжнее, но мужики уверяли, что хорошо опоры закрепили.
— Видите, Егор Андреич, — Семён указал на то, как глубоко вбиты опоры в дно реки, — не шелохнутся. Хоть стадо коров гони — выдержит.
— То летом, — я прищурился, глядя на бурлящую воду. — А как весной? Я хотел бы ещё предусмотреть защиту для опор на весенний ледоход, чтоб лёд их не порвал.
Семён задумался, поглаживая бороду.
— Это дело правильное, — согласился он. — Можно заранее откосы сделать — брёвна по бокам вбить под углом, чтоб лёд на них раскалывался, а не на опоры шёл. А можно железом опоры оковать, да где ж столько железа взять?
— С откосами попробуем, — кивнул я. — Как мост закончим, сразу и займётесь.
Семён, всё-таки сделал вагонетку, причём практически в точности такую, как я рисовал ему прутиком на земле. Большой деревянный ящик на колёсах, в ширину как раз на локоть меньше ширины моста. Со стороны вагонетка казалась неуклюжей и громоздкой, но на деле оказалась довольно крепкой и устойчивой.
— Ну как, Егор Андреич? — с гордостью спросил Семён, когда я осматривал его творение. — По рисунку вашему делал. Чего может не так вышло?
Я обошёл вагонетку кругом, проверил крепления осей, потрогал рукой ящик — крепко сбит, не шелохнётся.
— Добротно сделано, Семён, — похвалил я. — Как мост доделаем, сразу и опробуем.
Мы же с Петром перешли по брошенным на опоры доскам на другой берег и ещё раз осмотрели место, где собирались ставить кузню. Высокий берег, сухое место, ветром хорошо продувается — самое то для такой постройки.
— Вот здесь печь поставим, — я указал на площадку чуть подальше от воды. — А тут можно будет навес сделать под ящик, чтоб уголь хранить.
Пётр кивал, прикидывая в уме размеры будущей постройки.
— А дымоход как делать будем? — спросил он, щурясь от яркого солнца. — Из камня класть или из глины с соломой?
— С одной стороны из камня надёжнее, — ответил я. — Но мы будем из глины делать. Да не простой, а из белой. Она более устойчива к температурам будет.
Пётр задумчиво потёр подбородок.
— А где ж мы ее возьмем, если вся глина-то красная?
— А вот это уже другой вопрос, Петя, — я хлопнул его по плечу. — Её то нам еще и предстоит сделать. Из красной. Заодно и металлом разживемся.
Тот лишь в очередной раз удивленно посмотрел на меня, видать забыл о чем я под пиво рассказывал, а может тогда просто не поверил.
Мы ещё постояли на берегу, прикидывая, где будут стоять наковальня, мехи, полки для инструментов. Солнце припекало, но от реки тянуло прохладой.
— Эх, заживём, как кузню поставим, — мечтательно произнёс Пётр. — И подковы сами ковать будем, и гвозди…
— И не только, — я улыбнулся, представляя, как много всего можно будет сделать, имея собственную кузницу и металл в достатке. — Плуги новые сделаем, серпы правильной формы, топоры лучшие ковать будем…
Когда мы пошли обратно, подходя к деревне, я вдруг остановился, прислушиваясь. Издалека доносился скрип колёс и конское ржание.
— Кто-то едет, — я приложил ладонь ко лбу, вглядываясь вдаль.
Захар, который уже стоял на холме и, приставив ладонь ко лбу, вглядывался в даль:
— Вижу обоз, Егор Андреич! — крикнул он, поворачиваясь ко мне. — Десять телег, не меньше!
— Десять, говоришь? — я хмыкнул. — Ну значит, скупщики досок пожаловали, как и обещали.
Пётр оживился, глаза его заблестели.
— Надо быстрей мужиков собирать, чтоб помогли с разгрузкой-погрузкой.
— Погоди с разгрузкой, — я усмехнулся. — Сначала надо выяснить, точно ли это наши покупатели.
Мы направились к ангару, где хранились доски.
Туда же подтягивались мужики, прослышав о приближающемся обозе. Бабы высыпали из изб, прикрывая глаза от солнца ладонями, вглядываясь вдаль. Вся деревня пришла в движение — такое всегда было целым событием.
Первая телега уже показалась на окраине деревни. Я расправил плечи, одёрнул рубаху и пригладил волосы.
— Ну, с Богом, — тихо сказал я Фоме, и мы двинулись навстречу обозу.
Игорь Савельич, восседавший на передней телеге, уже издали махал нам рукой. Его рыжеватая борода поблёскивала на солнце, а лицо расплылось в довольной улыбке. Видать, поездка прошла удачно, и он настроен на хорошую сделку.
— Добрый день, Егор Андреевич! — поприветствовал он меня, снимая шапку и утирая вспотевший лоб рукавом. — Приехали, как вы сказали, с десятью телегами. Готовы доски?
— Да, всё как и договаривались, — ответил я, показывая рукой на ангар, где ровными штабелями до самого потолка высились свежепиленные доски. — Можете проверить — все сухие, ровные, без сучков, как вы и просили.
Игорь Савельич довольно крякнул, оглядывая мои владения. За прошедшие дни Уваровка преобразилась.
— Хозяйство у вас крепнет, Егор Андреич, — заметил купец, прищурившись. — Растёте не по дням, а по часам.
Я только плечами пожал, мол, стараемся.
Пока его работники под присмотром Фомы начали грузить доски, на которые я указал, я решил завести разговор о другом товаре.
— Скажите, Игорь Савельич, — начал я как бы между прочим, — а какая толщина досок вам ещё может понадобиться, кроме тех, что сейчас забираете?
Купец даже остановился, повернувшись ко мне всем корпусом. На его лице отразилось неподдельное удивление.
— А что, можно и разную толщину делать⁈ — в его глазах мелькнул живой интерес.
— Можно делать любой толщины, — я развёл руками, словно это было самое обычное дело. — И потоньше для обшивки, и потолще для настила. И даже бруски можно делать квадратные, если нужда есть.
Игорь Савельич потёр бороду, явно прикидывая в уме новые возможности для торговли.
— Вот ведь как… — протянул он задумчиво. — А я-то думал, все доски одинаковые с лесопилок могут выходить.
— Лесопилка — штука гибкая, — я подмигнул ему. — Как настроишь, так и пилит.
Купец заметно оживился, в глазах его загорелся тот особый блеск, который бывает у торговых людей, почуявших выгоду.
— Это ж какие возможности открываются! — он даже руками всплеснул от избытка чувств. — У артели спрошу, какие им нужны. Плотники-то разные доски используют, это понятно. Но доводить то их до нужной толщины приходится в ручную. Одни потолще нужны, другие — чтоб тонкие были, под резьбу или внутреннюю отделку.
— Спросите, — кивнул я. — Мы сделаем.
Он тут же, не теряя времени, задал главный вопрос:
— А почём будут разные-то доски по толщине? Чай, потоньше — подешевле, а потолще — подороже?
Я сделал вид, что задумался, прикидывая что-то в уме, хотя решение уже принял заранее.
— Знаете что, — наконец проговорил я, — цена останется прежней, вне зависимости от толщины досок. Восемьдесят пять копеек за штуку, как договаривались.
Игорь Савельич даже рот приоткрыл от удивления.
— Даже за тонкие? — переспросил он недоверчиво.
— Даже за тонкие, — подтвердил я. — Их сложнее делать. А вот за большие бруски будем торговаться отдельно. Там уж как сговоримся.
Купец расплылся в широкой улыбке, вспомнив, видимо, наши прошлые торги.
— Ох и хитёр вы, Егор Андреич! — он покачал головой, но в голосе его слышалось уважение. — Ну да ладно, по рукам!
Мы ударили по рукам, скрепляя договорённость. Работа тем временем кипела — мужики сновали между ангаром и телегами, укладывая доски ровными рядами, крепя их верёвками, чтобы не растерять по дороге.
Солнце уже перевалило за полдень, когда погрузка близилась к завершению.
— Откушайте с нами, Игорь Савельич, — пригласил я купца. — Дорога неблизкая, силы беречь надо.
Но тот, к моему удивлению, отказался.
— Благодарствуем, Егор Андреич, да только до вечера хотим хоть какую-то часть пути перекрыть, — он глянул на небо, прикидывая время. — Дни летом длинные, успеем ещё вёрст десять-пятнадцать пройти. А заночуем в лесу, костры разведём.
Я понимающе кивнул — действительно, каждый час дорог для торгового человека.
— Тогда у меня к вам будет просьба, — сказал я, видя, что купец уже собирается в обратную дорогу. — Когда следующий раз приедете, купите и привезите с собой штуки четыре-пять самок кроликов и одного самца. И можно ещё пару хрюшек, да мешков пять зерна. Всё равно пустыми телегами будете идти, а за доставку с вами рассчитаюсь.
Игорь Савельич задумчиво потеребил бороду.
— Кролики, говорите? — он прищурился, словно что-то прикидывая в уме. — Ну что ж, привезём. Нынче на рынке всякой живности полно. А с доставкой сочтёмся, не впервой.
Он кивнул своим людям — мол, пора собираться. Те уже заканчивали крепить последние доски на телегах, проверяя, чтобы всё держалось крепко.
— Хорошо, барин, — добавил купец, надевая шапку. — Через седьмицу или чуть больше ждите. С кроликами приедем и со всем остальным, что просили.
Мы распрощались, и обоз медленно тронулся в обратный путь. Я долго смотрел им вслед, прикидывая в уме выручку и новые возможности, которые открывались передо мной. Десять телег досок по восемьдесят пять копеек за штуку — хороший прибыток. А если наладить производство разных по толщине досок да брусков, можно будет ещё больше заработать. Да еще и кролики. А ведь кролики — «это не только ценный мех», улыбнулся я старой шутке, про которую тут еще не знали.
Когда обоз скрылся за поворотом дороги, я окликнул Петьку.
— Слушай, Петро, — начал я, когда тот подошёл, — возможно, придётся переделывать каретку, добавив ещё две пилы. Таким образом увеличим количество добываемых досок с одного бревна, а сами доски будут тоньше.
Пётр почесал затылок, осмысливая мои слова. Потом медленно кивнул:
— Можно сделать, Егор Андреич. Только крепления придётся усилить да брусочки новых размеров сделать.
— Вот и делай, — я похлопал его по плечу. — Думаю, у тебя все получится. Купец заинтересовался досками разной толщины, надо ему предложить в следующий раз.
— Сладим, — уверенно кивнул Пётр. — Если что — вы подскажете.
Он ещё немного постоял, переминаясь с ноги на ногу, будто хотел что-то добавить, но потом просто кивнул и пошёл обратно.
Я же направился к дому, где наверняка уже ждала Машка с обедом. По пути встретил Захара с его служивыми — те несли свежесрубленные брёвна для избы.
— Как торговля, Егор Андреич? — окликнул меня Захар, опуская тяжёлое бревно на землю и утирая пот со лба. — Сговорились?
— Сговорились, — я довольно кивнул. — Всё продали, что припасли.
— Добро, — кивнул тот. — Значит, и нам на жалованье хватит, — добавил он с усмешкой.
Я только рассмеялся в ответ. Дела и впрямь шли в гору — лесопилка работала исправно, новые дома строились, купцы сами приезжали за товаром. Даже медвежье нападение не сумело нарушить наш размеренный быт. Если так дальше пойдёт, к зиме Уваровка будет уже не та захудалая деревенька, какой я её застал, а крепкое, зажиточное селение.
С этими мыслями я вошёл во двор, где уже хлопотала Машка, накрывая на стол.
До вечера мужики успели сделать пару ходок, вновь наполняя амбар досками. А на первой избе уже заканчивали устанавливать стропила.
А ночью зарядил дождь. Я проснулся от раскатистого грома, который, казалось, сотрясал стены избы до самого основания. Молнии вспыхивали одна за другой, на мгновение превращая ночь в день, а потом снова погружая всё во тьму, ещё более глубокую от контраста. Дождь барабанил по крыше так яростно, словно кто-то высыпал сверху мешок с горохом.
— Егорушка, страшно-то как, — прошептала Машка, прижимаясь ко мне теплым боком.
— Не бойся, солнце, — я обнял её, притягивая ближе. — Гроза — дело обычное в эту пору. Зато завтра, видно, будет выходной — после такого ливня работа немного встанет.
Она повернулась ко мне, глаза её в темноте блестели, отражая вспышки молний.
— Правда? — в голосе послышалась надежда. — Значит, целый день вместе будем?
— Целый день, — подтвердил я, целуя её в макушку.
Так и вышло — утро встретило нас мокрой землёй и низкими, тяжёлыми тучами. Дождь уже не лил сплошной стеной, но то и дело принимался накрапывать, не давая земле просохнуть.
День с Машкой начался неспешно — проснулись поздно, завтракали не торопясь. Я наблюдал, как она суетится у печи, раскрасневшаяся от жара, с выбившимися из-под платка прядями. Обычно в эту пору я уже был в поле или на лесопилке, и редко видел, как она хлопочет по хозяйству. А тут выдалась возможность просто сидеть, смотреть на неё и наслаждаться этим зрелищем.
После завтрака Машка предложила:
— Егорушка, давай я тебя подстригу немного? А то зарос совсем, скоро на медведя похож будешь.
Я улыбнулся, проводя рукой по волосам.
— И правда, зарос. Давай, солнце, стриги. В твои руки себя отдаю.
Вставая, выглянул в окно. А там мужики собрались у ангара, прячась от дождя и поглядывая на недостроенные избы. Я крикнул им, чтоб шли по домам — чего зря мокнуть, когда толку от работы в такую погоду мало.
Повернулся к Машке. Та же усадила меня на лавку посреди избы, накинула на плечи чистую простыню, принесла ножницы. Её прикосновения были нежными, почти невесомыми — она осторожно поворачивала мою голову, приподнимала прядь за прядью, ловко орудуя ножницами. Я закрыл глаза, наслаждаясь её близостью, теплом её дыхания, которое чувствовал на своей шее.
— Вот так лучше, — наконец сказала она, отступая на шаг и критически оглядывая результат своих трудов. — Теперь на человека похож, а не на лешего.
Я провёл рукой по волосам — и впрямь стало легче, прохладнее.
— Спасибо, Машенька. Мастерица ты у меня.
Она улыбнулась, довольная похвалой, и принялась сметать с пола состриженные волосы. Я же побежал в душ.
День тянулся медленно, но уютно. Мы то сидели у окна, глядя на серебристые струи дождя, то Машка показывала мне, как она научилась вышивать — узоры получались у неё затейливые, яркие. После обеда я стал рассказывать ей о своих планах — о кузне, о том, как будем дома ставить, чтобы всем крестьянам хватило.
В такие моменты, когда я неспешно размышлял о планах, она прижималась ко мне внимательно слушая, наверное, представляя как все будет, когда я закончу все свои задумки.
Тут она потянулась ко мне обнимая за шею. Я же поцеловал её. Она ответила на поцелуй со всей страстью, на которую была способна. Её руки скользнули под мою рубаху, и я ощутил, как по телу разливается жар. Мы опустились на кровать, не размыкая объятий.
Любовь наша в тот день была особенно нежной и неторопливой — словно в такт дождю, который то усиливался, то затихал за окном.
Потом, Машка положила голову мне на плечо, её дыхание было ровным, спокойным. Я осторожно коснулся губами её лба, и она улыбнулась засыпая.
— Спи, солнце моё, — прошептал я.
А утром небо очистилось, будто и не было вчерашней грозы. Только мокрая трава да лужи на дороге напоминали о ней. Солнце уже вовсю припекало, обещая жаркий день.
Я встал рано, засветло, и сразу отправился к Петьке — у меня была идея, которую не терпелось воплотить.
— Петро! — крикнул я, подходя к его избе. — Выходи, дело есть!
Он выглянул в окно, заспанный, с примятыми волосами.
— Чего так рано, Егор Андреич? Петухи ещё не пропели.
— Пропели уже, просто ты не слышал, — усмехнулся я. — Давай, выходи. Будем вагонетку на рельсы ставить.
— Как вы сказали, Егор Андреевич? — Петька оживился, быстро исчез в избе, и через пару минут вышел уже одетый, с топором за поясом.
— Идём, — кивнул он. — А куда? И что за рельсы?
— К мосту, — я указал рукой в сторону реки. — Будем направляющие ставить для вагонетки.
Работа закипела с самого утра. Мы с Петькой подобрали доски и начали укладывать их на мост, делая направляющие, так, чтобы колёса вагонетки шли между ними. Другие мужики, увидев, что мы затеяли, тоже подтянулись — кто гвозди подавал, кто доски помогал держать, пока мы их крепили.
К обеду управились — от одного берега до другого теперь тянулись две параллельные линии досок, образуя жёлоба посередине. Я отошёл на несколько шагов, любуясь проделанной работой.
— Ну что, пробовать будем? — спросил Петька, вытирая пот со лба.
— А давай! — я кивнул. — Только давайте сначала перекусим, а то на голодный желудок и работа не идёт.
Наскоро поели хлеба с салом, запили квасом, и снова взялись за дело. Вагонетку, которую Семён с мужиками собрал ещё накануне грозы, выкатили на берег.
— Ну, с Богом! — сказал я, когда всё было готово. — Толкаем!
Мужики выстроились за вагонеткой, приготовившись толкать. Я же, поддавшись внезапному озорству, сам встал позади всех.
— А ну, разом! — скомандовал я, и мы все вместе налегли на вагонетку.
Она сдвинулась с места, сначала медленно, потом всё быстрее. Колёса заскрипели, входя в желоба. Я подмигнул Петьке и стал подталкивать вагонетку всё сильнее и сильнее, разгоняя её.
— Давай, давай! — кричал я, чувствуя, как азарт захватывает и меня, и мужиков.
Когда вагонетка набрала хорошую скорость, я крикнул:
— Отпускаем!
Мы все разом отпустили её, и вагонетка покатилась сама, идя по направляющим. Мужики ахнули от удивления, а я рассмеялся, глядя, как мой «механизм» мчится через мост. Вагонетка докатилась аж за середину моста, прежде чем замедлиться и остановиться.
— Вот! — торжествующе сказал я, поворачиваясь к изумлённым крестьянам. — А сделаем механизм — вообще сама будет ездить. А пока так. Нам с той стороны и доски понадобятся, и глину будете возить — её нужно будет много.
— А зачем глина? — спросил кто-то из мужиков.
— Решили всё-таки целиком и полностью кузню сделать из глины, — объяснил я, — чтоб случайная искра пожар не устроила.
Мужики одобрительно закивали — идея им понравилась. Тут же дал указание, чтобы глину, которую скопили на том берегу в немалых количествах, начали доставлять на эту сторону.
— А ещё же на том берегу не так далеко был участок, где мы с Петром тоже нашли глину, — вспомнил я вслух. — Я так понял, что вы до него так и не добрались? Хватило и с этого берега?
— Может, и до него руки дойдут, — заметил Петька. — С такой вагонеткой — дело шибче пойдёт — ту, что насобирали быстро перевезем.
Мы смотрели, как двое мужиков пошли по мосту к застывшей вагонетке, чтобы притащить её обратно. Я почувствовал прилив гордости — ещё одно моё новшество прижилось в Уваровке. Медленно, шаг за шагом, деревня преображалась.
Петька хлопнул меня по плечу:
— Ну, Егор Андреич, голова у вас!
Я только усмехнулся в ответ. Впереди было ещё много работы, много идей, которые ждали своего воплощения. Но сегодняшний успех вдохновлял, заставлял верить, что всё задуманное осуществится.