Воронцов. Перезагрузка. Книга 2

Глава 13

На следующий день, утром сказал Степану, который уже вскопал землю да посадили с бабами картошку, чтоб замесил глины с соломой да замазал избу бабе Марфе. Работа эта кропотливая, но нужная — так тепло по зиме держать будет и летом жарко не будет. Степан только кивнул, утирая пот с широкого лба тыльной стороной ладони, оставляя светлую полосу на загорелом лице.

— Сделаем, Егор Андреич, — ответил он, размышляя вслух. — Глина-то на Ореховом овраге самая жирная, её и наберём. А баба Марфа, поди, и самогона нальёт за работу.

Утро выдалось ясное, с прохладой, которая к полудню уступит место жаре. Мы с мужиками шли по просёлочной дороге к лесопилке.

Идя к лесопилке, по дороге неожиданно заметили, что в стороне от дороги, шагах в пятидесяти, роется под могучим дубом здоровенный кабан. Зверь был матёрый, с острыми клыками. Он копался под дубом и иногда поднимал рыло, чтобы принюхаться. Чёрная щетина на загривке стояла дыбом, а сам он, упитанный и крепкий, выглядел внушительно — пудов на шесть, не меньше.

Подняв руку, привлекая внимание мужиков, я приложил палец к губам, мол, тихо, и указал на кабана. Те, кивнув почти одновременно, дали понять, что задумку уловили. В глазах каждого загорелся охотничий азарт — такая добыча сама в руки идёт. Благо каждый был с топором — шли-то на лесопилку. А мужики сами по себе крепкие, жилистые, с топором каждый умел управляться.

— Обходим, — шепнул я, показывая направление. — Петь, ты справа заходи, Прохор — слева. Илья, со мной сзади зайдём. Не шуметь. Как окружим, свистну — и разом на него.

Петр, опытный охотник, только кивнул, перехватывая топор поудобнее. Его узловатые пальцы побелели от напряжения. Прохор, прижал палец к носу — понял, мол. Илья, уже примерялся, как ловчее обойти зверя.

Стали расходиться, обходя со всех сторон. Ступали осторожно, стараясь не хрустнуть веткой, не зашуршать травой. Кабан время от времени поднимал голову, принюхивался, но ветер дул от него к нам, и наш запах до зверя не доходил.

Я и Степан медленно огибали дуб, заходя кабану за спину. Видел, как Петр петляет между кустами, почти не шевеля ветки, будто призрак. Прохор тоже двигался ловко, пригибаясь к земле.

— Егор Андреич, — шепнул Илья, когда мы уже почти зашли сзади, — бить надо сразу наповал, а то раненый кабан — страшнее медведя.

— Знаю, — так же тихо ответил я. — Ты по холке целься, я по шее попробую. Главное, первый удар верным сделать.

Мы замерли, выжидая, когда все займут позиции. Кабан, ничего не подозревая, продолжал рыться под дубом, выкапывая что-то — то ли корни, то ли жёлуди прошлогодние. Его мощные лопаты-клыки взрывали землю, словно плуг.

Когда Петр и Прохор тоже оказались на местах, образовав с нами кольцо вокруг зверя, я поднёс пальцы к губам и тихо, но пронзительно свистнул. В то же мгновение кабан вскинул голову, почуяв опасность, но было поздно.

Мы бросились на него с четырёх сторон, сжимая кольцо. Кабан завертелся, не зная, куда метнуться. Петр, оказавшийся ближе всех, первым нанёс удар — топор глубоко вонзился в бок зверя, застряв в нем, а Петр тут же отскочил. Кабан взвизгнул, развернулся и кинулся на обидчика.

— Берегись! — крикнул я, видя, как зверь, обезумев от боли, несётся на Петьку.

Тот снова отпрыгнул, но недостаточно быстро — кабан задел его бедро клыком, распоров штанину. Кровь брызнула на траву. Прохор, не мешкая, прыгнул сбоку и опустил топор на загривок зверя. Удар был сильный, но скользнул по щетине, лишь разъярив кабана ещё больше.

— Окаянный! — выругался Прохор, едва успевая отскочить от разъярённого зверя.

Кабан метался между нами, взрывая землю копытами. Он был уже ранен, но эти раны только придали ему свирепости и силы. В его маленьких глазках горела ярость.

— По ногам бей! — крикнул Петр, прижимая руку к раненому бедру. — Повалим — добьём!

Илья, улучив момент, нанёс мощный удар по задней ноге кабана. Раздался хруст ломающейся кости. Зверь взвыл, покачнулся, но устоял на трёх ногах и развернулся к новому обидчику.

— Ну, иди сюда, — процедил Илья, расставив ноги пошире для устойчивости и крепче сжимая топор. — Давай же, хрюшка.

Кабан, будто поняв вызов, ринулся на Илью. Тот приготовился встретить атаку, но я, видя, что дело плохо, заскочил сбоку и что было силы рубанул топором по шее зверя. Лезвие глубоко вошло в плоть, перерубая жилы и хрящи. Кровь хлынула фонтаном, заливая траву и мои сапоги.

Кабан дёрнулся, попытался развернуться ко мне, но ноги подогнулись, и он рухнул на бок, содрогаясь в предсмертных судорогах. Прохор, не теряя времени, подскочил и добил зверя, несколько раз ударивши по голове.

— Готов, — выдохнул он, отступая на шаг и вытирая пот со лба.

Мы стояли, тяжело дыша, вокруг поверженного кабана. Петр морщился, зажимая рану на ноге. Кровь сочилась между его пальцами.

— Илья, — сказал я, — оторви от рубахи лоскут, перевяжи Петру ногу. Не хватало ещё, чтобы истёк кровью.

Илья быстро оторвал полосу от подола своей рубахи и ловко перевязал рану Петра.

— Пустяки, — буркнул тот, хотя лицо его побледнело. — Бывало и хуже. Главное — добычу взяли.

Прохор присел рядом с кабаном, оценивающе оглядывая тушу.

— Хорош боров, — одобрительно кивнул он. — Пудов шесть будет, не меньше. Да сало, да печёнка… На всю деревню хватит попировать.

— Вот тебе и лесопилка, — усмехнулся я, вытирая лезвие топора о траву. — Придётся отложить. Не бросать же такую добычу.

— А и правда, — подхватил Илья, — вчетвером-то донесём до деревни. Бабы обрадуются — давно мяса свежего не видали.

— Так, мужики, — скомандовал я, — надо жерди срубить, сделаем волокушу. На ней и потащим. Илья, организуешь?

— Чего? — Переспросил тот.

— Волокушу, говорю, сделай.

— А, так сделаю, барин, — кивнул тот, беря топор.

— А мы с Петькой пока кабана разделаем немного, — подхватил Прохор, — чтоб легче нести было. Внутренности вынем, кровь спустим.

— Добро, — согласился я.

— Только смотри, шкуру не попорть — из неё бабы нам такие рукавицы на зиму сошьют, что никакой мороз не страшен будет, — крикнул Илья, рубя ветки.

— Вот так охота вышла, — покачал головой Прохор, доставая нож. — А ведь просто на лесопилку шли.

— В этом вся наша жизнь, — философски заметил я, оглядываясь по сторонам. — Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Вон, Петр ногу поранил, зато вся деревня с мясом будет.

— Это верно, — кивнул Прохор.

Жизнь в деревне суровая, но в такие моменты понимаешь — она того стоит. В общем, хряка завалили, а впереди ждал пир на всю деревню и рассказы о нашей охоте, которые с каждым пересказом будут становиться всё более захватывающими.

Кабан был не маленький, но видно, что не старый — сочное мясо, крепкие клыки, шкура лоснилась без седины.

В итоге, отправил Прохора с Ильёй тащить добычу в деревню да разделывать.

— Ну, с Богом, — сказал Прохор негромко и они потащили волокушу с добычей.

— Шкуру не испортите! Она ещё пригодится, — крикнул им в догонку Петр.

Те лишь хмыкнули, мол сами знаем.

Проводив их взглядом, мы с Петькой двинулись в противоположную сторону, к ангару, что стоял на берегу Быстрянки.

— Мы же хотели сегодня сделать корыта из досок, — напомнил он, шагая рядом, — в которых будем вымывать песок. Заодно и магнетит проверить в действии.

— Верно мыслишь, — одобрил я. — Досок в достатке, так что быстро справимся.

Ангар встретил нас прохладой и запахом дерева. Внутри стопками лежали доски — все одинаковой толщины, часть инструмента висела на стенах. Пётр сразу принялся отбирать подходящие доски, простукивая их и прикладывая глаз вдоль волокон — проверял по привычке на кривизну.

— Эти вот, — сказал он, откладывая в сторону четыре широкие доски, — самое то будет. Хорошие, вода не просочится.

— Смотри, Петь, — показывал я на доски. — Вот так вырежем боковины, а здесь дно с уклоном. Потом законопатим щели, чтоб ни капли не просачивалось.

Работа закипела. Время — самое дорогое, что у нас есть, а его всегда не хватает. Через пару часов корыто было готово — крепкое, с плавным наклоном от одного края к другому.

— Хорошо вышло, — одобрил я, проводя рукой по гладкому дереву. — Теперь второе, потом щели все законопатим.

К закату у нас было готово два добротных корыта. Мы вынесли их из ангара, установили на козлы для просушки. Завтра с утра законопатим, а после — к реке, пробовать нашу задумку.

— Егор Андреич, — Петр тяжело опустился на бревно у входа, вытирая вспотевший лоб, — а магнетит-то ваш… Он правда работает?

— Должен, — ответил я, присаживаясь рядом. — В школе учили, что работает. Завтра и проверим.

Ночь прошла быстро, утро встретило нас росой и птичьим гомоном. Маша собрала узелок с едой, поцеловала меня и шепнула на ухо:

— Не задерживайтесь допоздна, Егорушка. Кабанятину сегодня будем тушить. К ужину будет готова.

— А знаешь, что, Маш, слушай и запоминай. Когда кабанятина протушится и будет мягкая, возьми лук, обжарь прямо вместе с мясом, так, чтоб до золотистой корочки. Потом туда морковку мелко порежь и тоже протуши немножко. А потом, — я слегка улыбнулся, — пока будет все это дело тушиться — начисти два десятка картошин, нарежь кусочками с четверть твоего кулачка, брось её к мясу и залей водой да поставь в печь. Посоли да щепотку перца добавь. А в конце уже, когда картошка будет мягкой пол ложки масла сливочного добавь.

— Ой, Егорушка, а что же это будет такое?

— Жаркое. Пальчики оближешь, как вкусно должно получиться.

— И откуда ты все это знаешь?

— Так ведь приснилось, — подмигнул я ей. А она лишь улыбнулась, приобняв меня.

— Сделаю. Все как ты сказал.

Мы с Петром погрузили на телегу вёдра, лопаты и, конечно, мешочек с магнетитом, что ребятня выловила в Быстрянке. Тяжёлые чёрные камни, с виду неприметные, но с удивительным свойством — притягивать железо.

На берегу реки мы установили корыта на специально сколоченные подставки. Я заранее присмотрел это место — здесь течение было не таким сильным, но все же вода была проточной.

— Так, Петька, — командовал я, — первое корыто ставим повыше, чтобы вода стекала во второе. Наклон — вот сюда, к узкому краю.

Устроив всё как надо, мы начерпали вёдрами воды из реки, заполнили корыта. Затем я отправил Прохора к ангару принести песка, который мы с Петром оставили позавчера. Он вернулся с полным ведром, блестящего на солнце песка.

— Высыпай сюда, в верхнее корыто, — показал я. — Теперь мешай палкой, взбаламучивай хорошенько, чтобы всё поднялось.

Пока Прохор старательно мутил воду, я достал из мешочка магнетиты — три камня размером с куриное яйцо.

Сначала я попробовал просто водить ими по поверхности песка, но ничего не происходило — камни скользили, не цепляя ничего.

— Не работает ваша придумка, Егор Андреич, — разочарованно протянул Пётр, вытирая мокрые руки о штаны.

— Погоди ты, торопыга, — отмахнулся я. — Надо по-другому.

Мы промыли песок, взбаламутив воду в корыте, дождались, пока более лёгкие частицы уплывут по стоку во второе корыто, а тяжёлые осядут на дно. Вода в первом корыте стала относительно чистой, на дне лежал тонкий слой тёмного песка.

Я сразу же погрузил магнетиты в воду, прямо на этот слой. Поводил их туда-сюда, медленно, словно вспахивая невидимое поле. Прохор наблюдал с сомнением, но молчал, уважая мой опыт.

Через несколько минут я осторожно поднял камни из воды, и мы с Петром аж ахнули — там, на чёрной поверхности магнетитов, были маленькие пылинки металла! Они блестели на солнце, как крошечные звёзды, прилипшие к камню.

— Смотри-ка, работает! — выдохнул я, осторожно стряхивая добычу на парусину, что приготовил заранее.

Стерев пылинки пальцем, я собрал их в маленькую горку — получилось, наверное, грамм под десять, не больше. Крошечная добыча, но она означала, что моя идея верна.

— Медленно, но верно, — сказал я, разглядывая металлические крупинки на бумаге. — Это только начало, Петька.

Он вдруг возмутился:

— Да это ж сколько нужно мыть этого песка, Егор Андреич! Неделю корпеть будем — и что, горсть железа намоем? На что оно?

Я усмехнулся, завязывая крупинки в маленький узелок из тряпицы:

— А ты думаешь, что мы его будем мало мыть? Да нам его тонны понадобятся. Корыта побольше сделаем, работу наладим. Бабы пусть помогают, детишек подключим — дело нехитрое, справятся.

— Зачем, Егор Андреевич? — недоумевал Петр, утирая пот со лба. — Столько трудов, а толку? Железо из болотины же добывают, зачем нам его из песка собирать?

— Вот же неугомонный, — покачал я головой, собирая магнетиты обратно в мешочек. — Ладно, так и быть, скажу — стекло попробуем сделать. А для этого, нужно, чтоб в песке не было этого самого железа. А основную добычу железа мы не из песка будем делать и не из болота — из болота только сыромятина получится, которую тебе потом придется выковывать не один день — ты же кузнец, сам знаешь. А этот металл — он почти как сталь уже сам по себе. Так вот добывать будем железо из глины. Там его много. Из семи пудов глины — пуд железа получится вот таким вот способом промывая да собирая.

— Стекло? — Петр, пропустив мимо ушей про глину и металл, вытаращил глаза, будто я сказал, что золото буду делать. — И вы знаете как?

— Знаю, Петь, знаю, — ответил я, задумчиво глядя на реку, блестевшую под полуденным солнцем. — Книги читал, рисунки видел. Железо нам и так нужно, само собой. А песок этот, он чистый, для стекла самое то. Только страшно начинать — уж больно хлопотно это.

— Егор Андреевич, а вы расскажите что нужно, а мы с мужиками поможем — сделаем все что нужно, все что скажете.

Петр присел на край корыта, осмысливая услышанное. Его лицо стало серьёзным.

— Стекло… — протянул он. — Окна настоящие будут, не из кожи да пузырей бычьих. Как в городе у богатеев.

— Не только окна, — подхватил я, воодушевляясь от его интереса. — Посуда, лампы… Много чего можно сделать, было бы стекло. Да и продавать будем — товар ценный.

Мы замолчали, каждый думая о своём. Солнце припекало всё сильнее, вода в корытах поблёскивала, а на дне лежал песок — тот самый, из пометок моего предка, из которого мы собирались сотворить чудо.

— Ну что, — наконец сказал я, поднимаясь, — ещё партию промоем или на сегодня хватит?

— Промоем, — решительно ответил Петька. — Раз уж взялись, так до конца. А завтра корыто побольше сделаем, чтоб дело быстрее шло.

Я улыбнулся, глядя на его воодушевление.

— Давай, — кивнул я, крикнув Прохора, чтоб еще принес пару ведер песка. — Только потом камни эти почистим хорошенько, чтоб ни пылинки не потерять. Грамм к грамму — будет килограмм, — улыбнулся я.

И мы снова принялись за работу, под жарким летним солнцем, на берегу реки, что несла свои воды мимо нас, не ведая о наших планах и мечтах.

Пока работали, Петька все допытывался о тонкостях всего процесса. Я как мог рассказал ему основные шаги что нужно для того, чтоб выплавить стекло. Говорил неторопливо, понимая, что от ясности моих объяснений зависит результат всей затеи.

— Смотри, Петь, для начала нам нужен песок, но не простой, а кварцевый — белый, чистый, без примесей. Тот, что мы с тобой набирали с той стороны Быстрянки. Его нужно будет просеивать через тонкое сито, чтоб ни соринки.

Пётр кивал, запоминая каждое слово. Его взгляд был внимательным, цепким — ловил каждое слово.

— Потом, — продолжал я, рисуя палкой на земле схему печи, — нужна сода. Её можно добыть из золы. Но не всякой, лучше всего от лиственных — там смол меньше — от березовых самое то будет. Вот для этого и будем использовать опил, который после распила досок остается.

— Так вот для чего вы сказали Митяю собирать опил⁈ Ох и продуманный же вы, Егор Андреевич!

— Далее, золу в бочке с водой настаиваем день-другой, иногда помешивая, сливаем жидкость и выпариваем на медленном огне. Что останется — та самая патош — почти сода.

— Как щёлок для мыла? — вставил Пётр, почёсывая затылок.

— Похоже, только гуще выпаривать надо, — кивнул я. — Потом с нее же можно будет и мыло делать, но это уже позже, все за раз не охватим.

— Третья составная — известь. Её проще: белый камень — я его много видел по берегу, где заканчивается лес и начинается сам каменистый берег — обжигаем в печи до белизны, потом гасим водой. Получится порошок — это и есть известь.

Небо над нами затягивало лёгкими облаками. Где-то вдалеке загремело — приближалась гроза. Нужно было успеть закончить разговор до дождя.

— Теперь самое главное, — я выпрямился, глядя Петру прямо в глаза. — Пропорции. На десять частей песка бери две части патоши и одну часть извести. Смешиваешь всё вместе, растираешь так, чтоб однородно было.

Мимо пробежал Семён, который занимался распилкой досок — уж больно понравился ему это процесс. Лесопилка практически полностью легла на него — он хорошо справлялся. Тот бросил любопытный взгляд, но не остановился — знал, что мешать важному разговору не следует.

— А плавить как будем? — спросил Пётр, хмурясь от напряжения. — В чем?

— Вот для этого и нужна особая печь, — я снова взялся за палку, расширяя рисунок на земле. — Делаем горн с поддувалом, чтоб жар был неимоверный. Внутри ставим тигли — горшки из особой глины с примесью песка, обожжённые до крепости камня. В них и будем плавить смесь.

— А где ж мы такую глину то возьмем, барин? — отчаянно спросил Петр.

— Так вот вымагничивая металл из красной глины как раз и получим белую. Ее когда обжечь — она же как керамическая. Кстати, потом из нее можно будет и посуду делать — она тоже нарасхват пойдет. Думаю, этим зимой заняться, когда лесопилка станет.

Первые капли дождя упали на землю, оставляя тёмные пятна на сухой почве. Но мы были так увлечены, что даже не заметили.

— Жар нужен страшный, — продолжал я, всё больше воодушевляясь. — Дрова лучше берёзовые или дубовые. Плавится смесь часов шесть, не меньше. Сначала она пениться будет, пузыри пойдут — это нормально, газы выходят. Потом успокоится, станет как мёд жидкий. Тут главное — вовремя уловить момент.

Дождь усиливался, но мы только придвинулись под крышу ангара, чтоб хоть немного укрыться.

— Как момент поймаешь, берёшь длинную железную трубку, конец в массу расплавленную окунаешь и немного набираешь. Потом выдуваешь пузырь, как мальчишки из мыльной воды делают, только осторожно, размеренно. Можно в форму выдувать, можно просто пузырь делать, а потом разрезать и в лист раскатывать, пока не остыло.

Пётр слушал, затаив дыхание. Его лицо выражало смесь восхищения и сомнения — дело казалось сложным, почти волшебным.

— Остывать стекло должно медленно, — добавил я. — Иначе лопнет. Делаем отдельную печь для отжига, туда готовые изделия ставим и даём стыть день-другой, постепенно жар снижая.

Гром громыхнул совсем близко, заставив нас вздрогнуть. Дождь превратился в настоящий ливень, и мы поспешили в ангар, где уже собрались остальные мужики.

— Для цвета, — крикнул я, перекрывая шум дождя, пока мы бежали, — можно добавлять разные вещества! Медная окалина даст зелёный, кобальтовая руда — синий! Марганец — фиолетовый!

Укрывшись в сарае, мы отряхнулись. Пётр, мокрый, но воодушевлённый, смотрел на меня блестящими глазами. Он слушал внимательно и подытожил, что в общем то все можно сделать, только материалы собрать да печь правильную сложить.

— Слушаю я вас, Егор Андреевич — все так ладно получается, и вроде не сложно, а уму не постижимо — вроде простые вещи говорите, все понятно и последовательно, а как представить, чтоб все это воедино собрать — аж голова болеть начинает от сказанного.

— Вот и я о том же, Петя. Глаза боятся, а руки делают. Дело непростое, но и не невозможное. Люди веками стекло делали без современных приспособлений, значит, и мы сможем.

— Егор Андреевич, а инструмент какой нужен будет? — спросил Илья, прислушивающийся к нашему разговору. — Чтоб заранее приготовить.

— Понадобятся длинные железные трубки для выдувания — их у кузнеца заказать надо. Потом ножницы особые для горячего стекла, пинцеты, лопаточки, чтоб массу перемешивать, — я загибал пальцы, перечисляя. — Формы деревянные, а лучше глиняные из той же керамики или металлические, смотря что делать будем. Да и мраморная плита пригодится для раскатки.

— Откуда ж мрамор-то взять? — почесал затылок Прохор.

— Можно и гранитную использовать, — улыбнулся я. — Главное, чтоб гладкая была и выдерживала жар от стекла.

Дождь барабанил по крыше сарая, создавая уютный перестук. Мы сидели в полутьме, обсуждая детали будущих планов. В такие моменты особенно чувствовалось, что мужики готовы горы горы свернуть, лишь бы для дела было полезно.

— Озадачь как высохнет после дождя мальчишек, либо сам пройдись, чтоб не далеко было — нужно глину найти — из нее будем печь делать для выплавки да так, чтоб потом и как горн была, — я повернулся к Петру. — Глина нужна особая, жирная, без камешков. Её обычно у речки берут, в низинах.

— У оврага видел такую, — отозвался Илья. — Там после дождя она наружу выходит, красноватая такая.

— Вот её и возьмём, — кивнул я. — С песком смешаем, соломой укрепим, и будет нам печь на славу.

Дождь постепенно стихал. Сквозь щели в стенах сарая пробивались лучи выглянувшего солнца, рисуя полосы света на земляном полу.

— Петь, а с этой печью мы далеко пойдём, — мечтательно произнёс я. — Не только стекло делать сможем, но и металл плавить. Представляешь?

— Мы и кузню будем делать? — Пётр оживился, в его глазах загорелся азартный огонёк.

— Будем, Петька, обязательно будем, — уверенно ответил я, хлопнув его по плечу. — Сначала стекло освоим, потом и до металла дойдём. Всё у нас получится.

Мужики загудели, обсуждая перспективы. Кто-то уже прикидывал, сколько дров понадобится, кто-то спорил, где лучше печь ставить.

Дождь прекратился окончательно. Мы вышли из сарая, щурясь от яркого солнца. Воздух после грозы был свежим, напоенным озоном и запахом мокрой земли.

Солнце начинало клониться к закату. День выдался насыщенным, но самое главное было сделано — план намечен.

— Ну что, по домам? — предложил я. — Завтра спозаранку начнём.

— По домам, — согласились мужики.