Тишина над полем, шатрами и палатками разлетелась вдребезги от громового ора горцев. И если мы со Всеславом ещё не вконец перестали понимать происходящее, в чём были, надо признаться, определённые сомнения, то крики были радостными!
— А здо́рово ты ему вделал, — негромко произнёс великий князь, точно зная, что стоявший за спиной Гнат услышит.
— Да чего сразу я-то⁈ — тут же донёсся еле слышный шёпот, в котором чувствовались негодование и что-то очень похожее на истерику, для воеводы не характерную.
— Ну а кто ему последний непропитый ум за разум загнал, я что ли? — ухмыляясь одним углом рта в бороду, продолжал шептать другим Чародей. — Вот оставлю тебя тут за старшего, будешь знать, как королям по голове стучать!
— Не надо, Слав! — шёпот за спиной стал даже каким-то жалобным, — У них тут девки с конскими мордами! И языка я не знаю!
— Ничего, на пальцах покажешь. У тебя вон как ловко и доходчиво получается вручную объяснять, — но издевательства над лучшим другом прервала богато одетая баба, выбежавшая из шатра с криками.
— Королева пришла в себя, мужа кличет и брата. И великого друида Старых Богов, что на руках душу её из ледяного плена вынес, — перевёл Стиганд, глядя на Всеслава необычно. С благоговением.
Малкольма, что замер, прижав широкие ладони к сердцу, потащили за собой под локти, как фанерного — ноги короля слушаться отказывались. И возле ложа жены он осе́л кулём, вцепившись в её бледную ладонь, шепча что-то, для посторонних ушей явно не предназначенное. Мы делали вид, что вдумчиво и с интересом изучаем оригинальный узор стен и потолка шатра, оставленный недавним артериальным кровотечением. Хотя оригинального в нём ровным счётом ничего и не было. Особенно после картин прошедшей ночи.
А потом заговорила она сама, хотя я был почти уверен в том, что после случившегося ей предстояло спать не меньше суток, и что связкам её речь вряд ли будет под силу. Но королева продолжала удивлять. То, с каким лицом Стиганд Секира переводил еле слышные хрипы, перемежавшиеся долгими паузами, давало понять, что удивлялись тут не только мы со Всеславом.
— Чёрные во́роны Морриган несли её душу в царство вечного мрака, холода и страданий, к ужасной Хель, владычице мира мёртвых. Но путь им заступил сам Дагда, верховный Бог и всемудрейший Отец Богов. Его волшебная палица, поднимавшая мёртвых и убивавшая живых, не могла помочь, потому что королева не была ни живой, ни мёртвой. И он призвал Лу́га, повелителя света, искусного во всех ремёслах. Луг сказал отцу, что там, на земле, мчатся во весь опор кони великого воина и лекаря, что пришёл с востока на помощь добрым кельтам, скоттам, бриттам и пиктам. Боги вдвоём удерживали её, отгоняя во́ронов.
Звучала вся эта ахинея, которую задыхаясь сдавленно басил архиепископ, довольно тревожно и невероятно. Тревожно от того, что гипоксия, кажется, не прошла стороной, хоть Гнат и следил за вентиляцией лёгких. Невероятно — по всем остальным причинам.
— Тот, в ком живут две души́, спустился к рубежам царства мёртвых, как делал не единожды. Луг приветствовал его, как сына, а Дагда — как внука, и даже дал отпить из своего чудесного неиссякающего котла. Но в питье не было знаний или храбрости — потому что в них не было нужды у воина-лекаря. Там были лишь благословение и удача. И он спас меня, действуя одновременно там, во тьме, и здесь, среди живых.
Слышать от выходивших из наркоза или лежавших без сознания мне доводилось всякое. Но такое — впервые. Ингеборга говорила медленно, трудно, но как-то удивительно складно и убедительно для бредившей. Короли и вожди, военные и духовные лидеры этого времени слушали хрипевшую женщину так, будто её устами с ними говорили Те, о ком она рассказывала, не шевелясь и, кажется, даже не моргая.
— Ей выпала редкая удача, достойная саг. Вернуться от Хель смогли считанные единицы, и многие из них живут рядом с воином-лекарем. Луг и Дагда говорили, что за ним правда. Та старая исконная правда, о которой всё чаще забывают люди, печаля Их. Но пока живы те, кто верит и живёт так, как великий друид с востока, им есть, на что надеяться. Их есть, кому позабавить под Небесами.
— Пусть нагреют молока с мёдом и коровьим маслом, — сказал Всеслав архиепископу, подглядев мои мысли. Королева говорила хуже, чем только что интубированная, и слушать её было больно.
Стиганд Секира, человек с таким прошлым, которого хватило бы с запасом на пятерых, склонился почтительно и забубнил что-то на ухо той бабе, что позвала нас к очнувшейся. А я подошёл к Ингеборге, качнул ладонью и приложил палец к губам, останавливая её попытки подняться и что-то сказать. Послушал пульс, заглянул в глаза. Пророчества древней крови Севера, разговоры с Богами и прочая чепуха удивляли меня значительно меньше её состояния. Видимо, в этом времени экология и впрямь была значительно лучше нашей. Больше никаких объяснений этому я не видел. Ну, разве что чудо?
Стол накрыли богатый. Всего один, но метров на тридцать, наверное. За ним сидели только лучшие из лучших: короли, вожди и старейшины кланов и племён, сотники и десятники из самых первых. Всё войско горцев расположилось вокруг на пледах и каких-то коврах-подстилках, поминутно поглядывая на любимую королеву. Будто переживая, чтобы какие-нибудь демоны снова не утащили её в преисподнюю, готовые снова по первой просьбе прийти на помощь. Тем более что теперь, с наличием в друзьях-соратниках великого друида, воина и лекаря из далёкой страны русов, на это было значительно больше шансов.
Ингеборга Финнсдоттир помирать, как ни странно, не собиралась. Для недавно прооперированной выглядела вполне сносно, внимательно слушала, переспрашивала, и, что, как меня уверяли сказки, совсем не свойственно было королевам, слушалась. Поэтому я, скрепя сердце, допустил её до банкета. Со строгим запретом на резкие и любые какие бы то ни было движения, громкие высказывания, волнение, переедание, недоедание и вообще практически на всё. Запугал, словом, бедную бабу, к такому обращению вряд ли привыкшую, обещав, что если что не так — лично провожу к старухе Хель обратно и велю той подобрать особенно паршивое местечко. Наверное, очень убедительно врал, потому что белая королева возлежала на подушках с поднятой под покрывалом левой ногой, как упавшая набок мраморная статуя без весла. И время от времени позволяла себе приветствовать электорат и выражать солидарность с присутствующими лёгким и плавным покачиванием ладони. Мне этот жест отчаянно напомнил Брежнева, Устинова и Черненко на мавзолее, только эта была горизонтальная и без норковой шапки.
Говорили обо всём вообще. Нет, сперва, понятное дело, слушали и многозначительно кивали в нужных местах, когда вызванные королём разведчики докладывали, сбиваясь, потея и косясь на президиум, об увиденном. Потом коротенечко изложили свою версию. Да, мол, было дело. Изловили дома ядовитую падлу, потянули за хвост — и приплыли к вам. Да, Рибе и Шлезвига больше нет, есть Янсхольм и Юрьев Северный. Надумаете торговать — милости просим. Да, пришли в Кентербери и сожгли собор дотла. Но они первые начали! Да, Дувра тоже больше нет. Ну, то есть технически он есть, почти весь даже, но теперь он — Аннарю́с. Почему? В честь тёти и мамы вон того паренька, будущего короля франков, Филиппа, мировой, кстати парень! А старое название было скучное и короткое. Да, Вилли Бастард пригнал под стены чёртову гору засранцев, они начали чего-то гавкать по-своему и взяли моду кидаться стрелами в живых людей. А ну, если б в глаз кому попали? Да, вышли и наваляли им всем. Ямы? Ангелы? Ну так мы ж русские, братцы, с нами не шути. Мы когда плясать начинаем или драться — или рядом стой, или уходи с дороги. Вот ангелы и те, другие, из-под земли которые, тоже встали рядом постоять. А Вильгельмовы ушли с дороги. Ну, кто успел, конечно. Александрова Падь? А кто спрашивает? От кого, говоришь, слыхал? Да, было дело. Да, курган нарядный вышел, торговцы латинские до сих пор до слёз умиляются, мимо проплывая. Тут такой же наладим, поможете?
Рысь устал хмыкать и фыркать, глядя, как совершенно обалдевшие слушатели аж еду мимо рта проносили и элем обливались неоднократно, внимая нашей кристально правдивой версии событий. Авторитет славян и северян, до этой поры немного однобокий — дескать, дикари некультурные, до драки жадные и большие в ней мастера́ — укрепился намертво. Но в ходе дальнейших обсуждений оброс деталями и подробностями.
Нет, верить в кого-то конкретного никто никого заставлять не собирается, Боги сами разберутся промеж собой, а вам и так есть, чем заняться. Норманны столько времени разоряли ваши дома, пора навести порядок. Тем более, что мешать больше некому. Матильда? Вдова Вильгельма? Соболезнуем утрате. Может отправиться ближайшим рейсом к родне в Нормандию. Франки и ребята из Фландрии подвезут бесплатно, движение по проливу теперь контролируют они. Будет капризничать и мешаться под ногами — отправится вслед за мужем в Ад, у нас с этим быстро.
Нет, податей в пользу Русской Православной церкви, святых и угодников, голодающих детей Поднепровья и на ремонт Провала собирать не станем, и так нема́ куда гро́ши девать. Шутка. Про Провал и нема́ куда. Про то, что лишних сборов не будет — чистая правда.
Да, франки вполне хорошо себя чувствуют на своей половине пролива, и тут пока никуда дальше окру́ги Аннарюса не собираются. А если вы начнёте свозить им товары для обмена и торговли прямо туда — вряд ли соберутся вообще, они народ ленивый. Нет, Рауль, ты не ленивый, ты честный труженик и граф, мы помним.
Да, есть ребята в Дувре, то есть тьфу ты, Аннарю́се, которые умеют строить причалы и портовые краны почти так же хорошо, как наши. Ну, или скоро научатся. И вам построят вдоль берега, не вижу проблемы. А Свен и Олаф дадут толковых кормчих, что покажут, в какой стороне устье Эйдера. Через него и к ним, и к нам быстрее выходит. Откуда знаем? Да два чёрта секрет подарили перед смертью, Рудольф и Гаспар, тут его как Джаспера знава́ли. Что с чертями теми случилось? Так домой ушли. Ну, как ушли… Один улетел в разные стороны, быстро, а второй по колу́ сполз, медленно.
Нет, нам правда не нужно заставлять вас в кого-то верить и собирать за это деньги. Ну вот так, не хотим мы, ленивые, как франки. Шучу, Рауль, шучу! Да, мы научим строить всякие занимательные штуки, расскажем, как лучше обороняться от тех, кто пока не в курсе, что мы дружим дома́ми. А маршруты и договорённости с портами франков, норвегов, датчан, шведов и нашими подарим. Да, бесплатно. Да, прям совсем-совсем даром. Да, это та самая исконная наша правда, которая в том, что в Ирий с собой ни единой монетки не забрать, поэтому больше па́сти не откусишь, а шире жо… Не надо нам лишнего, короче, и всё!
Королеву давно унесли на постаменте, внимательно следя, чтоб не вперёд ногами — вот никогда не подумал бы, что примета настолько древняя и повсеместная. Бородач Малкольм сперва постоянно ходил проведать, пока она сама не прогнала его посидеть с мальчишками, чтоб не мешал спать. Вразрез с первым впечатлением, на эль и брагу он не налегал, а к разговору подтягивал старейшин, которые начинали задавать вполне предметные вопросы, будучи, видимо, кем-то вроде министров или советников при короле. Один старик с лицом прожжённого жулика долго ругался через архиепископа со Всеславом. Князь сперва опасался, а потом уже и надеялся на то, что святой отец отоварит прохиндея по-своему, по-пастырски, но ошибся. Приняв вид смиренный и насквозь альтруистический, старый викинг сообщил, что здесь, в Альбе, тоже чтят древние Честь и Правду, поэтому за каждый построенный порт заплатят столько-то золота. А за почётную возможность размещать на причалах, маяках и воротах крупных городов рядом с королевским щитом ещё один, со знаком воина-друида из-за моря, будут отправлять на Русь вот столько-то. Я в здешней метрической системе не ориентировался совершенно, князь тоже, но переть против зарождавшейся взаимовыгодной дружбы народов на базе государственно-частного партнёрства с участием ведущей конфессии мы на всякий случай не стали. Только велели изложить всё подробно на бумаге. Нет бумаги? На шкуре тогда. Только разборчиво чтоб, крупными буквами и лучше на датском. Почему? Его Глеб хорошо знает. Кто такой Глеб? Узнаете, как торговать начнём. Кто тут у вас, к примеру, по шерсти главный? А по селёдке? Что, соль тоже есть? И серебро? Ну, соли-то у нас своей завались, а вот серебро — вещь полезная. Только катать её через полмира на лодьях долго и рискованно. А вы знали, что если шерсть спрясти, а потом с неё связать или соткать, к примеру, вот такой половик в весёлую клеточку, то он в семь концов дороже продастся? Не знали? Ну ничего, Глеб научит. Да-да, тот самый, сын мой родной, он у нас по торговле голова!
Ти́товы, что прискакали на местных коняшках-пони, излазили всю округу, обнюхали каждый куст и только после этого завалились спать. Поэтому к тому времени, как подошёл к концу наш саммит объединённых наций, затянувшийся сильно за́полночь, были свежи, бодры и полны сил. То, как по крику козодоя, который издал Гнат, они появились из темноты и почти тут же пропали в ней, вызвало у местных бурю эмоций. В которых превалировал страх, тщательно выдаваемый за одобрение и восхищение талантами союзных войск. И благодарность Богам за то, что эти войска оказались и вправду союзными. Повторять судьбу Бастардова воинства здесь явно никому не хотелось.
Выспались отменно. Даже Рысь, который привычно спал вполглаза везде, кроме родных стен и лесов, и той местности, которую временно, в силу необходимости и обстоятельств считал ими. Наутро я первым делом, до завтрака ещё, осмотрел Ингеборгу. Температура если и была повышена, то не критично. Аппетит и прочее давали понять, что пищеварение, а значит и способность к усвоению полезных веществ и микроэлементов в королеве работали как надо. Новый шатёр развернули ещё вчера, старый, кажется, пустили на запчасти, хотя как по мне, так из оставшихся незапятнанными кровью стен можно было выкроить максимум пару портянок. Ну, или две пары. Прослушав привычные послеоперационные жалобы о том, что на одной ноге гораздо неудобнее, чем на двух, я покивал и вышел. Гнат кликнул одного из Ти́товых, Власа по прозвищу Топор. Кличку он получил за любимое оружие, его без двух топоров за поясом, кажется, вообще никто никогда не видел. И с деревом он был на «ты», и с Кондратом, нашим чудо-плотником дружбу водил. Через него, кстати, и «нитяной пилой» разжился, а они и в Киеве и в Полоцке пока были жутким дефицитом. Влас послушал, что требовалось, посмотрел внимательно на чертёж в блокноте, который, как и чудо-палочка с серым кончиком, выводившая чёткие линии, заинтересовал многих. Кивнул и, как у них, нетопырей, принято, пропал, всполошив горцев. А к обеду, когда мы уже собирались в обратный путь, прикатил аккуратное креслице на колёсиках, с подушкой на сиденье. Съёмной, чтоб можно было снизу ведром пользоваться. И с длинным вроде как подлокотником, только для ноги, и спинкой с сильным наклоном, чтоб заднюю поверхность бедра не тянуть сверх меры. Подлокотник для левой ноги был хитрым: в тех местах, где располагались швы, не сплошной, а с выемками, чтоб можно было смотреть за состоянием, просто приподняв подол. И вентиляция опять же.
Среди скоттов нашёлся коллега, старый не то костоправ, не то коновал, с местного наречия его должность переводилась как-то сложно. На него указал Ти́т, которого я приметил, выходя после осмотра из шатра Ингеборги. Матёрый диверсант увлечённо дулся в какое-то здешнее подобие шашек или зе́рни с воином, неуловимо похожим на него самого́. Эти коллеги нашли друг друга первыми. Местный особист сперва бдительно и ревностно наблюдал за тем, как расставлял и проверял посты наш, удовлетворённо кивая, а потом подошёл и объяснил на пальцах и плохом датском, где расположены его секреты и засидки. Два профессионала нашли общий язык, наплевав на сложность коммуникаций. И к утру были практически друзьями. От него Тит и узнал про старого лекаря, что понимал в боевых ранах.
Поговорив с дедом через Стиганда, я остался вполне доволен. И удивлён. Доволен тем, что старик и вправду знал дело, ну, с поправкой на эпоху, конечно. Он с недоверием отнёсся к запрету промывать раны старой мочой и присыпа́ть землёй, но явно принял ценные указания на веру. Спорить и сомневаться в том, кого приняли как родного Луг и сам великий Дагда, кто бы они ни были, он не стал. Внимательно и цепко глядя за моими руками запомнил, как следует шить диковинными кривыми иглами, как работать в ранах на конечностях. Мы дошли до одной из околевших кобыл, на ней и проводили зачёт по военно-полевой хирургии. Иглы, запас шёлка и запасную скатку-набор я ему подарил без разговоров. А удивил старик тем, что в молодые годы побывал на далёком Рюген-острове, видел Стоислава и говорил с Ладомиром. Когда речь зашла об этом, обалдели мы оба, примерно одинаково. Он, оказывается, и Буривоя запомнил.
Дед, которого звали Бе́ртом или Бёртом, я так и не понял, как правильно, знал о свойствах настоя толчёной ивовой коры, двенадцати видов мха и лишайников, и вообще в тра́вах и грибах разбирался почти как отец Антоний. Потренировавшись ещё некоторое время в наложении и снятии швов, расстались, крайне довольные знакомством. А Малкольм клятвенно заверил, что больше никого, кроме Бёрта или Бе́рта к жене не подпустит.
Утренний осмотр, уже без прежней суеты проводимый, дал возможность присмотреться повнимательнее не только к ноге королевы. В молодости она явно была красива, с той ослепительной северной грацией Марлен Дитрих или Грейс Келли. А нога, кстати, была похожа на ногу Элины Быстрицкой. Мне было, с чем сравнивать вполне предметно: именно я собрал её прекрасной артистке и женщине после сложного перелома, когда проходил ординатуру в ЦИТО. Учитель-академик тогда только хмыкал и улыбался под маской, делал я всё сам.
А вот сейчас было понятно, что аневризма была не единственной проблемой. Судя по волосам, дёснам и тому анамнезу, что удалось собрать на скорую руку, Ингеборгу кто-то травил, давно и, кажется, ртутью. Поэтому с Бёртом обсудили диету и терапию. Пришлось остановиться на базовых вещах: сырые яйца, молоко, уголь. До появления даже банальной марганцовки оставалось ещё чёрт знает сколько веков и лет. Но наблюдения за средневековыми пациентами показали, что они умудрялись поправляться практически без лекарств, при соблюдении базовых в моём времени правил гигиены и при сравнительно несложном уходе. Да, озвучь я что-то подобное, с примерами и статистикой, в развито́м и технологичном двадцатом, а тем более в экстенсивно-прогрессивном двадцать первом веке — непременно случайно скоропостижно скончался бы. Фармацевтика во все времена была очень прибыльной отраслью, там плавали такие акулы, что и думать не хотелось.
Как бы то ни было, пока жизни белой королевы Альбы ничего не угрожало. Ну, если только она не надумает скакать верхом или бегать в ближайшие пару месяцев. Хотя после тех страшилок, какими я завершил осмотр, она вряд ли осмелилась бы. А бородач вообще проревел ультимативно, что до зимы жена будет перемещаться только на носилках или на его руках. То, какими глазами они смотрели друг на друга, говорило без всяких сомнений: это была настоящая любовь. И, наверное, именно она и была тем самым чудом, что удержало душу Ингеборги в этом мире. И на сдачу выдало нам со Всеславом, пусть и де-юре, приличных размеров архипелаг между Северным морем и не пересечённым пока Атлантическим океаном. Десятки народов, сотни кланов, тысячи душ союзников. Вместо той пакости, что созревала тут в моём прошлом будущем.
«Как ты там говоришь? Ничего себе, сходил за хлебушком?» — поддел внутри великий князь.
«И не говори-ка» — согласно вздохнул я.
«Домой охота — спасу нет» — одновременно подумали мы оба.