Воин-Врач VI

Глава 14 Ответы на вопросы

— А это ещё что такое? — вскинулся де Крепи.

За нашими спинами, за постройками порта и предместьями захрипели надрывно трубы. Гости из-за моря закрутили головами, кто-то из задних рядов что-то орал и махал руками кораблям, видимо, командуя быструю высадку десанта. Всеслав же отметил то, что медведь неуловимо оказался перед пасынком, которого назвал сынком. Видимо, не просто так назвал.

— Это? А это хозяева бывшие проснулись. Потянулись, в окошко глянули — а тут мы. Сейчас убивать нас кинутся, — равнодушно ответил Чародей.

— Хозяева? — напряжённо переспросил Рауль.

— Ну да. Вильгельм же тут братца своего сводного оставил, как его, беса… — Всеслав защёлкал пальцами, повернувшись к Рыси, сделав вид, что забыл имя.

— О́до, епископ Байо́, — мигом отозвался воевода, вытянувшись во фрунт. Переигрывал, конечно, но никто, вроде бы, не обратил внимания.

— Он жив? — резко спросил де Крепи.

— А чего ему будет-то? Порт занимать он нам не мешал. Сидел бы себе и дальше в за́мке, пожил бы подольше. Но, судя по трубам, решил повоевать напоследок. Ну, сам виноват, что теперь скажешь? Некогда мне за каждой пись… тьфу ты, за каждым епископом по горам здешним лазать. Сейчас они построятся, погудят для куражу в дудки свои да сюда и поскачут.

Мирный тон и беззаботный вид, с каким говорил и смотрел из-под ладошки домиком Чародей на резиденцию здешнего наместника в белых скалах Дувра, откуда продолжали надрываться трубы, с ситуацией явно остро диссонировал. На открытом месте стояли главы ведущих мировых держав. Прикрытые непобедимым и бесчисленным флотом. Но с воды. А враг должен был вот-вот спуститься с горы. Всеслав хмыкнул, найдя в моей памяти тот старый анекдот про двух быков и всё стадо. Да, было забавно.

— И что? — эти слова Рауль почти что прорычал. Наверняка тоже не любил, когда чего-то не понимал.

— И всё. Накажет их Господь за алчность, гордыню и… Гнат, за что ещё Он их накажет? — продолжал потешаться Всеслав.

— За чревоугодие, похоть, гнев, зависть и… ещё чего-то, я забыл, — Рысь начал молодцевато, а закончил растерянно и почти робко.

— Уныние, — подсказал Филипп из-за широкой спины отчима, явно не понимая, чего ждать дальше от этих странных людей.

— Во! Точно! Уныние — смертный грех! Так что выше нос, дядя! Мы русские, с нами Бог, так что унывать некогда, — хлопнул онемевшего Рауля по плечу Всеслав. И уже нормальным, не шутейным голосом скомандовал:

— Ян, две белых с обеих сторон!

Латгал отошёл чуть левее, вскочил на какую-то бочку, что продолжала лежать на дороге с самого утра, и замахал руками. Франки и северяне смотрели за его движениями, как зачарованные. А потом загомонили, увидев, как на крышах появляются фигуры, справа и слева, и передают те же самые знаки дальше, кому-то, кого нам отсюда видно не было. А через некоторое время с восточной и западной окраин взмыли в небо самострельные болты. Ну, то есть их самих никто, конечно же, не разглядел. А вот два больших дымных облака, развернувшихся в чистом небе после двух неожиданных ударов грома, увидел каждый, и на берегу, и на высоких скалах, куда не ступала, наверное, нога человека никогда. До этого дня.

Пока северяне бубнили над картой побережья, мы с Рысью продумывали этот этап. Дорога к за́мку епископа была извилистой и кривой. Осаждать его, да и просто подобраться к стенам для этого, было чревато. Десяток хороших лучников на скалах мог задержать в тех теснинах сотню, а то и не одну. Но то, что могло помешать штурмовать крепость, что сдалась Вильгельму после битвы при Гастингсе и с той поры только усиливалась, сегодня сыграло против защитников. Выкатиться широкой конной лавой и сбросить нас с берега в во́ды Па-де-Кале они тоже сразу не могли. Поэтому начали планомерный спуск, чтобы выйти на оперативный простор. Ожидаемо задерживаясь в узких местах, о которых мы знали. И не только мы.

Когда с неприступных белых скал воспарили в яркое голубое небо три белокрылых ангела, весь берег ра́зом выдохнул. Кто-то шептал молитвы, кто-то крестился, особо впечатлительные бухнулись на колени. Мы с Рысью смотрели во все глаза. И оба думали об одном и том же. Чтобы у «Стрижа» выдержало крепление. Но Боги и вправду были за нас.

Эскадрилья, поймав восходящие от моря потоки, поднялась выше. Там разделилась и пошла на цель. Один справа, второй слева, третий, судя по контурам и размаху крыла, Лешко на «Сыче́», от Солнца, по центру. Да, теперь птичек было три: «Стриж», «Дрозд» и «Сыч».

— А почему «Сычо́м» решил назвать? — с интересом спросил его тогда Всеслав.

— Ну а как ещё-то? «Кье́чет»? «Во́ьон»? «Гьяч»? — хмуро отозвался наш Икай.

Мы видели, как поочерёдно отсоединялись от рамок бочонки и падали вниз. Грохот и крики слышали все, все чувствовали, как дрожала под ногами английская земля, враз ставшая для бывших хозяев резко враждебной. И как белые скалы Дувра швырялись в них камнями, размером с коня.

Выдержали все, и «Сыч», и «Дрозд», и «Стриж», за которого мы так переживали с Гнатом. Птички ушли на вираж и потянулись на восток, чтобы успеть подхватить ещё морского ветра. И уже скрывшись почти за скалой, откуда слетели, самый крупный дельтаплан чуть качнул крылом, прощаясь. Вот пижон!

— Это чего было только что? — подсевшим голосом спросил Рауль. Изумление на медвежьей морде смотрелось одновременно и забавно, и тревожно. Видно было, что он нечасто демонстрировал подобные эмоции.

— Это? Это архангел Михаил, архистратиг воинства Христова, с двумя ангелами спустился ненадолго с небес и наказал супостатов… За что там наказал, Гнат? — на голубом, пусть и серо-зелёном глазу искренне ответил Всеслав.

— За всё, — лаконично отозвался воевода, глядя за тем, как перемещаются по крышам Яновы стрелки́ и его нетопыри. Которых никто кроме него не видел.

— Вот, — удовлетворённо кивнул Чародей, — за всё.

— Как-кие ангелы? — явно устав с непривычки удивляться поперхнулся аж де Крепи.

— Христовы, я ж сказал, — внятно, доходчиво, как маленькому, повторил Всеслав.

— А… А имена? — медведь понимал, что говорил и выглядел довольно странно, но мозг за взорванной картиной мира в целом и Дувра в частности явно не поспевал.

— А тебе на что? — уже вполне искренне удивился великий князь.

— Ну это… Мессу там, молебен… — окончательно стушевался не единожды граф.

— Молебен? Ангелам? — с сомнением и даже некоторым сочувствием посмотрел на него Всеслав. — Думаю, достаточно будет вознести хвалу Господу, а он там сам разберётся, кому передать. Ну, или этим твоим святым, как их? Мартин, Жермен, Брунгильда?

— Святая Клотильда, — на автомате поправил Рауль.

— Ну вот им тоже можно помолиться, что не попустили злу свершиться и восторжествовать, — уверенно кивнул Чародей.

— А ты кому будешь хвалу возносить? — самообладание явно начинало возвращаться к медведю. Вон какие политические вопросы поднимать начал.

— Всем, — решительно заявил Всеслав. — Всем Богам на свете я благодарен и признателен за то, что помогли нам сегодня, что довели с роднёй встретиться-познакомиться. Как и каждое утро деда Солнце благодарю и славлю за то, что вышел да на нас поглядел.

Граф де Крепи внимательно слушал странного, откровенно страшного и решительно непонятного великого князя с Родины его жены. И, видимо, что-то для себя решал. Что-то важное.

— Так, ладно, шутки в сторону. Командуйте своим, чтоб брали город под вашу руку. Но чтоб как уговорились — мирных не бить-не грабить, безобразий не творить, как Бастард со своим братцем-епископом, который сейчас, знать, уже апостолу Петру в ворота скребётся. А то я расстроюсь очень, — и в последней фразе голос Чародея снова будто отразился эхом сам от себя. И это услышали все, кто стоял неподалёку.

— Тебя, племянник, расстраивать — проще сразу самому удавиться, — серьёзно ответил Рауль. А Филипп лишь кивнул согласно из-за его плеча. — Мы не за тем сюда плыли, чтоб подохнуть. Нас дома ждут. Ваш уговор с Анютой я и сын знаем и принимаем. Как принимаем на себя и ответ за своих людей. И тех, кто по недомыслию или ещё какой причине нарушит наше слово, накажем сами, примерно, чтоб прочим неповадно было!

К концу фразы голос его стал совсем уж походить на медвежий рык, и когда за русскими словами раздались франкские — де Крепи исключительно рычал, видимо, дублируя отданные ранее приказы по контактам с местным населением и работе на вновь обретённой территории Дувра.

По взаимодействию с франками, новыми хозяевами «ворот в Англию» договаривались буквально на ходу. Основные вопросы были обозначены и согласованы ещё в переписке, оставались детали и тактика, вроде связи, снабжения и доверенных лиц. Которых тут же и назначили, причём гостям из лягушиных краёв явно казалось, что Всеслав просто выдёргивал, ткнув пальцем, из толпы первого попавшегося. А тот принимался на удивление толково докладывать и предлагать. Колдовство, не иначе.

Откуда им было знать, что на логистику и связь мы ставили Самуила, так успешно зарекомендовавшего себя ещё до официального международного признания. На работу с христианским местным населением — одного монаха, Кнуда, которого рекомендовал Стиганд Секира. Тот тоже был из датчан, и одинаково кре́пок что в вере, что на́ руку. Идеальное сочетание для текущих реалий. А вот на взаимодействие с теми, кто продолжал тайно верить в Старых Богов, и впрямь пришлось ткнуть пальцем и вызвать кандидата «из народа». Понадеявшись, что первое впечатление не обманет. И оно действительно не подвело.

Высокий светловолосый в рыжину мужик с обветренным лицом рыбака, руками, плечами и взглядом воина, стоял чуть поодаль толпы, которая будто бы опасалась его. Волосы у длинного были заплетены в две косы, за спиной был виден здоровый и даже на первый взгляд очень сильный лук. А у ног сидело два волкодава. Чуть поменьше тех, кто теперь так удачно патрулировал окру́гу Кентербери.

— Здрав будь, мил человек. Я — Всеслав Полоцкий из земель далёких, заморских, — начал Чародей, махнув торговцу разным товаром, чтоб переводил. И слушал незнакомые слова внимательно, точно так же, как очередной кинолог-рыболов-убийца.

— Привет тебе от Клайда Вулвера. Давеча говорили с ним и условились, что больше в ваших краях не станут преследовать, убивать и жечь тех, кто славит Богов не в высоких домах под крестами под руководством пастырей из чужих стран. Нет больше запрета вам ходить в святые чащи и дубравы. Сможешь ли верным людям весть эту передать здесь и севернее?

Высокий как замер, услышав имя старого друида, так и стоял, будто деревянный. Но на последний вопрос ответил. Не сразу, подумав, с сильной хрипотцой.

— Говогит, знак им был, упгедила святая гоща, чтоб ждали дгузей и бгатьев с восточной стогоны. Что великий воин, белый волк с дальних земель, накажет зло так, как никто до него не наказывал. Я, говогит, жизнь положу, но всё, что скажешь, сделаю. И все наши тоже, — торопливо части́л Сёма.

— Добро. Мы идём назад, к Кентербери, к аббатству, в стенах которого больше нет древнего зла. Подождём там Вильгельма Бастарда немного. Назови своё имя, добрый воин, и скажи, сколько единоверцев и родичей смогут встретить его войско, что идёт от Йорка, вместе с нами? — спросил о важном великий князь.

— Его имя Эдвин Дикий, он пгиведёт полтысячи бгатьев. И тги сотни этих сегых демонов, — Самуил поёжился, когда один из псов посмотрел на него внимательно и зевнул.

— Я благодарю тебя, добрый Эдвин, за обещание помощи и клятву верности. Боги заповедали нам жить мирно и счастливо, храня память, честь и кровь. Много бед случилось из-за того, что какие-то люди решили переврать Их заповеди. Порушив мир и лад, взявшись доказывать огнём, мечом и золотом, что кто-то из Вечных может быть сильнее других, что верить Ему правильнее, лучше и выгоднее.

Всеслав говорил так, будто никого, кроме него и Эдвина здесь не было. Ни глав государств, ни монаха Кнуда, благочестивого пастыря, откомандированного в Дувр архиепископом. Но твёрдо знал, что любой, каждый на площади, слушавший его слова в оригинале или переводе, запоминал их очень внимательно.

— На моих землях и землях моих друзей и братьев, славян, северян и кыпчаков, воинов великих южных степей, принято жить в мире и не возводить хулы́ на Тех, в кого верит сосед. Нам есть, чем заняться, кроме того, чтоб хранить камень за пазухой и выжидать, когда доведётся швырнуть его в спину тому, кто молится другим Богам. И самим постоянно ждать такого же камня от ближнего. Не тому учили нас наши Боги. Мы верим Им, но не препятствуем тем, кто верит в Вечное Синее Небо или во Христа. Не нам судить о том, кто из Них сильнее, мудрее и честнее. Именно поэтому мы не гнём спин, не таим зла и не боимся ни ближних соседей, ни дальних. И когда кто-то приходит к нам с добрым мечом — мы встречаем его своими, русскими. А ещё степняцкими ножами и стрелами, северными секирами и копьями. И так же точно встречаем мы тех, кто вползает на земли наши тайно, по-змеиному, исподволь смущая людей, обманывая их, обирая и сгибая к земле, лишая веры и направляя брат на брата!

Чародеев голос гремел над берегом, кажется, ничуть не слабее недавних взрывов. И если те пугали до оторопи, лишая воли, то он будто наоборот дарил её, щедро, великодушно.

— С одной лишь разницей. Тех, кто приходит убивать нас в открытом бою, мы не боимся. А тех, кто тайно берётся сеять смуту и раздор среди друзей и соседей, мы презираем! А ждёт и тех и других только смерть! И в том, как все вы видели, помогают нам все Боги до единого!

Речь Всеслава переводили-толмачили уже и на франский, и на датский, и на другие языки. Воины, торговцы и горожане, ловя каждое слово, доносили его до своих, не знавших нашей речи. Торопливо, путаясь, поправляясь, взахлёб. Возле каждого из ретрансляторов-переводчиков собирались густо люди, причём задние только что не по плечам передних лезли ближе. На них шикали, но негромко, чтобы самим не пропустить ни единого слова. Чувствуя, что рычавший великий князь, колдун и оборотень, повторять не станет. Сёма, кажется, даже картавить перестал, и вещал убедительно, как с броневика, жестикулируя и блестя чёрными глазами.

На последних словах Всеслав распахнул руки, обводя захваченный невероятно быстро город, берег и бухту, где больше не было флота будущей Владычицы Морей. Хотя, это в моём варианте будущей истории Британия получила такой титул. Или сама себя решила так величать, у них, англосаксов, такое в порядке вещей: назваться самыми умными, сильными и богатыми среди себя самих, и заставить остальных в это поверить. Теперь же история шагала явно не в этом направлении. И с тем, чтобы обзавестись новым флотом, да даже просто начать строить и спускать на воду корабли, кроме торговых и грузовых, у амбициозных островитян теперь явно будет масса сложностей. Об этом мы тоже договаривались.

— Все-слав! — рявкнул Рысь в повисшей, наконец, тишине, когда затихли звуки последних несинхронных переводов. И от души приложил мечом плашмя по щиту.

— ВСЕ-СЛАВ!!! — грянула дружина уже на втором повторе. Грохот и лязг заставил вздрогнуть тех, кто не был готов к ним, тех, кто не был воинами. Протяжно и гулко завыли лохматые крокодилы Эдвина.

— ВСЕ-СЛА-А-АВ!!! — в третий раз кричал, кажется, уже весь Дувр. И вся Британия. И полмира с ними вместе, от лица которого самозабвенно орали союзники, колотя в щиты.

«Вот это мы выдали, друже», — с растерянностью сказал я. Вой и грохот вокруг стоял такой, какого и при захвате порта не было.

«И не говори. Но, вроде, неплохо вышло», — с ощутимым удовольствием отозвался Воин. В нашей с ним голове, одной на двоих, помех для разговора по-прежнему не было. Как и для полного взаимопонимания.