Воин-Врач V

Глава 19 Оперативные разработки

За ночь чего только не передумалось опять. Но нам, взрослым мужикам, кому на кладбищах давно бросили прогулы отмечать ввиду полной бесполезности, к такому не привыкать, конечно. Бывало, проснёшься среди ночи в деревне ни с того, ни с сего — то ли повернулся не так, то ли кольнуло где, в пояснице или в сердце. И лежишь как дурак, в тёмный потолок глядя. Тихо кругом: ни сверчков, ни собак, ни сквознячка хоть какого самого завалящего. Разве только печка, остывая, щёлкнет иногда. Пробовал я и разминку делать, и самомассаж, капли даже, бывало, принимал. Ничего не помогало. Пару раз так спасался: чаю заварю с мёдом, выпью кружку неторопливо — вроде и начнёт в сон клонить. Но пару раз за столько лет — это та ещё лотерея. Вот и начинаешь со скуки думать или прожитые годы вспоминать.

Так и сейчас. Крепко спал, обнимая бережно жену, великий князь Полоцкий. Витала где-то, своими делами, наверное, занимаясь, душа его, раз за столом мы с ней вместе не сидели. А моя, примостившись на краешке крутой крыши терема, думки гоняла привычно. Хорошо обдуманный план, как говорил один мой старый друг, имеет чуть меньше шансов пойти прахом из-за всяких форс-мажоров. Но и это «чуть» может сыграть очень важную роль. Вот и прикидывал я так и эдак наши со Всеславом задумки насчёт будущего похода.

Крепостица, которую в устье Двины возводили, где в моём времени стояла красавица-Рига, росла не по дням, а по часам. Удобное место, безопасные склады и постоялые дворы, отмеченные знаком Всеслава, привлекали торговцев. Оживление в тех краях, начавшееся почти с самых первых дней стройки, манило жителей окрестных земель. Обещание через два года начать платить вполне посильные подати, получая взамен уже сейчас землю, скот, защиту и помощь в строительстве, было для них в новинку. Обычно происходило наоборот. Приходившие дружинные люди брали именем какого-нибудь князя денег и товаров за год вперёд, суля оборону и поддержку, случись вдруг что. Часто бывало, что такие за один год-коловорот приходили дважды-трижды, и все разные. Поэтому народ новых мест сторонился сперва, выжидал, присматривался. В нашем случае вышло удачнее. Поняв, что ратники и зодчие-строители Полоцкого князя вообще не горят желанием собирать серебро, меха и янтарь по окрестным сёлам, а и вправду закладывают новый городок, да широко, с дальним заделом, подходили по одному представители окрестных поселений. И чаще всего через несколько дней приезжали уже с семьями.

Один-единственный раз довелось Всеславовым воинам оборонять стройплощадку. Появились на воде Венедского залива, так и не ставшего Рижским, три драккара под драными парусами. Из каких вод и в какие шли — не сообщали, да никто и не спрашивал. Хищные носы, увенчанные потрескавшимися чёрными резными чудищами, «навелись» на широкие и удобные причалы, вёсла вспенили воду вдоль бортов. Прочь от берега со взволнованными и напуганными криками побежали горожане. Им навстречу летели с хмурыми лицами княжьи воины. Молча. Каждый из которых точно знал, где ему следовало находиться и что делать.

— Подошедший ближе умрёт! — грянул усиленный здоровенным берестяным рупором голос.

Три корабля, совершенно точно услышав предупреждение, прозвучавшее на русском, датском и германском, скорости не сбавили. А команды их подняли крик, суля предать всё мечу и огню, распаляя перед схваткой себя и наводя ужас на побережных.

Три стрелы с дымными хвостами слетели с укреплённых башенок над бухтой. Слитно грянул гром под чистым голубым небом, над спокойной синей водой. Разом закопались в неё, в воду, морды драконьих лодок, посы́пались с лавок гребцы. Крики их, злобные и воинственные, сменились на тревожно-непонимающие. Тех, кто уцелел при взрывах, достреливали с челнов, что вышли в бухту, когда стало ясно, что дымящие остатки драккаров, рассыпа́вшихся на воде, до берега своим ходом точно не дойдут. Живых брать не стали. Горелых и стрелянных разложили на прибрежном песочке, освободив от доспехов и оружия. Точно так же хмуро и молча. Те же самые Всеславовы ратники, каждый из которых знал свою работу крепко и приказ княжий помнил точно так же. «Чтоб думать забыли даже пасть разевать в нашу сторону! Два-три наскока отобьёте — попроще станет. Не совсем же они там, на севере, полоумные?». Хватило одного наскока.

Слухи о том, что дикую ватагу Ульфа Поджигателя воины руса-Чародея спалили колдовством на чистой воде, всех до единого, по окрестным землям и водам разнеслись быстро. Следующие, желавшие «узнать новости», оставляли свои кнорры и лодьи на том месте, где качался на волнах залива плотик, на котором высился щит, русский, красный, каплевидный. Только словно великанский, раз в пять больше обычного. Со Всеславовым знаком и словами: «Пришедший со злом — умрёт», писанными на пяти языках, крупно. Рядом, для неграмотных, висело трое товарищей из первой партии, с тех драккаров Ульфа Поджигателя, во главе с ним самим. Один из местных опознал его, несмотря на арбалетный болт, изрядно деформировавший, так скажем, опознавательную поверхность. Он и рассказал, поминутно сбиваясь с непривычного пока русского языка на родной говор, крепостному старшине, командиру гарнизона, о том, какого могучего и опасного викинга отправил в Валгаллу какой-то из русских ратников. Старшина поскрёб под бородой и велел дополнить плот со щитом сакральной триединой инсталляцией. Ну, то есть просто приказал повесить там рядом «вон ту сволочь и ещё пару покрупнее». Не отвлекаясь особенно от прочих дел, каких у него и без этого хватало.

От кнорров и лодий отходили челны малые на три-пять человек. Их встречала на причалах стража, тиун выспрашивал и записывал: кто, откуда, каким числом, с каким грузом. Принимал плату за стоянку, вызнавал, нету ли на борту хворых, раненых или увечных. Заранее. Потом челночок возвращался к лодье, стоявшей вежливо на приколе возле информационного щита и не менее информативной виселицы. Судно подходило и швартовалось. Команду осматривали лекари и монахи. Если ничего тревожного не замечали — давали отмашку береговой страже, а гребцам-торговцам вручали серебряные значки на иголочке, какие следовало на груди носить, в город выходя. В город, где не было со дня закладки первого причального быка-сваи ни единого убийства или грабежа. Тут и дрались-то редко. Как-то не с руки было злить молчаливых и спокойных, как гранитные скалы, хозяев. Которые предупредили обо всём ещё на подступах, вежливо, но очень убедительно.

Двинский торговый путь, полностью лежавший на Всеславовых землях, был не просто золотым дном, а самой настоящей золотой рекой, богатой, широкой и полноводной. Говорили, что в удобных для стоянки местах за полгода, меньше даже, появилось ещё аж три города с торжищами. Там гости, распродавшие свои товары, добирали то, подо что оставалось место на лодьях, после того, как затаривались в Киеве, Смоленске, Чернигове, Полоцке, а то и в само́м Новгороде. Который за этот неполный год здорово подсдал. Он, конечно, оставался тем самым Господином Великим Новгородом, но в бо́льшей степени для своих же горожан, по привычке. Скандинавам и европейцам были гораздо проще и удобнее маршруты по Неману и Двине, чем путь мимо Колывани-Таллина по водам Котлина Озера, Финского залива, на Ладогу. Об этом обстоятельстве новгородские наместники неоднократно пеняли и сетовали великому князю в грамотах. Однообразно, правда: убытки, дескать, несём великие от того, что гости торговые к твоим причалам да торжищам подходят, а к нашим — нет. Но никаких конструктивных предложений от них не поступало. Поэтому и Всеслав реагировал одинаково: пожимал плечами и велел положить очередную грамотку в ту же стопку, где лежали предыдущие письма. В которых, если снизу вверх стопки читать, гневная и яростная тональность постепенно менялась на жалобную. Глядишь, и надумают чего? Особенно после того, как и за соль свою перестанут деньги получать.

От Рутки-реки, куда ушла наша геолого-разведывательная экспедиция, которая сразу должна была по планам превратиться в добывающую и обогатительную, пришли добрые вести. Соль нашлась ближе, чем на двухстах саженях под землёй, пусть и не в таком, как ожидалось, количестве. Поэтому, несмотря на то, что взрывные и земляные работы шли в полный рост, началась и добыча. И поэтому же словосочетание «обогатительные работы» имело уже два значения, и оба вполне верных. Там, говорили, тоже уже городок строился, подтягивались местные, да и оставались. Сперва пугались грохота и небывало ужасных картин, как земля-матушка на дыбы встаёт, но потом пообвыклись. Поняли, что Всеславовы люди точно знают, что делают. И живут себе мирно, не буянят, не шалят. Потому что некогда им — работой Чародей нагрузил так, что только хребты трещали. А трудились там и впрямь на совесть. В мои годы, кажется, комсомольская стройка поднимала Старобинское соляное месторождение. Тут комсомольцев не было и близко, если не считать меня самого́. Хотя какой я комсомолец? Я в прошлом будущем — член партии, у меня где-то в деревне и партбилет даже лежал с отметкой о взносах до самого девяносто первого года, кажется. Так вот их не было — а соль уже была. И уже работала, как и все остальные, пожалуй, на землях от Варяжского до Русского морей.

За такими думками не заметил, как начало́ розоветь небо по дальнему краешку, над далёким лесом. По подворью уже сновали занятые утренними хлопотами люди: вода сама себя не натаскает, еда не приготовится, коровы, мерзавки, и те сами доиться не хотят! Но рук и ног, кажется, хватало, хоть и жаловался уже пару раз Третьяк, что Всеславовы задумки того и гляди Полоцк пустым оставят да по́ миру пустят. Но это он, скорее, так просто, по-стариковски. Потому что народ в город пусть и не прямо вальмя́ валил, но определённый устойчивый прирост населения обеспечивал. А, значит, и казне пополнение.

Возле ворот послышался какой-то разговор снаружи, а сразу за ним на подворье вошёл старый Абрам. Оглядевшись неприметно, дошагал медленно до крыльца и присел на самый краешек резной лиственничной скамьи, установленной для посетителей. Ну, вылитый бедный родственник. Вроде даже задремал как будто. Старая школа! Пары минут, кажется, не прошло, как из дверей вылез, зацепившись плечом за косяк и негромко выругавшись, Гарасим со Ставром за спиной. Спустился так, что ни ступенечка под медвежьими его лапами не скрипнула, вынул бережно пассажира из короба, усадил возле торговца. И отошёл на пару шагов, развернувшись и замерев дубовым идолом.

От скамейки донеслись какие-то рассуждения и чуть ли не споры, но мне с крыши слышно их не было. Солнце поднималось выше. Город начинал звучать громче, гуще, живее. Жизнь продолжалась. И на этой, немного даже пафосно-возвышенной философской мысли, раздался крик: «Вра-а-ач!!!». И я, улетая с привычным уже водоворотом, с удивлением понял, что звучал он не снаружи, а изнутри.

Дарёна стонала, держась за живот. Всеслав, уже одетый, стоял в распахнутой двери. Я появился в теле в тот самый миг, когда изо рта его вылетел в темноту коридора рёв:

— Агафью мне!!!

«Чего шумим-то, друже?» — нарочно равнодушно и спокойно спросил я.

«Не видишь что ли⁈ Рожает!» — взвился великий князь.

«Вижу. Орать-то так чего? Доля такая бабья — рожать. А ты рёвом своим только пугаешь её», — продолжал я так же ровно. И спокойствие, такое резко контрастное с адреналиновым взрывом внутри Всеслава, дало плоды.

«Тьфу ты! Как очумел я, и вправду. Просыпа́юсь — а она стонет. Я спросонок-то и не понял сразу» — внутренний голос звучал будто даже виновато.

«Ну теперь-то понял? Выйди из дверей тогда, Агафье мешать станешь. Что делать думаешь, роды принимать, или государством управлять?» — спросил я.

«Роды-то куда мне… Да и не дело это, мужу-то глядеть на такое» — а теперь он явно растерялся.

«Тогда пошли отсюда» — логично предложил старый Врач.

«Куда?»

«Как куда? Державой управлять. У нас, коли не забыл, дел — непочатый край».

«А она как же?»

«А ей вон помощь спешит. Скорая» — улыбнулся я, видя влетавших одна за другой в горницу Лесю, Домну и Агафью. И если у названой дочери глаза были перепуганные, то Грачова жена и Буривоева правнучка точно знали, и что происходит, и что нужно делать. И как. Таким на пути стоять — дураком быть.

— Ступай, батюшка-князь, ты тут не помощник, без тебя управимся! Тебя вон у крыльца уж дедко Ставр да Абрамка-иудей дожидаются! — наперебой заквохтали-загомонили они, умудряясь как-то одновременно и квашни-бадейки с горячей водой занести, не разлив, и нас с оторопевшим Всеславом за дверь выпереть. Чем смогли, хоть руки и были заняты.

«Вот те раз! Впервые меня две бабы задницами из комнаты вытолкнули» — весело удивился я, глядя княжьими глазами на захлопнувшуюся перед носом дверь.

«Эти могут. Хорошо хоть не пинками погнали, вот сраму-то было бы на весь терем» — хмыкнул, приходя в себя, Всеслав. «Пошли уже державой тогда править. Не зря ж говорят — каждому своё». И мы пошли.

— Ты, княже, коли занят шибко, или там мысли какие другие на уме — дай знать. Мы тогда опосля вернёмся, — внимательно глядя на спускавшегося по ступенькам Чародея с Рысью за плечом, проговорил Ставр.

— Он дело говорит! Мы ж не во́шей ловить взялись, у нас дела поважнее, тут думать треба, а не ворон считать, — согласился Абрам, наблюдая за сошествием великого князя не менее пристально.

— И вам доброго утра, отцы, — кивнул каждому поочерёдно Всеслав. — Раз ты с первыми лучами на двор ко мне явился, чуть не до свету, стало быть новости у тебя. А уж коли вы тут со Ставром такой базар развели, значит важные те вести. Выкладывайте, — велел князь.

— Не на виду бы у всех, — нахмурился безногий.

— Гнат, — не оборачиваясь спросил друга вождя, глядя на явно озабоченных советников.

— Уже, сразу, — ответил тот любимой присказкой. — Айда за мной, отцы.

В комнате, где заседали обычно Ставкой, было непривычно просторно. Вроде и народу не сильно меньше, не было Глеба, патриарха да трёх сотников, а казалось, что зал полупустой. Ставр, пошептав Гарасиму, расположился рядом со шпионским торговцем, напротив нас с воеводой. Косматый медведь стянул со вбитого в стену крюка карту и положил её между нами. Явно приближалось планирование операции. И в который раз остро почувствовалась нехватка картошки. Ну вот что прикажете по карте катать, если не её? Как понять, где должен быть командир на лихом коне?

— Я опять имею сказать два слова, княже, — начал, повздыхав и поохав восхищённо, глядя на очень подробную для этого времени карту, Абрам.

— Опять врошь, Абраша? Или ты себе думаешь, шо за каждое слово, помимо тех двух, я начну тебе приплачивать, шоб ты сказал не ровно два? Шоб да — так нет! — подбоченясь, заявил великий князь, снова, кажется, спутав торговцу все карты.

— Нет, ви гляньте на него⁈ — подхватил волну тот. — Он же без ножа рэжет!

— Так волк же, — флегматично кивнул Ставр, — потому и без ножа. Ножом-то он тебя так напласта́л бы, что и сам потом не сшил, а он знаешь какой умелец в том деле? Что ты! Самолучший! Вон, Кузьке ляхи намедни всю башку разбили вдребезги, так он подмёл в совок, что осталось там, да наново и смета́л на живую нитку. И теперь вот у нас наставник Кузьма имеется у детишек.

— Где ты там видел детишек⁈ Пустынные демоны, а не дети! Рыскают по всему городу своей хеврой, и дня не проходит, чтоб не подняли хипеша! — скандально заявил Абрам.

— А ну не трожь детушек, жидовин! Играют мальцы, бывает! — прищурился на него безногий.

— Я пла́чу представить, обо шо они будут себе играть, как самую чуточку подрастут! Из них самый мелкий уже сейчас может украсть любого коня в городе, а хозяина того коня прирезать так, что тот ещё два дня будет ходить на базар и сам не заметит, что второй день как помер!

— Ну а как же! Учим помаленьку, — с неприкрытой гордостью согласился Ставр. Кивнул и Гнат, явно приняв сказанное за личный комплимент.

— Вы мне скажи́те, мы тут все сидим об здесь, чтоб говорить за детей? Я тогда пойду, у меня и так дел — под нижнюю губу аж, — Всеслав сделал вид, что собирался подниматься, а правой рукой показал заявленный уровень загруженности, вскинув бороду.

— Ох, до чего ж тяжко с вами, — глубоко и скорбно вздохнул торговец. — Ни тебе поговорить, ни за жизнь, ни за здоровье.

— Это ты мне говоришь, Абрам? Кто вчера весь вечер со Ставром вон песни пел да беседовал? Вам половина полоцких собак подпевала! Ну, те, что бродячие. Я вообще думал, вы к утру языки себе сотрёте в один большой мозоль на двоих, — усаживаясь обратно, ответил князь.

— Вот! Вот к слову об мозоль! — оживился иудей. — Мы с уважаемым Ставром вчера тебе весь зехер придумали в подробностях! Так, чтоб у Вильгельма стал не просто гармидер, а микер-бикицер!

Моих, а значит и княжьих познаний в местечковом говоре не хватило на то, чтоб понять сказанное. И мы выразили это, подняв привычно левую бровь.

— Ай, я ж всё забываю, шо ты не из наших! — неискренне всплеснул руками Абрам. — Зехер — это то, об чём не знают и не узнают твои враги, но с помощью чего ты их сильно огорчишь.

— И сокращу поголовье, — кивнул Чародей, скорее утверждая, чем спрашивая.

— Тут грех сомневаться, — почти не смутился тот. — А микер-бикицер значит, что сделаешь ты тот свой зехер так, что комар не подточит ни носу, ни ещё чего, потоньше.

Мужики сдержанно посмеялись, показывая, что очередную шутку поняли, но хотелось бы больше деталей.

— Мы со Ставром нашли, как твоим воям подойти Вильгельму под самый забор, так, что он и ахнуть не успеет, да раньше сроку чуть ли не на две полных седмицы! — Абрам аж пылал энтузиазмом, глаза горели.

— Но? — будто из кадушки окатив его, уточнил князь.

— Чего «но»? — сбился с намеченной долгой похвальбы торговец.

— В таких хороших сказках всегда бывает несвоевременное «но». Это как если ваши начинают невесту сватать. Мол, по сторонам глазеть не станет, ест немного и обувка для неё дешевле вдвое будет. Но, — это слово Чародей выделил голосом и паузой, — есть маленькая неважная пара пустяков. Это всё богатство потому, что она слепая, беззубая и на одной ноге.

А вот тут все уже грохнули в полную силу, даже Гарасим.

— Ну да, есть и тут одно «но», — отсмеявшись, кивнул Абрам.

— Не томи, — нетерпеливо махнул рукой Всеслав.

— В деле не обойтись без датчан, — пытливо глядя на князя, сознался тот.

— Ну, раз не обойтись, то и не обойдёмся. Ставр, сможем весточку братцу Свену Эстридсону передать? Мы как раз летом перевидеться собирались, вот давай и обозначим дату, — повернулся Чародей к безногому.