— Пожалуй, прав ты был, Крут. Просто оторвать башку будет как-то не по-нашему, не по-божески. Теперь думаю вот, на ремни распустить, узенькие такие, или рыжих муравьёв в печень ему подсадить? — от звука, с каким прозвучали эти Всеславовы слова, Роже де Мортемер, бесстрашный и многоопытный разведчик, шумно сглотнул и ёрзнул в кресле, неожиданно ставшим неуютным. Будто на голом камне сидел. Остром и горячем.
— Про муравьёв мысль интересная, не пробовал. Пока, — глухо, но как-то ощутимо кровожадно, ответил руянский князь. — Ох и выдумщик ты, друже, ох и затейник. Наплачутся враги с тобой. Кровушкой.
Судя по барону, даже молчаливое участие в беседе, даже просто присутствие в этом зале тяготили его неимоверно.
— Да, боюсь, мало будет. Другие продолжат дела́ скупого Винни. Тоньше надо. Думать надо крепче, — закончил мысль Крут.
— И снова прав… Вар. Глеба, Буривоя и отца Ивана. И Ставра, конечно, — размеренно, будто забивая гвозди в крышку домовины-гроба или заступ в могильную землю, распорядился Чародей. И продолжил, обращаясь к князю морских языческих волков. — Помнишь Ставра? Он в части паскудных смертей большой знаток, редкий. Уж подскажет так подскажет. Пожалеем, что обедали. А патриарх нужен, чтоб не ходило слухов потом, что я в одном шеломе всё это варево заварил. Чуть сложнее, когда в землях твоих больше, чем одна вера. Но куда как выгоднее выходит, когда Перуновы, Велесовы да Стрибожьи потомки на рать да на пашню выходят с теми, кому Белый Бог по́ сердцу, вместе, а не по очереди. Когда друг после дружки дома́ не перемывают да дымом не окуривают всякий раз. Быстрее выходит и правильнее. Богам-то всяко виднее, нечего и злить их попусту. На Александровой Пади — ты слышал, верно? — Великого Тенгри дети с нами вместе были. Так ещё справнее получилось. Без них мы папских недобитков по сию пору ловили бы, а так — раз! — Чародей хлопнул по́ столу, заставив барона подпрыгнуть, — и все дела́. И в курган ту падаль стаскивать конным куда как сподручнее было, чем пёхом по сугробам-то. Поздорову, други! Хорошо, что недалече оказались.
Всеслав поднял руку, приветствуя входивших. Глебка сразу подошёл и сел рядом, глядя на отца в ожидании. Понимая, что просто так, забавы ради, тот Вара не прислал бы. А Лютов нетопырь не примчал бы с такой скоростью, что испуганные крики дворни ещё звучали по терему, когда они уже бежали обратно к залу.
Буривой поприветствовал князей поклоном, чуть глубже привычного, и сел напротив Крута, потянувшись за взваром. Нахмурившись при виде красного пятна на белой скатерти.
Патриарх перекрестился на образа́ в красном углу, поклонился и разместился напротив Глеба. Оказавшийся меж двух столпов веры Роже де Мортемер будто разом вдвое меньше стал, умудрившись поклониться каждому из вошедших, не успев даже вскочить на ноги.
— Где Ставра Гарасим носит? — вроде бы спокойно спросил Чародей. Но великий волхв ответил поспешно:
— Ве́сти с юга пришли, княже. Кораблики чужие повдоль югославских берегов ходить взялись чаще нужного. Сейчас вы́знает всё и тут будет.
— Алесевы спят, что ли? — почему-то казалось, что Всеслав искал повод, чтоб сорваться на кого-нибудь. Или не казалось.
— Не греши на воев, князь, несут службу справно все. Просто часть из весте́й особливой важности старым письмом пи́сана, не все владеют пока, то моя вина, — склонил голову Буривой. Прекрасно понимая, что гроза будет непременно. И пытаясь вывести из-под неё старого безногого друга.
«Подыши-ка носом, друже. А я пока поговорю о пустяках разных вместо тебя. Пустишь?» — спросил я Всеслава.
«И то верно. Крут вон корчажку раздавил, а я б тому фризу, которому и так „всё равно“, кадык бы смял сейчас с радостью. Умом понимаю, что неразумно, а поделать ничего не могу, зло берёт! Давай сам, Врач.» — ответил князь, передавая мне «штурвал».
— Скажи, Глеб, что мы сейчас покупаем у фризов, и через кого? — великий князь Полоцкий показательно медленным движением положил ладони на стол и повернулся к сыну. Буривой коротко выдохнул.
— По убыванию: соль, скотину породистую, кожи со шкурами и лён, — без подготовки и раздумий начал княжич. Золотая голова у парня! — С солью, если я правильно понимаю, мы разберёмся в скором времени. А вот коровёнки справные у них, хорошие, хоть и возят редко.
— А с нашим льном что не так? — удивился я. Чтоб в Белоруссии, да льна не было? Хотя да, тут совсем недавно и соли не было. И до сих пор нет. Но будет. Значит, будет и лён.
В это время в двери вошли быстрым шагом Алесь, связист-кавалерист, и Ставр на груди у Гарасима. Лица у всех были виноватыми, и на заросшей дремучей шерстью будке лесного великана это смотрелось вовсе уж неожиданно. Безногий же убийца как-то неописуемо сочетал неубедительное раскаяние с кипучей жаждой деятельности. Но по останавливающему взмаху княжьей ладони все расселись за столом. Молча. А Глеб продолжал.
— Долгунец-то и у нас хороший вызревает, да только поло́тна ни в какое сравнение не идут. У них ровнее да светлее выходят. И кожи мягче выделывают. Вроде.
— Вроде или мягче? С Третьяком о том поговори. Если кто слух пускает, что за морем работать умеют, а у нас только лес валить способны, да и то криво — надо сыскать таких рассказчиков. Дядька Гнат в том поможет. Двоим-троим языки вокруг шеи обмотает — остальным проще будет правду принять, а не вражьи сплетни. Если и впрямь по-другому как-то выделывать научились — узнаем да переймём, у нас дурных нема. Что одним человеком сделано, то другой непременно повторить сможет, дай только срок, — фраза из моей памяти пришлась вполне кстати, вон, закивал даже патриарх.
— Ставр, Гнат. Решите мне задачку: есть в устье Двины ходкая на диво руянская лодья с ватагой верной. Есть пара десятков нетопырей. Есть в городках Утрехте или, скажем, Тильбурге на торгах тамошних те, кто знают, у кого купить кожи лучшей выделки да полотно льняное первейшего сорта. Вопрос: сколько потребно времени, чтоб сговорить да доставить ко мне сюда три или пять семей из тех, кто секретами выделки да ткацкого ремесла владеет?
В повисшей паузе было слышно, кажется, как скрипит кожа на лбу барона де Мортемера — так широко он распахнул глаза.
— По́ морю об эту пору дотуда дён за восемь дойдём, — откашлявшись, начал Ставр. Рысь молча кивнул. — Там носа́ми поводить — дня три-четыре. Да на обратный путь седмицы полторы. Если б так их скрасть, без сговору — денька два сберегли бы, думаю.
— Шесть дней дорога туда, восемь, от силы десять — обратно, — проговорил уверенно Крут. — «Рёрега» своего дам, да Прави́лу в кормчих поставлю. Верно говорю.
Брови француза упёрлись в линию роста волос. Рот открылся.
— А, может, гостинчик возьмём, а, княже? — с затаённым восторженным азартом спросил безногий террорист. — Да какой собор их тамошний или хотя бы монастырь завалящий бахнем? Чтоб озерцо вышло, как в Люблине, а? Там вода близко, живо наберётся!
— Бахнем. Обязательно бахнем. Но потом, — успокоил я разошедшегося, едва на стол не влезшего старика. Краем глаза отмечая, как жадно пьёт, обливаясь и шумно, по-конски, сглатывая и отдуваясь, тёткин барон. — Гнат, займись сразу, не дожидаясь наших с заморскими купцами разговоров. Крут, от твоих с кем ему говорить?
— Яробою передай, — руянин снял с пальца золотой перстень с чёрным камнем и подвинул по столу воеводе. Судя по тому, с каким выражением лица смотрел на украшение Буривой, это был карт-бланш весомее, чем красная книжечка со щитом и мечом в моём времени. Гнат принял вещицу с поклоном, бережно убрал за пазуху и вышел. Да так, что дверь не только не скрипнула, а, кажется, даже не открывалась.
— Алесь, Ставр. Верным людям передать: через вторые-третьи руки купить лучших мясных и молочных коров, числом не меньше двух десятков. Будут свиньи, овцы, да хоть куры с гусями какие диковинные попадаться — брать и их. Сговориться с лодейщиками моим именем, чтоб не дурили и цены не ломили, дескать, «скотина всё загадит» и «у меня лодья, а не хлев плавучий». Дайте понять вежливо, что дело важное, державное. Станут кобениться — бесплатно кораблики заберу, плавать дальше только на льдинах смогут, по весне. И чтоб…
Я задумался и не заметил даже, как сменил меня «за рычагами» Всеслав, продолжая с того места, что вызвало мою заминку:
— И чтоб меж Ярилиным днём и Купалой, после Троицы, уже здесь всё это богатство мычало и блеяло. Через год-другой-третий сами племенной скотиной расторгуемся. И народу подспорье, ежели коровки вдвое-втрое больше доиться начнут.
Алесь со Ставром только кивнули.
— Глебка, придумай да на бересте разложи, как умеешь, чем бы нам селянам помочь, чтоб лён растить да ткать захотели? Земли́ у нас хватает. Лес потребен ещё долго будет, строиться только начали, почитай, полей больше станет. Надо только по уму дерева́ сводить, не по холмам да буеракам, а с равнин начинать, чтоб пни пожгли, распахали — и сей-сажай на здоровье. Подъёмные им какие-нибудь, от податей освободить, лабазы на пристанях выделить. В общем, сами думайте. Но чтоб через пару лет покупали не мы, а у нас. И лучше, чтоб не снопами, а полотном, да крашеным — оно дороже. Или одёжу готовую, половики, да эти, как их… На стены в Европе от сквозняков вешают, — Всеслав защёлкал пальцами, вспоминая.
— Шпале́ры. У нас их ещё называют «гобелен», — мёртвым голосом произнёс Роже.
— Вот, точно! У Шарукановых войлочные, у нас льняные, шерстяные, ещё какие-нибудь измыслишь. Нарисуют душеспасительное чего-то: королей там, святых, императоров великих, охотничьи сцены, с патриархом вон посоветоваться надо. Не грех ли, владыка, коли начнём мы картины дивные, вытканные цветными нитями, за рубеж продавать? Духоподъёмные. Адовы корчи там, му́ки грешников, Михаила Архангела над Александровой Падью, баб в мыльне?
Вид того, как вытянулись с последними словами Чародея лица советников, был неописуемым. Замычал Гарасим, что вместе с куском буженины, кажется, едва не откусил себе два пальца.
— Ежели только допрежь того, как ткать, получат мастера благословение, — тщательно откашлявшись, ответил патриарх максимально постным тоном.
— Это уж без всяких сомнений! Какое богоугодное дело, да без благословения? — улыбнулся Всеслав, заметив, что Крут и Глеб сдерживают смех из последних сил. — Ладно, то — дела будущие. Сладь мне, княжич, грамоту справную, как нам ткачам с кожемяками подсобить. С лесорубами да пильщиками вышло, должно и тут получиться. А мы в те края что возим?
— Янтарь, меха и зерно, — так же влёт ответил сын, скрывая улыбку.
— Ох и вздорожают они там, чую, — озабоченно вздохнул Чародей. — Диких денег стоить начнут. И везти долго. У нас-то закончились. Все вышли, разом, бывает же такое? Говорят, у половцев появятся теперь, да у югославов, и то нескоро. А те, думаю, Венеции продадут. А уж кому да почём Светлейшая Республика отгружать начнёт — то мне не ведомо. Я ж не колдун?
Первым смеяться начал Крут. И уже скоро хохотал весь зал. Домна, зашедшая было со сложенной новой скатертью в руках, замерла в дверях в нерешительности. То Лютовы по терему летают бегом, срочно всех скликая, будто война на носу, а то смех стоит.
— Во, как раз та парна́я на ум пришла, куда мы тогда в Киеве прямиком из поруба попали. Леське расскажу, она на Домниных красавиц глянет, такое нарисует — прямо со станков рвать станут! — резюмировал великий князь. Под общий гогот мужиков за столом.
Обсудив несколько оставшихся деталей, включая то, под чьими стягами толклись корабли у восточного берега Адриатики, проводив румяную и смущённую Домну, а следом за ней и всех остальных, озадаченных сверх меры, остались с Крутом ждать торговых гостей.
— Ты только мне намекни, если я увлекаться начну, — попросил Всеслав соседа и грозу морей.
— Лады. Как увижу, что ты увлёкся — встану да кишки им выпущу. Нет, просто го́ловы посношу, чтоб не мучались, болезные, — согласился тот.
— Вот оно, хвалёное и известное славянское миролюбие и долготерпение.
— Оно самое, точно. А если не согласится? Артачиться начнёт? — руянин с интересом смотрел на полочанина, о котором за полгода появилось больше страшных баек и небылиц, чем о нём само́м.
— Тогда обложим прямо в гаванях, в устьях, у причалов. Подойдём на полверсты с воды да и спалим их корабли к псам. Те, что останутся. Помяни моё слово, Гнатовы парни оттуда просто так не уйдут. Собор там, не собор, но память о нас останется крепкая, — задумчиво отозвался Чародей.
— Полверсты? С воды? Без сшибки борт к борту? — недоверчиво переспросил Крут, цепко ухватив главное.
— Была бы охота людей гробить да лодьи уродовать. У меня ни малейшей нету. Покажу завтра. Как раз затворники мои сказали, что готовы. Ну, как — сказали? Дали понять, — Всеслав почесал шрам над правой бровью, порадовавшись про себя, что Гната в зале уже не было. А то скроил бы скорбное лицо, а потом всю душу вынул, поучая строгой важности охранения военных тайн.
— Темнишь, друже, — кивнул понятливо Крут.
— На том стоим, брат. Не люблю никому полдела показывать, а тем более наперёд хвастать, — согласился великий князь.
— Но полверсты точно?
— Точно. Три четверти, может. Завтра увидим.
— Интересные у тебя заклинания, Чародей. Вроде, и не сказал ничего — а я уже с дюжину крепостиц в уме отложил, какие твоим колдовством можно с воды по́ ветру пустить. А под ними подвалы ох и бога-а-тые, говорят, — испытующе взглянул на соседа руянин.
— Коли не на наших да не на союзных землях те подвалы, то, думаю, как посвободнее будет — доберёмся обязательно. Тогда за вымя их и пощупаем, — чуть подумав, решил Всеслав.
— Ну ты как скажешь… хоть писца с собой води всегда, записывать за тобой, — развеселился Крут. — Но это я, пожалуй, и так упомню. Подойти на полверсты, выжечь всё, а что останется — взять за вымя!
Руки он при этом вытянул ладонями вперёд в таком жесте, что сразу стало понятно: от животноводства морской демон далёк катастрофически. А вот к разудалым бандитским корпоративам на захваченных землях — ближе гораздо. И если у меня, как врача из далёких, не наступивших пока веков, этот его задор одобрения не вызывал, то Всеслав был с Крутом Гривеничем согласен полностью.
В этом времени всё было как-то проще и честнее. Если кто-то копит богатства, то скорее всего именно для того, чтобы нанять и вооружить на них побольше народу, злого до драки и чужого добра. И указать тем жадным до крови ребяткам на соседа. На чьих землях потом, как на них начнут заново расти хлеба́ и травы, можно будет расселить народец мирный, скучный, простой. Который раз или два в год станет самостоятельно свозить в указанные места харчи и серебришко. А тех с лихвой хватит на прокорм и пропой первым, злым и жадным. Которых вскоре нужно будет науськать на другого соседа, чтоб с жиру не бесились да дурью не маялись. Подойти и отнять активы у вероятного противника Всеслав считал мудрым политическим и верным экономическим решением, со всех сторон правильным. И, кажется, я начинал с ним в этом соглашаться. Ждать, когда соберутся с силами латиняне, или Генрих поймёт, что его поход на юг принёс не только папское богатство и условный контроль над Италией, но и миролюбивых и долготерпеливых славян под самую восточную околицу, нам не улыбалось. И так было, чем заняться. А работать на опережение меня давным-давно учил один старый кореец, Ким. Тренер по боксу в институтской секции.
Поэтому когда в зал вошли два коммивояжёра, пусть и очень влиятельных, мы со Всеславом были вновь единым целым, знающим и цели, и пути к их достижению. И уже точно понимали, как пойдёт беседа с торговыми представителями, замершими у дверей в смятении. Глядя на то, как легендарный воин и мудрый непобедимый вождь Крут Гривенич с видом увлечённого энтузиаста производил, так скажем, маммоскопию методом пальпации какой-то невидимой пациентке. Которую, судя по разлёту его пальцев, мать-природа не обделила ничуть.