Воин-Врач V

Глава 13 Змеиное отродье

Иволгин клич подействовал на всех, и наших, и руян, но немного по-разному.

Увидев, как за минуту от силы ощетинились крыши стрелами, а вдоль стен сами собой понаросли богатыри, вроде того, что унёс на руках Всеславова ключника, Яробой очутился за спиной своего князя, с двумя мечами в руках.

На голубятне что-то блеснуло, будто кто искру высек, и запылал факел. Кто-то, невидимый за ярким огнём, передавал знаки.

Отец Иван, удивив сильнее других, поднёс к усам хитро сложенные пальцы, глубоко вдохнул — и выдал такой перелив, что сам Соловей-разбойник наверняка зарыдал бы от резко развившегося комплекса неполноценности. Казалось, от патриархова по́свиста не только посуда со стола поспрыгивает, но того гляди и люди снопами повалятся. А когда изводящий звук стих, в заложенных ушах загудело. Честно конфискованный в Новгороде колокол Полоцкой Софии запел набат.

— Так вот ты каков, святейший владыка, — громче обычного протянул Крут. Уши явно заложило и ему. Одной ладонью он похлопывал по правому, пытаясь, наверное, вернуть нормальный слух, а второй, вскинутой над головой, подавал какие-то свои знаки, на которые с привычным нечитаемым выражением изуродованного лица очень внимательно смотрел Немой.

— Уж каков есть. Так бы ты и на пятый день не спознал меня, Крутка, — криво усмехнулся патриарх. Ставший ещё загадочнее, хотя и до сих пор было вполне достаточно.

— Так, обниматься да байки травить после будем, — повысил голос и Всеслав. — Брат, вели своим из дружинной избы всем вместе выйти да перед тобой строем встать. А то так впотьмах и до беды недалеко.

Будто в ответ на его слова из окон и гульбищ показались какие-то кривые палки с привязанными светильниками. Кое-где висели, чуть подрагивая, по два сразу. За одной из таких «фар-фонарей» великий князь, прищурившись, разглядел бледную, с закушенной губой, Домнину «лебёдушку». А кривая палка оказалась коромыслом. Остальная иллюминация висела на рукоятках мётел и ухватов. На подворье стало, конечно, не как днём, но ли́ца уже различались.

— Безоружным строиться велишь? — без эмоций уточнил Крут. Кажется, без эмоций.

— Мне без разницы. Им, — качнул Всеслав головой в сторону крыш, — тоже. Всем говорю, — голос его загромыхал между ударами колокола на Софии, — Крут Гривенич и люди его — братья мне! Не хватать, не вязать, первыми не лезть! Если, упаси Боги, дурное удумают — на мне вина, мне и ответ держать! Как всегда.

Последнюю фразу, сказанную еле уловимо, услышал только Крут. Смотревший твёрдо на Чародея, который тоже с него глаз не сводил.

— Добро. Верю, — ответил морской кошмар лесному. — Найдём того, кто паскудство такое учинил — отдай мне его. Уж больно задумка твоя с муравьями рыжими запомнилась мне.

— Могу не успеть. Если Гнатовым попадётся — наверняка пожёванным вернут. Или рваным. Или не целиком, — Всеслав смотрел на шагающего быстро к нам Рысь в группе своих, что на ходу раздавал приказы, и воины его по одному растворялись в темноте. Которой, вроде, особо уже и не было.

— Ну, хоть так, — жёстко ухмыльнулся Крут. — Тоже пойдёт.

— Твои, княже, живы-здоровы все, под спудом уже, Лют с ними, — начал великокняжеский воевода с главного, за что Чародей кивнул ему благодарно.

Молодцы, быстро как в тайный город, под землю, всех перевели. Там, я по прошлой учебной эвакуации помнил, поди найди кого ещё. Кто задним бежит, светильники задувает. Три поворота — и руки́ своей, следом идя, не разглядишь. А поворотов тех там хватает. И ловушек таких, что самим страшно. И механических, и живых вполне. Но те, живые, ещё страшнее. Гнат тогда, помню, полутушу свиную в тёмный коридор бросил, я ещё удивлялся, чего это он попёр её под землю? Решил, что про запас, продовольственный. Потом, как светильники зажгли, с пола о́брезь собирали. Гуляш. Для рагу заготовку. Четверо нетопырей в стенных нишах, по два меча при каждом. Говорю же — страшное дело.

— Ступенька, перильце внешнее и три балясины подпилены, — продолжил доклад Рысь. — Опилки в одном только месте остались, мелкие, везде сдули или подмели, вражины. Чем и сделали-то?

— Цепочкой хитрой, той, что в зубе умещается, — ответил Чародей. И Ставр ахнул.

— И вправду ведь! А я гадал всю дорогу! — судя по каменному лицу Гната и его неживому голосу, он был злее всех чертей на свете. И во тьме.

— Дежурный? — Всеславов голос на воеводин стал похож чрезвычайно. Сидевший напротив патриарх кашлянул.

— Стёпка был сегодня. Нет больше Стёпки. Как живой там лежит, в струну вытянутый. Холодный, — Рысь говорил, как тот Левитановский метроном.

— После новостей с юга убили. Голубь, что ту весть принёс, точно наш ли, с колечком? — у наших и пометки со Всеславовым знаком на крылах были, и проволочные колечки малые, что в полёте не мешались. И каждый знал, что за такого голубя награда полагалась, если раненого или мёртвого ратникам передать.

— Голубей теперь тоже нету у нас. И какой из них, мятых да удавленных, со свёрнутыми головами, с утра прибыл — не узнать.

— Алесь, какой от югославов весть принёс? — Всеслав уставился на старшину связистов-кавалеристов, пытаясь сделать и тон, и взгляд хоть немного похожими на людские. Но без успеха.

— Так Пегий наш, из тех, что от Бурого да Хохлатки народились, — начал было частить тот, но напоролся, как на встречные стрелы, на горящие яростью взоры Чародея и Рыси, охнул, соскочил с лавки и рванул в сторону голубятни.

— Что без связи остались — худо. Но то, что с собой гады птичек не забрали — очень хорошо, — Всеслав явно пытался обуздать гнев логикой. И был совершенно прав. Начни мы строить, обыскивать и наверняка убивать направо и налево чужих и своих — добра бы не было точно.

— Почему это? — уточнил хрипло Ставр.

— Потому что, помчи наши голуби по всем весям чужую волю, было бы хуже гораздо, — задумчиво пояснил великий князь. — И от югославов ещё поди знай, правда пришла или де́за…

— Кто? — хором напряжённо спросили патриарх и великий волхв.

— Дезинформация, — поморщившись от того, что выдал слово из моего лексикона, пояснил Всеслав. — От латинского «informare», сообщать, доносить, и «dis» — неправильно, не так.

Патриарх кивнул сразу, едва первое слово услышал. Волхв — дождавшись полного перевода. В латыни он был предсказуемо слабее подкован.

— А весело у тебя тут, друже, весело. Не соскучишься, — протянул Крут. Слушая одним, левым ухом Яробоя, докладывавшего что-то, прикрыв губы ладонью совсем по-чекистски.

— Да я б приплатил уже кому-нибудь, чтоб поскучать малость, брат. Но ни одна падла золотом не берёт, всё норовят землёй родной или животами люда русского взять. А тут ты мои правила знаешь. Я этим не торгую. И не торгуюсь, — ответил Чародей. Глядя через плечо, как за спинами, его и Крута, сидевших бок о бок, строилась дружина руян.

Молодые парни и взрослые дядьки стояли рядом, одинаковые, длинноусые и бритые. Чубы-оселедцы были у старшин, стоявших во главе каждого из отрядов. И перед каждым из них было аккуратно сложено оружие подчинённых. Дружина морских волков стояла с пустыми руками, но ни злобы, ни опасения на лицах их не было. Слева из темени послышался странный звук, будто кто-то подавился. И продолжал давиться, приближаясь.

— Этого-то певуна какие черти несут? — недовольно буркнул Ставр, даже не обернувшись.

— Известно какие. Его самого́ выученики, поди, — предположил Рысь, щурясь во мрак. И не ошибся.

На сцепленных замко́м руках наставника мчали рысцой старшие из мелких негодяев. Остальные труси́ли следом. С ножами в руках. Тревогу ж сигналили, значит, всем надо быть в готовности. А семь тебе лет или семьдесят — кому какое дело?

— Тише, Кузь, зайдёшься. Знаками давай, — велел наставнику Всеслав. И сразу перевёл взгляд на Вара.

— Видели. Высоко. Голубятня? Чужой. Спешно. Званко? — моментально заработал «синхронист с глухонемого».

— Кто видел? — Всеслав опять не стал дослушивать до конца, сразу поняв главное. Ну хоть в окно на этот раз не вышел — спешки, вроде, не было пока. Кстати… — Гнат, закрыть город!

— Уже, сразу, — привычно отозвался воевода, которому тоже что-то шептал на ухо один из подбежавших нетопырей. Точно так же, как Яробой только что, прикрыв губы ладонью. В разных местах жили, у разных людей учились, а служба одна была, потому и методы схожие.

Из группы мелких пакостников, будущих нетопырей, крупных специалистов по причинению добра и нанесению справедливости при помощи паники и телесных повреждений, вышел, явно робея, но стараясь держаться молодцом, щуплый мальчонка, может, чуть старше Третьякова внука.

— Говори, сынок, — вдруг попросил, а не приказал Крут. И покосился на Всеслава едва ли не виновато: извини, дескать, не утерпел, вперёд влез.

— Назовись, — велел Чародей, рассматривая ребёнка со степняцким кривым ножом. Который на просьбу чужого князя отреагировал лишь тем, что насупился и переступил с ноги на ногу.

— Младший отрок малой дружины Игнатка! — вытянувшись, звонко отозвался он сразу же.

— Тёзка воеводы? Подрастёшь — справным воем станешь. Что видел, отрок? — спросил Всеслав.

— Со внуком ключника Третьяка на подворье был с утра. За голубями глядели, их ратник дядька Степан как раз полетать выпустил. Красивые они, — мальчишка, смутившись, шмыгнул носом и утёр его тыльной стороной ладони. Не выпуская ножа. — После дядька Степан убежал до сотника Алеся. Знать, ве́сти понёс. Как раз один буро-пегий прилетел, вчера не было такого.

— Не торопись, Игнатка, и не робей. Глаз острый у тебя, да памятлив ты, это для нетопыря первое дело, — подбодрил и одновременно чуть успокоил его великий князь. — Вспоминай дальше, да ни одной мелочи не забудь. С твоих слов старши́ны да советники мои много пользы добудут, чую.

Малец, вроде, чуть расслабился, вздохнул глубоко и прерывисто, как умеют дети, выдохнул и продолжил:

— Дядька Степан вернулся. Мы со Званом решили зерна да водицы свежей снести наверх. От колодца шли когда, из голубятни ратник вышел, да спускаться начал. Остановился ещё да присел, сапог, что ли, поправить. Мы тогда ещё со Званко решили — вот растяпа, обувку справную найти не смог.

— Как высоко присел он? — голос Рыси звучал по-прежнему безжизненно и сухо.

— На четвёртой или пятой ступеньке, сверху если, — раскрыв глаза ещё шире, ответил воеводе отрок.

Гнат повернул голову ко Всеславу и кивнул. Значит, именно там и были пропи́лы, откуда упал внук Третьяка.

— Продолжай, Игнатка, — качнул ладонью Всеслав.

— Он спустился да к дружинной избе пошёл, неспешно так. Меня тогда Митроха, то есть старший отрок Митроха, позвал. Я побёг, а Званко зерно понёс голубям-то. Да и навернулся оттудова, с вышины са́мой. А верно, что ему ноги отняли? — не выдержало детское любопытство. Страх часто разжигает интерес, а в детях — почти всегда.

— Брешут, — спокойно ответил великий князь, глядя, как одинаково закатили глаза́ на неуставной вопрос воевода с наставником. Три гла́за на двоих. — Он по зиме ещё в ледню с вами гонять будет. А вот килу́ летом пропустить ему придётся. Поможешь другу заново ходить-то выучиться, отрок? Не для того мы его у Мары-Марьяны из-под носу увели, чтоб над ним, хромым поначалу, потешались.

— Он друг мне, князь-батюшка. Над болью или увечьем друга насмехаться — срам! Так наставник Кузьма учит, — серьёзно, совсем не по-детски ответил мальчик.

— Верно учит. А ратника того, что сапоги натягивать не умеет, ты хорошо ли упомнил? — вернулся к допросу Всеслав.

— Вроде, да, — кивнул белой головой Игнатка.

— Чей он? Чьей сотни?

— А не наш, вроде, — задумавшись, выдал удивлённый мальчик. — Он по двору-то шёл, как дома у себя. А я вспоминаю вот — клейма-то твоего на голенище и не было! На сапог-то я точно глянул. А на морду он неприметный какой-то, тусклый, будто серый, вроде.

— Рост помнишь?

— Да… Аршин… да вершков… — он поднял пальцы и задумался, глядя на них, так, что аж вспотел. Но времени, мы с князем чуяли, для калькуляций не было вовсе.

— Гнат!

— Климов десяток! — рявкнул Рысь, так, что мальчонка аж подскочил.

Воевода вытянул руку в сторону, и в ряд за ней будто бы из воздуха возникли бойцы.

— Не труди ум, пальцем ткни в того, кто ростом схож, — велел Гнат уже почти нормальным голосом.

— Дядька Андрусь! Точно, тот такой же был! — просиял Игнатка, избежав арифметики, которую, видимо, взаимно недолюбливал.

Ратники слитно сделали шаг назад, оставив одного Андрея.

— А теперь, отрок Игнатка, ближе подойди ко мне, а на вопросы отвечай негромко, понял? — чуть тише велел Чародей. — Янко, очень, Очень внимательно пусть смотрят твои.

— Та-а-ак, кня-аже, — протянул латгал, выдав напряжение, невидимое внешне, параллельно делая над головой какие-то жесты, два или три. И с крыш донеслись щелчки взводимых самострелов.

— Гарась, ну-ка прими отрока на коленки-то! Иначе не видать его за столом будет, — хрипло, но как-то по-доброму, как мудрый дедушка, велел Ставр великану-древлянину.

— Не робей, малец, иди сюда, — прогудел тот, повернувшись на лавке вполоборота.

Побледневший Игнатка растерянно обернулся на Кузьму. Тот кивнул. И мальчик шагнул к косматому медведю, только что не зажмурившись, как в огонь. Гарасим подхватил его лапищей одним движением, которое отрок вряд ли успел и разглядеть, и умостил к себе на колени. Устроив вокруг могучие руки. А справа тут же уселся Рысь. И глаза у всех троих, Ставра, Гната и Гарасима, не на миг не останавливаясь, сканировали всё пространство вокруг. Малец замер, как суслик у норы, оторопело глядя на страшного Чародея прямо перед собой.

Мы же с Крутом склонились через стол ближе, оказавшись с оробевшим хуже прежнего отроком почти лицом к лицу.

— Ну во-о-от, — улыбнулся дружелюбно Всеслав, — продолжаем разговор.

И сказано это было с интонацией шведского пожирателя варенья, мультфильмы про которого так любил в детстве мой старший сын.

— Потом хвалиться станешь: сызмальства с князьями да воеводами за столом сиживал, — с улыбкой сказал морской демон, оглаживая длинные усы. — Ты на Гуньку моего похож очень. Если доведётся тебе у нас побывать — познакомлю вас.

— Попей морсу, Игнатка. А потом скажи, к какой дружинной избе пошёл тот, в сапоге без клейма? — вроде бы легко спросил Всеслав.

— Благодарствую за хлеб-соль да за слова ласковые, батюшка великий князь, — выдув полкружки и отдышавшись, сообщил мальчонка, явно копируя кого-то из взрослых. Даже рукой провёл по несуществующим усам, сгоняя пену от пива, которого тоже не было. Смотрелось это очень комично, но никто не смеялся. Ситуация не располагала ничуть.

— А зашёл тот ратник в избу, где руяне гостят, — степенно закончил отрок.

В вязкой тишине над столом, кажется, было слышно, как колотится у него сердце. Или не у него. Но смотрели все неотрывно только на правый указательный палец Всеслава, который один приподнялся, оторвавшись от столешницы, и замер, будто нацелившись на Игнатку.

— На местах сидим, на него смотрим и улыбаемся, — чуть слышно произнёс Чародей.

Трое убийц, что сидели напротив, один из которых держал на коленях наш маленький источник бесценной информации, разом ощерились. Продолжая водить глазами по сторонам, как спецназовцы в каком-то сериале, виденном мной в давным-давно прошедшем будущем. Только там спецы тогда ещё и танцевали, делая вид, что в кино снимались, или что-то вроде того.

— Яробой, сколь среди княжьих людей будет ростом с Андруся? — очень тихо спросил Всеслав. Продолжая улыбаться открывшему рот Игнатке и покачивая головой, будто что-то рассказывал отроку.

— С десяток будет, поди, — чуть хрипло, низко, на пределе слышимости отозвался чужой воевода. И, кажется, я различил растерянность в его тоне.

— Ты баба что ли на сносях⁈ — Крут как-то ухитрился зло рявкнуть шёпотом. — Что за «поди»? Отвечать великому князю, как потребно!

— Прости, княже, не в обиду я, — судя по глазам, он что-то очень спешно анализировал, потому и не ответил сразу.

— Боги простят, Яробой. Мне же нужно, чтоб из здесь сидящих каждый с ними как можно позже встретился, да не по глупой удали или недомыслию, — не снимая улыбки, что, похоже, начала тревожить не только Игнатку, ответил Всеслав. Тихо, почти не шевеля губами.

— Дюжина ровно, — уверенно ответил руянский воевода, дождавшись окончания Чародеевой фразы. И кивнул благодарно. Отроку, на которого и смотрел.

— Кто из них позже всех в дружину попал? — сбить волка со следа почти невозможно. Полоцкий оборотень свой след взял.

— Ты что ж, княже, никак думаешь… — начал было Крут, но вновь поднявшийся палец оборвал и его.

— Что я там никак думаю — вообще не важно, брат. Важно, что где-то среди нас во тьме таится гадина из тех, что Олега Вещего сгубили. И на ней кровь двух моих людей. Я, коли надо будет, весь город заставлю нагишом хороводы водить и песни орать во всю глотку, если это поможет найти ту тварь. Пока ниточка у нас одна, вдоль неё и идём. А надо бы уже бежать, чую. Ну? — последнее относилось к Яробою, и он это понял.

— Из той дюжины Йонас Палёный четыре зимы с нами. Карл — семь. Остальных с детства знаю, их или своего.

— Как попали к вам?

— Йона с лодьи сгоревшей взяли. Бился хорошо. Латгал он, но на мечах не хуже наших.

— Янко, видал ли земляка среди гостей? — Всеслав поднял взгляд на старшего стрелка. Потому что чувствовал, видел, что младший отрок от его пристального внимания того и гляди сознание потеряет.

— Не он то-о. Шра-а-ам. Ожо-ог, — сразу отозвался протяжно Ян.

Тьфу, пропустил! Точно, палёный же. Приметил бы Игнатка шрам.

— Карл? — это снова к чужому воеводе.

— Этот с земель англов. Мы туда в гости заходили тогда. Захотел пристать к ватаге «Рёрега», три поединка с нашими выстоял, честь по чести, — начал Яробой уверенно. Но к концу фразы я заметил, что уши к затылку прижались не только у нас со Всеславом.

Милое дело: пришёл добрый воин, побил троих, место заслужил — сага, а не история!

— А из себя каков он?

— Спокойный, молчун, рта зазря не откроет. На цевнице играть любит, — пока в защиту неизвестного Карла фактов не было.

— На чём? — переспросил Рысь. На лице которого улыбка смотрелась уже откровенно лишней.

— Ну, дудки такие бузинные, несколько в ряд. Их ещё кугиклами у вас зовут, а у ромеев — сири́нгами, — удивил широтой кругозора его коллега. А Ставр, услышав об этом, прошептал, судя по тому, как вскинулся и уставился на него Игнатка, что-то совсем не для детских ушей предназначавшееся.

— Лицо, во́лос? — вернулся к теме Всеслав.

— Да обычный он. Неприметный только какой-то, тусклый… — и Яробой осёкся.

— Серый, вроде, — хором завершили мы с Крутом описание словами ахнувшего тихо Игнатки.

— В каком ряду стоит — помнишь? Не смотреть только никому! — спросил Чародей чужого воеводу, а предупредил всех сразу.

— Пятым справа в третьем ряду, — сразу ответил руянин.

— Положить тех, кто рядом с ним, сможешь? — влез Рысь, продолжая щериться.

— Как это «положить»? — напрягся ещё сильнее Крут.

— Ну, по крику сокола там, сойки, да хоть по стуку дятла ваши падать приучены? — пояснил Гнат.

— Только все разом, когда стрелы летят тучей, — нахмурился морской демон.

— Бывает сподручно по десяткам или сотням укладывать их прежде, чем ворог уложит, — начал было поучительным тоном Ставр, но тут же замолчал под взглядом Всеслава. Поняв, что сейчас вообще не до теории.

— Янко, своим знак сможешь подать какой? И Гнатовым тоже. Чтоб поняли, какого брать? — спросил великий князь старшину стрелков. Тот продолжал стоять за спинами сидевших напротив, и, пожалуй, мог бы попробовать, не привлекая внимания ядовитой гадины, таившейся в толпе позади нас.

— Вре-емени на-адо. Уда-ара три, — лаконично ответил латгал.

— А чего мудрить-то? Развернёмся, да я вроде как успокою своих, велю, чтоб расходились спать? — предложил Крут.

— Ага. А когда мы все его глазами найдём — он и поймёт, — оседлал любимую скептически настроенную лошадку Ставр. — Или когда начнём отводить их нарочно, ра́зом, кто в землю, кто в небо чёрное…

— Верно. А он в свои дудочки дунет — и мы все тут рядом в струнку вытянемся, как Стёпка в голубятне да Гришка с Ванькой на берегу,— согласился с безногим Чародей. — Нет уж, мне он живой нужен. Очень.

— Зачем это? — профессионально насторожился Гнат.

— А я ему глаз на жопу натяну, — неожиданно даже, пожалуй, сам для себя ответил Всеслав. Или я. Опять звучали два голоса разом.

— А это-то зачем? — оторопел Крут.

— А чтоб, когда от боли в подвале орать начнёт дурниной, в рот ему заглянуть. Да в ту подзорную трубу увидать того, кто послал его, паскуду…

Руянский князь поступил неожиданно. Но очень удачно. Он мигнул Яну-Стрелку, и сразу же после этого закатился громким хохотом, с подвывом, хлопая Чародея по спине.

— Ну ты и сказанул, друже, ай да сказанул! Клянусь Богами — запомню и эту присказку, да всем своим передам! Такого не у всякого лирника или гусляра услышать доведётся!

Народ за столом собрался не из тугодумов: хохотали в голос уже все, хлопая по столешнице так, что посуда подпрыгивала. Размахивая руками, создавая много лишних, отвлекающих внимание, движений. То, что и было нужно Яну. Смеялся, громко и высоко, и отрок Игнатка. Но по его бледному лицу и крупным слезам, нависавшим над ресницами, было видно, как трудно ему это давалось.

Отхохотавшись и утерев для виду совершенно сухие глаза, советники, князья и воеводы будто вернулись обратно к какому-то негромкому разговору.

— Не иволга хоть заорёт, Ян? — спросил латгала Чародей.

— Нет, кня-аже. Та — днём. Козодо-ой, — немногословность ему не изменила и сейчас.

— Лады. Как козодой задребезжит — вы все на́ спины ва́литесь, а мы с Крутом и его воеводой на вас стол кувыркаем и сами через него сигаем. Так что отползите там, им откатитесь как-нибудь. Не хватало друг о дружку изуродоваться. Все ли поняли, что делать? — голос Всеслава был деловит, сух и спокоен. Кивнули все.

— Яробой, есть ли у ваших знак какой, чтоб суеты не поднялось лишней? Я так думаю, пока мы через тот стол лететь будем, Карлу стрелы в плечи и локти воткнут, а Гнатовы ребятки хомутать его, сердягу, кинутся. Тоже б не побились.

— Есть, княже. Свистну «всем замереть», — кивнул ещё раз руянский воевода.

И в это самое время затрещали козодои.