Военный инженер Ермака. Книга 1

Глава 8

Всё произошло в одно движение.

Лезвие зацепило казака с невероятной быстротой, которой никак нельзя было ожидать от пожилого торговца. Брызнула кровь, казак не закричал и не испугался, но на секунду замешкался, и Сафару этого оказалось достаточно.

Никакой он не купец, понял я. Убийца. Фанатик. Постаревший, но еще способный разрезать на куски кого угодно.

Сафар бежал вперёд, прямо к Ермаку. Рот оскален, глаза пустые, как у зверя. Лезвие в руке, нацелено в горло.

Ермак выхватил саблю. Еще секунда… Но воспользоваться оружием ему сегодня не пришлось. Справа и слева к Сафару подскочили два сотника, и в их руках тоже находились клинки.

Они мелькнули одновременно. Один ударил по бедру, второй вонзился глубоко в грудь. Сафар упал не сразу, сделал еще два шага по направлению к Ермаку. Лицо купца было искажено ненавистью. Последовали еще удары, и только тогда Сафар повалился на землю. Рука продолжала сжимать нож. Кровь лилась ручьем.

Все кончено.

— Вот какие купцы к нам заходят, — мрачно произнес Ермак, убирая саблю. — Да уж. Теперь тщательно просматривать весь товар, который приходит в город! Если охрана не будет успевать, пусть зовет еще людей. Но такого больше быть не должно.

Лука Щетинистый кивнул.

— Все будет сделано, Ермак Тимофеевич.

Я подбежал к раненому Сафаром казаку. Тот стоял бледный, кривился от боли, но не стонал. Я, конечно, не врач, но кое в чем разбираюсь. Рана была неглубокой, крупные сосуды и сухожилия не задеты.

К нам подошел Никита Грамотей. Тоже глянул рану, затем обмотал ее тканью — вроде как перевязку сделал.

— Жить будешь, — сказал он казаку. — Зашьют, и все будет хорошо. Но потерпеть, конечно, придется.

Затем к нам шагнул еще и Ермак.

— Молодец, — сказал он раненому. — Поправишься. Раны — спутники казачьей жизни. Если на них не обращать внимания, болят меньше. Уж я-то знаю!

Затем он обратился ко мне и Никите:

— Отведите человека в лекарню.

Мы отправились через весь городок. Она оказалась почти на противоположной стороне.

Мы с Никитой Грамотеем шли быстро, поддерживая раненого казака под плечи. Кровь просачивалась через ткань тёмными пятнами. Он шёл сам, но немного шатался.

— Потерпи, парень. Сейчас дойдём, — говорил Никита. — Аграфена тебя быстро подлечит.

— Как звать тебя? — спросил я, поддерживая его с другой стороны.

— Тимофей… Тимофей Кручин… — выдавил он сквозь зубы.

Мы свернули к старой избушке у стены, где находилась лекарня. Доски у входа были тёмные от смолы, дверь низкая. Внутри пахло дымом, травами, уксусом и сушёными корнями. Там было сухо, тепло, и тихо. Раненых и больных в избушке не оказалось.

— Раненый, — произнес Никита.

На лавке у стены сидела, как я понял, сама Аграфена. Женщина крупная, суровая, с простым платком на голове. Она посмотрела на нас.

— Кто тебя так? — сказала она, вставая. — На лавку ложись. Как звать тебя?

— Тимофей. Купец Сафар полоснул, — сказал я. — Не купцом он оказался, а татарским лазутчиком.

— Сафар? Это который рыбой торгует?

— Он самый, — подтвердил Никита.

— Никогда он мне не нравился, — скривила губы Аграфена. — Улыбается, смотрит ласково, а внутри глаз — темнота и злоба. И права, к сожалению, оказалась.

Тимофей снял рубашку и лег. Аграфена осмотрела рану. Не слишком глубокая. Кровь шла медленно, уже свёртывалась. Пальцами казак шевелить мог. Кости и сухожилия целы.

— Хорошо. Будем шить, — сказала Аграфена. — Нитку, иглу, кипятку!

Из-за занавески показалась девушка лет шестнадцати. Она принесла металлический ковш с кипятком, в котором уже лежала игла. Затем подала обмотку, бурдюк с каким-то отваром и клубок нити.

Я смотрел, как она готовится.

Зашивать без обезболивания — это очень неприятно. Может, она что-то даст ему? Тут даже алкоголь подойдет. Хоть немного притупит ощущения.

Тимофей лежал бледный.

— Не бойся, — сказала ему Аграфена. — Сейчас Даша придет, поговорит с тобой.

Даша? Какая-то женщина? А что она сделает?

Через минуту дверь в избу открылась и вошла девушка. Я понял, что это та самая Даша. Я ее, кстати, уже встречал, когда ходил утром купаться. Шел на речку, а она стояла у пристани. Тогда я видел ее мельком и издалека, а сейчас смог рассмотреть.

Высокая, стройная, в тёмной одежде. Лет двадцать ей или меньше. Очень красивая. Лицо загадочное, непонятное. Глаза темные, глубокие. Раньше думал, что фраза «глаза, как омуты» глупая, а теперь вижу — нет.

— Раненый, — сказала Аграфена. — Будем шить. Поговори с ним.

— Конечно, — ответила Даша.

Какой красивый у нее голос. Сказала вроде негромко, а будто до глубины души слова добрались.

Девушка села рядом с Тимофеем, взяла его за целую руку.

— Не бойся, — сказала она, глядя ему в глаза. — Ничего не бойся. Все будет хорошо. Совсем не больно, совсем. Твоя рука ничего не чувствует. Совсем ничего. Она будто не твоя. А потом она заживет. Быстро-быстро.

Ух ты, подумал я. Гипноз! Точнее, заговор. Хотя это, в принципе, одно и то же. Не ожидал увидеть такого здесь.

Через минуту лицо Тимофея успокоилось, глаза закрылись. Он будто заснул. А может, и впрямь заснул.

— А теперь уходите, — сурово сказала нам Аграфена. — Будем зашивать. Посторонние мне тут не нужны.

Мы вышли за дверь и направились к пристани. Я хотел поподробнее выяснить, кто работает в лекарне.

— Что это за девушка? — спросил я у Никиты.

— Даша, — ответил он. — Она странная, но может заговаривать боль. Меня однажды так тоже лечила. Откуда у нее такое умение — никто не знает, но без нее было бы очень плохо.

Он засмеялся.

— Ее в отряде уважают и боятся. Ссориться с ней нельзя. Себе дороже! К другим бабам казаки подкатывают без удержу, а к ней — нет.

— А откуда она?

— Из какого-то зауральского села, рядом с Верхотурьем. Мне немного писарь про нее говорил, он про всех осведомлен. Родители были богатыми крестьянами. Совсем молоденькой ее насильно выдали замуж за казака — злого, но уважаемого в округе. Он погиб, а она прибилась к нашему отряду. Вот так!

— А где она научилась заговаривать?

— Кто ее знает! — развел руками Никита. — Может, ведьма какая дала уроки, а может, дар сам проснулся. Такое бывает. Не то бог его дал, не то кто похуже… но нам рассуждать об этом некогда. Спасибо Даше, помогает нам! Всякие отвары да настойки боль снимают куда хуже. А когда она с тобой разговаривает, прям совсем не чувствуешь. Будто со стороны наблюдаешь, как Аграфена тебя иголкой сшивает.

Мы сидели на деревянном мостике около рядом с одним из стругов, и вдруг увидели плывущую к городу лодку.

— Кто это? — с удивлением проговорил Никита.

Долблёная лодка была узкой, как стрела, и чёрной — не то от времени, не то ее борта промазывали смолой или чем-то еще. В ней сидели трое остяков (хантов, другими словами). Двое — охотники в мехах и суконных кафтанах. Один — пожилой, в жутковатой накидке из шкур и пёстрых бус, с раскрашенным лицом.

— Остяки, — сказал Никита. — Тут неподалеку селение. Это, наверное, один из шаманов. Но не главный, главная там старая баба. Интересно, что им нужно.

Неторопливо пришвартовавшись, они вылезли из лодки. Поскольку гости были необычные и важные, их вышел встречать лично Матвей Мещеряк. А позади него медленно походкой ковылял Юрпас, шаман остяков, живущий в нашем городке.

После обмена приветствиями приплывший шаман медленно произнес:

— У нас есть просьба к Ермаку. Совсем маленькая. Надеюсь, он нам не откажет.

— Конечно, не откажет, если это будет в его силах! — дипломатично ответил Мещеряк. — А что нужно?

— Я бы хотел поговорить лично с Ермаком, — произнес шаман.

Говорил он по-русски вполне сносно. Слова почти не коверкал, хотя акцент, конечно, был.

— Тогда идем к нему, — сказал Матвей.

Как мне показалось, он был немного уязвлён тем, что его уровня оказалось недостаточно. Но куда деваться, к Ермаку, так к Ермаку.

Охотники остались в лодке, а Мещеряк, приплывший шаман и Юрпас неторопливо пошли к острогу. Нам с Никитой стало очень интересно, что случилось, и мы отправились за ними на расстоянии пары десятков шагов.

Матвей это заметил, оглянулся на нас, сделал недовольную рожу и взглядом отогнал Никиту. Дескать, не положено тебе еще вникать в дела государственной важности. А меня, к моему удивлению, оставил, даже, кивнул, чтоб я подошел ближе. Ишь ты! Наверное, думает, что я смогу что-то сказать полезное. Очень хорошо! Меня здесь начинают уважать!

Гостей пригласили в ту избу, в которой проводился круг по поводу моего принятия в отряд и другие важные совещания. На пороге стоял Ермак, есаул, который, увидев меня, немного скривился, хотя ничего не сказал, и начальник разведки Прохор.

Лицо Ермака, обычно такое суровое, дипломатически расплылось в улыбке. Дескать, очень рад гостям! Ну а что делать, одним свинцом Сибирь не завоюешь. Тем более, когда свинца этого почти не осталось.

Мы расположились на лавках и на стульях.

— С чем пожаловали? — улыбаясь, спросил Ермак.

— Прошла весть, что в город проник человек с племени Ювах, — почтительно сказал шаман.

— Да, был такой. Хотел убить одного из наших, — ответил Ермак. — К счастью, охрана вовремя заметила его.

Я чуть не хмыкнул от удивления. Как же, заметила. Спала и бродила вдоль стен, пока я ее не позвал. Ну да ладно, хочет атаман показать, что у него тут и муха не проскочит. В принципе, правильно. Пусть думают, что в городе все под контролем.

А откуда же они узнали об убийце с далекого севера? Похоже, Юрпас сообщил. Больше некому. Он что, тоже шпион? Наверное, так его называть нельзя, потому что Ермак находится с поселением остяков в хороших отношениях (иначе бы они не припыли). Но докладывает о том, что здесь происходит. Как все сложно, однако. Со всеми надо держать ухо востро.

— Поэтому мы просим отдать нам его тело. От этого польза будет и вам, и нам.

— А какая нам польза? — удивился Ермак.

— Его злобный дух не потревожит город. А мы отдадим его тело Тому, кому оно придется по душе. Мы знаем, что ты, Ермак, против того, чтоб мы приносили в жертву людей. Но он не совсем человек и к тому же мертвый. Не откажи нам в нашей маленькой просьбе.

Ермак удивленно вскинул брови.

— Хорошо, забирайте. Мы не боимся никаких злых духов, но если это для вас так важно, то мы не против.

А затем шаман произнес фразу, которую никто не ожидал вдвойне.

— Он, — сказал шаман, показав на меня рукой, — может поехать с нами и посмотреть, как мы отдадим тело Тому, чье имя я не могу сейчас называть. Раньше никто не из нашего племени не видел этого.

Повисла тишина. Глаза Ермака расширились, а потом сузились. И у всех остальных лица стали молчаливо-напряженные.

— А ты хочешь поехать? — вдруг спросил меня Ермак.

— Да, — ответил я после недолгой паузы. — Очень хочу.

Мне и на самом деле было интересно. Но не ловушка ли это? Зачем остякам я там нужен? Непонятно.

— Тогда езжайте, — кивнул Ермак. — Только, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы с нашим человеком ничего не случилось. С ним поплывут десять казаков. Подождут его в струге.

— Конечно, — наклонил голову шаман.

Мы вышли из избы. Казаки принесли шкуры, чтобы завернуть в них тело убийцы, а меня Ермак с Мещеряком отозвали в сторону.

— Их главный шаман хочет на тебя посмотреть, — сказал Ермак. — Вот зачем они тебя ждут.

— Выгнать Юрпаса из города к чертям, — прорычал Мещеряк. — Остяки сразу узнают, что у нас здесь происходит. А через них, может, и Кучум!

— С Кучумом у них плохие отношения, — возразил Ермак. — А нам польза от остяков есть. Не раз и не два сообщали о приближении отрядов татар. Власть нашу признают, ясак платят, как положено. Да и остяки не такие злые, как вогулы. С ними проще договорится. Народ миролюбивый. Возможно тебе, Максим, удастся с ними наладить совсем хорошие отношения. Нам это было бы очень полезно.

— Все следят за всеми, — вздохнул Мещеряк. — Надоело. Как просто в бою — тут враги, там друзья. А так… не пойми, кто он тебе. Так и жди в любую секунду предательства.

— Ничего не поделаешь, — развел руками Ермак. — И ты сам это прекрасно знаешь.

— Да знаю, знаю… — буркнул Мещеряк.

— Будь осторожен, — на прощание напутствовал Ермак. — Если не понимаешь, что сказать, лучше промолчи.

— Так и сделаю, — пообещал я.

Через час мы уже были в лодке. Тело убийцы лежало в мешке из оленьей шкуры, связанное по рукам и ногам. По-прежнему от него пахло рыбой. Лодка шла легко — весла держали руки опытные. Мы шли вверх по Иртышу, потом свернули в протоку, петлявшую между топкими берегами.

Юрпас, кстати, с нами не отправился.

Зато следом молчаливо плыл струг с казаками.

Какая я важная персона сегодня, подумалось мне. Прям дипломат с охраной! Правда, случись что, эта охрана не спасет. Если встретим большой отряд, десяток человек не справится. Но тут уже ничего не поделаешь.

Плыли мы не слишком долго. Я смотрел на берега, изучал местность, но в основном видел заросшие лесом высокие берега.

Потом один из охотников встал, что-то произнес на своем языке, и указал на приближающийся песчаный пляж. Очевидно, там надо было остановиться.

У берега виднелось множество лодок. Некоторые — с парусами, другие — узкие охотничьи. Вдоль берега шёл помост, за ним сушилась рыба, шкуры.

Юрты — точнее, чумы — были поставлены полукольцом на возвышении. Обтянутые ровной лосиной кожей, с дымниками на вершине. Ветер бродил по открытому пространству, пахло костром, рыбой, болотом и кедром. В поселении находились люди. Кто-то готовил сети, кто-то чистил рыбу или занимался другими делами.

Мужчины-остяки носили суконные кафтаны с меховой опушкой, широкие пояса и кожаные штаны. Женщины — длинные рубахи с орнаментом, перетянутые ремнями. На ногах — сапоги из тюленьей кожи, тоже плотно обвязанные ремешками.

Меня проводили в центр селения, к большому чуму. У входа стояли два охотника с копьями. При виде нас они молча шагнули в стороны.

Внутри на вытесанной колоде сидел высокий старик. Густые седые волосы, ожерелье из медвежьих зубов на груди и кожаная туника, вся в непонятных знаках. Это был Ханг-Ян, «Понимающий след», вождь, шепнул мне на ухо приплывший в город шаман перед тем, как мы вошли.

Ханг-Ян, увидев меня, приветственно поклонился.

Я поклонился в ответ.

Я ожидал долгого разговора, но его не случилось. Наверное, вождю было достаточно на меня просто посмотреть и самолично убедиться, что я не демон. А может, здесь было что-то еще.

После паузы он задал вопрос на языке остяков. Шаман перевел.

— Он спрашивает, нравится ли тебе у нас.

— Да, очень, — ответил я, не понимая, «у нас» — это где, в поселении или в этом мире? Хотя мне неплохо и там, и там.

Потом нам принесли варёную рыбу — жирную, разварившуюся, но вкусную, и к ней похлёбку с чем-то похожим на пшено. Оказалось своеобразно, но хорошо.

После еды мы попрощались с вождем, и шаман повел к роще за селением. Она, как я понял, была священной. Там стояли идолы — столбы с вырезанными лицами, пучками шерсти и лентами. В воздухе витал запах жертвенных масел и угля.

— Сейчас ты увидишь Эм-Нэллы, — сообщил сопровождающий меня шаман.

По всей видимости она — его начальник. Главный шаман племени. О ней говорил и Никита.

Эм-Нэллы оказалась невысокой, согбенной, с лицом, как сухая кора. На одежде из шкур нарисовано множество разных символов. В руке она держала бубен.

Смотрела она меня, как ни странно, очень недружелюбно и не говорила ни слова. Я тоже молчал, ожидая, чем это все закончится.

Вдруг она подняла руку. В отдалении послышались шаги, и в роще показались десятки вооруженных остяков с копьями с луками. Все, как один, с мрачными неподвижными лицами.

Неужели ловушка, подумал я.