Так-так-так. Очень интересно. О чем это он хочет со мной пообщаться? Да еще и наедине.
Скрыпник невзлюбил меня сразу после моего здесь появления (то есть, с тех пор, как я начал что-то предлагать). Ему не нравились мои идеи с несколькими кузницами, да и все остальные. Было совершенно непонятно, почему так сопротивляется полезным новшествам. То ли действительно из-за непринятия чего-то другого, то ли по иным причинам. Хотя выглядело это очень странно. Если придут татары, то какие «нравится-не нравится»? Все в одной лодке. Захватят город — разбираться не будут, кто за что выступал. Отрубят головы всем.
Странно, что Елисей этого не понимал. На вид он очень неглуп.
Формально он был, ни много, ни мало, целым заместителем Ермака. Но на деле заместителем являлся Матвей Мещеряк (Ермак сам говорил мне об этом), и авторитетом среди казаков Матвей обладал гораздо большим. Елисей был навязан Ермаку купцами Строгановыми при организации похода — то есть выполнял, в каком-то смысле, «надзирающие» функции. Это говорит о том, что не все просто во взаимоотношениях Строгановых и Ермака.
Но что теперь об этом. Поговорить надо, если уж он просит. Хуже не будет точно.
Мы направились между домов, потом Елисей показал рукой в сторону распахнутых створок. Мы молча вышли за ворота. За ними уже начиналась вечерняя тьма. Ветер нес запахи пыли и костров.
— Сюда, — сказал он, уведя меня на пристань. Людей там уже не было.
— Я хочу поговорить очень откровенно, — начал Скрыпник. — Независимо от того, что ты скажешь, я хочу, чтобы наш разговор остался в тайне от всех. В том числе и от Ермака. Он касается только нас двоих.
Я пожал плечами.
— Если это какие-то личные тайны, то конечно.
— Не личные… но все-таки.
Елисей вздохнул, раздумывая, как начать.
— Максим… скоро обоз придет. От Строгановых. С порохом, свинцом, солью и прочим.
— Это хорошо, — кивнул я, не понимая, к чему он клонит.
— По всей видимости, он будет последним.
— Почему? — спросил я.
— Потому что поход Ермака провалился. Мы захватили Искер, одержали много побед, разбили несколько отрядов Кучума, но потеряли множество людей и остановились.
Я молчал.
— У татар гораздо больше сил. Победить их невозможно. На каждого нашего приходится десять их. То, что у нас больше пушек, не решает проблему.
Я промолчал.
— Строгановы разочарованы тем, что происходит. И они не будут вкладывать деньги в безнадежное предприятие. Купцы так не поступают. Им нужна прибыль, а не что-то еще. Ради нее, в общем-то, все и затевалось. Царь пожаловал им сибирские земли для получения дохода. Но, к сожалению, не получилось.
— Обоз заберет собранную дань (ясак), и вернется обратно. С ним поеду и я. Вернусь к Строгановым. Там для меня работы хватит. А здесь, повторю, всё к одному идёт. Ермак не выстоит. Слишком много врагов, слишком мало людей. Погибать со всеми я не хочу.
Он внимательно посмотрел на меня, желая оценить мою реакцию. Я неопределенно развел руками. Как бы ни за, ни против. Мол, продолжай.
— Уходи тоже. Там, у Строгановых, будет другая жизнь. Ты им нужен будешь. Твои знания пригодятся. Скажу даже больше, ты будешь жить очень хорошо. Спать и есть на золоте. Строгановы для тебя ничего не пожалеют, ведь твои изобретения помогут в их делах, да еще как.
— Ты здесь не на своем месте, — продолжил он. — Казаки тебе не друзья. Что Ермак, что все остальные.
— А Ермак знает, что больше обозов не будет?
— Конечно, догадывается.
— По твоим словам, выходит, что он напрасно хочет продолжать борьбу. И он просто погубит себя и своих людей.
— Не совсем так… — покрутил головой Скрыпник. — У него есть план. Он считает, что добившись побед, он покажет Строгановым, что еще есть шансы, и они начнут снова набирать людей и поставлять оружие. Но это наивно.
— А какие победы мы можем одержать?
— Кучум хочет атаковать Искер. Снова захватить свою столицу, и копит для этого силы. Из Бухары ему поставляют оружие. Единственное, что может сделать сейчас Ермак — это ждать атаки на город. Если город устоит, а Кучум потеряет много войск, то это будет сильный удар. Но удержать город невозможно.
— Почему?
— То ты не понимаешь… — раздраженно бросил Елисей. — У Ермака не хватит ничего. Ни пороха, даже если обоз дойдет, ни людей. Ну, поляжет какое-то число татар на подступах к стенам, и что с того? По их телам пойдут следующие. Ты знаешь, как они умеют закидывать на стены крюки? За мгновение. И так же быстро лезть по привязанной к ним веревке. Только что татарин был внизу — и вот он, замахивается на тебя саблей. Попробуй, подерись, когда из забралось пятеро против тебя одного. Такое только в сказках получается. А еще с земли стрелы летят. Да, наши прикрыты щитами, а татары стоят на земле во весь рост. Но стрелять они умеют, попадают в белку с пятидесяти шагов. И что ты сделаешь? Что?
Я помолчал, потом ответил.
— Нет, — ответил я наконец. — Не уйду.
— Почему?
— Нехорошо это. Нельзя бросать своих.
— Они тебе не свои! Ты такой же наемник, как и все тут!
— Свои, — упрямо ответил я.
Скрыпник пристально посмотрел на меня и сжал зубы.
— Хорошо, — сказал он через полминуты. — Хочешь погибнуть — оставайся. Но об этом разговоре — никому. Понятно?
— Разумеется, — пожал плечами я.
— Хотя Ермак и так подозревает, что я уйду с обозом. Но подозревать и знать — вещи разные.
Он кивнул и ушёл, не оборачиваясь. Я постоял еще несколько минут, глядя на темнеющий Иртыш, затем тоже пошел в город.
Елисей не лгал. Положение отряда Ермака действительно было критическим, и городские стены — защита так себе. А у Строгановых мне нашлось бы место, да еще какое! Я мог бы сделать столько полезного! Сам бы не работал, только руководил. А здесь мне придется бить молотом в кузне от зари до зари, опасаться засланных Кучумом убийц и надеяться на чудо, которое позволит пережить штурм города.
Очень невесело. Но бросить людей я не могу. Это будет неправильно. Нехорошо. Я так никогда не делал в прошлой жизни, и в этой менять своим принципам не намерен. Даже если я по каким-то причинам окажусь у Строгановых, меня попросту замучает совесть.
Я вернулся в свою избу и лег спать, но сон приходить не хотел. Я ворочался с боку на бок и думал — стоит ли сообщать Ермаку о моем разговоре с Елисеем?
Обещал ничего не говорить. Но, возможно, от этого разговора зависит слишком многое. Лежа на жесткой лавке, я думал — а действительно понимает ли Ермак то, что обозов и людей больше не будет?
Скрыпник, получается, эдакий шпион. Не вражеский, а… как бы это сказать… Спонсорский! Людей, которые финансировали и снаряжали экспедицию. И, возможно, он тут такой не один. Но вреда он способен принести чуть ли не больше, чем татарин-доносчик — сообщить Строгановым о том, что все плохо, в результате чего те окончательно прекратят помогать!
Может, действительно надо не упираться в безнадежной ситуации, а возвращаться всем отрядом? Не по зубам оказалась холодная Сибирь? Пусть правит ей Кучум… хотя он тоже, если что, пришлый, не из этих мест. Захватил власть огнем и мечом, поставил себя во главе царства.
Если передам разговор, это будет нечестно и некрасиво, зато поможет Ермаку принять правильное решение и спасти жизни людей.
Так что лучше я ему скажу. Как-то, чтобы Скрыпник не узнал. Хотя, по большому счету, это уже неважно. Что он мне сделает, зарежет из-за угла? Ну, пусть приходит. Я готов ко всему.
Утром отнесу спирт в лекарню, а потом пойду к Ермаку.
С этими мыслями я заснул.
…Утро началось прохладно. По траве уже прошлась роса, избы городка дымили трубами. Я шел по улице с глиняным кувшином в руках. Внутри плескался спирт, добытый вчера на сооруженном мной перегонном устройстве. Спирт получился такой, как надо — крепкий, резкий, прозрачный. И пахнет по-настоящему! Хотя я его не люблю. Алкогольные напитки не употребляю, а в больнице лежать тем более не хочу. Но для дела спирт нужен. Не уронить бы кувшин — за поворотом я столкнулся с вылетевшим на меня казаком.
Аграфена уже была внутри лекарни — в первом помещении, отделенном стеной от огромной комнаты, в которой лежали больные. Сидела за столом, положив на него руки, будто ждала меня.
— Здравствуй, — сказал я, входя. — Подарок принес. Обещанный. О чем вчера говорили. Получилось сделать.
Я поставил кувшин на стол.
— Что это? — спросила она.
— Спирт, — ответил я. — Вещь нужная. Я покажу, как им пользоваться. Но ты сначала просто понюхай. Только осторожно.
Она отвинтила пробку, поднесла к носу, вдохнула — и сразу же отпрянула.
— Фу! Гадость какая! Как крепкое вино, только хуже. Даже нос печет. Только я пока не очень понимаю, как он нам поможет.
— Вот именно, печет. Это и хорошо. Потому что он убивает.
— Кого убивает⁈ Людей⁈
— Если его пить, то убьет и человека. А так — только микробы и бактерии. Дай чистую тряпку, нож и иголку, которой вы сшиваете раны.
Аграфена, не говоря ни слова, вышла из комнаты и вернулась с тем, что я просил.
— Смотри. Вот у тебя нож, которым ты, допустим, что-то режешь. Траву, мясо, ткань. Или — вскрываешь нарыв. Он после этого грязный. Даже если ты его вытерла. На нём могут остаться микробы. Очень мелкие живые существа. Их глазом не видно. Но они могут попасть в рану, и тогда — заражение, лихорадка, смерть. А спирт их убивает. Быстро и наверняка.
Я вылил немного спирта на тряпку, протёр нож.
— Теперь он чистый?
— Вроде бы, — осторожно кивнула она.
— Не в «вроде бы». А точно. Спирт улетучится, но за это время убьёт всех бактерий и микробов. Но если нож был сильно грязный, надо протирать несколько раз.
— А эти… микробы. Они прям живые? — задумалась Аграфена.
— Да. Они очень маленькие. Некоторые из них полезны. Но есть и те, что вызывают болезни. Особенно опасны, когда попадают в кровь через открытую рану.
Я взял тряпку, капнул на нее спирт.
— Вот этим можно рану промывать. Жечь будет, но зато потом не загниет. Но внутрь раны стараться не лить, если только не загноилась. Если спирт использовать правильно, он может спасти жизни. И еще: он легко загорается. Очень легко. Если рядом будет пламя — вспыхнет, как порох, и беда.
— А хранить как?
— Кувшин надо держать плотно закрытым. Лучше в тени и в прохладе. Если оставить открытым — улетучится. Сам по себе испаряется, воздухом. Через малейшую щель убежит. Как вода, только гораздо быстрее.
Я показал ей пробку от своего кувшина. Потом взял одну из её иголок, что использовались для сшивания ран и протёр спиртом.
— Этой иглой, если шить без спирта — тоже можно занести заразу. Микробы и на ней живут. Их не видно, но они есть.
— Ты откуда всё это знаешь? — спросила она.
— Знаю, — ушел я от ответа. — Когда лежал в отключке, голоса рассказали.
Я достал второй кусок ткани, смочил его спиртом и вытер себе руки.
— Вот так можно обтирать руки перед работой. Особенно, если трогаешь кровь, гной. Или только что был на улице, а теперь — к больному. Это защита. Простая и надёжная. Но часто протирать руки не стоит, кожа начнет болеть.
Она подошла ближе. Протянула руку, взяла тряпку, вытерла ладони. Поморщилась.
— Где порезала руку недавно, жжёт.
— Значит, работает.
Я улыбнулся. Она впервые усмехнулась в ответ.
— Скажи, — спросила она. — А ты можешь ещё сделать?
— Да. Только нужно время, дрова, зерно, брага и прочее. Спирт получается из того, что бродит. Если наладить, будем иметь постоянный запас.
Она задумалась. Потом кивнула.
— Всех заставлю этим пользоваться. Но нужен запас. В любой день может случиться большая схватка, и раненых будет много.
— Сделаю, — пообещал я. — Только ты пока никому не давай его пить. От спирта можно захмелеть, как от вина, только гораздо быстрее. Его можно разбавлять водой, чтобы горло не обжигал. Но ты это дело никому не разрешай! Храни так, чтоб посторонние не добрались.
Мы договорились о том, что она пришлет ко мне кого-нибудь из своих, назначенного на должность «самогонщика», но делать он будет спирт.
Теперь надо идти к Ермаку. И желательно, чтоб это не увидел Скрыпник. Хоть я почти каждый день по разным вопросам бегаю к Ермаку, все равно не надо.
Идя по улице, я увидел, что Елисей с группой казаков пошел к воротам города. Зачем — не знаю, но мне это очень на руку.
Ермака я нашел на новом стрельбище. Он ходил, посматривал, одобрительно хмурился. Инспектировал, так сказать, хотя заходил сюда и раньше. Вроде пока нравится. Даст бог, еще и огнестрел новый тут будем испытывать, хотя до этого еще ой как далеко.
— Хорошие мишени, Ермак Тимофеевич? — спросил я.
— Неплохие, — качнул головой атаман. — На совесть сделаны. У тебя опять какая-то мысль появилась?
— А ты разве против? — немного дерзко спросил я.
— Нет, ни в коем случае, — успокоил меня Ермак. — Пользу твои знания приносят, да еще какую. Говорят, ты какое-то сильное вино гнать придумал?
— Не совсем так… — покрутил головой я. Как быстро тут вести распространяются!
— То не вино, а спирт для протирки, чтоб грязь в раны не попадала и люди от заражения крови не помирали. Пить его тоже можно, но лучше не надо.
— Не будем, — заверил Ермак.
— Я тебе вот что хочу рассказать, — понизил голос я. — Обещал, правда, этого не делал, но решил, что правда будет нам ох как полезна.
И я передал ему свой разговор с Елисеем.
Ермак нахмурился и с минуту стоял молча.
— Все это, конечно, я знал. Елисей пытался уговорить и меня бросить город и уйти, но я отказался. А теперь он хочет переманить тебя к свои хозяевам. Ну что же, молодец. За такое они его похвалят.
Он вздохнул и продолжил.
— Не только я не хочу уходить. Но и почти все в отряде. Другой жизни себе уже никто не представляет. Свыклись с Сибирью, стала она родной. Не хочется убегать, оставлять дикому хану землю во власть. Правильно Елисей сказал — наши мысли такие, что надо победить в битве за город, а потом перейти в наступление. Кучум гордый, он пошлет войско на штурм, чего бы это не стоило. Поскольку татар очень много, боя в поле мы не выдержим, а под эти стены их положим достаточно. Вот тогда можно будет уже по-другому говорить!
— Думаешь, и Строгановы начнут помогать нам дальше?
— Надеюсь на это. Хотя много пороха нам надо, чтобы двигаться дальше и окончательно победить Кучума. Много пороха и людей. Иди, никому я не скажу о том, что ты сообщил мне про Елисея. А с ним, пока он здесь, общайся так же. Не ругайся, хотя и не делай то, что он просит. Опасно, если он, прибыв к Строгановым, в обиде начнет про нас сказки рассказывать, чтобы окончательно поссорить с купцами. Тогда будет еще одна беда, и какая! А так — ну был посторонний человек в отряде, покрутился, и ушел. Не первый раз такое вижу.
— А много ль пороха и прочего привезут нам?
— Не знаю, — пожал плечами Ермак. — Сколько их к нам приходило, каждый следующий все меньше и меньше. Но нам без него совсем плохо придется. Поэтому пойдем отрядом встречать, чтоб довести до города в целости.
Шатёр хана Кучума был натянут в стороне от основного стана, среди низких кустов и рыжих валунов. Внутри всё как обычно: ковер, жаровня, плотный воздух с запахом масла и кедровой золы. У стены лежала сабля в ножнах, рядом — чаша с крепким чаем. Кучум сидел, подперев подбородок рукой, и смотрел на огонь. Около него молча стояли двое. Один — высокий, с лицом резким, как зазубренный нож, второй — шире в плечах, с густой черной бородой.
Высокий сказал:
— Ермак пойдет встречать караван сам. Большой отряд он с собой не возьмет.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Кучум. — Тогда и найдёт он то, что ищет. Свою смерть.
Он медленно поднялся, прошёлся по шатру. Свет от огня метался по стенам, отбрасывая его тень. Было слышно, как на улице воет ветер, гоняя сухие листья по земле.
— Значит, город останется без головы. Но пока его трогать не будем. Для начала надо захватить обоз и убить Ермака.
Ему ответил второй человек
— Лучше всего атаковать ночью, когда они станут на берег лагерем. Сначала разгромить встречающих, а потом атаковать караван.
— Вот именно, — тихо сказал Кучум. — В темноте всё одно. Только тени и огонь. Мы будем тенью, а они — тем огнём, что погаснет.
Он подошёл к стене шатра, где была натянута кожа с грубым изображением реки. Положил ладонь на неё, провёл пальцем.
— Тут Ермак встретит свою погибель.