Военный инженер Ермака. Книга 1

Глава 16

Оставшись обнаженной, она прыгнула в воду. Брызги разлетелись сверкающими осколками. Она проплыла под водой десяток метров, затем вынырнула и обернулась к берегу.

— А ты что, не хочешь поплавать? — сказала она.

— Почему… — ответил я, — очень даже хочу.

Я разделся и тоже прыгнул в воду.

Она оказалась неожиданно теплой. Почему — не знаю. Может, мне просто так показалось.

Когда я подплыл к Даше, она засмеялась и плеснула на меня водой.

Потом засмеялась и быстро поплыла вдаль.

— Догоняй!

Плавала она быстро. Может, я бы и успел за ней, но она неожиданно нырнула и появилась над поверхностью совсем далеко.

— Так нечестно, — произнес я.

Даша подплыла ко мне и обняла меня за шею.

— Только ничего не говори ни слова, — сказала она.

— Хорошо, — ответил я, целуя ее в губы.

Она обхватила меня ногами.

…Потом мы лежали на песке, спрятавшись от света луны за широким стволом дерева.

— Не вздумай никому говорить про подземный ход. И сам им не пользуйся. Обещаешь?

— Да, — кивнул я. — Когда я тебя еще смогу увидеть?

— Не знаю. Я сама тебя найду.

Я замолчал. Настаивать о следующей встрече сейчас по меньшей мере глупо. Но расставаться не хотелось. Не знаю, что я чувствовал. Но так хорошо мне не было давно. Не хотелось бы, чтоб все, что между нами произошло, оказалось сном… который больше никогда не приснится.

Мы шли обратно в полной тишине. Она снова держала меня за руку, как раньше, но теперь это было иначе. Я не спотыкался — ноги сами знали путь, хотя глаза в темном лесу мало что видели.

Когда мы вернулись в город, она приложила палец к губам, призывая молчать, затем развернулась и ушла, не оглядываясь.

Заснуть я не мог долго. Сон пришел, только когда за окном забрезжил рассвет и когда я потребовал от себя не думать о том, что произошло сегодня на реке.

…Я уже стоял у горна, лицо жгло от жара. Кусок железа, раскалённый до желтоватого свечения, лежал на наковальне. Я поднял молот, ударил — звонко, точно, по месту. Искры разлетелись в стороны. Ещё удар, и ещё — металл начинал слушаться, растекаться под сталью молота, принимая нужную форму.

Прокоп, мой подмастерье, молчаливый, но любопытный, держал клещи. Он переворачивал заготовку, как я показывал — быстро, аккуратно, без лишних движений. Научился почти мгновенно.

Горн ревел, пламя плясало над чёрной пастью, и другие подмастерья, Илья и Федор, молодые ребята, нажимали на меха, поддувая воздух в огонь. Без постоянной тяги жар упадет, и металл остынет. Меха у нас двойные — воздух идет постоянно, это очень экономит время. Каждый толчок гнал воздух в пламя, заставляя угли пылать. Удержать правильный жар — почти такое же мастерство, как и ковать. Перегреешь — железо зацветёт, станет хрупким. Не дожмёшь — тоже плохо.

Повезло мне с подмастерьями. Ребята толковые, хотят учиться. Работа кузнеца им интересна. Надо быстрее их учить, чтоб могли работать сами.

Всё шло, как и должно идти. Но в голове крутилось другое. Не покидала мысль о том, что этого мало.

Сколько бы самострелов мы ни сделали, они всё равно не переломят ход войны. Да, они хороши. Мощные, точные. Но это оружие всё равно стреляет по одному. Зарядить, выстрелить, зарядить снова — и пока это происходит, на нас уже бегут вдесятеро больше татар, тоже стреляя из своих луков и готовя сабли для рукопашного боя. Даже за городской стеной против такого числа не выстоишь.

Чтобы побеждать, нужен порох для ружей и пушек. Победу принесет не разовый залп, как в засаде у рудника, а частая, мощная стрельба. Подавляющая. Разрушающая. Такая, чтобы враг не думал приближаться и не мог спрятаться за своими укрытиями.

Солдат и пушек у нас мало, но так наши шансы возрастают в разы.

Я вытер руки об фартук и сел на чурбак. Порох…

Он простой. Состав известен — сера, селитра и древесный уголь. Всё. Вопрос не в формуле. Вопрос в добыче и очистке.

С древесным углём всё просто. Выбираем мягкую древесину — ольху, иву, липу. Жжём в ямах, накрытых травой, глиной и землей. Главное — не допускать доступа воздуха, чтобы древесина не сгорела, а обуглилась. Когда дым посветлеет и пойдёт ровно — это признак, что обугливание завершилось. Тогда яму быстро открывают, вытаскивают уголь, остужают и хранят в сухом месте. Получается лёгкий, пористый, почти шелковистый уголь. Его легко перетереть в порошок.

Но это самое простое. С углём мы справимся.

Теперь — сера.

Сера не валяется под ногами, это не глина. Но я знаю, что её можно найти в залежах пирита — блестящего камня с металлическим блеском, который многие принимают за золото. Он распространён в районе Урала и, возможно, есть и здесь, в Сибири. С пирита серу можно выпаривать: медленно нагревать камни в закрытом горшке с отверстием, выводящим пары в другой сосуд. Там они оседают, и на стенках появляется жёлтая кристаллическая сера.

Другой способ — из сернистых источников или залежей гипса. Но для этого нужно месторождение, с ним гораздо посложнее.

А вот селитра — настоящая головная боль.

Это калиевая соль азотной кислоты, в природе она очень редко встречается в чистом виде. Её, правда, можно добывать из навозных отстойников.

Процесс такой: собирается земля, в которой гнило много навоза и отбросов. Её замачивают, процеживают, выпаривают, и в осадке остаётся белая кристаллическая масса. Это и есть селитра, только грязная. Её надо очищать — перегонять повторно, растворять и осаждать.

По хорошему, это надо делать, отбросив всякую брезгливость. Найти место где-нибудь за хлевом, где можно выкопать яму, накрыть её досками и оставить гнить все органические останки. Через пару месяцев начнёт потихоньку вырабатываться селитра.

Завтра она не появится. Или даже через месяц. Этот процесс очень долгий. С подогревом, перемешиванием и прочим — несколько месяцев. Если оставить все само собой — почти через год.

Созревание идёт месяцами. Азотистые соединения накапливаются медленно, потихоньку переходя в селитру. Потом их нужно вымывать, выпаривать, собирать осадок, снова вымывать — иначе вместо пороха будет грязь.

Можно немного ускорить процесс. Если добавить больше золы, щёлочь в ней немного ускорит разложение. И больше мочи, да. Иногда в селитроварнях даже держали животных прямо над ямой, чтобы они удобряли её без посредников. И тепло. Чем выше температура, тем быстрее идут процессы.

Как-то так!

И если всё пойдёт, как задумано, порох нашему отряду экономить не придется.

Пирит Ермак уже дал задание искать. Возможно, придется поговорить еще с местными. Вдруг они видели что-то подобное в окрестностях. А селитровую яму надо ставить прямо сейчас. Результат будет нескоро, поэтому время затягивать нельзя. С тем числом животных, которые находятся в городе, яма даст селитры на несколько десятков тысяч выстрелов в год.

Я решил пойти с этим вопросом к Ермаку.

Он был в своей избе. Она стояла неподалеку от часовни и размерами не сильно отличалась от моей. Никакой роскоши. Я постучался и вошел.

Ермак сидел на лавке у стола. Перед ним миска с похлёбкой, кусок чёрного хлеба. Он ел медленно, как человек, в жизни которого бывали голодные дни и который привык ценить еду.

Атаман глянул на меня, не поднимаясь.

— Здравствуй, Максим. Ты с чем?

— Здравствуй, Ермак Тимофеевич. По делу, — ответил я. — Насчёт будущего.

Он усмехнулся, отложил ложку.

— У тебя всё по будущему. Ну, давай.

— Мы делаем самострелы. Но их мало, ими одними татар не победить. Нужно огнестрельное оружие.

— Пушки ты придумал хорошие, — сказал Ермак. — Выстрелили, побили врагов. Но дело даже не в пушках. Пороха у нас мало.

— Вот об этом и говорю, — кивнул я. — Надо делать порох самим. Уголь у нас есть. С серой пока сложно, но я надеюсь найти месторождение или пирит. А вот селитру можно начать делать уже сейчас. Нужна яма. В нее мы покидаем навоз. Поставим над ней клетки с животными. Со временем из неё начнёт выходить селитра. Её потом придется промывать, сушить, снова промывать.

Ермак слушал внимательно, не шевелясь.

— Правильно говоришь. Как селитру делают, я слышал. Про ямы эти. Только, — он поднял палец, — во-первых: так весь город провоняет, а казаки этого не поймут. Они, конечно, терпеливые, но не настолько. Будут говорить, что живем посреди навоза. Ропот пойдет.

— Яму можно сделать подальше, где-нибудь в углу.

— Не думаю, что это сильно поможет, — покачал головой Ермак. — Если ветер пойдет на город, почувствуют все.

Я промолчал.

— Ладно. Второе, — продолжил он. — Серы всё равно нет. Сколько ты будешь ждать, пока найдётся твой серный камень? Месяц? Полгода? А бой может быть через неделю.

— Я не говорю, что завтра всё заработает. Но если не начать — не будет и через полгода. А так хотя бы будет шанс.

— А третье, — Ермак чуть подался вперёд, — Самое главное. Если Кучум прознает, что навоз можно превращать в селитру, он тоже начнёт. А у него людей куда больше. И ресурсов. И животных. И места. И если он начнет порох делать, а не получать его понемногу с Бухары, нам конец. Мы же ему сами идею подадим.

Я почувствовал, что Ермак прав. Не придерёшься к его словам.

— Ты хочешь, чтобы я отдал приказ начать варить селитру из дерьма, — сказал он, — а в результате пока что получу вонючую яму, без пороха и с риском, что татары сами начнут это делать. Верно?

— Верно, — ответил я. — Но другого выхода не вижу.

— Думай, Максим, думай, — произнес Ермак. — Думаешь, я не хочу пороха? Еще как хочу! Но таким способом мы сейчас можем перепрыгнуть из огня да в полымя.

И Ермак вернулся к своей похлёбке. Я вышел, ничего не сказав.

Значит, пойду дальше делать свои самострелы.

Я почти дошел до кузни и там увидел Дашу. В белом платье, не в черном, в котором она пряталась в ночной темноте. Она стояла, разговаривала с какой-то девушкой, держащей большую корзину. Затем та ушла, и мы встретились взглядами.

Лицо Даши было грустным. Она совершенно не напоминала ту девушку, с которой мы я ходил в ночное путешествие на речку.

Я подошёл к ней.

— Что случилось?

— Человек умер. Егор. Чинил струги и порезал руку. Рана вроде пустяковая, но умер. За ночь рука распухла, жар пошёл, к утру уже не дышал. Совсем молодой парень. Очень жаль его.

— Неглубоко порезался, но умер?

— Да, — кивнула она. — Порезался о ржавую кромку. Даже кровь почти не шла, сказал. А через день его не стало.

— Можно взглянуть на тело? — спросил я.

Уже понятно, о чем идет речь, но на всякий лучше посмотреть.

— Можно. Еще не похоронили.

За лекарней лежало накрытое тело. Я откинул ткань с руки.

Кожа багровая, чуть синяя, вены потемнели. Запястье распухло. И запах — слабый, но узнаваемый.

— Сепсис, — сказал я. — Заражение крови.

Даша молчала. Эти термины ей были, разумеется, незнакомы.

— А вы промываете раны?

— Да. Водой с травами.

— А когда раны зашиваете, иглы тоже только водой моете?

— Да, — пожала плечами Даша.

— А каким-нибудь… эээ… крепким вином?

— Зачем? Да и нет его. Ермак разрешает варить брагу, но разве от нее тут польза будет?

Правильно сказала девушка. От браги — нет. Ее крепость — всего десять-двенадцать градусов. Для дезинфекции этого очень мало.

— Надо делать спирт, — сказал я. — Прямо сейчас начинать.

— А что такое спирт?

— Что-то вроде крепкого хлебного вина, только еще крепче. На вещах есть маленькие, невидимые глазом живые существа — микробы и бактерии. Попав в рану, они заражают и убивают человека. А спирт их убивает.

Даша удивленно посмотрела на меня. О таком она еще не слышала.

— Протирать раны и инструменты этим спиртом?

— Да, именно так. Но раны осторожно, по краям. Только если гнойные, можно лить внутрь. Когда некуда деваться.

— И что, поможет?

— В большинстве случаев — да.

— А из чего его делать?

— Из сахара, мёда, зерна, из чего угодно. Нужна будет перегонка, вроде той, которая делается для хлебного вина.

Я на минуту задумался.

— Наверное, предварительно надо будет поговорить с Аграфеной. Она по медицине главная. Убедить ее, что это надо делать.

— Да, — согласилась девушка. — Без нее тут не обойтись.

С Аграфеной я договорился на удивление быстро. Женщина она оказалась очень неглупой, и к тому же слышала, что я уже придумал некоторые полезные вещи. О засаде с помощью деревянных пушек она тоже знала, хотя это скрывалось. Видимо, она так или иначе входила в «руководство» отряда, и была осведомлена о том, о чем другие могли только догадываться.

— Попробуем, — сурово кивнула она. — Хуже точно не будет. Что тебе нужно?

Этот вопрос мне понравился больше всего. Сразу перешла к делу. Замечательно!

— Большой котел, зерна, ягоды, глиняные горшки, в идеале — брага, остальное, думаю, сам найду. Может, к Тихону Родионовичу обратиться?

— Он нам не нужен. Иди на рынок к купцам и скажи им, пусть дают то, на что покажешь пальцем. Скажи, что по моей просьбе. Начнут отказываться — объяснишь, что тогда сейчас к вам придет Аграфена.

— А если и после этого не согласятся?

— Это невозможно, — отрезала Аграфена.

Она не ошиблась! Купцы, услышав ее имя, мгновенно и даже с легким испугом выдали мне все необходимое. Побаиваются, похоже Аграфену. Я немного почувствовал себя грабителем, но лишь на самую малость. А конце концов, если с ними что-то случится, тоже прибегут в лекарню.

Жаль только, Дашу Аграфена от меня забрала — попросила помочь поменять повязки у раненых и поговорить с ними так, как она умеет, чтобы боль ушла. Даше было очень интересно понаблюдать за строительством непонятного аппарата.

А может, и просто побыть со мной.

Ну да ладно. Даст бог, еще увидимся. В этом городишке мы друг от друга не скроемся.

…Железный котел мне достался вполне подходящий. Подойдет для основного сосуда. Сделал в крышке пробойником дырку. Герметизировать буду глиной.

Дальше — змеевик. Вот с этим сложнее. Медной трубки, конечно, тут не было, но нашлась железная. Для чего служила раньше — не знаю, но мне пригодится. Короткая, конечно, но ее хватит, хоть и впритык. Насыпав внутрь песка, я превратил ее в змеевик, намотав на бревнышко. Грубовато, но работать будет. Потом сделаю медную. Медь тут где-то была!

Подставку для сделал из камней. Обычная печурка, с небольшим проемом, чтобы можно было подкидывать хворост. Сначала поставил воду — проверить, держит ли конструкция давление и не идет ли пар наружу. Всё работало! Пар шел по трубке, как надо, и конденсировался в глиняном кувшине, стоящем в холодной воде.

Дальше я взял брагу, которую готовили купцы на продажу. Смесь меда, ягод, воды и что там они еще добавили хорошо перебродила в сарае, и запах напомнил мне старую студенческую общагу в пятницу вечером.

Первую перегонку я провел осторожно. Залил брагу, подложил дров. Тепло шло равномерно. Скоро пошли первые капли. Воняло мерзко, но так и должно быть. Я отобрал «головы» — первая фракция, самая ядовитая, содержала ацетон и метанол. Вылить на землю! Потом пошел основной продукт. Прозрачный, с характерным запахом.

Я дал немного остыть, потом зачерпнул половником, понюхал — всё правильно. Капнул на железо, пожег — сгорело ровно, без копоти. Спирт, как он и должен быть. Не лабораторного качества, конечно, но для обработки инструментов, ран и для других целей вполне годится.

Я так увлекся, что и не заметил наблюдения за собой.

— Это что у тебя? Крепкое вино? — раздался голос за спиной.

Я обернулся.

Дементий Лапоть собственной персоной.

— Не вино, а медицинский спирт, — поправил я. — Пить такое — себе дороже.

Он подошел ближе, понюхал, сморщился.

— А что, если кто-нибудь все-таки выпьет?

— Если хорошо выпьет, отправится на тот свет, — на всякий случай я решил заняться профилактикой алкоголизма. — Это не для питья. Это чтобы раны обрабатывать, медицинские иглы, инструменты.

— Расскажи, как тут все устроено, — попросил Лапоть.

— Ну как тебе отказать, — засмеялся я и показал, как устроен змеевик, объяснил, откуда что выходит.

Лапоть слушал внимательно, иногда кивал, но больше молчал и стоял неподвижно, как статуя. Потом хмыкнул, развел руками, сказал:

— Силен ты, Максим, всякие штуки изобретать… И чего тебя никакой татарин раньше по голове чем-нибудь тяжелым не перетянул… Сколько полезного уже бы сделал…

И ушел.

А я тем временем продолжил работу и сделал несколько перегонок, получив, по грубым прикидкам, семидесятиградусный спирт. Для медицины такой и нужен. Девяностопроцентный быстро сворачивает белки на поверхности микроба, создавая как бы «корку», которая мешает спирту проникнуть внутрь клетки. В результате вирусы и бактерии порой не погибают полностью. А немного разбавленный — гораздо эффективней.

Скоро наступил вечер. Самострелы сегодня делались без меня, но я потратил день на не менее нужное дело.

Я собрал появившийся спирт в глиняный кувшин и закрыл его пробкой, обмотанной пропитанной в смоле тряпкой. Много спирта не улетучится, должна хорошо держать. Завтра отдам его в лекарню и покажу, как им пользоваться.

Я собрался уходить, и вдруг, буквально из-за угла, вынырнул Елисей Скрыпник.

Поздоровавшись, он сказал:

— Нам надо поговорить с глазу на глаз. Без свидетелей.