— Враги у лодок! — кричал чей-то голос.
Я вскочил с постели. Сон как рукой сняло. Лихорадочно схватил с крючка на стене саблю, пристегнул её к поясу, на ходу сунул за пояс заряженный с вечера пистолет. Спал я теперь всегда с оружием под рукой. Пищаль, правда, без пороха. Но в следующий раз и она будет готова к бою.
На улице раздавались тревожные возгласы и топот бегущих людей. Я выскочил из дома и бросился к стенам города, на ходу пытаясь разобраться в ситуации.
— Что случилось⁈ — спросил я первого попавшегося казака, бегущего с ружьем к пристани.
— Татары, похоже!
Сердце ёкнуло. Струги — важнейшее средство для нашей обороны и атаки. Если мы их потеряем, то плохо наше дело. Похоже, враг узнал, что мы укрепляем пристань и решил ударить.
Я добежал до причала, возле которого уже толпились казаки с оружием и факелами. В ночной тьме они выглядели словно призраками.
— Что случилось? — крикнул я, протискиваясь сквозь толпу.
Ко мне подошёл молодой казак.
— Я первый увидел! Стоял здесь на стене в охране, и увидел. Тихонько плыли по реке. Ночь-то вон какая, мрачная! Несколько человек, не меньше десятка. Тёмные, едва заметные. Я сначала подумал, что рыба, а потом пригляделся — нет! Дышали через тростинки, но силуэты я все равно смог заметить.
К нам подбежал Ермак, Матвей и другие из числа руководства.
— Сколько татар было точно? — спросил Матвей.
— Не разобрать, — пожал плечами казак. — Мы сразу открыли огонь, кто-то закричал, я попал в одного. Остальные сразу нырнули поглубже.
Я протолкался ближе к воде. Факелы дрожали на ветру, выхватывая из темноты тела погибших диверсантов, лежащие на песке и камнях. Подойдя ближе, я заметил необычный цвет их кожи — чёрный, словно смола. Я присел рядом с ближайшим телом и дотронулся до его плеча. Пальцы окрасились в чёрный цвет — кожа была покрыта густой, вязкой краской, сделанной, судя по всему, на основе сажи и жира.
— Что это за штука? — спросил меня Ермак.
— Да кто их знает… — я покачал головой. — Мазали себя, чтобы в темноте незаметными быть.
— Вон, смотрите, что у них нашли, — еще один казак принес какие-то вещи.
Там были кремни, огниво, ножи и маленькие мешочки из промасленной кожи на перевязи. Я взял один из мешочков, понюхал и сразу узнал едкий запах горючей смеси.
— Хотели поджечь струги, — сказал я Ермаку.
Тут же я заметил ещё одну вещь, лежавшую рядом — нечто вроде дыхательной трубочки, сделанной из полого тростника. Правильно говорил казак: они плыли, почти полностью погрузившись в воду, дыша через эти трубочки. И чёрная краска скрывала их силуэты в ночной воде почти идеально.
— Хитро придумано, — заметил я вслух.
— Очень хитро, — мрачно согласился Ермак, хмуро глядя на убитых диверсантов. — Повезло, что дозор вовремя заметил. Потерять струги — беда огромная.
— Сколько всего диверсантов было, неясно? — спросил я Ермака.
Он пожал плечами, затем посмотрел на воду:
— Похоже, не меньше десяти, но это не точно. Трое найдены, несколько, может, тоже убиты, но их тела отнесло течением. Остальные могли скрыться. Придётся усилить дозоры.
Я кивнул, чувствуя неприятный холодок от осознания, насколько было все опасно. Они собирались облить все струги горючей смесью, а затем почти одновременно поджечь. И все, не затушишь. Глина покрывала лодки не целиком, а горючая жидкость куда страшнее огненных стрел.
— Значит, решили ударить здесь, — сказал я. — Лишить нас лодок, подбодрить этой победой своих, а нас, наоборот, загнать в тоску.
— Именно так, — кивнул Ермак серьёзно. — Теперь придётся следить за водой постоянно. Если сегодня они попытались, завтра могут повторить. Нам надо думать, как защищать струги, чтобы к ним больше никто не смог подобраться. А то мы готовились к бою, а о лазутчиках толком не подумали.
Мы помолчали, глядя на тела убитых диверсантов, затем Ермак отдал приказ казакам:
— Утроить дозоры! Смотреть в оба! А утром, как только рассветет, обыскать берег, может, что-то ещё найдём!
Казаки молча разошлись, унеся тела в город, а я еще ненадолго остался стоять на берегу, глядя на Иртыш, чёрный и спокойный, безразличный к тому, что происходит здесь у людей.
Заснуть было тяжело, но я себя заставил. Если не спать, голова работает неважно. А мои мозги сейчас ой как нужны. Поэтому слушай свою же команду: забыть обо всем и отключиться. Сейчас у тебя никаких проблем. Вокруг чистейшая экология, здоровая еда, работа на свежем воздухе. Хотя нет, в кузне воздух свежий не особо. Ну да неважно, спать — и все!
Под утро, когда небо начало сереть, я ещё раз прошёлся по берегу, осматривая струги. Вроде все были целы. Около них расхаживали мрачные и невыспавшиеся казаки из охраны.
Оставалось только надеяться, что сегодняшняя тревога заставит всех быть осторожнее и внимательнее. На коварство врага надо отвечать коварством своим. Кто коварней — тот и победит. Таковы реалии войны. Изменить тут ничего не получится.
…Дни выдались такими, что в будущем вспоминать не захочется. Очень уж много работы! Второй моей задачей, сравнимой по значимости для обороны города с созданием новых пушек, являлось строительство особых стругов-«броненосцев», надежно защищающих свой экипаж от стрел, а также «закрывающих грудью» остальные лодки. Картечь со стен до воды, на которой стоят дальние лодки, будет доставать уже так себе.
Идея с виду простая, но быстро реализовать её тяжело, особенно учитывая, на какой «разрыв» работали наши плотники и прикрепленные к ним помощники.
Строительство «броненосцев», если быть точным, заключалось в том, что мы взяли четыре самых больших струга и начали их переделывать.
Так-то струг, по сути является крупной лодкой, способной брать на борт несколько десятков бойцов и, при необходимости, даже пушки. Но он уязвим перед огнём, стрелами, и абордажем превосходящих сил противника. Поэтому наша задача — предусмотреть защиту от всего этого.
И мы начали укреплять и надстраивать корпус. Собрали прочных досок из лиственницы, толстых и твёрдых. Это был внешний слой, который должен был выдерживать основные удары стрел и даже пуль, потому что ружья у кучумовцев тоже были. Доски крепили гвоздями и деревянными нагелями.
Но этого оказалось мало. Я знал, что между слоями древесины хорошо бы положить что-то, что поможет погасить силу удара, то есть прослойку. Особых вариантов, кроме шкур животных, у нас не было.
В идеале использовать сырые бычьи шкуры. Их можно, кстати, даже растянуть поверх досок, с внешней стороны, и там периодически поливать водой, чтобы не высыхали.
Но тут возникает масса проблем. Во-первых, они высыхают, хотя это решается методом их каждодневного поливания водой. Во-вторых, гниют. Можно пропитать и промазать их различными составами — солью, уксусом, жиром, золой… но это лишь отдалит неизбежное, причем отдалит ненадолго. На неделю-две. А если проклятый Кучум не нападет в эти дни? Кто знает, что у него на уме!
Поэтому выбрали другой способ — старые шкуры плюс пропитка их костяным клеем. В клей добавить золы и березового дегтя от гниения, а после пропитки еще и обмазать их глиной для защиты от сырости и огня. Хотя не думаю, что огонь им сильно угрожал — шкуры будут все-таки между слоев древесины, горящая стрела до них легко добраться не должна, да и костяной клей не особенно горюч.
Хотя пожарники со мной наверняка не согласятся и приведут тысячи примеров, когда пламя разгоралось там, где гореть по идее нечему вообще. Поэтому я решил все-таки сделать «по уму», потратить время, но добавить надежности.
Затем была проведена ревизия шкур, благо их в городке находилось очень много, а некоторые были приобретены у соседей, остяков и вогулов. Шкуры диких зверей в Сибири шестнадцатого века — не дефицит вообще.
Таким образом, десятки старых и новых, потрёпанных и не очень шкур медведей, лосей, волков, коров и быков были сложены в кучи на берегу. Мы нарезали их широкими лентами для укладывания слоями между досками, варили клей и щедро промазывали им шкуры. А затем наступала очередь глины.
То есть наша защита состояла из трех слоев. Наружный — из лиственницы, средний — шкуры, последний — из сосновых досок. То есть между слоями древесины получился мощный амортизирующий слой, легко способный погасить энергию стрелы или даже, если повезет, ружейной пули, особенно если та полетит вскользь или с большого расстояния.
Можно было бы заменить сосновые доски досками из лиственницы… Можно, но нельзя! Ее очень тяжело обрабатывать. Поэтому — пока так. Надо быть реалистами.
Работа шла день и ночь. Горели костры, кипели котлы, чертыхались вусмерть уставшие плотники. Я сам несколько раз обжёгся, но внимания на это не обращал.
Сделав стены, мы начали сооружать крышу над палубой. Конструкция должна быть крепкой, и достаточно просторной, чтобы можно было свободно двигаться. Многослойной ее делать не стали, но от пущенной навесом стрелы она спасет точно. Крыша поднималась над палубой на высоту больше около двух метров, чтобы внутри можно было спокойно ходить — кто знает, сколько продлится сражение, а стоять, согнувшись в три погибели несколько часов — так себе удовольствие. Её поверхность тоже обмазали толстым слоем глины для защиты от огня.
Помимо этого, в стенах мы делали закрывающиеся бойницы — для пушек и ружей. Причем такие, чтоб были не особо заметны, по крайней мере, для пушек. Пусть татары думают, что «броненосцы» могут лишь отстреливаться из пищалей. Бойницы шли по всему периметру. То есть, со стругов можно было стрелять и в направлении города для поддержки своих на берегу, если возникнет такая необходимость.
Защита остальных стругов тоже шла параллельно. Их корпуса густо обмазали глиной, смешанной с песком и соломой, сверху закрепили деревянные щиты, тоже с глиной. Теперь огненные стрелы нам не страшны. Ну, почти. Если приплывут диверсанты, то все равно дело будет плохо.
И вот, скоро все четыре «броненосца» были готовы. Мы отвели их на воду и тут же поставили боком на якоря, чтобы они полностью закрывали собой другие лодки. Теперь неприятель не мог даже приблизиться к стругам без риска попасть под огонь. Препятствие на его пути встало практически неодолимое.
Но на этом укрепление обороны не закончилось. Одновременно с постройкой «броненосцев» другая группа строителей продолжала укреплять городскую стену, протягивая её вплоть до самой воды. Вбивали длинные толстые брёвна прямо в дно реки, усиливая и продлевая линию обороны. Теперь даже вода у берега была частично перекрыта деревянным частоколом, который не позволял врагу обойти ее вброд.
Параллельно с адским трудом над стругами-броненосцами, в лагере шла другая, адская не менее, но которой я, к счастью, почти не касался. Изготавливались новые деревянные пушки. Материалом для них послужил граб — твёрдое, прочное и тяжёлое дерево, которое в здешних краях ценилось чуть ли не наравне с железом. Мы спилили всю рощицу. Было очень жаль деревьев, но что делать! После успешного испытания первых таких орудий во время засады на руднике, стало ясно, что эта тема имеет право на существование.
В отличие от первых пушек, новые были подсушены по всем правилам, что должно добавить им прочности. Чтоб не потрескались во время сушки, Лапоть обертывал дерево мешковиной, пропитанной жиром, и замазывал торцы смолой, чтоб вода не через них испарялась. Полностью, конечно, толстые стволы не высохли, но хоть что-то! Дополнительно мы обхватили пушки железными обручами и кожаными ремнями. Вся конструкция стала гораздо надёжнее и меньше подвержена риску разрыва при выстреле.
У нас двадцать две таких пушки. Заряд в них будет обычный — картечь и камни. По вражеской пехоте — самое оно. Пороха, конечно, в них надо класть поменьше, чем в железные. В бою они могут дать один выстрел и не больше, потому что слишком рискованно.
Куда их приспособить? Придумаем. Но их роль, конечно, вспомогательная. Например, сделать залп, пока перезаряжаются основные орудия. Или еще какая ситуация. А может, поставим их на струги. В общем, этот вопрос еще предстоит решить.
По окончанию работы, уже вечером, мы стояли с Ермаком на берегу и смотрели на реку, где стояли наши новые «броненосцы», мощные, внушительные и почти неприступные на вид.
— Что думаешь, Максим? — спросил Ермак.
— Теперь татарам придётся непросто, — ответил я уверенно. — Эти струги просто так не возьмёшь. Если попробуют подплыть — их встретят выстрелы. Попытаются поджечь — не получится.
— Это хорошо, — кивнул Ермак. — но я не только о реке. Я обо всем вообще. Пока об этом никому не говори, но пошло войско Кучума из степей к нам. Где-то через неделю передовой отряд будет здесь, а за ним и остальные. Наши узнали об этом не сразу, в тех степях у нас людей нет. И пока с вестью добрались до нас, тоже прошло время.
— Мы сделали всё, что могли, — вздохнув, пожал плечами я. — Пушки, рогатины, ров, защита стругов, броненосцы… Это все добавит нам шансов отстоять город.
Ермак посмотрел мне в лицо. Его глаза были спокойны, но в них виднелось что-то, чего я никогда раньше не замечал — сомнение и глубокая усталость.
— Хватит ли этого? — сказал он тихо. — Мы укрепили Сибир, окончательно сделали его крепостью. У нас четыре сотни бойцов, которые знают своё дело. Пушек два с половиной десятка штук, да ещё и деревянные разок могут бабахнуть. Пищалей триста с лишним, две сотни луков и еще самострелы. Порох, благодаря обозу, немного есть. Но…
Он снова замолчал, глядя куда-то в сторону, и я видел, как он мучительно подбирает слова.
— Но татар будет тысяч десять, Максим. Минимум десять тысяч. А может, и больше. Кучум собирает силы отовсюду. Ты понимаешь, что это значит? Даже если мы убьём половину, им это не страшно. Там жизнь стоит меньше, чем наша. Мурзы погонят людей вперёд, несмотря ни на что. Они будут наступать по трупам своих товарищей, и их не остановит страх смерти. В конце концов, у нас может просто не хватить пороха. Стрелять станет нечем.
— Знаешь, я раньше всегда верил в победу, — продолжал Ермак, чуть тише, чем до этого. — И сейчас я верю. Но разум говорит, что нам, возможно, не выстоять. Слишком неравны силы. Слишком много татар, а нас наоборот, слишком мало. И я не могу не думать о том, что произойдёт, если они прорвутся.
Ермак замолчал, а я начал думать, что ему сказать. Да, мы укрепились сильно. Но он прав — тысячи врагов, готовых идти на смерть, могут сломить любые преграды.
— Ты же знаешь, что такое толпа, — сказал Ермак. — Даже самые крепкие стены и пушки могут не помочь, если противник способен заполнить ров своими трупами и добраться до нас. Наш порох кончится, наши стрелы и наши силы иссякнут, а они всё будут лезть.
Я кивнул, понимая, что он говорит верно. Но после выполненной работы я чувствовал себя уверенно вопреки всему.
— Да, хорошо знаю, что такое толпа. Видел такое и раньше. Но я видел и другое — как несколько десятков бойцов отбивали атаки сотен и тысяч врагов.
— Ты прав, что наши силы не бесконечны, — добавил я. — Но война — это не только пушки, стрелы и сабли. Если мы заставим их бояться, они будут побеждены.
— Бояться? — переспросил он задумчиво. — Чего именно, Максим? Пушки они знают, стрелы они знают. Смерть они знают прекрасно и давно привыкли к ней. Чем мы можем их напугать?
Я не ответил. Мы молча постояли еще, чувствуя на лице вечерний ветер, а потом разошлись. Я лег спать, но в голове крутились слова Ермака. Чем мы можем напугать тех, кто ничего не боится? Чем?
Если рассуждать логически, то ничем. Это абсурд, воскликнул бы мой старенький учитель логики в университете. Просто смешно, говорил он, когда какой-нибудь студент произносил глупость на экзамене. Хахаха!
И тут я сел на своей постели. Смешно, говорите? Невозможно испугать людей, которые не страшатся ничего на свете? Так вот, я придумал. Идите далеко-далеко со своей логикой. Я придумал.
Придумал!!!