Грохот был такой, будто сама земля вздохнула от боли. Эхо прокатилось по округе и взметнуло вверх пугливую стаю ворон. В воздухе повисли сизые клубы, в нос ударил острый запах гари и прожжённой древесины. Я помахал рукой перед лицом, отмахиваясь от дыма.
Артиллерист Семен стоял неподвижно, как скала, Лапоть мрачно смотрел на дымящееся жерло, а Макар стиснул зубы — показалось, что он нервничал больше всех. Казаки и рабочие оглядывались по сторонам. Грохот произвел впечатление на всех, хотя Мещеряк и Черкас стояли, подняв головы и слегка улыбаясь. Показывали личному составу, что командирам ничего не страшно. Ну, правильно. Иначе в армии нельзя.
Главным «стрессовым» фактором было ожидание, как поведет себя пушка — выдержит или разлетится к чертовой бабушке, калеча осколками всех собравшихся позади нее.
Однако на первый взгляд все было в порядке.
— Жива? — выдавил Лапоть, косясь на пушку, словно на больного родственника. — Вся?
— Частично жива точно, — слова Лаптя заставили меня улыбнуться.
Я пошел к пушке. Укрепленная на лежащем стволе дерева, на первый взгляд, она хорошо выдержала удар, несмотря на то, что мы обошлись без железных обручей, кожаных ремней и прочего. Да и дерево у нас было не высушенное, а это хуже всего.
Трещины виднелись. Одна была тонкая, как волос, но длинная и опасная. Из дула медленно тянулся дым. Пушка съехала на полметра назад, выдрав вмятины в земле.
Следом за мной к орудию подошли и остальные. Всем было очень интересно посмотреть на это «чудо-оружие».
— Выстояла, — сказал я наконец. — Но это уже предел. Второй раз стрелять нельзя.
— Получилось! — воскликнул Лапоть и посмотрел на своих подмастерий. — Не зря, черт побери, как проклятые крутили этот бурав! Сделали! Одноразовую, но сделали.
— Но нам больше одного выстрела вроде и не нужно, — произнес Матвей.
А потом сурово посмотрел на казаков:
— Если кто проговорится о том, что сейчас видел — лично повешу на воротах! Молчать, как рыба! Одно слово — и из-за него погибнут люди!
— Я думал, разорвет, — сказал Семен. — Уж я-то знаю, какая силища в нутрях пушки громыхает. Железо и бронза порой не выдерживает, а тут дерево. Однако обошлось!
— Остальные стиснем обручами, — произнес Макар. — С ними будет попрочнее. Испытывать удачу больше не надо.
Он вытер лоб. Ладонь оставила серую полосу на коже.
— Пойдём посмотрим, куда ушёл заряд.
Мы двинулись за баррикаду, к полю, на которое направили пушку. Там, среди мелких кустов и сбитой травы, лежали ветки и груды мокрого глины. На этих «мишенях» было легко понять рассеивание картечи.
— Глянь, — сказал Матвей. — Здесь стружка свежая. Пробило насквозь. Даже дальше, чем я думал.
— Вот ещё, — ответил Семен. — Он стоял у почти срезанного стволика куста, в котором торчал камешек размером с небольшой орех. — Камни пошли кучно. Но понизу.
Я осмотрел весь след выстрела. Мох ободран, земля кое-где разрыхлена. Видно, куда попала картечь.
— Ноги нападающих пойдут в хлам, — тихо сказал Черкас.
Мы подошли к доске, поставленной в пятьдесят шагах. На ней зияло три пробоины. Картечь пробила толстую сосновую доску почти навылет. На земле валялись светлые щепки.
— Да, кое-кому не повезет, — кивнул Мещеряк
— Значит, если к руднику полезут, пушка им в лоб, а потом мы с пищалей, с самострелов, луков, — произнес Черкас. — Пушками посеем смятение, и дальше добиваем. Услышав выстрелы, к нас спешит подмога с города.
— Да, — сказал я. — Но второй раз пушки точно не стрельнут. Дерево разлетится.
— А если все-таки укрепить? — спросил Мещеряк, решив показать, что разбирается в вопросе. — Обручи, сверху кожа бычья, веревки, как и говорили?
— Лучше не надо, — ответил я. — Доверия такой конструкции нет. Если кто-нибудь будет рядом, когда её разорвёт — считай, нет человека. Поэтому один выстрел, и достаточно.
Мы вернулись к пушке и снова посмотрели на нее. Дым из ствола уже не шел, но срез выглядел так, будто внутри топили печь. Черный, обугленный, в нагаре и копоти.
— Нет, — еще раз повторил я. — Никакого второго выстрела. Деревьев у нас хватит на другие пушки. А эту только положить в баррикаду.
Вечерняя темнота опускалась с огромной быстротой. Наступала пора кому-то отправляться в город, а кому-то не спать всю ночь и сверлить злосчастные бревна. Я хотел остаться здесь, чтобы заняться этим вместе с Лаптем и его плотниками, но Мещеряк запретил. Намекнул, что мне следует выспаться, чтобы завтра быть полезным.
Поскольку он тут начальник, выбора у меня не осталось. Попрощавшись с командой, я поплыл в Сибир.
Спалось плохо. В голове только и крутились мысли о предстоящей засаде и схватке. Вдруг сломается сверло? Успеем ли тогда сделать пушки? Как их закрепить? Сможем ли замаскировать? И как сделать так, чтобы баррикада, сделанная нарочито абы как, защитила от стрел. Ведь татары просто так не полезут, будут стрелять из луков.
В общем, проблем — уйма. Но, все равно, сон, хотя его было мало, очень освежил. Сибирский воздух, не отравленный всевозможными заводами, творит чудеса. Голова поутру стала ясной, а тело — бодрым, готовым к любым схваткам.
Я проснулся вместе с рассветом и решил, по своему обыкновению, сбегать на речку. Чистое тело — залог здоровья. А купание в холодной воде добавляет ему дополнительных бонусов.
Сказано — сделано, и вот я уже миновал ворота и сонных хмурых казаков в охране, ждущих, когда их сменят.
Подойдя к своему пляжу, так уютно спрятанному между деревьев, я услышал негромкий плеск. Рыба? Не похоже. Она так не плещет, тем более, что звук несколько раз повторился.
Тут кто-то есть⁈
Положив руку на нож, я подошел ближе и выглянул из-за деревьев.
Точно. Человек. Не я один облюбовал эту заводь для утренних купаний.
В воде виднелась женская голова. Девушка бесстрашно и не спеша плыла по холодному Иртышу.
Я узнал ее. Даша. Та самая, которая работала в лекарне и умела заговаривать боль.
Во как.
И что же теперь делать?
Признаюсь, я бы с удовольствием поплавал вместе с ней. Девушка она красивая. Но большие шансы на то, что ей это не понравится. Поэтому такой вариант отменяется. Идти дальше не хочется, берега крутые и заросли травой — вылезешь из воды и будешь в грязи.
Поэтому надо ждать, пока она уйдет. И, желательно, отойти подальше в лес. Туда, откуда реки и пляжа не видно. А то можно получить репутацию человека, подсматривающего за купающимися женщинами. Такое мне точно ни к чему.
И я ушел глубже за деревья, мысленно поглядывая на часы. Долго она в воде не будет — холодно.
Минут через двадцать я снова вернулся к пляжу. К своей радости и к своему огорчению, никого на нем не обнаружил. Поэтому быстро сбросил одежду и сиганул в воду, стараясь думать не о девушках, а о предстоящей работе.
…По дороге обратно в город я внимательно посмотрел на небо. Оно не предвещало ничего хорошего. Ветер, собирались облака. Похоже, будет дождь. И сегодня, и завтра.
А дождь — это очень плохо. Самое плохое, что только может случится.
Во-первых, дождь может намочить деревянные стволы наших орудий, а сырость — источник дополнительной опасности. Насколько возрастет шанс разрыва пушки, сказать трудно, но возрастает точно. А во-вторых, в дождь у фитильных ружей и пушек осечки случались чуть ли не в половине случаев!
Если случится дождь, к тому же сильный, то можно не волноваться, что татары не нападут. Нападут, да еще как! Получить такой бонус — минус пятьдесят процентов выстрелов по тебе дорогого стоит.
Но вот радоваться, что атака состоится…
…Первым делом я потребовал лодку и отправился к руднику. Там сердце немного успокоилось — над рабочими местами Лапоть развернул парусиновые тенты, поэтому вероятный дождь заготовки и готовые пушки не намочит.
Молодец, Лапоть! Соображает в своем деле.
Пушек, кстати, за ночь было сделано четыре штуки. Вид у Лаптя и его помощников был уставший-уставший. А им еще целый день вкалывать. Нужно еще двенадцать орудий, чтобы получилось по четыре на каждую сторону.
Ну что я могу поделать! Только посочувствовать и не встречаться с их недовольными взглядами.
А еще на месте находился Семен, артиллерист. Он показал мне кожаные чехлы, которые будут надеваться на стволы после зарядки. Вместе с промасленной паклей они защитят пороховой заряд от влаги.
Значит, эта проблема исчезла. Но осталась еще одна, главная — фитили!
Что они из себя здесь представляли? Научно выражаясь, кручёный хлопок, лён или пеньку, пропитанную селитрой. На месте его казаки не делали, везли с собой, он был почти такой же драгоценностью, как порох.
Но под дождем или в сыром климате они могли запросто погаснуть.
И этот вопрос надо срочно решать.
Я вернулся в город, нашел Мещеряка (к Ермаку не пошел, решив, что вопрос не такой уж и сложный), и попросил выдать мне фитилей для экспериментов.
— Хочу сделать так, чтоб горели даже под дождем, — сказал я.
— Это было бы здорово, — согласился Матвей, — а получится ли?
— Буду пробовать. Заранее сказать ничего нельзя.
Как выяснилось, можно было направиться не к Мещеряку, а сразу к Семену-пушкарю — за порох, пыжи, фитили и прочее отвечал именно он. По совместительству, так сказать.
Выслушав меня, он сказал, что фитили даст, но не уверен, что у меня что-то получится. Пробовали такое неоднократно, например, пропитывали жиром, но особой пользы не выходило. Или гас, когда не надо, или вообще плохо загорался. Некоторые казаки на свой страх и риск продолжают мазать ружейные фитили, но чтоб получалось очень удачно, он не слышал.
Но, так или иначе, по десятку ружейных и орудийных фитилей я получил.
Отличались они толщиной (орудийные чуть ли не вдвое толще) и скоростью горения (которые для пушек, горят медленнее). Ну и по методу применения — в пищали фитиль вставлялся в курок (хотя правильнее сказать — в «собачку», в фитильный держатель), и при нажатии на спуск он опускался на полку с порохом. А чтобы выстрелить из пушки, его подносили к фитильной трубке.
Различия невелики, но их надо учитывать.
Дальше мой путь лежал к старосте Тихону. Найдя его, я озвучил ему список того, что мне нужно. Тот нахмурился (он почти всегда хмурился, когда его о чем-то просили), но повел меня к складам и даже к купцам. Кое-какие ингредиенты выдали мне именно они (так сказать, добровольно-принудительно).
И я начал экспериментировать, уйдя в недостроенный «тир», в котором должны испытываться самострелы. Но увы, обстоятельства немного отвлекли. Все рабочие и плотники, кто его делал, срочно отправились на рудник.
Я сделал себе навес из парусины (дождь был совсем не за горами), налил в разные емкости растворы и принялся макать фитили.
Первый я пропитал гусиным жиром. Второй — пчелиным воском. В третьем к гусиному жиру добавил березового дегтя, в четвертом к воску добавил золу, а с пятым использовал рыбий жир. Вонял последний просто невыносимо.
Затем понес все это к печи сушиться. Сушка заняла час-другой. Это дело тоже непростое — надо, чтоб высохло, но и не загорелось. Просто повесить и ждать, пока работу сделает ветер, не выйдет. Суток- полутора (а то и больше), у меня нет.
А потом я начал их испытывать. От обычного толку не было никакого, гас при имитации даже слабого дождя. Воск, в принципе, уже кое-что, но с золой — хуже, хотя мне когда-то рассказывали, что зола якобы делает пламя устойчивей. Я засомневался, а теперь на опыте убедился, что это неправда. Который с жиром — загорелся и тлел, но давал много дыма.
Хорошо показал себя вариант с воском и дегтем. Еще лучше — с гусиным жиром и берёзовым дёгтем. Он не только тлел под дождём, но и давал ровный жар, почти без гари и дыма. Вариант с рыбьим жиром, как я и думал, оказался самым стойким — но вонь шла настолько мерзкая, что хотелось убежать.
Дальше был второй вопрос — как спасти от воды порох на затравочной полке!
Одного фитиля мало. Сам по себе он выстрел не сделает.
Тут вариантов всего два.
Первый — всевозможные чехлы, колпачки, крышечки и прочее. Нечто подобное я видел на пищалях казаков. Можно попробовать усовершенствовать конструкцию, но недостатки останутся. От ветра защитят слабо, их надо снимать и легко потерять.
Второй — поинтереснее, хотя тоже не идеальный — лоскут ткани, пропитанной жиром и уложенный прямо поверх затравки. Тлеющий фитиль прожигает ткань и воспламеняет порох.
Предупредив охрану и снова сымитировав дождь, я пальнул. Без пули, холостыми, но какая разница. Получилось! Вместо жира, наверное, можно использовать воск или смолу, но я решил обойтись без них. Жир — надежнее.
Для демонстрации своих опытов я позвал все руководство отряда. Пришел и Ермак, и сотники, и главный артиллерист Семен.
Смотрели поначалу скептически, а потом, когда увидели, что фитили горят чуть ли не под водой, начали переглядываться с удивленными и довольными рожами. И пропитанный жиром кусок ткани понравился.
Начались вопросы, на которые я подробно отвечал. В принципе, подходил любой вариант, если пропитывать тщательно и давать высохнуть. Кто самый стойкий, тот может вообще использовать рыбий жир.
— Рыбий жир, — Семен махнул рукой, как отрезал. — Мои будут с ним делать. И пусть воняет. Пусть даже в тысячу раз сильнее, зато пушка точно выстрелит! Если кто у меня пожалуется или заскулит — будет глотать его на завтрак огромными ложками. И скажу ребятам, пусть дегтя попробуют добавить, может, еще лучше окажется. Хотя и так отлично.
На этом мы и договорились. Каждый начальник подразделения возьмет по кусочку разного фитиля и покажет бойцам. Кому какое подойдет — пусть то и используют. Самому пропитать фитиль можно запросто. Но обязательно надо пробовать, потому что это все-таки не панацея, и защищать фитиль от воды все-таки нужно. С тканью для защиты затравочной полки надо быть вообще осторожными, потому что чересчур плотная не подойдет.
Окончив с этим делом и пообедав, я отправился к руднику. Когда плыл на лодке по Иртышу, подул ветер и начался дождь. Сначала мелкий, но с каждой минутой он становился все сильнее и сильнее.
Баррикада была уже полностью закончена. Получилось отлично. Именно так, как надо — не слишком высоко и не слишком низко. Пушки будут надежно спрятаны в валежнике, заметить их там невозможно.
Пушек, кстати, уже восемь. Ровно половина от необходимого числа. Люди устали дальше некуда, но кое-кто из рабочих и казаков оказался башковит и смог подменить Лаптя и его подмастерьев. А теперь пришел и я. Я тоже умею крутить бурав. Быстро и очень точно.
Макар тем временем делал в кузне железные обручи, которые мы наденем на стволы для надежности. От кожаных ремней и веревок решили не отказываться. Хотя, если разорвет железо, не спасут и они.
Яма, в которой должны спрятаться казаки Черкаса, полностью готова, накрыта жердями с парусиной и замаскирована землей. Не поймешь, что она есть, буквально с двух шагов. И дождь яму почти не заливал, находиться там достаточно комфортно. Я полагал, что будет гораздо хуже.
Лапоть, как и я, подумал о том, что от татарских стрел надо будет защищаться, и притащил сюда досок. Их превратили в щиты, которые стояли, прислоненные к баррикаде. Настолько толстые, что почти неподъемные, но поднимать их и не надо — просто сесть под ними и переждать первую волну стрел. Мы замазали грязью, замаскировали ветками, чтоб они в глаза не бросались.
…Я работал до самого вечера. Почти до темноты. Сделали всего четырнадцать пушек, еще две осталось на ночь. Укрепили их железом, нацепили пропитанные маслом чехлы. А потом приехал Черкас со своим отрядом. С теми, кто должен был прятаться в яме.
— Ночевать будем здесь, — сказал он мне. — А ты возвращайся к Ермаку, он приказал.
Опять меня спасли от ночной работы, но я в этом не виноват. Попрощавшись со всеми, отправился к Ермаку.
Он сидел в своей избе и пил густо пахнущий травяной настой.
Когда я вошел, он внимательно посмотрел на меня и произнес:
— Разведка заметила большой татарский отряд. Идут прямиком к руднику. Завтра бой. И есть одна большая проблема.