Военный инженер Ермака. Книга 1

Глава 20

Ночь опустилась тихо, почти незаметно. Мы вышли из ворот и спускались к стругам. Земля под ногами после недавнего дождя хлюпала, будто пытаясь нас задержать.

Ермак приказал идти как можно тише, и поэтому вокруг не раздавалось ни слова. Вооружённые, готовые для похода казаки молча выходили из ворот и шли к Иртышу — чёрному и широкому, отражающему свет далёких звёзд.

Пять больших стругов стояли бок к боку, как огромные рыбины. Они были полностью подготовлены: борта тщательно обмазаны смесью глины и золы, высокие щиты аккуратно укреплены вдоль бортов, а на палубах лежали влажные шкуры, готовые укрыть места попадания огненных стрел.

— С Богом, — негромко сказал Ермак, и казаки начали заносить припасы и занимать свои места.

На струги погрузили порох, стрелы, еду и все остальное, что могло пригодиться в походе. Через несколько минут все было закончено, весла опустились в воду, и мы бесшумно, словно призраки, отправились вдаль по темной воде.

Ермак стоял рядом со мной на носу первого струга и всматривался в чернильную тьму. Лицо его было напряжено.

Позади нас двигались ещё четыре струга. На втором находился Черкас, на третьем — Елисей.

Ермак долго молчал, затем неожиданно произнес:

— Думаю, всё же не зря мы сюда пошли. Не просто так. Что-то нас сюда привело. Судьба, наверное.

Кроме меня, его сейчас никто не слышал. Рядом казаков не было, а говорил он тихо. Я промолчал, ничего не ответил.

— Что такое эта Сибирь? — продолжил Ермак. — Богатства тут немереные, но лежат они без пользы, никому не нужные. Всё пропадает, а людям бы пригодилось, на благо пошло. И дело даже не только в богатствах. Люди здесь живут страшно — татарская власть жестокая, убивает ни за что. А другие даже человеческие жертвы своим богам приносят.

Он опять задумался.

— Тяжко на душе. Столько казаков уже полегло, и ещё погибнут. Перед Богом потом за каждого отвечать придётся. И ещё одна мысль меня мучит: правильно ли мы вообще поступаем? Земля-то чужая. А мы пришли решать ее судьбу. Но, думаю, правильно. Мы ведь не грабить пришли. В нашем государстве людям будет лучше. И земля им послужит.

— Прав ты, Ермак Тимофеевич, — сказал я. — Верно говоришь. Не зря мы здесь.

— Пусть будет так, — твёрдо произнёс он. — Раз начали, значит, до конца пойдём. Или победим, или погибнем. А может, погибнем, но победим.

Кучум стоял перед шатром, пристально всматриваясь в густую пелену тумана, окутывавшего его лагерь. Над землей вился утренний холод.

Затем Кучум повернулся и, раздвинув тяжелый полог шатра, вошел внутрь. Тут его уже ждали. В шатре уже было тепло, в углу дымилась жаровня с углями, покрытая тонким слоем золы. Запах дыма смешивался с ароматом сушеных трав и кожи. В мягком полумраке шатра мерцали слабые огни масляных ламп.

Хан сел на широкий помост, покрытый дорогими коврами, и жестом велел стражам привести гостя. Через несколько мгновений в шатер вошел татарин, ростом на целую голову превосходивший любого из присутствующих. Плечи его были широки, словно распахнутые ворота, а густая черная борода закрывала половину лица, оставляя видимыми лишь небольшие, глубоко посаженные глаза.

— Подойди, Кутугай, — произнес хан.

Воин приблизился на несколько шагов и застыл.

— Ты знаешь, почему я вызвал тебя? — спросил Кучум, вглядываясь в лицо богатыря.

— Чтобы я исполнил твою волю, хан, — уверенно ответил Кутугай.

Кучум улыбнулся.

— Правильно говоришь…

Кучум протянул руку в сторону, и один из стражников поспешно подал длинный, обернутый в шелк предмет. Хан взял его в руки и сбросил ткань. Все увидели тяжелое, копье с отполированным до блеска острым наконечником. Кучум подал копье Кутугаю.

— Это копье, — произнес Кучум, — было выковано лучшими кузнецами. Острие сделано из железного камня, в незапамятные времена упавшего с небес. Копье предназначено лишь для одной цели — убить Ермака. Ты понимаешь меня?

Кутугай молча принял оружие, сжимая огромными пальцами древко.

— Когда мы нападем на казаков, — продолжил хан, тщательно подбирая слова, — не вступай в битву с остальными. Они не твоя цель. Ты должен искать только одного человека. И это человек — Ермак. Иди прямо к нему. И убей его. Убей так, чтобы остальные содрогнулись от страха и поняли, что сопротивление бесполезно.

Кутугай чуть приподнял уголки губ, на лице его появилась едва заметная улыбка.

— Это я сделаю, повелитель, — спокойно ответил он. — Моя рука не дрогнет. Это копье пронзит сердце Ермака.

Кучум на мгновение замолчал, глядя в глаза своего воина. Затем медленно поднялся, приблизился к Кутугаю и положил ему руку на плечо, почувствовав мощные, словно каменные мышцы.

— Ты всегда был верен мне, — проговорил хан негромко, почти шепотом. — Я верю тебе. Ты сделаешь все, как надо.

Воин чуть наклонил голову.

— Я не подведу, повелитель.

Хан отступил назад, вновь садясь на свой помост. В шатре повисла тишина. Только легкий треск углей в жаровне нарушал покой.

— Ермак силен, хитер и безжалостен, — медленно произнес хан, задумчиво глядя в огонь. — Ты будешь не первым, кто пытался его уничтожить.

Кутугай снова улыбнулся, и на этот раз его улыбка была шире, почти хищной.

— Повелитель, ты знаешь, что я всегда делаю то, за что берусь. Я отыщу Ермака среди тысячи других. Он не уйдет от меня.

— Ступай, — наконец сказал хан, жестом отпуская воина. — Готовься. Ермак уже плывет навстречу судьбе.

… Наши струги шли ровно и неспешно. Гребцы мерно работали веслами. Ермак стоял на носу, почти не разговаривая и всматриваясь вдаль.

Мы двигались по реке уже несколько дней.

Обычно я стоял рядом с атаманом, прислушиваясь к шуму реки и поглядывая на темные, молчаливые берега, покрытые густыми зарослями. Поначалу вокруг нас царила привычная суета похода, казаки переговаривались вполголоса, проверяли оружие, подтягивали паруса. Однако с каждым часом становилось все тише, словно само место заставляло нас говорить осторожнее и реже.

Берега реки с каждым днем выглядели все более дикими. Лес подступал к самой воде, врезаясь в береговую линию кривыми ветвями. Стволы деревьев, местами изогнутые и почерневшие от воды, зловеще торчали вокруг нас. Ни тропинок, ни признаков человека. Будто мы проникали в края, куда не ступала нога живого существа.

Однажды на берегу мы увидели белеющий череп какого-то огромного зверя. Не медвежий, не волчий, непонятно чей. Наверное, какого-то доисторического хищника, за секунду способного загрызть любого волка или медведя. Он лежит тут с незапамятных времен, или в Сибири до сих пор водятся такие существа?

— Что за чудовище? — спросил я.

— Велика Сибирь, — вместо ответа произнес один из казаков и перекрестился.

К вечеру случилось нечто еще более странное. Мы плыли по темнеющей реке, но внезапно струг резко остановился, налетев на какое-то подводное препятствие. Дерево затрещало, лодку словно приподняло и тут же опустило обратно. Я едва не упал за борт. Казаки похватали оружие и сбежались на нос лодки, вглядываясь в глубокую воду.

Через несколько секунд лодка снова пошла вперед, будто ничего не случилось.

— Мель зацепили?

— Нет, — хмуро ответил Ермак. — Это точно не мель.

Я смотрел за борт, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то.

— Огромная рыба? — спросил я.

— Это дух реки, — пробормотал кто-то. — Я был в этих местах, но теперь не узнаю их. Мы заблудились. Тени привели нас в Нижний мир, о котором говорят шаманы… Он только похож на наш, но он мертвый… Мы не вернемся обратно…

Ермак резко обернулся и двумя быстрыми шагами оказался рядом с ним, схватил за шиворот и притянул к себе вплотную.

— Еще раз услышу от тебя подобное, прямо в реку выброшу. Понял?

Казак побледнел.

— Понял, Ермак Тимофеевич! Понял!

Ермак отпустил его и мрачно повернулся к остальным.

— Татар опасайтесь, а не духов, — сказал он. — Думаю, скоро они появятся.

Мы ночевали на берегу. Люди нервничали. Каждое потрескивание ветки или плеск рыбы заставлял хвататься за оружие. Но врага не было. Только молчаливые берега и бесконечная, гнетущая тишина.

На рассвете Ермак вновь стоял на носу струга, напряженно всматриваясь в бескрайнюю даль реки.

— Что-то не так, — тих произнес он, чтобы его слова услышал только я. — Татар нет, зверья нет, птицы молчат. И вправду что ль эти места прокляли.

— Что татар нет, это хорошо, — ответил я, стараясь говорить как можно уверенней. — А звери и птицы появятся.

Ермак покачал головой:

— Не знаю. Такого никогда еще не было. Чувствую, ждет нас что-то нехорошее.

…Я понял, что надо отвлечься от мрачных предчувствий, и заодно обезопасить лагерь во время ночных стоянок. Мы выставляли дозоры, но этого мне казалось мало. И я решил сделать сигнализацию.

Как только струг причалил и люди занялись привычной суетой разбивки лагеря, я отошел подальше, чтобы никто не помешал моим экспериментам. С собой взял бересту, которой было полно на лодке, немного пороха и прочие нужные мне вещи.

Работа шла быстро. Я свернул бересту в тугой цилиндр, длиной чуть меньше ладони, диаметром в два пальца. Один конец залепил глиной, чтобы выдержал давление пороховых газов, и саму бересту тоже промазал глиной, чтоб не сгорела (хотя и так не должна была успеть). Внутрь засыпал порох и древесный уголь, для лучшего воспламенения и большего объема газов. Затем вставил тростинку — это было моё сопло, отверстие для выхода газов, благодаря которому ракета должна взлететь вверх, а не разорваться.

Фитиль вывел наружу и соединил с тоненькой веревкой. Не леска, конечно, но в темноте особо видна не будет. Если кто ее зацепит, она потянет фитиль с маленьким гвоздиком сквозь щель между двумя камешками. Фитиль загорится, подожжет порох, и

ракета взмоет вверх с огнём и визгом, как сигнал тревоги. Чтоб наверняка вспыхнул, я его пропитал, впридачу к жиру, еще и порохом.

Последний штрих — стабилизатор. Длинную тонкую палку я крепко примотал снизу нитками, густо смазанными клеем.

Теперь у меня в руке лежало нечто похожее на примитивную китайскую петарду

— Что это? — спросили меня Черкас с Ермаком.

— Охранная вещица, атаман, — ответил я. — Ракета сигнальная. Если сработает, татарам ночью уже не подкрасться. Взлетит, как подброшенный факел, только гораздо выше.

— Интересно, — вздохнул Ермак.

— Испытывать будем? — спросил я.

— Нет, не надо, — ответил Ермак. — Далеко будет видно. Поймут, что мы здесь.

Я быстро сделал четыре штуки таких, но ставить пока не стал. Впрочем, переночевали без происшествий и утром снова отправились в путь.

…День прошел так же, как прошлые. Пустые и мрачные берега, монотонное течение реки. Никого. Такое чувство, будто мир вокруг замер в ожидании чего-то страшного.

Ночь наступала быстро.

Берега начали казаться черными силуэтами, острые верхушки елей словно пронзали небо. Воздух стал совсем сырым и холодным.

Внезапно послышался чей-то голос:

— Глядите! В небе! Что это?

Все мгновенно подняли головы. По небесам скользила, будто раскаленная стрела, яркая сверкающая точка. Комета. Её длинный светящийся хвост прорезал ночное небо.

— Недобрый знак, — тихо произнёс стоявший около меня старый казак. — Очень недобрый.

Среди казаков начался взволнованный ропот. Кто-то испуганно крестился, кто-то тихо шептал молитвы. Ермак, стоявший неподалеку, внимательно смотрел на исчезнувший след кометы, хмурясь и ничего не говоря.

— Лучше сегодня на берегу не ночевать, — тихо сказал я Ермаку.

— Почему? — спросил он.

— Не знаю… предчувствие у меня. Пусть люди останутся в лодках. Так безопаснее.

— Хорошо, будь по твоему.

Мы поставили струги на якоря и сделали так называемое «плавучее кольцо» — связали лодки кормами внутрь, и получился круговой лагерь посреди реки, метрах в пятидесяти от берегов.

— Вода нас защищает, — произнес Ермак. — Но надеяться лишь на нее нельзя.

Мы выставили охранные посты. В случае появления татар они должны были мчаться к берегу и на маленьких лодочках добираться до стругов. Но вопрос, успеют ли. В большой опасности наши дозорные.

За постами, в отдалении, я воткнул в землю колышки с сигнальными ракетами. Со вчерашнего вечера, пока плыли, я сделал еще шесть штук — должно хватить, если они, конечно, сработают. Веревочки к ним тоненькие, надеюсь, татары их или не заметят, или не обратят внимание, ведь с таким они еще не сталкивались.

…Наступила глубокая ночь. Я спал беспокойно, время от времени просыпаясь и прислушиваясь к шорохам. Луна едва освещала поверхность реки, и казалось, что мир погрузился в бескрайнюю тьму. Пошел дождь, это плохо для фитилей наших ружей, хотя сейчас они все должны быть пропитаны по моему рецепту. Я с головой накрылся шкурой и только начал снова проваливаться в сон, когда резкий свист и вспышка света заставили меня мгновенно вскочить.

— Вставайте! — крикнул кто-то на соседнем струге, и тут же в небо со свистом взлетела вторая ракета.

— Татары! — крикнул Ермак, вставая на ноги и хватаясь за саблю.

Друг за другом с пронзительным визгом взлетели еще три ракеты. Татары, похоже, шли с разных сторон. В бледном ночном свете мы увидели, как наши дозорные попрыгали в лодки и как можно быстрее начали грести к нам.

— Татары! — снова прокричал Ермак, мгновенно встав на ноги.

Казаки, услышав сигнал тревоги, моментально проснулись, взяли пищали и заняли оборонительные позиции у бортов. Я тоже вытащил свою пищаль, проверил заряд, установил фитиль, насыпал порох на затравочную полку. Затем приготовил пистолет и самострел. Все это наверняка мне сейчас пригодится. Затем я стал оглядываться по сторонам, пытаясь понять, с какой стороны ожидать основной атаки.

Это я узнал быстро.

С обеих сторон берега мгновенно заполнились толпами воинов Кучума. Их было так много, что казалось, лес ожил и выплюнул сотни фигур, бегущих к берегам. В ночи вспыхнули десятки огней, освещая луки и стрелы, которые через мгновение посыпались на наши струги, словно смертельный дождь.

Обычные стрелы впивались в борта с глухим стуком, и мы прятались за деревянными щитами, специально укреплёнными для такой ситуации. Но опаснее были зажигательные стрелы. К счастью, борта были обмазаны глиной и мокрые шкуры для защиты от огня лежали наготове. Всякий раз, когда стрела, пылая, падала на палубу, её быстро накрывали ими, не давая распространиться огню.

— Стреляйте! — закричал Ермак, надевая свою кольчугу, и борта стругов озарились вспышками выстрелов.

Я тоже поднял пищаль, прицелился и нажал спуск. Выстрел прозвучал глухо и ярко, и я с удовлетворением увидел, как на берегу один из татар рухнул лицом вниз. Пороховой дым — густой, едкий и удушающий, заволок струг.

Татары продолжали стрелять по стругам. Мы увидели, что за спинами лучников другие воины тащат к берегу маленькие лодки.

Значит, они решили так до нас добраться. Потери у них будут огромны, но татар, похоже, они не волнуют. С каждой секундой врага становилось всё больше, их лодки уже к нам.

Я отложил пищаль, достав пистолет из-за пояса, и, быстро наведя, выстрелил по врагу в ближайшей лодке. Татарин, схватившись за грудь, опрокинулся в воду. Теперь настала очередь самострела. Стрела пронзила горло второго татарина в этой лодке. В ней осталось всего двое, но их тоже поразили чьи-то выстрелы, и лодка, оставшись без гребцов, медленно поплыла по реке, уносимая течением.

К сожалению, на воде было множество других лодок, и враги в них были живы.

Я положил в самострел болт и натянул тетиву. Самострел хорош тем, что перезаряжался быстрее огнестрельного оружия, и я, почти не целясь, выпускал стрелу за стрелой, и все они находили цель. Увы, если от этого татар и становилось меньше, то глазу это было незаметно.

Над головой свистнула стрела, так близко, что я почувствовал прикосновение оперения к лицу. Другая стрела вонзилась в ткань на плече моего кафтана, лишь по счастливой случайности не задев кожу. Я резко повернулся, вырвал стрелу, снова зарядил самострел и выстрелил.

Однако татары уже начали карабкаться по бортам.

— К саблям! — послышался крик Ермака.

Я выхватил саблю, ощущая холодную рукоять оружия в руке. Татары с криками ринулись на палубу. Воздух наполнился яростью и кровью.

Первый татарин залезть все-таки не успел — моя сабля раскроила ему голову, и он, обливаясь кровью, рухнул в воду. Второй все-таки успел ловко запрыгнуть в лодку и попытался рубануть меня саблей сверху вниз.

Я быстро отбил его удар и контратаковал, нанеся точный удар по шее. Он упал, но на палубе появился следующий. Мы дрались отчаянно и яростно. Каждая секунда была битвой на грани жизни и смерти. Враги прыгали на струг со всех сторон, и казалось, что поток их не иссякнет никогда.

— Держаться! — ревел Ермак, всаживая саблю в грудь очередному татарину.

Но тут мой взгляд выхватил что-то необычное. Со стороны берега к нашему стругу плыла лодка, в которой сидел огромный воин, полностью закрытый большим щитом и держащий в руках копье. Он был намного больше обычного человека и напоминал какого-то персонажа из легенд. В него полетело несколько стрел, но все они отскочили от щита, как от железной стены.

— Смотрите! — закричал я, показывая рукой на лодку, но было уже поздно.

Воин в лодке, не обращая ни малейшего внимания на шум и битву вокруг, приблизился к борту. Я видел, как он, держа в одной руке копье, другой зацепился за борт, и с ловкостью, удивительной для такого огромного тела, перескочил на палубу.

Все это время он неотрывно смотрел на Ермака.

Но тот не замечал его, находясь в самой гуще схватки. Вражеские клинки то и дело вскользь цепляли его кольчугу, но не могли пробить ее.

Я все понял.

В лодке был человек, специально отправленный сюда, чтобы убить Ермака. Для этого ему и было дано копье. Удар им не выдержит ни одна кольчуга на свете.

Сбросив за борт очередного татарина, я кинулся к Ермаку, но опоздал.

Огромный воин, не обращая внимания на схватку в двух шагах от него, поднял копье, и со всей своей звериной силой ударил им Ермака в грудь.

Занятый рубкой с другим противником, он не успел защититься, и я увидел, как удар опрокинул его в реку.