Военный инженер Ермака. Книга 1

Глава 24

…Юнус-бий ехал медленно. Ночь стала слишком темной для быстрой езды. Мрак был густой, как остывшая смола, только редкие звёзды слабо проглядывали через прорехи в тучах. За предыдущие дни день он и его люди одолели несчитанное число верст — путь в Кашлык, затем к Кучуму, затем обратно в Кашлык отнял все силы. Но Юнус спешил. Чем быстрее на этой земле установится мир, тем лучше.

Он был очень удивлен и обрадован тем, что Кучум так легко согласился на его предложение. То, что Ермак будет не против, Юнус не сомневался — несмотря на то, что он был знаком с Ермаком очень немного, тот производил впечатление гораздо более спокойного и рассудительного человека, чем татарский хан.

Поездка выдалась тяжёлой. Юнус чувствовал, что стареет: каждый шаг коня отзывался болью в пояснице, каждый вдох — тяжестью в груди. Но медлить себе старейшина не разрешал.

Вокруг стояла тишина. Люди молчали, слышался только стук копыт и лошадиное дыхание.

— Кашлык уже близко, — сказал Юнус, желая подбодрить своих попутчиков. — Остаток ночи проведем не в поле.

Но тут внезапно из зарослей у дороги раздался шорох, а затем тихий свист.

— Что это? — озадаченно спросил Юнус.

Никто не успел ответить. Воздух пронзил визг стрел, прилетевших из темноты. Раздались хрипы и стоны, конь Юнуса вздрогнул, заржал и резко шарахнулся в сторону. Он едва удержался в седле. Рядом, свалившись на землю, замер один из телохранителей — из его груди торчало несколько стрел.

— Предательство! — крикнул кто-то, но стрелы падали, словно дождь.

— Это не разбойники, — проговорил Юнус, но было уже поздно.

Он выхватил саблю, хорошо понимая, что это бессмысленно, но не желая сдаваться неизбежному.

Еще несколько стрел, и старейшина упал мертвым рядом со своими людьми.

Из кустов появились темные фигуры и начали обыскивать тела. Они стаскивали кольца, браслеты, брали все ценное, что только могли найти.

Но один человек — главный среди них, не принимал в этом участие. Он молча стоял в стороне скрестив руки. Это был Салих, советник Кучума.

Тот, кого тот позвал сразу после отъезда Юнус-бия.

— Все забирайте, — негромко приказал он. — Это должно выглядеть нападением разбойников. Чтоб никто не смог засомневаться.

Затем он подошел к телу Юнуса, и долго смотрел на него.

— И зачем же ты полез не в свое дело, — тихо произнес Салих. — Как жаль…

Ранний рассвет разбудил меня раньше обычного. За окном пробивался мутный, серый свет, предвещающий пасмурный день. Я потянулся, чувствуя, как ноют мышцы от вчерашней работы на кузне.

Сейчас обязательное утреннее купание, а затем — работа. Ее предстоит сегодня просто безумное количество. Главные задачи, стоящие перед нами, это копка рва, рогатины, установка стены до самого Иртыша, чтобы сберечь лодки, производство пушек из железных полос, и одноразовых, из дерева.

Они отлично показали себя в засаде на руднике, и, надеюсь, в будущем сделают то же самое. А еще нужно обшивать четыре больших струга досками, превращая их в «плавучие крепости». Они будут охранять подход к городу со стороны реки. С противопожарными мерами все получилось, к моему удивлению, очень быстро — крыши и стены за день покрылись землей и глиной. Но это понятно — жители очень не хотели, чтобы их дома сгорели со всем имуществом.

Но не успел я подняться, как в дверь постучали. Стук был настойчивый, короткий и резкий.

Ну что опять стряслось, мрачно подумал я. Ничего хорошего такой стук поутру не предвещал. Это я уже знал по опыту.

На пороге показался молодой казак, который быстро отрапортовал:

— Максим, тебя Ермак Тимофеевич вызывает срочно. Важно.

Да, так и есть. «Важно» здесь обычно означало «что-то плохое». Эх.

— Понял, — коротко ответил я. — Иду сейчас же.

Оделся я быстро, натянул сапоги и вышел на улицу. Воздух был влажным и прохладным после ночного дождя.

…Ермак сидел за столом и пил горячий отвар. Увидев меня, он кивнул, предлагая сесть напротив.

— Садись, Максим, — проговорил он.

Я сел, внимательно всматриваясь в его лицо, пытаясь понять, что же произошло. Ермак выглядел напряжённым и мрачным.

— Ночью убили Юнуса, — сказал Ермак. — Его и всех, кто был с ним. Судя по всему, он ехал к нам. Убили недалеко от Сибира

— Кто это сделал?

— Точно не знаю, — пожал плечами Ермак. — С виду похоже на разбойников. Расстреляли из луков и забрали все ценные вещи.

— Как-то странно, — заметил я. — Хотя, может, я и ошибаюсь.

— Нет, Максим, не ошибаешься, — проговорил атаман. — Странно, и очень. Нападение случилось на дороге, которая вела от места, где сейчас находится Кучум, к Сибиру. Скорее всего, Юнус после разговора с нами поехал прямиком к нему. Поговорив с ханом, тотчас, ночью, поспешил к нам. Если б разговор был неудачным, он бы ни за что этого не сделал. Значит, он смог договориться о мире. А потом его убили.

— Разбойники… — вздохнул я.

— Разбойников в здешних краях мало. Почти не забредают. Я велел докладывать обо всех лихих людях, даже просто похожих на них, откуда б те не появились. Они здесь очень не нужны, особенно которые с наших краев. Ограбят кого-то, и все скажут — русские сделали. Поэтому местные сразу говорят нам, если кого заметят.

— Тогда кто?

— Неужели не догадываешься?

— Кучум?

— Он. Отказать Юнусу — значит, заявить о себе, как о человеке, который хочет кровопролития. Поэтому согласился. А когда Юнус поспешил к нам, убил его по дороге. У него есть доверенные люди, готовые на все. Нам о них говорили разведчики.

— А если об этом узнают? Он же погубил очень уважаемого человека в этих краях?

— Доказательств, что случилось именно это, нет. Даже вслух произнести такое на его землях никто не сможет, потому что головы можно лишиться запросто.

— Значит, война будет… — вздохнул я.

— Да. Теперь неизбежно. На днях еще один клан присоединился к Кучуму. Желания у них не было никакого, но пришлось. А в нем одном бойцов вдвое больше, чем у нас. Так что отдыхать некогда.

…За три недели, что прошли с того рокового утра, когда Ермак сообщил о смерти Юнус-бия, мы успели сделать невозможное. Сибир готовился к войне, и главная задача заключалась в том, чтобы дать отряду достойную артиллерию. Ведь воевать без пушек, особенно сейчас, когда татары Кучума нас превосходят числом, было бы крайне опасно.

Половину из этих четырнадцати дней я провёл в кузне, пропахший дымом и покрытый сажей, почти не выходя наружу, кроме коротких перерывов, чтобы перекусить или немного поспать. О том, чем я занимался «в другую половину дня» — немного позже.

Работали мы без отрыва, сменяя друг друга у горнов и на стапелей, и за это время сумели сделать три новых орудия. Это были железные пушки особой конструкции, которые казаки не то насмешливо, не то уважительно называли «тюфяками».

Мы подготовили в каждую кузню стапель — тяжёлую, прочную деревянную раму, которая должна выдержать вес всей конструкции. Основание, сколоченное и пропитанное дёгтем, покоилось на массивных брёвнах, вбитых глубоко в землю.

Затем мы выковали железные полосы. Каждая длиной чуть больше метра, шириной около полутора сантиметров. Шире не стоит — возрастает риск прорыва газов. Чем уже полосы, тем проще их уложить и соединить вокруг составного деревянного сердечника, который должен стать формой для внутреннего канала ствола. Он делался составным, чтоб легче вытаскиваться.

Работа была кропотливой и утомительной. Полосы ложились вплотную друг к другу с максимальной точностью, так, чтобы не осталось даже малейших щелей, через которые могут вырваться пороховые газы. Внахлест решили не делать — такой метод менее надежен.

Затем пришло время надевать железные обручи — кольца шириной в три сантиметра, тоже выкованные нами. Эти обручи должны надёжно сжимать полосы, придавая конструкции прочность. Мы разогревали их в горне докрасна, затем, хватая клещами, быстро переносили к цилиндру и надевали сверху на собранный ствол. Обруч, остывая, сужался и стискивал металл.

Киянками аккуратно, но с усилием, мы постукивали по обручам, пока те окончательно не садились на место.

Ближе к задней части ствола мы упрочнили конструкцию — сделали двойной ряд полос. Это очень важно там, где давление пороховых газов будет особенно велико. Участок пушки принимает первый удар на себя и должен выдерживать колоссальную нагрузку при выстреле, поэтому такой слой железа здесь просто необходим.

Но самая тяжелая работа была над каморой — частью орудия, где размещался пороховой заряд. Камора должна была быть особенно прочной, поэтому мы взяли массивный железный брусок и приступили к его обработке. Дело это тяжёлое и трудоёмкое: металл приходилось нагревать снова и снова, выбивая в нём пробойником отверстие. Мы сделали стенки каморы максимально толстыми, почти в два раза превышающими толщину ствола, чтобы избежать разрыва во время выстрела.

Становится камора будет методом «термоусадки» — раскаленная железяка наденется на ствол, и остыв, сожмется с огромной силой. Заглушка — из железного цилиндра, установленного внутрь каморы с помощью металлических клиньев. Камора с глухим дном, в виде «стакана», для нас сейчас чересчур сложна, требует слишком много времени и сил. Сверху каморы — еще два железных обруча. А еще нужна внутренняя втулка в ствол — без пушку грамотнее будет называть «бомбой».

Пока мы работали, в кузне постоянно заходили Ермак, Матвей, да и остальные сотники и начальники в отряде. «Простых людей» мы в кузни не пускали — Ермак хотел, чтоб создание новых пушек осталось тайной. Честно говоря, не уверен, что реалистично, но приказ выполнялся.

Шпионы Кучума, которые наверняка были в Сибире, не могли не заметить, что кузни работают сутками. Значит, там что-то делают! Вопрос, что!

Поговорив об этом я Ермаком, мы договорились поступить следующим образом — каждый день выносить отсюда самострелы новой конструкции — мол, делаем только их, а ночью тайно затаскивать обратно. Причем даже испытания проводить на нашем «стрельбище», вот так! Идея хорошая, но я все равно не был уверен, что сработает. И потом, куда ставить-то пушки? Это не те вещи, которые можно легко спрятать.

Ну, решил я, если даже Кучум узнает о нашей новой артиллерии, не так уж и страшно. Хуже будет, если нам не удастся ее сделать.

К концу недели, когда на улице уже смеркалось, наконец наступил решающий момент. Первая пушка была готова. Она лежала на стапеле, сверкая тёмным металлом в отблесках кузнечного огня, а воздух вокруг неё будто дрожал от жара в кузне. Канал ствола, диаметром больше четырёх сантиметров, очень подходил для ядер весом около половины фунта или картечи. Именно этот калибр обеспечивал пушке хорошую дальность стрельбы, прямой наводкой около двухсот метров, и приличную точность. В бою на близких расстояниях картечь, заряженная в такой ствол, могла быть просто страшным оружием, легко срезая несколько человек за один выстрел.

Заряд пороха, который мы рассчитали, должен был составлять меньше полусотни грамм (лучше тридцать-сорок). Такой заряд давал хороший баланс между мощностью выстрела и безопасностью самой пушки, исключая разрывы и повреждения ствола.

Вслед за первой пушкой была закончена и вторая, и третья. Они тоже тайно переместились ночью в специально построенный деревянный ангар рядом с первой кузней, где хранились под надёжной охраной на случай потенциальной диверсии.

От испытаний Ермак решил отказаться.

— Авось не разорвет, — вздохнул он. — Если раз бабахнуть, вся Сибирь узнает, чем мы в кузнях занимаемся.

Спорить мы не стали. В принципе, разорвать действительно не должно. Делали с запасом прочности, и много пороха для выстрела сыпать не будем. Нам не каменные крепости штурмовать, а бить по пехоте — задача не такая трудная. Пушки, которые мы создали, не были красивыми или элегантными. Они были грубыми и тяжёлыми, даже выглядели жутковато. Но это не главное! Их сила в простоте и прочности. Они надёжны, просты в использовании, их даже можно ремонтировать в полевых условиях.

Наши «тюфяки» не для парадов, а для тяжёлых, грязных и кровавых битв.

Итого теперь у нас семнадцать «тюфяков» — четырнадцать было, и еще три новых. Пусть сделанных «на коленке», но польза от них будет огромная.

Рассказывая о пушках, я сказал, что проводил в кузнях всего половину дня. Возникает законный вопрос — а чем ты, черт побери, занимался в остальное время? Небось с Дашей на речке кувыркался?

Увы! В это время мне было совершенно не до женщин! С Дашей за эти дни я встретился только один раз. Позволил себе немного отвлечься, а то звон молота уже стоял в ушах, даже когда выходил из кузни.

Пушки были не единственным проектом, за который я отвечал, поэтому приходилось от них отрываться.

Меньше всего времени у меня занимал ров. Копать траншею могли запросто без моего чуткого руководства.

По моим расчетам, чтобы обкопать весь город, требовалось две недели или больше. Но с таким количеством народа, какое мы привлекли к работе, дело закончилось даже быстрее. Подгонять особенно никого не приходилось. Все понимали, что лучше неделю лопатой помахать, чем потом татарскую стрелу из спины вытаскивать.

Работа начиналась с рассветом и заканчивалась лишь глубокой ночью, и скоро ров глубиной в два метра и шириной в три был закончен. Расстояние до стен — около пяти метров.

В принципе, нормально. Сам по себе он врага не остановит, но вместе с остальными сюрпризами очень даже может. Забросать-то его забросают — вязанками хвороста и своими телами, однако время на это уйдет, а со стен будут стрелять. Но желательно, конечно, забросать телами. Оно и хоронить будет проще. Кровожадно сказал, но не я это придумал.

За время, пока одни жители города копали ров, другие ставили ещё одну важную линию обороны. Перед рвом, на расстоянии всего в несколько шагов от его края, появилась длинная и широкая полоса рогатин. Защита простая, но важная.

Рогатины угрожающе смотрели в окружающее город пространство и представляли собой брёвна, заострённые на концах и глубоко вбитые в землю под углом. Каждый заострённый кол был длиной около двух метров, из которых почти половина уходила в землю. Расстояние между ними было примерно двадцать-тридцать сантиметров, не больше, и это исключало возможность для человека быстро проскользнуть между ними.

Ширина полосы, занятой рогатинами, составляла от пяти до семи метров, и тянулась она вдоль всего периметра оборонительного рва, плотно охватывая город со всех сторон. Если противник захочет приблизиться к городу, то ему придётся сначала преодолеть этот лес острых деревянных кольев, а затем ещё и ров.

Засыпать ров под огнём уже задача не из лёгких. Но если перед рвом стоит сплошной частокол рогатин, дело становится вовсе адским. Попробуй подтащить ко рву вязанки хвороста, чтобы засыпать им ров и пройти по насыпи, когда по тебе пялят из пушек, ружей, в тебя летят стрелы, да еще и нужно не нанизаться на деревянное острие!

Кое-где, правда, было схалтурено — рогатины сидели недостаточно глубоко. Я позвал Лаптя, и он дальше распорядился, чтоб прислали людей на доработку.

Хотя понять тех, кто вставил колья недостаточно, можно. Работа по их установке рогатин непростая и очень тяжёлая. Каждое бревно, прежде чем его вбить в землю, требовалось тщательно заострить топором или ножом. Затем колья аккуратно и ровно размещали в земле, для чего сначала делали небольшие углубления, после чего загоняли их на глубину не меньше метра, и потом окончательно закрепляли, утрамбовывая землю ногами и деревянными колотушками.

Теперь город выглядел совершенно зловеще. Оскалил клыки. Приготовился жрать вражескую пехоту. Приходите ко мне в пасть, маленькие люди, говорил он, ощетинившись рядами острых бревен.

— Жутко, — сказал я Мещеряку, с которым обходил частокол.

— Вот и хорошо! — ответил не склонный к сентиментальности Матвей.

…День клонился к вечеру, и я решил лечь пораньше, чтоб немного выспаться и освежить голову. Пришел к себе в избу и упал на лавку, твердо намереваясь не просыпаться до рассвета.

Но не тут-то было — посреди ночи меня разбудили выстрелы.

Сначала пара, потом еще и еще. А затем послышались крики.

Что-то случилось.