Военный инженер Ермака. Книга 1

Глава 15

Утром я проснулся мгновенно, будто не спал вовсе, а лишь ждал, когда серый рассвет вытеснит остатки темноты из углов избы. Тело, несмотря на вчерашний вечер, бодрое. Готовое к работе и к схватке.

Я быстро оделся, вышел на улицу и пошёл к Иртышу.

Воздух был свежим, влажным, с тонким ароматом дыма и тины. Где-то вдали скулил пёс, а над крышами стелился лёгкий туман — лето в здешних краях бывает разным. Я шёл быстро.

Интересно, придет ли сегодня на речку Даша. И куда она, в самом деле, вчера подевалась? Превратилась в птицу и перепорхнула через стену? Да уж. В мистику я верю слабо, хотя несколько раз приходилось сталкиваться с непонятным.

Неужели она и вправду ведьма, как о ней говорят некоторые.

А зачем она звала меня за собой? Решила поиграть?

…Даши на речке не было. Хорошо это или плохо — не знаю.

Я разделся, шагнул в воду. Холод охватил грудь, сбивая дыхание, но я нырнул, разом отбрасывая и мысли, и тревоги. Вода Иртыша бодрит, да еще как!

Когда я вышел на берег, оделся и пошёл обратно в город.

Там уже просыпалась жизнь. Кто-то чистил оружие у избы, кто-то топил печь. Пахло хлебом и углём. Мимо прошёл Лиходеев, кивнул мне, но не стал останавливаться — дел, видать, по горло. В кузнице уже звенело железо.

Все, сказал я себе, настраивайся.

Сегодня много работы. Засада на руднике, пусть и очень удачная, выбила из графика. Надо достраивать стрельбище и делать самострелы. Кузни уже готовы, печи благодаря огню подсохли. Кучум наверняка скоро захочет отомстить. Колесцовое оружие — интересно, но пока что неактуально. Подходящего кремня или пирита нет, а без них эта затея бессмысленна.

Я кивнул свои мыслям и пошел к кузнецу Макару.

…Совещание проходило в просторной избе, находящейся в остроге под Сольвычегодском. Она была обшита тесаным кедром, с окнами из слюды и высоким потолком. Под кровлей темнел брус, на котором висели связки сушёных трав. По углам — массивные сундуки, обитые железом. У стены — натёртый до блеска длинный стол из лиственницы.

За ним и сидели три брата Строгановых.

Старший, Яков, держался прямо, как на казённом приёме. Суровое лицо, аккуратно подстриженная борода, одежда — простая, но дорогая: черный кафтан, серебряный пояс, перстень с резным агатом. Он казался человеком железного порядка и жесткой воли. В этих краях его слово весило больше, чем грамота воеводы. На вид ему было лет сорок.

Средний, Семён, был мягче, и внешне походил на священника: округлое лицо, широкие ладони, чуть поношенный, но тоже очень дорогой кафтан.

Максиму, младшему, было меньше тридцати. Рядом со своими братьями он казался почти мальчишкой. Он держал на коленях пухлую счетную книгу с чернильными пятнами на страницах.

На столе стояли расписанные кубки с морсом, лежали кожаные тетради. Потрескивал огонь в каменной печи.

— Значит, вот что, — сказал Яков, уперев ладони в край стола. — Хватит с нас этих фантазий. Поход Ермака — дело гиблое. Деньги он жрёт, как прорва, людей — как мясорубка, а отдачи нет ни гроша.

— Ну, не совсем так, — возразил Семён, нахмурившись. — Люди Ермака Кашлык взяли, хан в бегах. Это, хочешь не хочешь, успех.

— Успех, — фыркнул Яков. — Во сколько он нам обошелся? Мы за огромные деньги снарядили отряд Ермака, а потом постоянно посылаем ему лодки с солью, оружием, порохом. Мы знаем, во сколько нам обходится такая экспедиция! А еще и не каждая доходит.

— Надеемся, что будут доходить, — вмешался Максим. — Провожатые теперь у нас надёжные, казаки опытные. Ермак сам велел не рисковать зря.

Яков отмахнулся:

— Надежды — для дураков. А мы с вами купцы, не игроки. Нам отчёт важен. Что там по цифрам, Максим?

— Большие издержки, — честно вздохнул тот. — А доходов, по сути, ноль. Ясак, то есть дань, собираемая отрядом, мала. Только письмо от Ермака, где он просит ещё, ещё и ещё.

— Вот то-то и оно, — кивнул Яков. — Ермак — человек военный. У него меч вместо счёта. А у нас — лавки, рудники, варницы. Нам дела вести надо. А не войну с диким ханом, которую выиграть, похоже, не получится.

Семён потёр бороду:

— Всё так. Но и бросить его — это подставить. Имя наше с Ермаком связано. Люди говорят: Ермак пошёл — Строгановы отправили. Не станет поддержки, скажут, что предали.

— Глупости, — отрезал Яков. — Мы — не цари, чтоб вести полки. Мы — купцы. Да и Москве, скажу так, эти земли на краю мира не так уж и дороги. Пока казна пуста, нет дела до Сибири.

— А если татары возьмут Кашлык? — спросил Максим. — И перебьют весь отряд? Да и люди Ермака — не все наёмники, там наши тоже есть. Кто за них будет отвечать?

— Если перебьют, значит, на то божья воля. Ты хочешь, чтоб мы ещё один караван снарядили? — поднял брови Яков. — Опять деньги кидать в омут? Я сказал — больше не отправим. Пусть тот, что сейчас идёт, будет последним. Дальше — посмотрим. Хотя и так все ясно. Смотреть не на что. Сибирь остается для нас чужой.

Семён посмотрел в сторону.

— У Кучума войско большое, и злобы у них много. Не забудут они падение Кашлыка, и не простят. Даже если Ермак сейчас справится — сколько ещё он выстоит? Год? Два? А потом? — произнес Яков.

— Потом — пусть государь решает, — после паузы продолжил он. — И отправляет войско, если захочет. Мы свою работу сделали. Открыли путь, оснастили, поддержали. Но уже хватит. Денег Сибирь нам не дала. Один дым да потери. Нам нужно заботиться о солеварнях и медеплавильнях. Вот где наше дело.

В комнате повисла тишина. Трещала полена в печи, тихо закапал дождь по окнам.

Максим вздохнул, закрыл книгу.

— Значит, один обоз идёт, но других не будет. А если он не дойдёт — Ермаку очень быстро конец. Пороха у них надолго не хватит.

— Да, — твёрдо сказал Яков. — Всё. Конец. Но даже если и дойдет, все равно, особо он ничего не изменит.

— Жаль, — сказал Семён. — Великим могло бы стать дело.

— Могло, — согласился Яков. — Но не стало. Наш отец и дед потому и заработали богатство, что умели вовремя останавливаться. Мы должны поступать так же.

…Работа кипела. Стены кузниц дрожали от ударов молотов, воздух пропитался запахом раскалённого железа, древесного угля и пота. Мы готовились к войне. С татарами, с Кучумом, со всей Сибирью.

Работали все четыре кузницы. Старая и три новых.

В первой — Макар. Мрачный, ворчливый, но опытный и умелый. К нему Тихон Родионович приставил двух новых подмастерьев — оба молодые, по восемнадцать лет, выглядят, как деревенские парни, руки грубые, но глаза живые. Макар поначалу недовольно рявкал на них, но быстро привык к новым людям: показывал, как ставить шаблон, как подгонять плечи к ложе, как выгибать сталь для дуги.

Через несколько дней, как я прикинул, ребята уже сумеют делать простейшие заготовки сами, а потом и собирать самострелы без посторонней помощи. Пока только самострелы по шаблону, выполнять другую кузнечную работу так быстро не смогут, но это пока и не слишком нужно. Главное сейчас — оружие.

Во второй кузне — Фома Заря. Раньше был у Макара учеником, теперь сам за главного. Стал серьёзен, будто повзрослел на пять лет. У него тоже два подмастерья — один бывший охотник, второй вообще гончар. Но ничего, руки и терпение есть, остальное приложится. Фома оказался хорошим наставником: не кричал, но всё проверял и переделывал, если надо. Я видел, как он сам перековывал неудачную заготовку, хотя устал так, что руки тряслись. Молодец, Фома.

Третья кузня — самая тяжёлая для меня лично. Там работал Гриша Малый. Мальчишка. Четырнадцать лет, но мастерство — будь здоров. Всё, чему его учил Макар, он впитывал, как губка. Знал, как работать с каленым железом, сам вёл подмастерьев — двух серьёзных мужиков, старше его лет на пятнадцать с лишним каждый. Они поначалу смеялись, потом замолчали, когда Гриша показал им, как правильно ковать плечо для самострела. Но я видел — тяжело ему. И физически, и морально. Всё на себе тянет. Поэтому я часто заходил к нему, смотрел, хвалил, когда надо. Макар с Фомой тоже помогали, когда советом, когда делом.

А четвёртая кузня — моя. Подмастерья мои оказались очень толковые, даже не ожидал. Я быстро поставил им задачи, объяснил суть.

Обучение шло быстро. Метод был простой: сначала — смотрим, потом — повторяем, затем — делаем.

Потом подключим еще людей, но они будут выполнять в основном вспомогательное, вроде работы с мехами. Так-то надо в течении дня чтоб в кузне было минимум три человека. А для работы в две смены, получается, за одной кузней должны быть закреплены шестеро. Тихон Родионович с Ермаком обещали найти. Но для начала надо попробовать без большой толпы.

Дементий Лапоть со своими учениками, тем временем, делал ложи для нашего оружия. У него работа была попроще и никаких трудностей не возникало. После сверления пушечных стволов любая плотницкая работа теперь покажется пустяковой. Они же собирали самострелы — натягивали тетиву, закрепляли механизмы. Серьезнейшая помощь!

К вечеру общими усилиями сделали самострел. Над сложными деталями работали мы с Макаром, Фома с Гришей — над остальными. Наверное, быстрее и не получится. Самострел, все-таки, не лошадиная подкова. Плюс нужны стрелы, а они тоже отнимают время. Может, не столько, но все-таки. Однако мы все сделали, и теперь несли оружие на стрельбище проверять.

Его уже полностью достроили внутри острога. Все готово, разве что табличка «добро пожаловать» не висит.

Длинный коридор, отделённый от остального пространства частоколом из бревен. Высокие стены, с земляным валом на конце. Мишени — деревянные и набитые соломой кожаные татарские доспехи. Одна мишень — с железными пластинами, для совсем суровой оценки пробивной способности.

Посмотреть на испытания пришло куча народу, в том числе и Мещеряк с другими сотниками.

Я встал первым. Зарядил. Натянул тетиву. Прицелился. Выдох. Выстрел.

Стрела с легкостью прошила одетую в кожу соломенную куклу.

Второй выстрел сделал Макар. Стрела легко пробила деревянную доску.

По металлу можно не пробовать. Все ясно и так.

Мы переглянулись. На наших уставших лицах появились улыбки.

— Бьет, — сказал Макар. — Мощный.

— Получается, — кивнул я. — Будем дальше работать.

Шатёр хана Кучума был наполнен ароматом благовоний. Почти не было слышно звуков снаружи — только редкое ржание коней и мерный скрип деревьев за ветром. Хан сидел, опершись на левую руку, пальцами правой перебирая узел на бахроме подушки.

Вдруг в шатер вбежал гонец. Он упал на колени, склонив голову к земле.

— Говори, — негромко сказал Кучум, безразлично глядя на него.

Голос гонца дрожал.

— О повелитель… Отряд Батукая… тот, что шёл к руднику…

Кучум поднял бровь.

— Что с ним?

Гонец сглотнул и опустил голову ещё ниже, почти касаясь лбом ковра.

— Они не вернутся, господин. Ни один. Поляна, на которой стоит рудник, залита кровью. Ермак приказал мулле Искера похоронить наших воинов согласно обычаю. Всё указывает на засаду.

Хан напрягся, глаза его сузились.

— Засада?

— Да, о господин. Там были пушки. Откуда, неизвестно, но точно были. Наши люди слышали залпы с рудника. Били картечью. Где Ермак взял новые пушки, неизвестно, потому что все, какие у него были, оставались на стенах города.

— Пушки? — переспросил Кучум и встал с подушек. — Новые?

— Да, господин.

Повисла тишина. Хан сидел неподвижно, будто закованный в камень, только ноздри раздувались от тяжелого дыхания.

— Кто предложил атаковать рудник? — спросил он медленно.

— Этим ведал Тимир-ага. Он уверял, что рудник почти не охраняется. Что это будет лёгкая добыча.

Кучум отвернулся и с минуту молчал.

— Позвать Тимира, — бросил он через плечо.

Прошло несколько минут. В шатёр вошёл человек лет пятидесяти, в богатом кафтане, с серьгой в ухе и короткой бородкой. Его лицо было бледным от ужаса. Он упал на колени еще быстрее, чем гонец.

— Чего молчишь? — спросил хан.

И, не дав ответить, продолжил.

— Ты велел послать людей на рудник.

— Да. Это был правильный расчёт. Там не должно было быть много солдат. Они добывали руду. Там всегда находились несколько рабочих и солдат, и все. Удар должен был случиться неожиданным.

— Но не случился, — мрачно сказал Кучум.

— Да, господин, — чуть слышно ответил стоящий на коленях.

— И закончился смертью для всех. Никто не ушёл. Все мертвы от пушечной картечи.

Тимир не отвечал.

— Ты знаешь, почему это произошло?

— Нет, — проговорил Тимир, — но я узнаю. Мы отомстим за смерть наших людей…

— Ты говорил, что рудник без защиты. Все оказалось не так. Значит, ты солгал.

— Я… — начал Тимир, но Кучум махнул рукой.

— Молчи. Ты погубил наших воинов. И дал Ермаку понять, что мы глупы. Что не умеем думать. Что не боимся лезть в ловушки. Теперь он ликует.

Он шагнул к Тимиру.

— Ты сделал из меня посмешище, — прошептал хан. — И ты за это заплатишь.

Он вытянул руку, и один из стражей подал саблю.

Тимир вскочил, попятился, но выхода не было — за его спиной стояли охранники хана.

— Пощади! Это была ошибка! Я…

— Молчать, — бросил хан, и резким движением рассёк саблей воздух.

Тимир упал на колени, зажимая горло. Сквозь пальцы ручьем текла кровь. Через несколько секунд он рухнул ничком, дрогнул и замер.

Кучум бросил саблю стражу и тяжело сел обратно. Тишина повисла над шатром.

— Завтра соберёте совет, — сказал он, словно ничего не случилось. — Нужно решить, что делать дальше.

Гонец всё ещё стоял на коленях, бледный как мел.

— Ступай, — бросил ему Кучум. — Пусть все знают, что ошибок я не прощаю.

…После испытаний самострелов в голове гудело, пальцы ныли от работы. Всё было хорошо, но усталость давала себя знать. Я уже собирался ложиться спать, когда снаружи послышался лёгкий скрип — будто кто-то осторожно ступил на сухую доску. Я выглянул за дверь.

Она стояла в тени. Черное платье, несмотря на лунный свет, почти сливалось с темнотой. Даша. Та самая. Мистическим образом пропавшая накануне.

— Здравствуй, — сказал я.

— Здравствуй, — с едва заметной улыбкой откликнулась она.

— Куда ты пропала вчера?

— Я никуда пропадала, — произнесла Даша все с той же улыбкой.

— Тогда, получается, случилось наваждение.

Она чуть слышно засмеялась.

— Не боишься пойти со мной?

— Нет, — ответил я. — Я смелый.

— Тогда иди.

Она пошла к городской стене, к тому месту, где бесследно исчезла вчера. Несмотря на луну, темень там была, хоть глаза выколи. У самой стены Даша наклонилась и подняла из земли темный люк.

— Это что? — спросил я, хотя все стало понятно и так.

— Подземный ход. Один из нескольких, какие есть в городе. Мне разрешено выходить наружу по ночам. Охрана знает. Я собираю травы, а некоторые из них сильнее, если сорвать их ночью.

— А как ты их находишь? — изумился я.

— Умею видеть в темноте. Думаешь, зря многие считают меня здесь колдуньей? — засмеялась Даша.

— Вот это да… — я покачал головой.

— И еще, — сказала Даша. — иногда я выхожу за ограду для того, чтобы посмотреть, нет ли татарских разведчиков. Ночью я их вижу, а они меня — нет. Ну что, пойдешь со мной, или страшно?

— Очень страшно, — пошутил я, — но пойду.

Из люка тянуло сыростью и мхом. Даша спустилась внутрь. Я последовал за ней, а потом закрыл люк.

Ход был низкий, приходилось пригибаться. Мы шли в абсолютном мраке. Руки я держал впереди, чтобы не врезаться в стену. Потом Даша открыла люк, в подземелье проникла капелька лунного света, и мы вылезли наверх около пристани.

Но стража со стен нас видеть не могла. Слишком темно.

— И что теперь? — спросил я.

— Не хочешь пойти поплавать? — ответила Даша. — Там же, где ты купаешься по утрам. Там действительно хорошее место.

— Как бы не сломать ноги по дороге, — усмехнулся я.

— Буду держать тебя за руку, — пообещала Даша.

— Тогда вперед, — кивнул я.

Через пару минут мы оказались на месте. Даша, судя по всему, не обманула — она действительно видела в темноте, как кошка. Шла вперед так же быстро, как человек ходит днем, и предупреждала меня о низких ветках и ямах.

На пляже было гораздо светлее. Луна вышла из-за туч, Иртыш блестел серебром.

Даша направилась к воде. Не дойдя до нее нескольких шагов, она остановилась и быстрым движением сбросила платье.