Владимир, сын Волка

Глава шестая. Резервы совершенствования

*СССР, Узбекская ССР, посёлок Азадбаш, в/ч 64411, 9 июня 1983 года*

— Дышите, — сказал врач, приложивший к груди Директора фонендоскоп. — А теперь не дышите. Всё, можете дышать.

В части ему вновь приходится проходить медосмотр, а также курс вакцинации от ряда заболеваний — брюшного тифа, дизентерии, холеры и столбняка. От столбняка его вакцинировали ещё в Москве, но тут, как он понял, «закрепляющая» вакцинация.

Около часа назад он был у стоматолога, который проверил состояние зубов. Было признано, что у Жириновского отличные зубы, поэтому проблем не ожидается.

Закончив с прослушиванием, врач замерил давление и внёс данные в карту.

— Можете быть свободны, — сказал он.

Этот медосмотр — сущая формальность, необходимая лишь для того, чтобы удостовериться, что московские врачи хорошо знают свою работу и не пропустили какое-нибудь хроническое заболевание.

«Хроника может обостриться от перелёта и смены климата», — размышлял об этом Директор, следуя за прапорщиком Рытовым к вещевому складу. — «Дополнительный медосмотр не лишён смысла».

На вещевом складе ему выдали форму «х/б», брючной ремень, нательное бельё, сапоги, портянки, поясной ремень с подсумками для боеприпасов, СШ-68, ранец с противогазом, плащ-палатку, пенопластовый коврик и прочее необходимое — он расписался за всё выданное.

— Товарищ старший лейтенант, следуйте за мной, — сказал Директору, вышедшему со склада, прапорщик Артюхов.

Директора распределили в 3-ю учебную роту, относящуюся ко 2-му учебному батальону. В расположение этой роты и повёл его прапорщик.

Прапорщик показал, где находится положенная ему кровать, а также, зачем-то, начал учить его, как правильно складывать личные вещи и принадлежности. У Директора в этом двойной опыт, поэтому учить его не нужно, но он не стал ничего говорить, а лишь терпеливо дождался, пока ему покажут нисколько не изменившиеся правила размещения вещей в тумбочке и общем шкафу для плащ-палаток и ОЗК.

В своей прошлой жизни, он служил в ГСВГ, в 120-м гвардейском мотострелковом Познанском Краснознамённом орденов Кутузова и Александра Невского полку, механиком-водителем БМП-1.

Дедовщины, как таковой, он там не встретил, потому что ГСВГ была под пристальным контролем командования, хотя элементы её были — пусть и не употреблялись такие слова как «дед» и «дух», но было разделение на «старослужащих» и «молодых».

Впрочем, Директор ощущал на себе воздействие этой неуставной иерархии лишь первые полгода, а затем его повысили до звания младшего сержанта, в чём немалую роль сыграло то, что он очень быстро освоил необходимые навыки и стал считаться очень хорошим механиком-водителем.

К концу срочной службы он дослужился до старшего сержанта, но сама служба ему очень не понравилась. Да, она дала ему очень ценные навыки обращения с людьми, которые помогали успешно руководить школой даже в самые тяжёлые периоды 90-х, но все два года он был в постоянном физическом и психическом напряжении, потому что полк находился в первом стратегическом эшелоне. Перспектива войны против НАТО его тогда не особо волновала, потому что он считал, что это крайне маловероятное событие, ввиду существования десятков тысяч ядерных ракет, но из-за этой перспективы полк дрючили практически непрерывно, ради достижения высшего уровня боеготовности…

— Здравия желаю, — приветствовал Директора какой-то капитан. — Игорь Аблесимов.

На вид ему лет тридцать, сложен крепко, даже несколько приземисто, на голове чёрные волосы, с уверенно штурмующей рубеж лысиной, над серыми глазами густые брови, лицо почти прямоугольное, с выраженными скулами и широким подбородком.

Одет он в хорошо подогнанную "х/б", уже слегка потёртую от ношения.

— Здравия желаю, товарищ капитан, — козырнул Директор. — Владимир Жириновский.

— Рад знакомству, — кивнул Аблесимов. — Тоже доброволец?

— Так точно, — подтвердил Директор.

— Прямо по уставу отвечать не надо, — попросил его Аблесимов. — Игорем меня зови.

— Тогда — Володя, — кивнул Директор.

— Откуда будешь? — спросил улыбнувшийся капитан.

— Из Москвы приехал, — ответил Директор. — Но родом из Алма-Аты.

— О, Алма-Ата… — ещё шире заулыбался капитан. — Бывал там в командировке. А кем работал в Москве?

— Юристом в Инюрколлегии, — ответил Директор.

— Никогда не слышал о такой, — покачал головой Аблесимов. — А я в ГСВГ служил — в 506-м гвардейском мотострелковом полку. Слышал о таком?

По нему сразу было видно, что он кадровый военный, окончивший военное училище.

— Слышал, когда служил, — сказал абсолютную правду Директор.

506-й полк дислоцировался в Наумбурге, ГДР, относительно недалеко от Ордруфа, где находился полк Директора — когда-то, в прошлой жизни.

— ВУС? — поинтересовался Игорь.

— Офицер-пропагандист, — ответил Директор.

— Хм… — хмыкнул капитан с сомнением.

— Но подался я переводчиком с фарси, — добавил Директор.

— А вот это ценно, — покивал Игорь. — Говорят, переводчиков остро не хватает. Хорошо владеешь фарси?

— На неплохом уровне, — подтвердил Директор. — Но есть куда расти.

— А я — разведчик, — сообщил Игорь. — Мне две недели осталось и «за речку».

В казарму вошёл десяток потных и уставших офицеров, видимо, вернувшихся с ФИЗО.

— Товарищи офицеры, — вошёл вслед за ними прапорщик Артюхов. — Командир роты приказал строиться на плацу.

Директор последовал за остальными офицерами и встал в быстро образовавшийся строй.

— Здравия желаю, товарищи офицеры! — приветствовал их командир роты, майор. — Времени мало, поэтому не будем тратить его на этикет. У нас есть новоприбывшие. Для новоприбывших: я — майор Булатов, Мэлс Борисович, и я командую 3-й учебной ротой, в которой вы будете состоять следующие два месяца. Товарищ прапорщик, список!

Прапорщик передал ему планшет со списком.

— Старший лейтенант Астафьев! — прочитал майор Булатов.

— Я! — откликнулся офицер.

— Капитан Баюк! — продолжил Булатов.

— Я! — откликнулся офицер справа от Директора.

Майор продолжил перечислять звания и фамилии из списка.

— Старший лейтенант Жириновский! — наконец, назвал он.

— Я! — ответил Директор.

Булатов рассмотрел его пристальным взглядом. В его глазах виделось, что он знает, что Жириновский — «пиджак»[12], но «пиджак» не совсем пропащий, потому что служил офицером по призыву полтора года…

Всего было озвучено двадцать три звания и фамилии — как понял Директор, это и есть новый учебный взвод.

— Все упомянутые входят в состав 3-го учебного взвода, командиром которого я назначаю капитана Скорнякова! — уведомил всех майор Булатов. — На этом всё. Разойтись.

Директор последовал за остальными новоприбывшими, в казарму. Там он достал из тумбочки швейный набор и начал задумываться о том, что нужно приготовить свою форму.

— Здравия желаю, — козырнул подошедший к нему лейтенант. — Лейтенант Макаров, Леонид Кириллович.

— Здравия желаю, — козырнул ему Директор. — Старший лейтенант Жириновский, Владимир Вольфович.

— Вы лично знакомы с товарищем майором? — поинтересовался лейтенант.

— Нет, — покачал головой Директор. — К чему этот вопрос?

— Он очень долго смотрел на вас, — объяснил свой интерес Макаров.

— А, это потому, что я — «пиджак», — ответил Директор. — Курсантом не был, плац кирзой не топтал, школу не прошёл и так далее.

— А-а-а, тогда понятно, — кивнул Макаров. — Разрешите идти?

— Идите, — отпустил его Директор.

Большой дружбы с офицерами учебки у него точно не получится — он уловил, как резко похолодел взгляд этого летёхи.

*СССР, Узбекская ССР, посёлок Азадбаш, в/ч 64411, 10 июня 1983 года*

Директора вызвали к командиру роты, по неизвестной причине.

Он уже начал привыкать к казарме и сегодня, прямо с утра, не оправдал ожиданий коллектива — пробежал три километра не хуже остальных.

— Здравия желаю, товарищ майор! — образцово выполнил Директор воинское приветствие, когда его позвали. — Старший лейтенант Жириновский по вашему приказанию прибыл!

В кабинете комроты майор Булатов находился не один — присутствуют ещё два офицера, майор и капитан. Директор обозначил приветствие им, коротким кивком из стойки «смирно». Те кивнули в ответ.

— Вольно, — разрешил майор Булатов.

Директор расслабился.

— Почему не сказал, что ты переводчик? — спросил комроты.

— Виноват, товарищ майор, — ответил Директор.

Вероятно, что-то пошло не так и он начал подозревать это сегодня за завтраком — ему удалось пообщаться с несколькими офицерами за столом и выяснить, что один из них из пехоты, а другой из десанта. Вкупе с лейтенантом Макаровым, который из гвардейских мотострелков, судя по знакам различия, а также с капитаном Аблесимовым, который из полевой разведки, складывается картина, что Директор попал куда-то не туда.

Должны быть курсы переводчиков, которые длятся не 3–4 недели, как для обычных офицеров, а 2–3 месяца минимум.

— Виноват… — пробурчал майор Булатов, а затем указал в сторону майора. — Вот твой настоящий командир — майор Камышов. Всё, забирайте его.

— Старший лейтенант Жириновский — на выход, — приказал майор Камышов. — А ты, товарищ майор, внимательнее смотри, кого забираешь из автобуса, ха-ха-ха! Так глазами моргнуть не успеваешь, а ценный кадр уже у тебя в казарме кукует!

— Капитан Петров, — представился капитан, вышедший вслед за Директором. — Следуй за мной.

Они вышли из казармы и капитан пошёл в одному ему известном направлении.

— Товарищ капитан, разрешите спросить, — обратился к нему Директор.

— Разрешаю, — кивнул тот.

— А что случилось? — спросил Директор.

— Бардак случился, — ответил капитан. — Куришь?

— Никак нет, — покачал головой Директор.

— А я курю, — улыбнулся Петров. — Айда в курилку.

Они свернули с дорожки и сели в пустой курилке.

— У тебя ВУС — замполит, так? — спросил капитан, достав пачку «Явы».

— Так точно, — подтвердил Директор.

— В учебной части не стали читать предписание, — продолжил Петров. — Или жопой прочитали — не знаю. Но вот ВУС твой они прочитали и решили, что им на голову уронили очередного замполита, поэтому отправили тебя в общую учебную роту, чтобы потом определиться, куда тебя приткнуть.

Он прикурил сигарету и сделал глубокую затяжку.

— А у нас недостача — не хватает одного военного переводчика, — выдохнул дым капитан. — Вчера поднялся шум, звонили в Москву — там сказали, что ты уже должен был прилететь. Сегодня утром прозвонили весь центр и нашли тебя по фамилии, а ты уже в казарме обживаешься. Сейчас заберёшь свои вещи и пойдёшь с нами — устроим в нашей казарме, и с завтрашнего дня начнёшь подготовку, вместе с остальными. Ты на три дня позже прилетел — все остальные уже здесь.

*СССР, Узбекская ССР, посёлок Азадбаш, в/ч 64411, 16 июня 1983 года*

— …, а эти, как их, Аси-Диси? — спросил старший лейтенант Кравченко.

Иван Юрьевич из Луганска, тоже учился в МГУ, но на шесть лет позже, чем Жириновский, и учил именно фарси.

Ему тридцать один год, телосложения он плотного, с густой русой шевелюрой, улыбчивый и добродушный. По натуре он, судя по всему, экстраверт, потому что активно общается со всеми на курсе военных переводчиков.

— Слышал таких, но осуждаю, — покачал головой Директор.

— А чего? — не понял Кравченко.

— Английский у них слишком корявый, — объяснил Директор. — Сразу понятно, что австралийцы.

— А что не так у австралийцев? — спросил заинтересовавшийся Иван.

— Так исторически сложилось, что Австралия была колонией, в которую никто особо не хотел плыть, — начал объяснять Директор. — Колониальные власти решили проблему с помощью преступников — корона отправляла разный криминал на каторгу в Австралии, где многие из этих каторжников, после отбытия наказания, оставались жить насовсем. А в криминал кто идёт? Люди малограмотные или, в те времена, неграмотные. Образования у них никакого, следовательно, владение языком у них, мягко говоря, посредственное. Отсюда, вследствие удалённости, образование нового диалекта английского, который на слух обычного англичанина грубоват и простонароден. Ну и произношение, без привычки, тяжело для восприятия.

— Ага… — задумчиво протянул Иван.

— И теперь представь, что вот на этом диалекте поют песни» AC/DC«, — улыбнулся Директор. — Как человеку, владеющему литературным английским, эти песенки звучат для меня, как оскорбление ушей.

— Буду знать, — заулыбался Кравченко. — Австралийский диалект — надо же…

— Товарищи офицеры! — позвал старшина Перцов. — Перекур окончен!

Кравченко быстро «добил» сигарету и бросил бычок в урну.

Уже почти неделя курса военных переводчиков, а их так и не начали водить непосредственно на курс фарси — сейчас идёт общая военная подготовка, включающая строевую, огневую, топографическую, тактическую и медицинскую подготовку.

На стрельбах Директор показал хорошие результаты — «проживание» ряда воспоминаний Жириновского, который, нет-нет, но постреливал на стрельбище в КЗакВО, существенно облегчило возвращение подзабытых навыков.

Стрельбы из АК, РПК и ПМ у него прошли хорошо, а вот с РПГ-7 пришлось учиться, потому что ни Жириновский, ни Орехов, ранее ни из чего подобного не стреляли.

— Старший лейтенант Кравченко — приступить к преодолению полосы препятствий, — приказал капитан Швачкин.

Программа подготовки отличается интенсивностью, поэтому Директор уже несколько раз мысленно похвалил себя, что озаботился самостоятельными упражнениями. Без них ему бы пришлось очень тяжело — всё-таки, обычное физическое состояние городского жителя не располагает к подобным нагрузкам.

На полный курс военных переводчиков записаны и сержанты-срочники, и кадровые офицеры — в основном те, кто уже хоть сколько-нибудь владеет фарси. Но и их, на общих основаниях, гоняют вместе с мобилизованными офицерами.

Директор поднял взгляд на палящее солнце, пересёкшее полдень.

«Скоро обед», — подумал он.

Распорядок в части, пока что, оставляет время только для отвлечённых мыслей — нынешняя деятельность не требует особых умственных усилий.

Он думал о многом: и об Афганистане, в который он полетит относительно скоро, и о том, что ему предстоит делать там, а также о том, что он будет делать после него.

В Афгане он должен прослужить два года, а это значит, что к моменту его возвращения на дворе будет 1985 год…

«То есть, Горбачёв и его команда уже будут у власти и начинается „ускорение“, вернее, „ускорение движения к развалу“ или как это назвать иначе», — подумал Директор. — «Но для нашего плана это явление, скорее, прогрессивное и положительное — Меченый позволит учреждать маленькие кооперативы».

В его плане есть одна серьёзная уязвимость, которую нужно срочно решить, сначала в теории, а затем и на практике. Уязвимость эта — надёжные люди.

Он никого не знает, ни в ком не уверен, поэтому проблема стоит под острым углом.

Намётки решения у него есть, ведь время хорошенько подумать было, но ему до сих пор не очень понятно, каким образом ко всему этому подступиться…

— Старший лейтенант Жириновский! — позвал его капитан. — Ко мне!

*СССР, Узбекская ССР, посёлок Азадбаш, в/ч 64411, 3 июля 1983 года*

Директор вышел из казармы и направился не в курилку, как остальные, а в библиотеку.

Несмотря на неприятный климат, к которому не так уж и просто адаптироваться, Директор скрупулёзно готовится и тренируется. Ему очень нужно закончить учебку с отличием, что у него уже неплохо получается — боевую подготовку он сдал на отлично, и теорию, и практику, но с языком так просто не получается.

Всё-таки, у него было слишком мало времени, поэтому приходится заниматься дополнительно — всё свободное время.

Увольнительные в Чирчик или Ташкент он не берёт, потому что у него трудности с терминами марксизма-ленинизма на фарси.

Также есть сложности с типичными заимствованиями из пушту — дари ведь не совсем фарси и в Афганистане все народы позанимали друг у друга сотни слов.

Но трудности и сложности устраняются с помощью элементарной зубрёжки, которой Директор и занимается уже который день. К моменту выпускных экзаменов он выучит всё, что нужно — такова его цель.

Завершение курса с отличием очень важно, так как это позволит избежать окраинного и второстепенного гарнизона и почти гарантирует отправку в Кабул. А в Кабуле находится всё, что ему нужно и все, кто ему нужны.

Войдя в библиотеку, он набрал с полок нужные книги и засел за столом, полностью погрузившись в словарь и учебник.

Он отвлекался лишь чтобы посмотреть на часы и не пропустить ужин.

Несколько часов спустя, в библиотеку зашёл подполковник Тюкавкин.

Дмитрий Иванович очень полюбил беседы с ним, потому что ему очень интересны взгляды Директора на международную политику и ситуацию с кадрами.

Тюкавкину сорок лет с лишним, он заместитель начальника учебного центра по боевой подготовке и отслужил полную командировку в Афгане.

— А, вот ты где! — увидел его подполковник.

— Здравия желаю, товарищ подполковник, — встал и козырнул Директор.

— Вольно, — махнул рукой Дмитрий Иванович. — А-а-а, ты всё в своём фарси… Сильно отвлекаю?

— Никак нет, товарищ подполковник, — ответил Директор.

Тюкавкин сел напротив него и достал сигареты.

— Итак, вчера мы остановились на вопросах о личном составе, — напомнил он, закурив. — Ты сказал, что есть некие массы «средних»…

— Ах, да, — улыбнулся Директор. — Я не договорил о распределении Гаусса. 100 % — это все ученики обычной школы. Примерно 10–15 % — это откровенные двоечники, 20–25 % — это троечники, 30–40 % — это ударники, а 10–15 % — это отличники, среди которых лишь 2–3 % — это таланты. Существуют факторы, изменяющие это соотношение, но оно верно в среднем по Союзу. И главная задача — выявить эти доли, чтобы выработать к ним свой подход.

Подполковник задумчиво погладил подбородок. Он подумал пару десятков секунд, а затем коротко кивнул.

— По ощущению, у нас тоже так, обычно… — согласился он.

— Это идёт вразрез с принятой у нас образовательной доктриной, но я считаю, что нужно отбирать самых талантливых учеников, выделять на них больше ресурсов, и гранить эти алмазы в бриллианты, — продолжил Директор. — Остальных бросать не нужно, но изо всех сил тащить их — это нерационально. Можно вытягивать двоечников и делать из них троечников, троечников вытягивать до ударников, а ударников до отличников, но не более этого. А вот для выполнения поставленных задач, то есть, достижения высших результатов, необходимо брать лучшие кадры и ковать из них выдающиеся.

— И как это применимо к нам? — сразу же спросил подполковник Тюкавкин. — То есть, к учебному центру.

— Идеально было бы выявлять лучших и готовить их по специальному курсу, — ответил Директор. — Но вряд ли это возможно — есть утверждённые программы…

— Это дело десятое, — перебил его Тюкавкин. — Лучше скажи, каким образом ты предлагаешь проводить отбор. У людей на лбу не написано, сколько в них ума.

— И на это у меня есть ответ — тестирование, — улыбнулся Директор. — Я давно уже изучаю различные методики, применяемые психологами, армией и учёными. Например, я считаю хорошей методику «Кубики Коса» — с её помощью можно довольно точно определить такие характеристики, как пространственное воображение, логическое мышление, точность моторики, а также умение работать под давлением времени. Измеряемые характеристики звучат как полезные для разведчика, не находите?

— «Кубики Коса» — звучит, как что-то несерьёзное, — произнёс подполковник.

— Тем не менее, эффективность этой методики научно подтверждена, — покачал головой Директор. — Также есть корректурная проба, позволяющая установить у испытуемого устойчивость к утомляемости, общую работоспособность и устойчивость к рутине. Если речь идёт о группе, то существует «Социометрия» Морено, с помощью которой можно выявлять лидеров и ведомых…

— Но это, наверное, занимает прорву времени? — уточнил подполковник.

— На самом деле, это не так уж и долго, — ответил Директор. — Но, да, придётся организовывать специальные условия, чтобы добиться необходимой точности исследования. Если устроить всё правильно, то это займёт пару часов, которые потом сэкономят сотни часов, ведь они не будут потрачены зря. К тому же, без этой методики, страдает точность — люди не одинаковые и под одну гребёнку их грести не стоит. Нужен индивидуальный подход. Как токарю нужно знать точные размеры заготовки, так и педагогу нужно знать точные способности обучаемого. Конечно же, токарь может изготовить что-то «на глаз», но результат будет, мягко говоря, не тот. Аналогично, не зная способностей обучаемого, педагог работает «на глаз», с соответствующим результатом…

— Хочешь сказать, что советская педагогика ошибается? — нахмурил брови Тюкавкин.

— Нет, — покачал головой Директор. — Все эти методы, так или иначе, применяются в советской педагогике. Но многие из них можно объединить в универсальный тест, над которым я, кстати, уже давно работаю.

Он ни над чем не работает — у него есть комплексный тест, «тест Орехова», разработан им в прошлой жизни, специально для раннего определения когнитивных способностей у детей начальной школы. Их путь в его «систему» начинался очень рано — с этого самого теста.

Тест не требует никакой эрудиции, потому что у ребёнка такого возраста её просто не может быть, затрагивает почти все аспекты когнитивных способностей, а также определяет личностные качества.

Большая часть детей безнадёжно проваливает его, но меньшая часть, та, с которой он и работает, успешно сдаёт и входит в «систему»…

Директор никогда не применял его на взрослых людях, как максимум — на детях 14–15 лет, поэтому нужны исследования. Но особых проблем это вызвать не должно, потому что люди продолжают оставаться людьми, даже если вырастают.

— Вот как, — задумчиво произнёс подполковник. — А зачем?

— Мне хочется принести пользу Отечеству, — честно ответил Директор. — И я вижу моё тестирование очень полезным для советской системы образования и не только…