Владимир, сын Волка

Глава двадцать пятая. Великая Жатва

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД, 23 марта 1985 года*

— Для нас ничего не изменилось, Мансур, — покачал головой Директор. — Генерал-полковник Ватанджар полностью поддерживает реформу, поэтому можешь работать в полную силу.

Капитан Хуссаини, исходя из своего опыта, опасается, что все декларируемые изменения — это формальность и никто ничего всерьёз менять не собирается. В правительственной армии такая имитация бурной деятельности проводится систематически, чтобы обнадёжить командование ОКСВА и правительство ДРА.

— То есть, если я выявлю коррупционера и предателя, то могу начинать действовать по протоколу? — уточнил Мансур.

— Ты верно всё понял, — улыбнулся Директор. — Протоколы для вашего Аналитического отдела уже утверждены и подписаны генерал-полковником Ватанджаром. Сегодня, после обеда, нам пришлют наши экземпляры. Всё, Мансур — настоящие изменения начинаются. И я надеюсь, что мне не нужно напоминать, что с юридической точки зрения всё должно быть так, чтобы даже волос не прошёл через шов?

Последнее — это аналог фразеологизма «комар носа не подточит», но на фарси.

— Не нужно, — покачал головой капитан Хуссаини.

Самое важное, что он довольно рано усвоил во время своей работы на посту директора школы — юридически всё должно быть настолько чисто, что можно проводить полостную операцию или производить микропроцессоры. То есть, несмотря на любую степень сомнительности или неоднозначности деятельности, по действующим законам всё должно быть безукоризненно. Если деятельность не предполагает возможности добиться этого, то ею лучше не заниматься.

В день своей смерти он поддался панике, которая и убила его, но когда появилось время обдумать произошедшее, он пришёл к выводу, что зря он паниковал и переживал — это был не конец его карьеры.

Что они могли?

Юридически — ничего.

Могли бы снять его с должности, будто бы поддавшись возникшему резонансу, но он бы очень легко восстановился через суд, потому что безосновательное снятие с должности — это незаконно.

Могли бы устроить серию тщательнейших проверок, но это бы не дало ничего, потому что его система юридически чиста — там не было ничего, за что можно было бы зацепиться. Им бы пришлось высасывать всё из пальца, чем они и занимались, применив телевидение и газеты.

А по поводу того, что сделал Сергей Покрышкин, тут вины Директора нет — он не сверхсущность, способная предвидеть действия людей на десятки шагов вперёд. Это к делу не пришить, ну, никак.

Следовательно, вины его в том инциденте не было, а это значит, что если бы он не умер, он бы вернулся к работе в течение двух-трёх месяцев.

Но он умер, поддавшись панике и накрутив себя до следующего инсульта.

— Кстати, насчёт тебя я уже договорился — как вернётся Саид, сразу же полетишь в Москву, — сообщил он Мансуру. — А после курсов можешь рассчитывать на майорское звание.

— Я признателен вам за это, товарищ капитан, — кивнул Мансур.

— Да брось — ты же мой человек, — отмахнулся Директор. — А я продвигаю своих людей, но только за заслуги и успехи. Твой послужной список пополняется, и это не остаётся незамеченным.

Мансур ещё раз кивнул.

— Всё, возвращаемся к работе, — встал Директор из-за стола. — И ещё раз: не переживай — мы действуем не сами по себе и при полной поддержке руководства.

— До встречи, товарищ капитан, — встал Мансур и пожал ему руку.

Директор направился в свой кабинет, чтобы продолжить написание рапорта, который он должен Гаськову.

Скоро его ожидает очередное повышение в звании — обещано звание майора, «за выдающиеся успехи в совершенствовании кадровой службы госбезопасности союзного государства».

Генерал-майор Ремез, которому осталось меньше месяца до перевода в Союз, похлопотал о том, чтобы Владимира Жириновского, всё-таки, перевели в политуправление 40-й армии. У него появился благовидный предлог: начальником бюро переводов будущего майора Жириновского никто не поставит, поэтому майор Мажуга может спать спокойно, но должность рядового военного переводчика для майора уже недостаточна.

Практически идеальным решением выглядит включение Жириновского в политуправление, на должность лектора. Но генерал-майора Гаськова работа Жириновского на полный день в политуправлении совершенно не устроила, поэтому он добился того, что его снова командируют в ХАД.

В итоге объём работы должен только увеличиться, ведь ему придётся читать лекции для политуправления, для ХАД, а также курировать работу аналитического отдела. И это не говоря об их периодических выездах с Орловым…

«Зато довольствие увеличат соответствующе», — подумал Директор и улыбнулся. — «Галина, наверное, очень удивится, когда увидит, что пересылать я начал гораздо больше. Если слово „удивится“ применимо к её возможной реакции».

Она устроила ему эпистолярную выволочку ещё за капитана, потому что далеко не дура и прекрасно понимает, как именно офицеры быстро получают воинские звания во время войны.

Но здесь, в Афганистане, участие в боевых действиях — это одно из проявлений нормы. Линии фронта тут, по сути, нет, поэтому неизбежно, что даже старшие офицеры попадали под обстрел и вынуждены были участвовать в отражении атак.

Ввиду того, что Директор уже несколько раз попадал в переплёты и даже получил орден «Красного Знамени» за подвиг, он уже заработал определённую репутацию и его уважают — то, что он «пиджак» надёжно забыто почти всеми офицерами, кроме некоторых его недоброжелателей.

Есть и такие — кое-кому не нравится то, что он взаимодействует с КГБ и получил своё «Красное Знамя» именно на операции, устроенной госбезопасностью.

Но дальше тихих слов за спиной это не заходит, потому что очевидно, что у него слишком большое влияние — и в политуправлении на хорошем счету, и КГБ его, явно, продвигает, за одному только ему ведомые заслуги…

«Пусть болтают, сколько влезет», — подумал он. — «Главное, чтобы делу не мешали».

Он обдумал ту ситуацию с видеомагнитофонами и деньгами — если мыслить трезво, они ему больше не нужны.

Деньги забрали, это немного обидно, но есть и другие способы получить наличность на открытие кооперативов, когда станет можно.

Эти способы откроются, если Гаськов сможет протолкнуть инициативу с домом воинов-интернационалистов в Ташкенте.

«Надеюсь, у него получится — это очень тонкое место», — подумал Директор и продолжил писать рапорт. — «От меня тоже кое-что зависит, но не всё — свою часть я сделаю».

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, 1-й микрорайон, 5 апреля 1985 года*

На улице всё ещё прохладно, несмотря на то, что уже весна. Тем не менее, они вышли на улицу, чтобы прогуляться по району.

— Почему ты ещё не начал двигаться в сторону Следственного отдела? — спросил Директор, закуривая сигарету.

— Я уже начал, — усмехнулся Орлов. — Просто тебе не докладывают, ха-ха-ха…

— Можно ожидать, что это будет в ближайшее время? — спросил Директор. — С предателями желательно поторопиться — неизвестно, что они передают американцам прямо сейчас.

— Такие дела не терпят спешки, — покачал головой Геннадий. — Сначала я хочу достаточно отметиться с ХАД и арабами — мне нужно получить полковника.

— Думаешь, дадут? — нахмурился Директор. — Не слишком быстро?

— За такое — дадут, — ответил Орлов. — Эдуардыч поспособствует. Если покажем, что подразделениям ХАД уже можно передавать оборону некоторых кишлаков, и не бояться, что они сбегут, начальство это увидит. А кто за этим всем стоит? А мы. Эдуардыч, я и ты. Больше никто — это всё наша работа. За такое не то, что не пожалеют полковника для меня, за такое могут и Эдуардыча генерал-лейтенантом сделать. Вряд ли сделают, конечно, но повод очень веский. Да и тебя, как я слышал, скоро выдернут из бюро переводов, в связи со званием…

— Да, — кивнул Директор. — С недели на неделю выйдет приказ о присвоении майора.

Вопрос уже решённый: командование 40-й армии оценило его заслуги и собирается присвоить ему внеочередное звание.

Если тенденция сохранится, то он может вернуться из Афганистана в звании подполковника. Ему это непринципиально, потому что воинские звания не должны сыграть значимой роли в его дальнейших планах.

— А с арабами какие успехи? — спросил Директор.

— Поют, как соловьи, — улыбнулся Геннадий. — Ар-Рашиди уже поделился с нами подробностями о том, как они вербуют людей на Ближнем Востоке, а также раскрыл нам имена некоторых шейхов, которых «забыл» бен Ладен. Разведка довольна, что отражается в рапортах — мы с Эдуардычем на очень хорошем счету в комитете. Наверное, ты просто вообразить себе не можешь, какие бурления начались из-за двух этих захватов. Кстати, уже точно установлено, что шейхи теперь думают на нас. Они почти уверены, что это мы, потому что больше просто некому, но уверенность — это не доказательство.

— Полагаю, у них сейчас тотальная паранойя? — предположил Директор.

— Вот! — ткнул в его сторону сигаретой Орлов. — Это то самое слово, чтобы точно описать, в каком состоянии они находятся! Тотальная паранойя…

— А в чём это выражается? — спросил Директор.

— Благодаря нескольким неявным действиям, был дан намёк на то, что это было сделано либо ISI, либо ЦРУ, — ответил Геннадий. — Естественно, в это никто не поверил, но зёрнышко сомнения было заложено. Посмотрим, что из этого вырастет. Ах, да, по данным агентуры, количество добровольцев, желающих участвовать в «афганском джихаде», сильно сократилось. В тренировочных лагерях пару недель назад было новое поступление — на триста-четыреста человек меньше, чем в прошлом месяце.

— Если такой богач пропал, то что говорить о простых работягах? — усмехнулся Директор.

— Да, — кивнул Орлов. — Но не только это — из-за временного сокращения финансирования со стороны шейхов, добровольцам сложнее покупать экипировку, оружие и просто жить в тренировочных лагерях. Оказывается, там ничего не бесплатно и всё это, в значительной степени, оплачивается спонсорами. Изменений на поле боя, пока что, не видно, но они проявятся, когда в Афганистан будут перебрасываться новые отряды арабских душманов — ожидается сильная просадка, связанная с Беней. И об этом Эдуардыч уже отрапортовал наверх.

Директор уже давно понял, что именно делает генерал-майор: он создаёт репутацию человека на своём месте. Так или иначе, но афганская командировка закончится, а репутация останется. И руководство может захотеть поставить компетентного человека, очень хорошо показавшего себя в нетипичных условиях, на какой-нибудь ответственный пост, где-то ещё. А может даже, ему дадут какой-нибудь отдел в Комитете…

Очевидно, что Гаськов ни за что не упустит предоставленный шанс и взлетит так высоко, как только сможет. И это отвечает планам Директора. Всё-таки, Гаськов — это не кабинетный шаркун, а полевой офицер, компетентный в своей сфере и обладающий чутьём на перспективные направления. Он доказал это, когда разглядел потенциал в методике Директора.

— А какие-нибудь сюрпризы будут? — спросил Владимир.

— Ты о внезапных вылетах в Кандагар? — уточнил улыбающийся Геннадий.

— Да, — кивнул он, прикуривая вторую сигарету от бычка.

— На то они и сюрпризы, знаешь ли, — ответил на это Орлов. — Но, думаю, в ближайшее время ничего не предвидится. А ты, я смотрю, поздоровел — больше стал, будто бы…

— Занимаюсь, — равнодушно пожал плечами Директор. — Полезно потягать железяки, чтобы не выглядеть доходягой.

Занятия начали давать ощутимые результаты — во многом благодаря Жириновскому, который разобрался, как правильно управлять гормональной системой и ничего не сломать. Увеличение секреции тестостерона позволяет заниматься эффективнее, пусть и некоторым образом влияет на поведение. Например, Директор всё чаще задумывается о том, чтобы взять отпуск и слетать в Москву, к Галине…

Границы между личностями стираются всё сильнее и сильнее. Жириновский испытывает психологический кризис, потому что иногда не может идентифицировать себя собой. У Директора точно такая же проблема. У них сейчас общих воспоминаний сильно больше, чем раздельных и это свидетельствует о том, что «синтез» близится к завершению.

И он не знал, повышенный тестостерон тому виной, или это влияние личности Жириновского, но он начал допускать импульсивные мысли — ещё не действия, но уже мысли. Это сбивает его и иногда мешает размышлять над сложными задачами.

Впрочем, на работе это не сказывается.

— И как часто ты тягаешь железяки? — поинтересовался Орлов.

— Каждый вечер, — пожал плечами Директор. — А на обеде, если нет выездов, тягаю мои кабинетные гантели.

Ему пришлось подписать несколько документов и передать комплект гантелей во владение ХАД, чтобы они были пронесены в здание. Это, как он понял, было перенесено в ХАД напрямую из КГБ, потому что в Представительстве действуют точно такие же порядки.

— Уважаю, — покивал Геннадий. — И бегаешь много, как слышал…

— И это тоже, — улыбнулся Директор. — В здоровом теле — здоровый дух. Да и надо как-то компенсировать вред от курения.

— Думаешь, это что-то компенсирует? — спросил Орлов.

— Лучше курить и бегать, чем не курить и не бегать, — резонно возразил Директор. — Но гораздо лучше бегать и не курить.

— Да уж… — вздохнул задумавшийся Геннадий.

Директор несколько раз подробно рассматривал себя в зеркале и сравнивал нынешнюю комплекцию с той, которая у него была на фотографиях времён первого года службы в Афганистане. Разница очень существенна — объём мышц возрос, он стал шире в плечах, лицо стало грубее, ну и, в целом, он стал выглядеть гораздо более грозно и весомо. Его вид производит на офицеров и сержантов, слушающих его лекции, куда больший эффект — эта особенность дополняет врождённую харизму Жириновского. Да и сам Владимир Вольфович очень доволен тем, как неуклонно совершенствует своё тело.

— Но ты, если что, предупреждай меня о сюрпризах заранее, — попросил Директор Орлова. — Терпеть не могу сюрпризы.

— Конечно, — кивнул тот. — Я и сам их не очень люблю.

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД, 16 мая 1985 года*

— Поздравляю, товарищ майор, — улыбнулся Мансур и протянул руку.

— Спасибо, — кивнул ему Директор и ответил на рукопожатие. — Итак, что у нас запланировано на сегодня?

— Интерпретация результатов тестирования Управления экономики, — ответил Мансур. — И вы сказали вчера, что это самая важная часть.

— Хорошо, — кивнул Директор. — Что ж, тогда за дело — генерал-полковник Ватанджар очень хочет увидеть результаты.

Управление экономики — это подразделение, занимающееся борьбой с экономическими преступлениями и коррупцией. И очень иронично, что именно об этом Управлении ходит молва, что оно коррумпировано практически насквозь.

Вчера был завершён комплекс тестирования и даже беглое изучение результатов первоначальных тестов показало, что в этом Управлении особенно сильно кумовство — по косвенному признаку в виде низкого уровня когнитивных способностей целого ряда испытуемых.

Директор уже установил некую связь между масштабом распространения кумовства и падением уровня когнитивных способностей служащих в подразделении. Родственников ведь назначают не только по критерию кровного родства, но и по критерию личной преданности.

А чем умнее человек, тем менее он предан, потому что ум, зачастую, предполагает какие-то амбиции. Следовательно, выгоднее назначить менее умного родственника, который пусть и некомпетентен, но зато верен. И нередко оказывается, что родственник не только некомпетентен, но ещё и неверен.

«Отрицательный отбор в действии», — подумал Директор, сев за стол. — «Интернациональное заблуждение — слишком умный подчинённый будет опасен лично для начальника, поэтому надо стараться брать тупых, потому что они безопаснее, а качество работы можно „взять числом“. Но нет, нельзя».

Ему нужно набрать в Управление экономики «заведомо неверных», то есть, очень умных офицеров. Интеллект — это универсальный ключ к успеху практически в любой деятельности, кроме работы с людьми.

Ватанджар настроен решительно — если потребуется, он будет понижать и увольнять нужное количество сотрудников. Его решимость подкреплена стоящим за его спиной КГБ, бездействием Кармаля и частичной поддержкой Политбюро НДПА. Естественно, поддерживает его та часть НДПА, которая относит себя к фракции Хальк.

«Великая Жатва уже идёт…» — подумал Директор.

15-е управление, занимающееся прессой и образовательными учреждениями, то есть, цензурой, выбраковано почти в полном составе — оно было превращено в синекуру, где ставленники разных влиятельных личностей нарабатывали себе стаж и занимались всякой ерундой, а хоть какую-то эффективность обеспечивали немногочисленные трудяги, нёсшие на себе всю тяжесть работы управления.

Также это затронуло двух советников из КГБ, курировавших это управление — к ним появились вопросы из разряда «чем там занимались всё это время?» и тому подобные.

Возвращающиеся из СССР офицеры, прошедшие курсы в высшей школе, срочно назначаются в практически опустошённое управление, чтобы немедленно приступить к восстановлению его работы.

Получилась очень громкая история, поднявшая суматоху, но генерал-полковник Ватанджар твёрдо стоит на своём, как и генерал-майор Гаськов.

В Москве её восприняли положительно — по слова Константина Эдуардовича, это дошло до самого Горбачёва, который прочитал оперативно запрошенный рапорт, содержащий в себе все подробности и обстоятельства, и одобрил действия генерал-майора.

«Как бы это не вдохновило этого дебила на какие-нибудь поспешные действия…» — с беспокойством подумал Директор, ставя пометки в шкале лжи опросника.

Великая Жатва перешла в следующее управление, выбранное лично Ватанджаром — он настоял, чтобы были прищучены самые ярые коррупционеры, с которых, по его мнению, следовало начать.

Изначально под Жатву было запланировано 11-е управление, отвечающее за слежку за иностранными гражданами и местными жителями, но план пришлось изменить. В конце концов, Директор доберётся до каждого…

Напоследок он решил оставить 7-е управление, отвечающее за допросы подозреваемых и душманов. Там, как он понял, работают нездоровые люди, под которых нужно разработать новый тест.

Но в 7-м управлении работают с подозреваемыми и душманами, присылаемыми 11-м управлением, поэтому Директор хотел минимизировать ущерб пораньше — известно, что они хватают людей по малейшему подозрению, а уже в 7-м управлении добиваются признательных показаний различными неэтичными и аморальными методами.

Оба этих управления наносят наибольший репутационный ущерб ХАД — именно из-за них это ведомство ненавидят всё больше и больше людей. Это следует немедленно прекратить, потому что каждый схваченный мирный житель, после пыток, будет более склонен примкнуть к моджахедам, которые будут очень этому рады. А если его убьют в ходе этих пыток, то это может создать ещё шесть-семь новых моджахедов, как минимум. Но вероятнее всего, если это мирный житель из крупного кишлака, новых моджахедов станет тридцать-сорок.

И то, что устроил Наджибулла, то есть, массовые репрессии, наносит колоссальный ущерб, масштаб которого множится каждый день. Население насильственно отворачивают от правительства, а это значит, что официальная власть теряет легитимность.[28] Но легитимность не может просто исчезнуть, она, как правило, передаётся кому-то. В случае Афганской войны — к моджахедам.

Усугубляющим фактором служит то, что идут боевые действия и душманов убивают, что множит мстителей из числа их родственников.

Ещё не поздно смягчить последствия, но ущерб уже нанесён, поддержка моджахедов в народе высока и будет увеличиваться по инерции.

И единственное, что Директор может противопоставить этому — рост эффективности ХАД, а в дальнейшем — Царандоя и армии ДРА. Душманов может быть хоть в пять раз больше, чем сейчас, но они не смогут победить, если им даст отпор боеспособная армия, с авиацией, бронетехникой и передовым оружием.

ОКСВА слишком мало — всего 90–100 тысяч человек, чего решительно недостаточно для ведения полномасштабной войны против душманов, что все уже давно понимают. Но советское руководство не желает расширять контингент, поэтому надежда только на народную армию и Царандой, а также ХАД. Но они воевать не стремятся.

И последнее можно исправить. Строгим отбором кандидатов, выбраковкой слабых и идеологической работой.

Даже в случае блестящего исполнения плана, это не гарантирует практически ничего, кроме существенной экономии ресурсов СССР. ОКСВА обходится очень дорого, а вот финансирование и снабжение армии ДРА — это сравнительно дёшево.

«Но это не единственная задача на ближайшие годы», — подумал Директор и продолжил написание рапорта.

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД, 30 июля 1985 года*

— Но как же?.. — растерялся генерал-полковник Ватанджар.

— Нам всегда было известно, что в рядах ХАД очень много предателей, — произнёс Директор. — Но этот случай, действительно, вопиющий…

— Его следует казнить, — взял себя в руки директор ХАД. — Но перед этим нужно узнать, что он успел передать душманам.

— Эти вопросы не относятся к сфере моей компетенции, — сказал на это Директор. — Им займутся контрразведчики.

Предатель был выявлен в главном архиве ХАД — это оказался его начальник, полковник Рахим Шарифзода. И он из категории умных предателей — за неплохие, по местным меркам, деньги, он сливал душманам сведения о внедрённых агентах, но делал это очень осторожно.

Раньше это списывалось на обычные неудачи, ведь системы в разоблачении агентов не наблюдалось, но затем этим вопросом занялся капитан Хуссаини.

Он получил доступ к архивам, а также к личному кабинету полковника Шарифзоды, что позволило ему найти несколько косвенных улик, указывающих на нечистоплотность начальника главного архива.

Далее за полковником следили в течение месяца и взяли с поличным, когда он пришёл на очередную передачу сведений. Там были и деньги, и список с секретного документа, и даже агент душманов. Этого с избытком хватает на высшую меру, поэтому Рахим Шарифзода уже нежилец.

Директор уже подобрал кандидата из своего виртуального кадрового резерва — майор Навруз Юсуф. Тестирование он сдал на «хорошо», выдающегося потенциала в нём нет, зато выявлена болезненная педантичность, которая будет очень полезна в работе с архивами.

Великая Жатва продолжается и она беспощадна — средний уровень когнитивных способностей в большей части управлений ХАД существенно возрос, но имеет место сумбур, возникший из-за резкой сменой кадров. Впрочем, как и ожидал Директор, ничего от этого не рухнуло — компетентные люди быстро адаптировались к новой для себя работе и уже начали показывать более высокий качественный уровень.

Это очередное доказательство того, что выбранная им стратегия работает, но не для Директора, а для генерал-майора Гаськова и генерал-полковника Ватанджара. Всё-таки, имела место доля сомнений, но её больше нет.

— Осталось лишь несколько управлений, — произнёс Директор. — 7-е я оставил напоследок, как самое тяжёлое. Но есть ещё 9-е и 13-е управления — тут следует подходить к делу осторожнее.

9-е управление — это охрана высокопоставленных лиц и правительства. Оно выглядит неплохо и справляется со своими задачами, но его нужно проверить, несмотря на политические риски.

13-е управление — это работа с информаторами и агентами, что тоже требует деликатного подхода, потому что речь о работе с людьми. Вероятно, с этим управлением придётся работать дольше, потому что просто так передать информаторов новым людям не получится.

Но главное уже сделано — сотни офицеров, не удовлетворяющих высоким стандартам Директора, уже переведены в провинциальные подразделения, чтобы разорвать их связи и минимизировать ущерб от них. Впрочем, сильно надолго они там не задержатся, потому что Кабулом Великая Жатва не ограничится.

— Вы дали мне ровно то, что обещали, товарищ майор, — произнёс Ватанджар.

— Работа ещё не завершена, товарищ генерал-полковник, — покачал головой Директор. — Просто увеличением качества кадров мы не ограничимся. Далее нам предстоит совершенствовать организацию работы — это потребует куда больших усилий.

— Я понимаю, — улыбнулся Мохаммад Ватанджар. — И мы их приложим.

У него много причин для радости: каждый выявленный в ХАД предатель — это удар по фракции Парчам. Если предатель оказывался из фракции Парчам — это свидетельство того, что Наджибулла работал плохо, а если из Хальк — это подтверждение беспристрастности генерал-полковника, который придерживается интересов Афганистана, а не своей фракции.

Благодаря произошедшим изменениям, Ватанджар, наконец-то, стартовал свою политическую карьеру — раньше его держали в Политбюро НДПА только потому, что нельзя было не держать, а теперь у него появился политический вес и амплуа решительного реформатора.

— Надеюсь на это, — улыбнулся Директор в ответ. — Теперь по поводу попыток внедрения.

Большая часть утечек информации из ХАД была пресечена, даже не эффективностью Аналитического отдела, а просто самим фактом, что кто-то интенсивно ищет кротов. Душманы, в связи с этим, вряд ли располагают надёжными сведениями о том, какие именно изменения произошли и насколько всё стало плохо для их механизма внедрения агентуры.

Качество агентов стало выше, поэтому работа кадровой службы осложнилась, но, до сих пор, душманы испытывают серьёзные проблемы с внедрением. Возможно, ЦРУ сейчас вырабатывает решение проблемы, но неизвестно, как долго это продлится.

— Я слушаю, — кивнул Ватанджар.

— Необходимо расширить штат и полномочия Аналитического отдела, — произнёс Директор. — Требуются более сложные методы проверки, чтобы минимизировать шанс засылания вражеской агентуры. Нынешние методики, к сожалению, несовершенны, поэтому нужно предпринять меры, пока вражеское руководство не адаптировалось.

— Если генерал-майор Гаськов считает нужным — так тому и быть, — легко согласился Ватанджар. — Делайте всё, что считаете необходимым.

— Прекрасно, — удовлетворённо улыбнулся Директор. — Ещё нам необходимо усилить подготовку ваших спецподразделений. Нам нужны лучшие ваши спецназовцы для их переподготовки в учебных центрах СпН. Специалисты из «Вымпела» готовы провести необходимые экзаменации и отобрать лучших из лучших.

— А разве качество наших спецподразделений неудовлетворительно? — нахмурился генерал-полковник.

— Удовлетворительно, — улыбнулся Директор. — Но нам всем будет лучше, если оно будет соответствовать оценке «хорошо» или «отлично». Мы ожидаем, что качество и скорость планирования операций непременно возрастёт, в скором времени, но для их успешного выполнения нужны высококачественные кадры. В перспективе ваш спецназ должен стать не хуже советского — вы должны понимать, насколько значимы будут самостоятельные операции ХАД в глазах советского руководства.

— Хм… — задумчиво погладил подбородок Мохаммад Ватанджар. — Да, это будет иметь положительные политические последствия…

— Поэтому я и предлагаю провести отбор высококлассных спецназовцев для прохождения ими углубленной подготовки, — сказал Директор. — Успешный опыт применения ваших спецподразделений, в операциях, спланированных без участия КГБ, но с его одобрения — это политическое заявление. И стоять за ним будете именно вы.

— Можете сказать откровенно — зачем это лично вам? — спросил генерал-полковник.

— Откровенно? — переспросил задумавшийся Директор. — Я сторонник права народа на самоопределение. Демократическая Республика Афганистан должна сама вести эту войну и победить в ней. И вести её к победе должен конкретный человек, один… вы, товарищ генерал-полковник.

— Но почему я? — недоуменно спросил он.

— Вас назначили директором ХАД, — улыбнулся Директор. — Ваша биография показывает, что вы честный офицер, которому, давайте смотреть правде в глаза, не дают ходу. Не только потому, что вы во фракции Хальк, но и потому, что вы не вписываетесь в общество политических закулисных прощелыг. Афганистан может быть спасён только компетентным военным, товарищ генерал-полковник. И я вижу в роли спасителя только вас, потому что вы соответствуете всем критериям этого спасителя. Вы же понимаете, от чего нужно спасать Афганистан?

— И от чего же? — серьёзно спросил Ватанджар.

— От радикальных исламистов, — ответил Директор. — Если республика падёт, то душманы возьмут власть. Они восстановят старые порядки, отдадут земли феодалам, установят порядки по шариату — вы знаете всё это не хуже меня. И Афганистан вновь погрузится в то Средневековье, в котором находился сотни лет до этого. Эта земля страдала слишком долго — пора прекратить этот порочный цикл. Её нужно спасать.

— То есть, вы придерживаетесь позиций фракции Хальк? — с подозрением спросил генерал-полковник. — Парчам хочет договариваться, робко пытается примириться, а Хальк на заседаниях не дают открыть рта, при молчаливом одобрении советских представителей. А вы, выходит, имеете другие взгляды?

— Мне не нравится радикализм позиции Хальк, — покачал головой Директор. — Но некоторые ваши позиции я поддерживаю. Договориться с душманами не получится — их финансируют США и страны Аравии. Даже если кто-то из них захочет договариваться, его заткнут или физически устранят. Переговоров не будет, как бы нам этого ни хотелось…

— Тогда каково ваше решение? — спросил Ватанджар.

— Нужно сражаться против душманов сразу на нескольких полях, — ответил Директор. — Сначала разбить их и не позволить им восстановиться, а затем работать с мирными жителями. Вы же свои для них — вам должны быть понятны их проблемы и надежды. И большую часть их потребностей можно удовлетворить даже имеющимися ресурсами. Опыт в Панджшере показывает, что договориться можно, но не с душманами, а с кланами и родами.

— За деньги, — сказал генерал-полковник. — Вы же понимаете, что коррупция и кумовство всё очень сильно осложнят. Сколько бы денег мы ни выделили, а мы можем выделить не так много, почти всё будет разворовано или растрачено бездарно.

— Поэтому мы и начали изнутри, — ответил на это Директор. — Вы видите, как меняется ХАД под вашим управлением — новые офицеры ощущают в себе способность изменить ведомство к лучшему и чувствуют, что их, наконец-то, оценили по достоинству. Нужно поддержать этот моральный порыв и использовать его. Сегодня будет реформирован ХАД, а завтра мы возьмёмся за Царандой и армию. Как только закончим с ними, у нас появится возможность действовать дальше.

— Допустим, у нас получится, — кивнул Ватанджар. — Но что дальше? Эту войну не выиграть военным путём, вы, как вижу, понимаете это не хуже меня. Как нам убедить Политбюро следовать вашему видению?

— Ходят слухи, что Кармалю осталось недолго, — тихо сообщил ему Директор. — Он начал сильно выпивать, практически не участвует в заседаниях и не принимает никаких решений. Скоро его решат снимать с поста, и нужен будет кто-то, кто займёт его место. Очевидным кандидатом, до сравнительно недавнего времени, был Мохаммад Наджибулла. Теперь очевидного кандидата у Политбюро нет, но менять Кармаля нужно обязательно.

— Как скоро его сместят? — спросил напрягшийся Ватанджар.

— Я говорю лишь о слухах, — улыбнулся Директор. — Он уже не устраивает советское руководство, поэтому кто-то должен заменить его. И я вижу этим кем-то вас, товарищ генерал-полковник. Одно точно — это небыстрое дело, поэтому вам надо заручиться поддержкой в Политбюро НДПА. А с советской стороны поддержка у вас точно будет, потому что в среде советников устоялось мнение, что кто угодно справится лучше, чем Кармаль. И этим «кем угодно» можете стать вы, потому что вы один из немногих, кто начал показывать результаты.

В прочих ведомствах дела идут ни шатко ни валко, без каких-либо выдающихся результатов, но с уже всё более явной тенденцией к ухудшению, ввиду усиливающейся пассивности Кармаля.

Директору даже не нужно лично встречаться с Бабраком Кармалем, чтобы знать, насколько часто он начал уходить в запои — генерал-полковник Гаськов очень сильно недоволен происходящим, потому что встречи либо срываются, либо проходят с «поправляющимся» собеседником.

В мае, как раз, была начата антиалкогольная кампания Горбачёва, поэтому выпивать, во всяком случае, в кругах высших лиц, резко стало немодно и осуждаемо, но Кармаль уже не может остановиться…

Естественно, факт его алкоголизма отрицается, за такое в Афганистане можно и в тюрьму загреметь, но это не отменяет того, что Бабрак — алкаш, уделяющий своему «увлечению» слишком много времени.

Директор помнил, что Наджибулла должен был стать генсеком ЦК НДПА и председателем Революционного Совета примерно в 1986 году, но точных дат у него нет.

— Значит, вы делаете ставку на меня, товарищ майор? — усмехнулся генерал-полковник Ватанджар.

— Не совсем так, — покачал головой Директор. — Я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы вы стали следующим руководителем страны, товарищ генерал-полковник. Но вы должны мне помочь.

— Я помогу всем, чем смогу, — пообещал Ватанджар. — С чего мне начать?

— Начать нужно с самого простого, — по-отечески улыбнулся Директор. — Вы должны освоить грамоту, сначала на пушту, а затем на дари. У меня есть некоторые педагогические навыки, поэтому я предлагаю вам начать занятия.

— Но зачем? — удивился генерал-полковник.

— Будущий лидер должен быть не только талантлив, но и образован, — ответил Директор. — Также мы должны поработать над ораторскими навыками. Важно ведь не то, что вы будете говорить, но и то, как вы будете это делать.

Вообще-то, прежде чем ступить на очень короткую карьерную лестницу школьной администрации, он был учителем русского языка и литературы, причём, по мнению его учителей, довольно-таки хорошим.

— Вы готовы пойти на жертвы, чтобы спасти Афганистан, товарищ генерал-полковник? — спросил он.

* СССР, Узбекская ССР, Ташкент, улица Лахути, Главпочтамт, 7 октября 1985 года*

— … на меня! — потребовал Владимир. — Развела тут истерику, понимаешь! Я так решил! Так надо! Точка!

— Ты и так там уже два года! — уже чуть более тихо, но всё же закричала Галина. — Сколько можно?! Мало тебе два года жизнью рисковать?!

— Сколько надо — столько и можно! — ответил ей Владимир.

— Мужчина, можно потише? — после стука, попросила какая-то женщина из соседней кабинки.

— Нет, нельзя! — выкрикнул Владимир. — Не мешайте мне разговаривать с женой, американская провокаторша!

— Я прилечу к тебе! — пригрозила ему Галина.

— А прилетай! — ответил ей Владимир. — Я в Ташкенте на месяц — прилетай! Я тебе такое устрою — на всю жизнь запомнишь, женщина!

— Обещаешь?! — с вызовом спросила Галина.

— Слово офицера! — ответил ей Владимир. — Ух, я тебе покажу!

— Если будет рейс, прилечу в ближайшее время, — пообещала Галина.

— Вот и хорошо! — ответил Владимир, чуть успокоившись. — Ладно, время кончается — вызовешь меня, как узнаешь время вылета.

— Да, вызову, — довольным тоном сказала Галина. — Я тебя люблю…

— Я тебя тоже, — ответил Владимир. — Жду встречи.

Он положил трубку и вышел из кабинки переговорной.

Сегодня он в повседневной форме, которая всё это время пылилась в шкафу. На плечах майорские погоны, на груди два ордена «Красного Знамени», советский и афганский, взгляд суров и величав, а настрой решителен.

Самое сложное на сегодня он уже сделал — поговорил с Галиной.

В письмах она уже несколько раз иносказательно обложила его матом за майора, но чувствовалась, что, в то же время, довольна им.

Он уже знает, что она часто собирается на посиделки с жёнами офицеров, служащих в Афганистане, поэтому ей есть, чем похвастаться — Директор рассказывает ей очень мало, без подробностей, но в общих чертах она осведомлена, какого рода деятельностью он занимается.

«Взвалил на себя гору работы, как стахановец», — подумал он с недовольством. — «А разгребать кто будет?! Как успеть всё?!»

С ХАД всё продвигается просто отлично. Саид Сафар уже вернулся, и ему сразу же было присвоено звание майора — за выдающиеся отличия в учёбе, а также по личной просьбе Директора. Генерал-полковник Ватанджар пошёл навстречу, поэтому Саид стал одним из самых молодых майоров в истории ХАД.

Капитан Мансур Хуссаини же «сменил его на московском посту», то есть, направился в высшую школу КГБ, на ускоренные курсы. Его тоже, по возвращении, ожидает повышение в звании, возможно, через ступень, но не больше.

Аналитический отдел продолжил свою работу и Саид сообщил, что Мансур закончил все начатые им дела и начал десятки новых — это лишь усилило убеждённость Директора в том, что его методика работает блестяще.

Эти двое должны были пропасть в безвестности, неспособные раскрыть свой выдающийся потенциал, но он вытащил их из навозной кучи, промыл в чистой воде, а затем начал бережно гранить в бесценные бриллианты…

Это его люди, обязанные ему всем, а также связывающие с ним своё будущее — не потому, что он так сказал, а потому что их умственных способностей достаточно, чтобы приблизительно вообразить масштаб его замысла.

Но будут новые кандидаты в его афганскую команду.

«Где-то ходят эти 2–3 %…» — подумал Директор, неспешно идущий к ожидающей его чёрной Волге. — «По ущельям, вдоль рек, по пескам…»

Его опыт подсказывал, что самостоятельно искать их практически бессмысленно, ведь они как иголки в огромном сарае, доверху набитом сеном, поэтому ему нужен, если продолжить метафору, магнит.

И он занимается его, фигурально выражаясь, изготовлением — в школах Кабула учится множество детей, а в ХАД существует 15-е управление, занимающееся всеми образовательными учреждениями.

Стандартные тесты по методике Орехова, не военно-ориентированные, а обычные, для детей, помогут выявить тех, с кем можно работать дальше. Это будет ценный источник кадров для ХАД, армии и Царандоя — специально подготавливаемые кандидаты, с хорошими или отличными когнитивными способностями.

В перспективе, это плохо для Афганистана, ведь он будет выметать все таланты и направлять их в силовые структуры, но если он не будет этого делать, то республика падёт, и к власти придут религиозные фундаменталисты, которые похоронят потенциал вообще всех афганских детей…

Никого силой забривать он не будет, потому что силовые структуры — это исторически единственный устойчивый социальный лифт в Афганистане. Родители сами захотят, чтобы дети шли служить в ХАД, Царандой и армию.

Не будут желать ввязываться в это — Директор позаботится о том, чтобы эти дети были направлены в лучшие вузы СССР.

Но отбор будут проходить все дети, до которых он только доберётся.

— Поехали во Дворец авиастроителей, — сказал Директор шофёру.

Ташкент встретил его несколько иначе, чем в первый его визит — горисполком, настропалённый КГБ, проявляет максимальное участие и готовность выполнить любые его прихоти.

Дело в том, что они ничего не понимают, но очень сильно не хотят проблем с КГБ, после той хлопковой истории во времена Андропова.

В остальном СССР, из-за бурной деятельности Горбачёва, уже начали забывать хлопковое дело[29], но в Ташкенте его до сих пор помнят очень хорошо…

Оно, к слову, до сих пор не завершено — расследования продолжаются, хотя уже давно не было резонансных посадок.

«Горбачёв, сука, гомосексуалист и предатель, до сих пор пиарится на этом!» — вспомнил Владимир. — «Только бы мои руки добрались до его горла!!! Подонок, мразь, ненавижу!!!»

Проделав серию глубоких вдохов и выдохов, он вернул контроль над собой.

Это прямые последствия «синтеза» — Директор, пока что, сохраняет способность разделять свои мысли от мыслей Жириновского, но с каждым днём это становится сложнее и сложнее.

Технически, разделение уже условно — они почти едины.

«С каждым днём всё хуже и лучше», — подумал Директор с усмешкой. — «Но Горбачёв, сукин сын…»

Наконец, он доехал на ведомственной Волге до Дворца авиаторов, часть которого выделили под экспериментальный Дом воинов-интернационалистов.

Утром у Директора была беседа с Шукуруллой Мирсаидовым, председателем горисполкома Ташкента — он получил от КГБ задачу и решительно настроен выбить строительство отдельного Дома воинов-интернационалистов, чтобы подчеркнуть особую значимость афганских ветеранов для республики и компартии Узбекистана.

— И снова здравствуйте, товарищи! — приветствовал Директор выделенный ему персонал.

Тут и психиатры, и терапевты, и психологи, и обычные комсомольцы из актива — с ними ему и нужно организовать работу этой организации, перед которой будет стоять очень амбициозная задача.

«А потом они продолжат работать, а я отправлюсь обратно в Афган…» — подумал Директор. — «Как же всё надоело — наверное, надо было соглашаться и взять отпуск».

— Здравствуйте, товарищ майор, — улыбнулась Елена Мироновна Макарчук, психиатр. — Чем порадуете?

— Жена прилетит на днях, будет сношать мне мозг, — сообщил ей Владимир.

— А за что? — улыбка на лице психиатра слегка померкла.

— Утверждает, что я очень опрометчиво решил остаться в Афганистане ещё на год, — пожал плечами Владимир.

— А зачем вы решили остаться там ещё на год? — заинтересовалась Марина Геннадьевна Галкина, психолог.

— Вы хотите поговорить об этом? — усмехнулся Директор.

— Если вас не затруднит… — начала психолог.

— А я не хочу, — отрезал Владимир. — Итак, переходим к работе. Нам предстоит решить тяжёлую задачу. Вопрос к врачам и психологам: все ознакомились с переданной вам документацией?

Некоторые из них утвердительно кивнули, а остальные тоже кивнули, но не очень уверенно.

— Понятно, — произнёс Директор. — Значит, сегодняшние планы придётся скорректировать. Найдите себе стулья и рассаживайтесь. И мы начнём.

— Что мы начнём? — поинтересовалась психолог Галкина.

— Как что? — сделал вид, что удивился Директор. — Лекцию о том, что на загнивающем западе называют посттравматическим стрессовым расстройством, конечно же! Видно же, что большинство из вас переданные документы хорошо, если пролистало, в поисках картинок! Но картинок я там не рисовал, поэтому дальше пролистывания дело не продвинулось! Поторопитесь, товарищи — времени очень мало!

* СССР, Узбекская ССР, Ташкент, аэропорт, 9 октября 1985 года*

— Володя, что с тобою стало?! — удивилась Галина, разомкнувшая объятия и рассмотревшая его.

— Горный воздух… — улыбнулся Владимир.

— Нет, ты посмотри на себя… — пощупала его Галина за грудь. — Мы не виделись два года…

— Идём, — улыбнулся ей Владимир.

Чёрная Волга со всё тем же шофёром, ожидала их на парковке — горисполком выделил машину на весь срок пребывания Директора в Ташкенте.

— В гостиницу, Булат, будь добр, — попросил он шофёра.

— Хорошо, товарищ майор, — кивнул тот.

Галина посмотрела на Директора удивлёнными глазами.

Квартировали его в гостинице «Москва», новейшей и роскошнейшей гостинице Ташкента. С этим тоже подсуетился горисполком.

— Сколько ты будешь со мной? — спросил Владимир, положив руку на колено Галины.

— Я на неделю взяла отгул… — прошептала она.

— Сразу должен предупредить, что я здесь не в отпуске, а по служебной надобности, — сообщил ей Директор. — Могу уделять тебе только вечера — в остальное время у меня организационная работа.

— А какая работа? — спросила Галина.

— Очень ответственная, — улыбнулся Директор. — Успеем поговорить.

В гостинице они поднялись на восьмой этаж, на котором располагается его двухместный номер.

Как только дверь была закрыта, Галина попыталась наброситься на него, но он вежливо остановил её.

— Сначала я хочу поужинать с тобой, — сказал он.

— Хорошо… — улыбнулась она.

— Разложи свои вещи по шкафам и надень что-нибудь яркое, — попросил он её. — Мы выходим в свет.

Через полчаса они уже сидели за столиком в гостиничном ресторане «Боги Шамол».

Директор заказал манты, самсу, шашлык, салат «оливье», а также графин гранатового сока. Алкоголя здесь больше нет, потому что…

«Горбачёв, сука!!!» — одолела Владимира мысль. — «Гомосексуалист, предатель, подонок, сволочь пятнистая!!! Расстрелять!!! Двадцать лет, без права переписки!!!»

Они ели молча, но Галина то и дело постреливала в его сторону глазами.

— Что у тебя за «служебная надобность» здесь? — спросила она, утолив первый голод.

— Да так, — махнул рукой Директор. — Организовать работу Дома воинов-интернационалистов.

— Ты так себе отпуск выбил? — тихо спросила Галина.

— Какой ещё отпуск?! — возмутился Владимир. — С такими отпусками никакой работы не надо — и так сдохнешь! Мне потому за речкой комфортнее и проще, что там, хотя бы, работают адекватные люди! А здесь кто?! Психиатры, психологи, КОМСОМОЛЬЦЫ, мать их за ногу! Слушать ничего не хотят, думают, что сами лучше знают, как мы должны работать… Тьфу на них…

— А зачем ты тогда на это согласился? — удивилась Галина.

— Потому что так надо, — ответил Директор. — А раз так надо, то так и сделаем.

Повисла пауза.

— Хочешь узнать, чем именно я тут занимаюсь, да, Галочка? — улыбнулся Владимир.

Галина лишь кивнула и отпила из бокала гранатовый сок.

— Нужно наладить работу временно вверенного мне учреждения в кратчайшие сроки, — ответил Директор. — Сделать так, чтобы Дом воинов-интернационалистов начал работать и показывать результаты — поэтому-то я и варюсь во Дворце авиастроителей, как грешник в котле. То этого не завезли, то этого нет, а вот это не предусмотрели, то потеряли, это забыли — бардак! Но, постепенно, всё налаживается и уже я читаю лекции для ветеранов, которых начали потихоньку собирать.

— А в чём суть работы? — нахмурилась Галина.

— Да в том, чтобы ветераны Афгана не чувствовали себя одинокими, — ответил Директор. — Я же знаю, каково это — когда вроде вернулся, пусть ненадолго, а не вернулся ты никуда… Я вижу это в их глазах. И моя ответственность — доказать им, что их понимают и они не одни. И это очень важно.

— Я понимаю… — кивнула Галина. — Но, может, ты останешься здесь? Зачем тебе обратно в Афганистан?

— Надо, — ответил Директор. — Там ответственность не меньше — нужно довести до конца сразу несколько дел. Как доведу, как удостоверюсь, что мои дела никто не развалит — тогда вернусь, со спокойной совестью.

— А что это за дела? — спросила Галина.

— А вот это уже секретная информация, дорогуша, — улыбнулся Директор. — Когда-нибудь, когда станет можно, расскажу. А может, даже напишу мемуары об этих временах…

Галина улыбнулась и кивнула.

— Давай-ка побыстрее доедаем и идём дальше, — сказал Владимир. — Ты бы только знала, как я соскучился…

* СССР, Узбекская ССР, Ташкент, аэропорт, 24 октября 1985 года*

— … и это уже вы сами решайте! — продолжил вещать Директор. — Если уверены, что надо, если есть показания — отправляйте!

— Хорошо, товарищ майор, — кивнула Лариса Леопольдовна Щукина, штатный психолог.

— И ко мне с такими вопросами больше не надо! — попросил он. — Если боитесь брать ответственность, то собирайте консилиум или я не знаю! У меня тут столько неотложных дел, что аж волосы стынут в жилах! А ещё вы все под руку лезете, со своими «архиважными вопросами»! Я исчерпывающе ответил на ваш вопрос? Свободны.

— Хорошо, товарищ майор, — кивнула Щукина и покинула его кабинет.

«Да какой это кабинет?!» — окинул он недовольным взглядом помещение. — «Конура, будка Бобика! Уже тысячу раз пожалел, что поддался приступу аскетизма и выделил ту роскошь на сорок квадратов под зал для коллективных сеансов психотерапии!»

Несмотря на кажущийся бесконечным ворох проблем, навалившихся на него и его персонал, вчерне, работа выполнена: сто восемьдесят ветеранов Афганистана, из категории проблемных, еженедельно посещают Дом воинов-интернационалистов и получают необходимую им помощь.

Кому-то надо просто поговорить хоть с кем-то, кто-то имеет семейные проблемы, на почве полного взаимного непонимания, кто-то на работу не может устроиться, а кому-то требуется полноценная психиатрическая терапия.

А с некоторыми вообще, на первый взгляд, всё в полном порядке, но им хочется посещать общие собрания, чтобы побыть со своими.

Несколько раз в их организацию пытались проникнуть шарлатаны, экстрасенсы и ясновидцы, но Директор приказал гнать таких с порога, даже не слушая. Подобных паразитов он и в прошлой жизни на дух не переносил, а теперь это неприятие лишь обострилось.

«Может, расстрелять Чумака и Кашпировского?!» — пришла ему в голову мысль. — «Эта сволочь нанесла ущерба не меньше, чем нанесёт Мавроди! И Мавроди, паршивца… Но нет, не они так другие — кто-то займёт нишу и будет учинять этот коллективный бардак! Тут нужно что-то другое…»

Но он отбросил эти мысли и вернулся к делу — нужно продумать открытие спортивной секции.

О результатах говорить рано, работа только началась, но психиатры и психологи говорят, что многие из ветеранов, действительно, находятся в тяжёлом психическом состоянии, причём хуже всего с теми, которые выглядят и ведут себя абсолютно нормально.

Директор и раньше знал о том, что ПТСР нередко проявляет себя лишь спустя несколько лет, но в западных исследованиях эта тема освещается очень подробно, поэтому вносить изменения в разработанные методики не пришлось.

Компетентных психиатров очень сложно обмануть, особенно когда не ставишь целью их обманывать — имеющиеся расстройства им хорошо видны, но они, пока что, не до конца понимают, что с ними делать.

— Разрешите войти! — постучали в дверь кабинета.

Это точно кто-то военный, потому что гражданские в его кабинет заходят иногда даже без стука, что очень раздражает Директора.

— Разрешаю, — ответил он.

В кабинет вошёл подтянутый парень лет двадцати пяти, светловолосый и бледноватый. Одет в синюю рубашку с белыми полосами, и серые брюки. На ногах истоптанные чёрные кеды.

— Здравия желаю, товарищ майор, — вытянулся он по стойке смирно.

— Вольно, — поморщился Директор. — Не на службе, поэтому не надо это самое… Эй, а я тебя где-то видел!

— Так точно, — улыбнулся парень. — Мы же с вами отражали нападение на колонну. В ущелье недалеко от Чашмадара.

— Да! — заулыбался Директор в ответ. — Рядовой Овсеев! Егор?

— Так точно, — кивнул парень.

— Ты, значит, уже дембельнулся? — спросил Директор.

— Как видите, — ещё шире заулыбался парень.

— Надо же, — произнёс Директор. — Не ожидал тебя здесь увидеть, честно говоря, но рад, очень рад! Как устроился? И ты дверь закрой, а то там всякие личности уши развесили и сидят, не работают. А время, между прочим, четвёртый час! Продолжить работу! Утроить темпы!

Овсеев закрыл дверь.

— Садись! — указал Директор на стул перед собой. — Чай будешь?

— Да нет, я… — начал Егор.

— Катерина Георгиевна! — позвал Директор. — Чаю, будьте добры, пожалуйста! А ты рассказывай, как устроился, где работаешь…

Егор запомнился ему тем, что его, почти бессознательного, вытаскивали из горящей БМП. Потом они несколько раз виделись в госпитале.

— Неплохо устроился, — сказал Егор. — Работаю на машиностроительном заводе, женился…

— И это правильно, — кивнул Директор. — Жизнь продолжается.

— А вы, я слышал, всё ещё там? — спросил Овсеев.

— Да, всё так же, — ответил Директор. — Сюда приехал на месяц, но через неделю-полторы уеду обратно за речку. Как только настрою тут всё…

Екатерина Георгиевна, временно прикомандированная к нему на роль секретаря, принесла поднос с чаем и печеньем.

— Спасибо большое, Катерина Георгиевна, — улыбнулся ей Директор, приняв чашку.

— А зачем это всё организовывается? — поинтересовался Егор, сделавший глоток чаю.

— Ну, знаешь, командование решило, что нехорошо это, когда вы не собираетесь, не общаетесь между собой, — сказал Директор, сжевав печеньку. — И это решение вылилось в такой вот дом воинов-интернационалистов. Приходить сюда можно и нужно, поэтому не пренебрегай — тут собираются те, кто тебя понимает. Свои.

— Я буду приходить, — пообещал Егор. — Спасибо, что делаете это, товарищ майор.

— Да это не я, — улыбнулся ему Директор. — Командование благодари — оно со всем пониманием…

— А в других городах такие будут открывать? — спросил Егор. — Я созванивался с однополчанами — спрашивают.

— Посмотрим, как здесь получится, — ответил Директор. — Если получится хорошо, то будут открываться такие же в других городах. Время покажет. Ты пей чай, печеньки кушай! Чего сидишь? И рассказывай дальше — как работается, как жену зовут?

* Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, улица Вазир Акбар Хан, дом 65, 9 ноября 1985 года*

— Ну, добро пожаловать домой! — с усмешкой приветствовал Директора Орлов.

— Здоров, — пожал он руку Геннадию.

— Как съездил? — спросил тот.

Директор лишь похлопал по толстой папке.

— О-о-о, у тебя всё, как обычно — приехал не с устным рапортом, а с документальной базой! — оценил толщину папки Орлов.

— Никаких уст не хватит, чтобы отрапортовать о том, с чем я столкнулся, — сказал Директор и тяжело вздохнул. — Материалов набралось много, поэтому пришлось задержаться почти на трое суток, чтобы всё обобщить и систематизировать. И картина, скажу я тебе, пугающая. Очень многие подходят под критерии ПТСР…

— Это подтверждает исследования американцев? — уточнил Орлов.

— А ты как думаешь? — нахмурился Директор. — Ещё как подтверждает… И это очень грустно.

— Из этого следует, что ты начал суетиться очень вовремя, — улыбнулся Геннадий. — Курить будешь?

— Буду, — кивнул Директор. — Идём на улицу.

Они вышли из здания и сели в курилку.

— Тебя тут, кстати, искали, — сообщил Орлов, протягивая ему начатую пачку «Marlboro».

— Кто и зачем? — поинтересовался он, беря сигарету и закуривая.

— Твой старый и сердечный друг — Файзулла, — ответил Геннадий.

— Да? — слегка удивился Директор.

— Не лично он, но человек был от него, — продолжил Орлов. — Его послали, чтобы он нашёл и убил тебя. Но он засыпался на том, что пытался выяснить о тебе что-нибудь, но контрразведка не спит, поэтому он быстро оказался в тёмных застенках ХАД и, в конце концов, всё выложил.

— Как низко пал Файзулла… — покачал головой Директор. — Надо было выяснить, а здесь ли я вообще — совсем нюх потерял…

— Больше похоже, что это была его личная инициатива, — улыбнулся Геннадий. — Их там всех так пропесочили. Мнится мне, что до сих пор задницы скрипят. Потерять практически всю сеть — это же надо…

— Зато бесценный опыт, — сказал Директор. — Второй раз они такой ошибки не допустят.

— Да и за первый раз большое им спасибо! — приложил Орлов правую руку к сердцу и изобразил поклон.

— А где Эдуардыч? — спросил Директор.

— Улетел в Москву, — ответил Геннадий. — Будет в течение двух-трёх дней. Он частенько сейчас летает.

— Ну, видимо, есть ради чего, — улыбнулся Директор. — А здесь как обстановка?

— Да как обычно, — пожал плечами Орлов. — В Панджшере дела всё лучше — грядёт новая операция. Снова будут выжимать Шах Масуда, но уже с опорой на лояльные кишлаки и подведённую материальную базу. И, похоже, что он догадывался о неизбежности этой операции, потому что разведка обнаружила новые укрепления.

— Решили, что пробовать помириться с ним больше не нужно? — усмехнулся Директор.

— Решили, что больше не нужно, — кивнул Орлов. — «Фронт» ушёл дальше в ущелье, поэтому из Панджшера в Кабул попасть почти невозможно — Ахмад больше не представляет серьёзной угрозы и армейские уверены, что эта операция станет последней, но что-то я сомневаюсь.

— Но она может стать последней, — не согласился с ним Директор. — Если он снова потерпит поражение, это окончательно разрушит его репутацию в глазах старейшин. Они ведь всё видят — с шурави взаимодействовать выгодно, а ещё за ними военная сила. А что есть у Масуда? Череда поражений, вынужденные отступления и сокращение снабжения. Это значит, что колеблющихся родов станет гораздо больше. Но всё зависит от того, как сработает армия. Масуд не дурак — он понимает, что на кону, поэтому будет биться до последнего.

— Ну и хрен с ним, — махнул рукой Геннадий. — Он уже не так важен, как год или два года назад. Уже заходят осторожные разговоры о провинциях Парван и Баглан — путь к этим узлам сопротивления почти открыт, а сами они уже ослаблены прерыванием цепей поставок.

— Рановато они… — покачал головой Директор.

— Так или иначе, но как пройдёт операция, снова начнётся наша работа, — сказал Орлов. — Будем ездить по колеблющимся кишлакам и привозить щедрые дары.

— Как обычно, — пожал плечами Директор. — А с лояльными кишлаками всё по-прежнему?

— Конечно! — кивнул Геннадий. — Схема до сих пор работает! Правда, теперь этим полностью занимается Саид…

— И это правильно, — улыбнулся Директор. — У него есть подробные инструкции, что и как делать, чтобы старейшины оставались лояльными. Это маленький, но важный шажок в сторону «афганизации» этой войны…

— Прямо так и хочешь, чтобы мы отсюда ушли? — спросил Орлов.

— Это мероприятие обходится казне слишком дорого, — ответил Директор и тяжело вздохнул. — Вместо того чтобы вкладывать все эти деньги во что-то полезное, мы вливаем их в войну. Кому-то от этого, может и хорошо, например, американцам, но нам всем очень плохо.

— Кстати, насчёт «плохо», — вспомнил что-то Геннадий. — Я вступил в переписку с Митрохиным — начинаю аккуратно обхаживать его, под предлогом написания исторической работы о нашей организации. Через пару месяцев, если удастся наладить с ним контакт, запрошу отпуск.

— А ты, действительно, что-то пишешь? — поинтересовался Директор.

— Ещё как! — улыбнулся Орлов. — Всё серьёзно — к легенде я подошёл с полной ответственностью. Да и на Митрохина я вышел через своего учителя, который с ним знаком — он-то и дал мне его адрес. С этой стороны не подкопаться.

— Надо действовать очень осторожно, — предупредил его Директор. — Если сможешь попасть к нему на дачу — считай, всё, попался, голубчик. Что, кстати, с контрразведкой?

— Да всё с ней нормально, — кивнул Геннадий. — Перевод будет, хотя Гаськов недоволен и не хочет. Придётся где-то полгода поработать и меня переведут в Москву. И если то, что ты сказал о Митрохине, не галлюцинации, то всё может случиться даже раньше.

Возможно, это выглядит понижением — перевод в Следственный отдел КГБ, но не с теми сведениями, которыми он владеет. Это может послужить трамплином, если у него получится правильно реализовать переданные Директором данные…

— Идём обратно, а то перекур затянулся и холодно, — сказал Директор.

* Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД, 6 декабря 1985 года*

— Что ж, это неплохо… — произнёс Владимир. — Но вот мерзавцы…

— Люди без чести, — пожал плечами Саид. — И им осталось жить очень недолго.

Была выявлена ещё одна группа нездоровых людей, трудившихся в 7-м управлении.

«Маньяки — Чикатило нервно покурит в сторонке», — подумал Владимир. — «Да их стрелять надо, как собак!»

За этими людьми начали наблюдать после Великой Жатвы — были замечены ключевые признаки, интересовавшие Директора.

Выбраковка слабых в 7-м управлении затянулась, потому что кадровый состав там оказался очень непростым, а задача очень сложной.

«Как понять, кто больной, а кто придуривается?!» — спросил себя Директор.

Работа, пусть и медленно, но идёт — время от времени некоторые бывшие сотрудники 7-го управления, в конце концов, срываются и решаются на что-то противоправное, их заблаговременно ловят, потому что за каждым из них негласно, но внимательно следят, а потом они оказываются в тюрьме. А дальше следствие, суд, поднятие былых дел во время службы в 7-м управлении, и суровый, но справедливый приговор.

Директор настоял на том, чтобы судебные процессы шли публично, с подробным освещением — народ должен увидеть, что ошибка, пусть и официально не признана, но исправляется, и палачи сами становятся жертвами.

— Теперь к Паси-Шахи-Мардану, — произнёс он, закрывая папку.

Этот кишлак находится в глубине Панджшерского ущелья и является стратегически важным, потому что разместился в месте, где в Панджшер врезается ущелье, ведущее в долину Зарие и в долину Макани.

В этих долинах массово выращивают опиумный мак, являющийся немаловажным источником средств для душманов, поэтому Шах Масуд просто не мог позволить, чтобы и этот кишлак был безбожно и безблагодатно куплен шайтанами-шурави.

В связи с этим обстоятельством, он был вынужден разместить около кишлака свои войска — решение так себе, потому что являет собой демонстрацию слабости и неуверенности, но иначе он не может.

Он не может бурить скважины, не может обеспечить кишлак электричеством, не может обеспечить «товарное изобилие», которое легко обеспечивают торговцы из Кабула и Баграма…

«Товарное изобилие» — это просто небольшие дотации торговцам, чтобы они продавали в кишлаках товары народного потребления по существенной скидке, делая их доступнее племенным жителям.

Зачем им теперь поддерживать Ахмада, раз он не может дать им уровень жизни, уже предлагаемый шурави? В конце концов, они не лезут в дела родов и дают всё это будто бы безвозмездно или почти бесплатно…

Это перевело противостояние в Панджшере на инфраструктурный уровень, на котором Ахмад Шах Масуд победить просто не в состоянии. И единственное, что он может предложить — это страх.

Старейшин и мулл колеблющихся кишлаков запугивают, берут у них заложников, держат рядом с кишлаками отряды душманов — это тоже стратегия, но работать она может очень недолго.

«Шах Масуд, решая эту проблему тактически, подготавливает для себя стратегическое поражение», — подумал Директор. — «Скоро он превратится в настоящего басмача — лишится народной поддержки и, в конце концов, будет вынужден бежать в соседние провинции, тщетно надеясь на скорый реванш».

— Мы, пока что, не можем туда добраться, — сказал Саид. — Идут вялотекущие бои — Масуд теряет много людей в стычках с Царандоем и от систематических бомбардировок, но мы не можем взять кишлак под полный контроль и обеспечить там безопасность. Нужно дожидаться начала операции. Как только Масуд будет вынужден отступить, мы в тот же день поедем в кишлак и, как вы любите говорить, «сделаем предложения, от которых просто невозможно отказаться».

Потери душманов, из-за выбранной стратегии, начали расти. Раньше их было тяжело найти, но легко уничтожить, а сейчас они вынуждены укрываться в известных советскому командованию локациях, потому что иначе им не обеспечить контроль территории. А если не контролируешь территорию, то она обязательно будет потеряна, потому что шурави приходят с дарами и оказывают должное уважение старейшинам и муллам…

Предчувствуя грядущий успех, командование 40-й армии протягивает снабжение дальше в ущелье, чтобы качественнее «обрабатывать» душманов артиллерией, а для усиления эффекта интенсифицирует авианалёты и вертолётные рейды.

«Стингеры» американцы ещё не завозят[30], поэтому у душманов есть только китайские ДШК, которые они вынуждены постоянно перемещать с места на место, ведь их сравнительно легко обнаружить, а также не очень эффективные ПЗРК вроде китайских «Хунъин-5», а также американских «Редай».

— Ха-ха-ха… — посмеялся Директор. — Тогда мы подождём. Когда армейцы расчистят нам путь, нужно будет действовать быстро, но бережно.

— Поговаривают, будто эта операция похоронит Шах Масуда, — сказал Саид. — Насколько этому можно верить?

— Не знаю, — признался Директор. — В некоторой степени, это зависит от нас. Армия оттеснит его далеко в горы, но основная работа за нами. Это от нас зависит, сможет ли он вернуться в кишлаки. Если не сможет, то ему, как политической фигуре, действительно, конец. С сельским хозяйством есть какие-нибудь успехи?

Афганистан — это практически идеальное место для выращивания хлопка и… мака. Выгоднее выращивать, конечно же, мак, поэтому им тут, в основном, и занимаются, но советские советники рассчитывают «пересадить» местных селян на другие культуры, менее рискованные.

Директору хорошо известно, что душманы иногда воюют между собой, за право обладать плодородной почвой, пригодной для выращивания мака, поэтому мирные жители более склонны выращивать что-то другое, более безопасное. Но их, как обычно, никто не спрашивает.

В подконтрольных душманам провинциях тех, кто не хочет растить мак, запугивают или убивают, потому что ради таких денег можно вырезать целыми кишлаками, не говоря уже о конкретных людях…

Правительственные представители уже думают о том, чем бы могла заняться провинция Панджшер, после того, как её полностью освободят от душманов.

Очевидные варианты: виноград, абрикосы, гранат, грецкие орехи и миндаль. Но также рассматривается шелководство, которое может принести неплохие деньги, если его правильно организовать. Не такие неплохие, как мак, конечно же, но за счёт шёлка провинция может стать процветающей. Всё-таки, за производство и сбыт шёлка не сажают и не расстреливают.

Директор общался с несколькими гражданскими специалистами насчёт шёлка, и они сказали ему, что это долгосрочный проект, требующий большого объёма работ. Нужно провести оросительные каналы во все долины, потому что шелковице нужна вода, а ещё ей нужно время, чтобы вырасти. По самым смелым прогнозам, если сделать всё правильно, то Панджшер сможет поставлять шёлк примерно через десять лет с завершения всех подготовительных работ.

Поэтому-то о шёлке только думают — скорее всего, им начнут заниматься, потому что шёлк считается престижным товаром, который усиливает репутацию провинции значительнее, чем какие-то там деньги, которые не надеть и не съесть, как шёлковый халат и пирог с ягодами тутовника…

— Улаживаем разногласия между родами, — сказал Саид. — Мне или вам, а лучше мне и вам, в ближайшие месяцы, придётся поучаствовать в джирге, на которой предстоит разрешить большую часть давних споров о земле и воде.

Джирга — это совет старейшин, созываемый нерегулярно, по особым случаям. На памяти Директора, афганцы не звали на джиргу никаких шурави. Приглашение означает, что шурави начали признавать как одну из сторон. И это очень хороший знак.

— Это хорошо, — улыбнулся Директор. — Съездим — не сломаемся. А у нас есть какие-нибудь решения?

— Придётся задабривать старейшин… — тяжело вздохнул Саид. — Нужны будут очень щедрые дары, способные перевесить старые обиды.

— Я обращусь к генерал-майору, — кивнул Директор. — Он скажет, сколько мы можем потратить из нашего бюджета. Это важнейшее мероприятие, которое мы должны использовать для укрепления наших позиций в Панджшере…

Панджшер, по его мнению — это важнейшая провинция Афганистана. В первую очередь, Панджшер важен, как символ — ОКСВА, до недавнего времени, был неспособен что-либо поделать с этой провинцией и Масудом. Потеря Панджшера способна надломить всё движение моджахедов — это не положит конец войне, но сильно облегчит жизнь ОКСВА и афганскому правительству.

Генерал-майор Гаськов, прекрасно осознающий это, выбивает финансирование для интеграции ущелья в сельское хозяйство, потому что знает, что пристроенный к благодарной работе род с оружием по горам не бегает.

«Когда мы закрепимся в Панджшере, нас из него будет уже не выковырять», — подумал Директор. — «Мы пустим здесь свои корни и вцепимся ими в горные гряды, как неистребимый сорняк. А со временем Панджшер превратится в крепкий сельскохозяйственный регион, участвующий в снабжении Кабула и Баграма. А если ты кого-то кормишь, то ты зависишь от него не меньше, чем он от тебя».

* Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД, 13 января 1986 года*

«Времени осталось мало», — подумал Директор. — «Нужно лететь в Ташкент и связываться с Орловым».

Орлов уже улетел в Москву, насовсем. В Представительстве КГБ в Афганистане он больше не числится, потому что перевёлся в Следственный отдел.

Гаськов до сих пор осуждает его за это, а также подозревает, вполне небезосновательно, что это Директор его убедил.

Только вот Орлов уже вплотную подобрался к Митрохину, проводящему много времени у себя на даче.

В последнем письме Геннадий написал несколько заранее условленных выражений, которые означают, что закопанные на даче бидоны уже найдены и теперь осталось лишь грамотно их «обнаружить».

Василий Митрохин — это главный человек, из-за которого Директор и решился рискнуть с Орловым. Все остальные предатели не особо важны, потому что не владеют всей полнотой картины.

Были предатели, наносившие сопоставимый урон СССР, такие как Пеньковский или Гордиевский, но урон, нанесённый Митрохиным, будет иметь системный характер.

Он двенадцать лет тайно конспектировал данные из архива КГБ, переписывая их в школьные тетради у себя на даче. В итоге, до своей отставки, он собрал материала на шесть чемоданов.

Там материалы о внешних операциях Первого главного управления КГБ, имена и фамилии офицеров, агентов и информаторов, а также отчёты и планы. Материалы охватывают деятельность госбезопасности СССР с 1930-х годов по 1984-й год, то есть, по ним можно получить довольно-таки точное представление, как именно работало и работает КГБ.

«Не говоря уже о сотне агентов и информаторов разной степени ценности, выявленной ЦРУ и MI6», — подумал Директор. — «Это выродок и подонок, которого лучше стрелять на месте!»

Но хуже всего то, что Служба Внешней Разведки, в которую потом будет преобразовано Первое главное управление КГБ, не будет знать, что именно слито — все старые сети скомпрометируются, что обесценит работу тысяч людей.

«Лишь одна прилежная и усидчивая сука, а столько последствий…» — подумал Директор. — «Ничего, в этот раз он не дойдёт со своими бидонами до посольства Великобритании…»

Он помнил, что кто-то из британских деятелей высказывался, будто даже если бы к ним перебежал председатель КГБ, они бы не смогли узнать от него столько же, сколько узнали из переданных Митрохиным тетрадок.

Директор считал это катастрофой для российской госбезопасности, которая подорвала внешнюю разведывательную деятельность на годы.

И пусть Митрохин, как очень трусливый человек, должен передать свои бидоны только в 1992 году, Директору будет спокойнее, если этот предатель умрёт с пользой для дела — Орлов существенно попиарится на этом, что укрепит его позиции в Следственном отделе КГБ.

Также Директор передал ему данные о грядущей аварии на ЧАЭС.

По известным ему данным, Афганская война обошлась СССР в 30 миллиардов рублей за десять лет, а ликвидация последствий аварии на ЧАЭС — примерно в те же деньги, но за один год.

Аварию нужно предотвратить, любой ценой, и Орлов думает об этом. После того, как он удостоверился в достоверности данных о Митрохине, ставить под сомнение возможность аварии на ЧАЭС у него нет.

Но его возможности ограничены — Гаськова они в их тайну решили не посвящать, потому что Орлов был категорически против. Как понял Директор, он хочет сохранить этот секрет между ними, потому что «знает третий — знает и свинья», ну и ему выгоднее пользоваться этими данными единолично, для более быстрого карьерного роста.

«Хитрый прощелыга, но зато надёжный и полезный», — подумал о нём Владимир. — «Даже немного жаль, что я знаю не так много сведений по его профилю».

Полковника Орлову, несмотря на успешное завершение операции «Мастаба», всё-таки не дали. Наградили орденом «Ленина», что очень ценно, но посчитали, что рановато ему становиться полковником. В связи с этим, перевод в Следственный отдел был воспринят некоторыми, как обида Геннадия.

«Но если бы они знали», — подумал Директор и довольно улыбнулся. — «Но они не знают».

Операция «Мастаба» — это продолжение операции «Сфинкс», которая завершилась захватом Усамы бен Ладена и Али Амина ар-Рашиди. И в ходе «Мастабы» удалось достать Абдуллу Аззама.

Аззам, по агентурным данным, стал новым «счетоводом джихада», придя на замену загадочно исчезнувшему бен Ладену, но проработал всего три месяца, а потом скоропостижно скончался.

Скоропостижность кончины обусловлена тем, что его застрелили из снайперской винтовки, в одной из чайных Пешавара. Получилось не очень красиво, потому что это, несомненно, навело шейхов на мысль о руке КГБ, но Аззама охраняли слишком хорошо, поэтому захват его был невозможен.

Да и эффект от потери очередного «счетовода» проявился почти сразу — это вызвало новые склоки между душманами и арабами, а также вновь ненадолго дезорганизовало арабское финансирование.

Пройдёт немного времени, шейхи очухаются и восстановят финансирование в прежнем объёме, но в этом «окошке» душманы будут получать меньше оружия, боеприпасов и снаряжения…

И эту операцию поставили в заслугу генерал-майору Гаськову, который лично её курировал и особо отметил в рапорте об итогах подполковника Орлова.

«Рад за него, конечно, но этот новичок…» — подумал Директор о своём новом «коллеге». — «Нет у нас такого же взаимопонимания».

Должность Орлова занял капитан Леонов, Павел Александрович. Это человек Гаськова, генерал-майор ему доверяет и считает перспективным, поэтому теперь Леонов курирует ХАД и сейчас проходит период введения в курс дела.

— Товарищ майор, разрешите войти? — постучал в дверь Саид.

— Заходи, — разрешил ему Директор. — И как будешь проходить, форточку открой, будь добр.

Он достал из кармана пачку сигарет и кремнёвую зажигалку.

— Садись и рассказывай, — попросил Директор, прикуривая сигарету.

— Удалось накопать кое-что на недоброжелателей Ахмеда, — сообщил Саид. — Похоже, что это иностранная разведка…

Ахмед, как предприимчивый пожилой человек, после вынужденного разрыва с Пакистаном, где его караванщиков больше не желают видеть, не растерялся и переключил свои каналы на Иран.

Пограничные с Афганистаном останы Ирана населены кочевниками из народа белуджей, которые мало волнуют иранские власти, до сих пор интенсивно ведущие войну против Ирака.

И белуджи, как давно и хорошо знал преуспевающий торговец Ахмед, тоже любят деньги, а также имеют желание и возможность возить различную контрабанду.

Теперь белуджи поставляют интересующие жителей провинции Кабул товары, со своей наценкой, но Ахмед выиграл от того, что переговоры с иранскими пограничниками кланы белуджей взяли на себя, поэтому теперь это они везут всё через ирано-афганскую границу, а люди Ахмеда везут всё в Кабул.

Ввиду того, что успешный торговец Ахмед находится под протекцией КГБ и ХАД, в Афганистане ему никто не мешает, но недавно он пожаловался, что кто-то пытался поджечь его склад, а также жестоко избил его верного человека, собиравшегося в затяжной переход до западной границы.

Такое нельзя было оставлять без ответа, потому что Ахмед — это ключевое звено, поставляющее импортные видео- и аудиомагнитофоны, за счёт которых оплачиваются щедрые дары старейшинам и муллам.

Можно найти и другого человека, который будет поставлять видеомагнитофоны за приемлемые деньги, но Ахмед надёжен и полезен не только как поставщик ценных товаров.

— Как вы это узнали? — спросил Директор.

— Ну, их попытались взять живьём, — пожал плечами Саид. — Не получилось — у них было оружие, и они отстреливались до конца. В ходе захвата погиб один оперативник спецподразделения, а ещё двое получили ранения. Зато в доме, в котором они укрывались, была обнаружена иностранная радиостанция. Они спрятали её очень хорошо, но дом обыскали очень тщательно и тайник был найден.

— Файзулла, сука плешивая… — процедил Владимир со злостью. — Гадит мне, мерзавец…

— Возможно, это кто-то другой, — покачал головой Саид. — Мы не знаем, потому что никаких документов найдено не было и о целях засланцев мы можем лишь догадываться.

— Эти сукины дети точно пришли за Ахмедом, — сказал Владимир. — Хотят подгадить нам хоть как-то — это Файзулла, я уверен! Жаль, что этот малограмотный и сумасшедший лишенец сумел вовремя сбежать…

— Если это он, то его уровень существенно упал, — улыбнулся Саид. — А если окажется, что это делается из чувства мести, то это выглядит особенно жалко.

— Это была ваша самостоятельная операция? — уточнил Директор.

— Да, — кивнул Саид. — Всё, от начала и до конца, планировалось и исполнялось ХАД.

— Ну, неплохо, — улыбнулся Директор. — Главное, что удалось вовремя ликвидировать ячейку диверсантов. Мы же не знаем, что они хотели сделать, поэтому наши предположения о том, что это Файзулла так пытается мелко гадить по углам, лучше оставить за кадром и не вносить в рапорт.

— Разумеется, — согласился Саид. — Но результаты могли быть лучше — опыт будет учтён и осмыслен.

— Не переживай, — махнул рукой Владимир. — Это нормально, накладки бывают. А как себя показали бойцы?

— Применение пулестойких щитов и специальной экипировки сыграло решающее значение, — ответил Саид. — Потери могли быть гораздо больше, потому что диверсанты очень хорошо подготовились к обороне.

В ХАД, чуть менее месяца назад, было сформировано специальное подразделение «Баргад-1», что переводится с фарси как «Щит-1», назначение которого фокусируется на штурмовых операциях и захватах в городских условиях.

Их учат инструкторы из ГСпН «Вымпел», а экипировку и оружие они получают по линии КГБ. И «Баргад-1» применяет штурмовую броню, разработанную лично Директором и усовершенствованную советскими учёными, первым — «Вымпел», из-за специфики задач, ещё не использовал её на операциях. Всё-таки, она очень тяжела и при жаркой погоде практически неприменима.

Зато «Баргад-1», выполнивший уже семь боевых заданий по штурму объектов в черте города, нашёл эту броню очень полезной.

По сути, это нечто, вдохновлённое первым бронекостюмом Директора, но кратно усиленное. Каждый броневой пакет, вшитый в капроновую основу, способен удержать стандартную пулю 5,45×39 миллиметров, потому что в пакете находятся 10 слоёв СВМ и бронеэлементы из бронежилета 6Б4. Общая масса бронекостюма стандартного размера составляет 13 килограмм, что позволяет применять его только в краткосрочных штурмовых операциях.

Бронеэлементы, к слову, изготовлены из карбида бора, поэтому прекрасно держат попадания из АК-74 на близкой дистанции.

— Хм… — задумчиво хмыкнул Директор. — Ну, хорошо, что удалось минимизировать потери…

— Должен сообщить, что капитан Леонов пытался вызнать у меня что-то о ваших возможных контактах с ISI, — сказал Саид.

— Ты же ничего не сказал ему? — спросил Директор.

— Разумеется, нет, — ответил Саид. — Если бы у него был доступ, он бы сам всё знал, а если не знает, то у него нет доступа и знать ему всего этого необязательно.

— И это правильно, — улыбнулся Директор. — Я побеседую с генерал-майором, чтобы он образумил этого юнца.

* СССР, Узбекская ССР, город Ташкент, площадь Ленина, 23 января 1986 года*

— Тепло тут, да? — усмехнулся полковник Орлов.

Одет он в гражданское, как оно обычно и бывает у комитетчиков — сразу и не скажешь, что он из госбезопасности…

— Да уж… — согласился Владимир.

Он одет в повседневную форму, с орденами — через пару часов ему выступать в доме воинов-интернационалистов, на внеплановом собрании.

— А в Москве холодно, — пожаловался Геннадий.

— Не без этого, да, — кивнул Директор. — Ну, как всё прошло?

Орлов ненавязчиво огляделся по сторонам и пошёл по площади.

— Получилось точно так, как я и задумал, — ответил он. — Если без подробностей, то Митрохин регулярно проверял свои бидоны — на участке видны подозрительные следы на снегу. Просто так в ту сторону не пойдёшь, там, будто бы, нет ничего — а ещё там были видны следы насыпания снега. Ну и когда посещал его дачу, специально вильнул следом в ту сторону, когда шёл в туалет.

— На паранойю решил надавить? — усмехнулся Директор.

— Да, — кивнул Орлов и улыбнулся. — А дальше уже просто было. Я проявил подозрение — сказал, что Митрохин, несмотря на заслуги, как-то неблагонадёжно ведёт себя и на участке у него что-то нечисто. Группу собрали, понаблюдали, а затем взяли его с поличным, когда он начал перекапывать свои бидоны. А там… Эх, какая же сволочь…

— Много интересного накопали? — поинтересовался Директор.

— Да практически всё ценное из архива ПГУ с 1934 года, — ответил Геннадий и достал сигареты из кармана пальто. — Спецы до сих пор разбираются, что он там понаписал. Но уже известно, что больше всего его интересовали имена агентуры и детали операций. А ещё он записал координаты тайников с оружием и оборудованием по всей Европе и в США.

— Надеюсь, он получит свою пулю, — произнёс Владимир. — Сумасшедший.

— На допросах молчит, — сказал Орлов и закурил. — Вразумительного ответа, зачем это делал, дать не может, но измена Родине у него уже есть, поэтому от смертной казни он никуда не денется. Он же, идиот, написал в своём дневнике слова «Посвящается всем, кто хотел сказать правду, но не сумел. Митрохин». Какую правду? Зачем? Кому?

— Я же говорю — психически больной человек, — вздохнул Владимир.

— И до сих пор неизвестно, как он собирался передавать всё это на Запад, — почесал Геннадий затылок. — У тебя есть идеи?

— Наверное, ждал удобного случая, — пожал плечами Директор. — А с Поляковым подвижки есть?

— Его уже давно пасут, как оказалось, — ответил Орлов. — Ждут, когда он вновь выйдет на контакт с ЦРУ. Что-то ещё есть?

— Не совсем по твоему профилю, — вздохнул Директор. — Но ты же теперь следак и можешь заниматься чем-то внутри страны?

— По предателям что-нибудь есть? — уточнил Геннадий.

— По предателям, к сожалению, ничего нет, — покачал головой Директор. — Но есть кое-что пожирнее, в каком-то смысле. Возможно, это тебе тоже поможет.

— Так… — подобрался Орлов.

— Андрей Романович Чикатило, живёт в Новочеркасске, — назвал Директор имя. — Валерий Асратян — отчество не знаю, но знаю, что он в Москве. Сергей Александрович Кашинцев, Челябинск. Андрей Иванович Бараусов, Ленск, Якутская АССР. Пока что, эти.

— Это кто? — озадаченно спросил Геннадий.

— Это такая сволочь, что ты захочешь убивать их на месте, когда узнаешь… — ответил Директор. — Серийные убийцы. Уже действуют. Первого ищут так, что аж ЦК КПСС взяло дело под личный контроль. Понимаешь, да?

— Причём здесь я и серийные убийцы? — недоуменно спросил Орлов.

— Не понимаешь, — покачал головой Директор. — ЦК КПСС взяло под личный контроль операцию по поиску неизвестного, пока что, маньяка, орудующего в Ростовской области. Операция «Лесополоса» — слышал?

— Конечно, — кивнул Орлов. — А кто не слышал?

— У тебя есть имя, — улыбнулся Директор.

— А это точно он? — нахмурился Геннадий.

— А ты специально глупые вопросы задаёшь, чтобы вывести меня из себя? — спросил Владимир. — Митрохин — сработало? Чего тебе ещё надо, собака?

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Геннадий. — «Иван Васильевич меняет профессию»?

— Оно, — улыбнулся Владимир. — Давай, работай, следак — на маньяках себе карьеру сделаешь! Ты представь только: МВД тычется носом, ищет что-то и не находит, а доблестный офицер госбезопасности, проявив таланты и выучку, находит и разоблачает нелюдь!

Темой советских и российских маньяков он интересовался сугубо из педагогического интереса, а также из-за маньяка Сотникова, орудовавшего в родной области Директора и прозванного Липецким маньяком.

Педагогический интерес его связан с методиками выявления девиантного поведения, но ничего толкового из этого не вышло — лишь пара сомнительных наработок, которые он применил на практике лишь в 7-м управлении ХАД, без внятных результатов.

— Так, я понял, — кивнул Орлов. — Как обсудим более актуальную тему, засядем у тебя в кабинете и ты мне всё надиктуешь — кто, что, сколько, когда и где. А я уже подумаю, как это всё организовать. Теперь у меня больше свободы — мне скоро команду молодых дадут, чтобы помогали.

— Ладно, — согласился Директор. — Теперь ЧАЭС — что выяснил?

— Да ничего, — с сожалением вздохнул Геннадий. — И просто так не скажешь никому, ведь дураком назовут… Нужен какой-то способ…

Вариант с написанием анонимок они даже не рассматривают. К такого рода писулькам в СССР относятся не очень серьёзно, потому что не с кого спросить, ведь обратного адресата на анонимных письмах не бывает.

Нужно будет прямо задолбать все органы, чтобы это сработало с хоть каким-то шансом. Но в процессе слишком велик риск раскрытия отправителя.

— Имей в виду, что в ночь с 25 по 26 апреля, в 1:23, произойдёт авария, которая обойдётся Союзу в 30–35 миллиардов рублей, — напомнил ему Директор. — Это точно будет, если ничего не сделать. Тысячи умрут от последствий радиоактивного излучения, Гена…

— Я помню, — поморщился Орлов. — И я думаю.

— Нужно сделать всё так, чтобы никто и ничего не узнал, — сделал ещё одно напоминание Директор. — Если кто-то узнает, потом проблем не оберёшься.

— Хотелось бы, чтобы узнали — это же гарантированный Герой Советского Союза… — произнёс Геннадий.

— Истинный героизм — тот, о совершении которого никто не узнает, — покачал головой Директор. — Просто помни об этом, когда у тебя всё получится. Да кто ещё в этом мире сможет быть тем, кто предотвратил аварию на атомной электростанции, которая убьёт тысячи и нанесёт ущерба на 30 миллиардов рублей. Геннадий, миллиардов рублей! Ты попробуй вообразить себе эту сумму! Знаешь, сколько это в новых Волгах?

— Не знаю, — ответил Орлов.

— А я уже давно посчитал! — усмехнулся Владимир. — 1 851 851 новенькая Волга!

— Серьёзно? — удивился Геннадий.

— Серьёзнее некуда, Гена! — ответил Владимир. — Давай будем считать, что если ты предотвратишь это, то получится, будто ты лично передал стране, на безвозмездной основе, то есть, даром, столько Волг?

— Сэкономил… — покачал головой задумчивый Орлов.

— Считай, что заработал, — ответил на это Владимир.

— Истинный героизм, значит… — произнёс Геннадий. — И нужно сделать так, чтобы эксперимент не провели и тщательно проверили реактор…

* Демократическая Республика Афганистан, город Кабул, 1-й микрорайон, квартира Жириновского, 16 февраля 1986 года*

«Время утекает, будто песок сквозь пальцы», — подумал Директор, читая свежую местную газету. — «И события летят стремительно».

Он вернулся из командировки в Ташкент четыре дня назад — после встречи с Орловым была длительная ревизия всех дел в доме воинов-интернационалистов, а также решение некоторых проблем, требовавших использования административного ресурса.

Но дела шли нормально — работа ведётся, посещаемость не падает, а наоборот, растёт, в то время как ни один из постоянно посещающих Дом воинов-интернационалистов ветеран не совершил ни одного правонарушения, даже мелкого. Четверых ветеранов пришлось положить в психдиспансер, чтобы помочь им справиться с нервными срывами, но остальные чувствуют себя приемлемо.

Дом воинов-интернационалистов — это не лекарство. Как помочь с ПТСР никто ещё не знает, ведь даже у американцев, уже давно исследующих проблему, нет рабочих рецептов, но найдено средство для стабилизации пострадавших ветеранов, поэтому КГБ посчитало испытание успешно пройденным.

Лечение, в конце концов, найдут, потому что этим уже занимаются и есть шанс, что советская психиатрия сможет выработать что-то, что вернёт страдающих ветеранов в норму, а пока, раз лечения ещё нет, вполне сойдёт полурешение…

Он поднял зеркало, лежавшее на обеденном столе, и уставился в своё отражение.

Но он видел лишь своё лицо, полностью подчиняющееся ему. Взгляд его, мимика его — в отражении он и только он.

— Владимир, — полувопросительно произнёс он.

Отражение синхронно повторило движение его губ и мышц лица.

Ему стало грустно от того, что он потерял эту часть себя.

«Было приятно иметь возможность посоветоваться самому с собой по разным насущным вопросам», — подумал он. — «Но я больше не Директор и больше не Владимир — придётся принять это».

Нет больше незримого водораздела между памятью двух разных личностей — всё необратимо слилось воедино.

«Так два человека, две личности, окончательно утратили себя, чтобы избежать саморазрушения», — подумал он. — «Но кто тогда я?»

У него в голове два комплекта воспоминаний, принадлежавших двум разным людям, с совершенно разными судьбами и взглядами на жизнь. У них даже восприятие вкусов и цвета было разное, что отчётливо проявлялось в воспоминаниях Директора — он помнил вкусы совершенно другими, нежели Жириновский.

«Время пришло», — решил он. — «Тело принадлежит Владимиру Жириновскому, а это значит, что теперь я Владимир Вольфович Жириновский. Им являлся и им являюсь до сих пор».

В зеркале, всё так же, отражался только он.

Зазвонил телефон, стоящий на подоконнике на кухне. Владимир прошёл на кухню.

— Алло, — поднял он трубку.

— Товарищ майор! — услышал он голос Саида. — Последние отряды масудовских басмачей выбиты из Панджшера! Можно работать!

— Значит, будем работать, Саид, — ответил Владимир и улыбнулся.