Владимир, сын Волка

Глава девятнадцатая. Престиж

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД, 28 мая 1984 года*

— Зачем тебе этот человек? — спросил генерал-майор Гаськов.

Неделю назад, 21 числа, его сделали полноценным заместителем руководителя по кадрам, расширив отдел кадров Представительства КГБ в Афганистане — всё исключительно за результаты работы с ХАД.

Генерал-лейтенант Рагозин, начальник Высшей школы КГБ имени Дзержинского, очень доволен Гаськовым и офицерами ХАД, которые присылаются на обучение.

Прирост качества курсантов был резким — первый набор показал повышение успеваемости на 14 % в выборке из 42 человек, а второй продемонстрировал прирост успеваемости на 27 % в выборке из 56 человек. Оценивалось качество по среднему баллу и результатам сдачи зачётов.

Рост успеваемости отмечен, в среднем во всех дисциплинах, но основной вклад вносят дисциплины, связанные с точными науками.

— Мне нужен кто-то из ХАД, чтобы лучше делать свою новую работу, — ответил Директор.

Этого не было в его планах, но теперь он, вместе с Орловым, отвечает за налаживание связей с местным населением.

Успех с кишлаком Асатетхет впечатлил не только Воскобойникова, но и штаб 40-й армии — в кишлаке теперь стоит 7-я рота 345-го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка.

668-й отдельный отряд 15-й бригады СпН, официально именуемый 4-м отдельным мотострелковым батальоном, занимается перехватом караванов, везущих Масуду всякое интересное — оружие, боеприпасы, медикаменты и экипировку.

Часть караванов перехватывает кишлак Асатетхет, на что бойцам СпН приказано закрывать глаза. Генерал-майор Воскобойников договорился об этом с ГРУ — он объяснил коллегам всю важность поддержания лояльности таджиков, по сути, бросивших вызов Масуду.

И теперь Орлов, при поддержке Директора, должен заниматься переговорами с другими колеблющимися кишлаками в Панджшере. Стратегически, переход родов на сторону правительства, это поражение Масуда, что он должен прекрасно понимать.

— Чем тебе может помочь этот лейтенант? — поинтересовался генерал-майор Гаськов, а затем посмотрел в папку.

Там находится личное дело лейтенанта Саида Сафара, который и интересует Директора.

— Он сообразителен, исполнителен и является местным, — ответил Директор.

На самом деле, характеристика «сообразителен» — это серьёзное приуменьшение. Он сдал тест Директора на «отлично», даже финальный. Это одарённый интеллект, способный добиться выдающихся результатов, при правильном подходе.

Директор побеседовал с ним и убедился, что тест не ошибочен — пришлось изменить результаты, опустив их до «хороших», чтобы Саида не отправили в Балашиху в составе дополнительного набора. Такой человек, пока что, единственный из всех протестированных сумевший показать выдающиеся результаты, нужен ему самому.

КГБ и ХАД от этого ни холодно, ни жарко, потому что лейтенант Сафар, ни при каких условиях, не мог бы добиться особых высот ни в армии, ни в ХАД. Причиной тому — его происхождение.

У него нет влиятельных родичей, потому что он сын осевшего в Кабуле бывшего пастуха-кучи[26] из Вардака, протекцией среди высших офицеров обзавестись, до сих пор, не смог, а ещё он сильно демотивирован, потому что прекрасно понимает, что творится в правительственной армии.

На самом деле, при изучении его личного дела уже будет видно, что он неординарный человек — он сумел убедить своего отца, что ему нужно отучиться в школе, а затем поступил в военное училище, из которого выпустился лейтенантом. И прослужив в армии почти год, подал заявку на перевод в ХАД.

Наверное, после прохождения обучения в Москве, Саид смог бы добиться каких-то результатов, через 2–3 года, но это не гарантированно, потому что прямой связи между уровнем интеллекта и успехом в службе до сих пор не установлено. Возможно даже, что высокий интеллект в этом деле, в некоторой степени, вредит.

— Ладно, — произнёс генерал-майор Гаськов. — Раз он тебе нужен — пусть будет. Я поговорю с Наджибуллой.

— Благодарю, Эдуардыч, — улыбнулся Директор.

— Не чужие люди, Вольфыч, — улыбнулся тот в ответ.

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, 1-й микрорайон, парк, 9 июня 1984 года*

— Мир тебе, — протянул Директор руку Саиду.

На нём полевая гимнастерка, плечи подтёрты от рюкзака и многократных стирок, на плечах лейтенантские погоны, сапоги образцово чисты, но подошвы уже стираются.

На вид ему лет 27–28, но на самом деле — 24 года. Он выглядит взрослее из-за военной формы, выжженного солнцем и обветренного суровыми горными ветрами лица, а также очень взрослого взгляда серо-зелёных глаз.

— Мир тебе, товарищ капитан, — ответил он на рукопожатие.

— Присаживайся, — мотнул Директор головой на лавку. — Как тебе новый кабинет? Уже обустроился?

— Так точно, товарищ капитан, — ответил Саид.

— Давай по-простому, — попросил Директор. — Не на службе. Владимиром Вольфовичем меня зови.

— Так точно, — кивнул Саид.

— Нужно обсудить твои дальнейшие действия, — произнёс Директор. — Пока что, мне видится, что ты будешь ездить с нами по кишлакам, что-то подсказывать, а также мотать на ус все хитрости науки переговоров. Три-четыре месяца такой деятельности и ты будешь отправлен в Москву, проходить укороченные курсы — к твоему возвращению мы позаботимся о том, чтобы тебе точно дали капитанское звание и ты смог возглавить отдел, который, к тому времени, будет учреждён. Считай, что это всё аванс.

— Но за что? — спросил лейтенант.

— За лояльность, — честно ответил Директор. — Меня не устраивает ситуация в ХАД. Ты ещё в нём не служил, но будь уверен, ты увидишь очень мало отличий от армии. Тебе же не понравилось то, что ты видел в армии?

— Нет, — покачал головой Саид.

— В ХАД всё почти так же, а местами даже хуже, — сказал ему Директор. — И КГБ очень хочет это изменить. И мы можем это сделать, но нужны люди внутри. Ты там, пока что, чужой, но можешь, со временем, стать своим. Для этого я и избрал тебя из списка кандидатов — ты ведь всё верно понял о тестах?

— Да, Владимир Вольфович, — кивнул Саид. — Я сдал лучше, чем на «хорошо», но результаты изменили.

— Это сделал я, — улыбнулся Директор. — Обучение в Москве — это, конечно, хорошо, но с нами у тебя будет больше перспектив. Ты очень умный парень, Саид, ты должен трезво осознавать свой потенциал и понимать, что ты можешь гораздо больше, чем другие.

— Да, — не став напрасно скромничать, согласился Саид.

Он мог бы стать учёным, скорее всего, математиком или физиком, возможно, даже выдающимся, но судьба определила ему участь бедняка с окраин Кабула, а затем военного без каких-либо перспектив к карьерному росту. И если бы не Директор, он бы никогда не попал в ХАД, а просто растратил природный дар впустую.

— Я обещаю тебе, что не позволю такому потенциалу пропасть зря, — пообещал ему Директор. — Отдел, который ты возглавишь, будет заниматься аналитикой, а когда придёт время, возьмёт на себя работу с кадрами.

— Я ценю это, Владимир Вольфович, — кивнул Саид.

— Это ещё не всё, — покачал головой Директор. — Скоро ты переедешь в 1-й микрорайон, где тебе выдадут двухкомнатную квартиру вон в том доме.

Он указал на хрущёвку, примыкающую к парку торцевой стороной.

— Это тоже аванс, — произнёс Директор.

— Что должен будет делать отдел, который я возглавлю? — спросил Саид. — По-настоящему, а не официально.

— Хорошо, что ты всё понимаешь, — улыбнулся Директор. — Настоящая работа — собственная безопасность ХАД. Выявление фактов коррупции, а также поиск шпионов и предателей.

В ХАД нет отдела собственной безопасности, потому что эту работу взял на себя 2-й отдел Представительства КГБ, который, конечно, выявляет факты коррупции или предательства, но не вовлечён полноценно, как мог бы быть вовлечён отдел ХАД.

Директор был и будет сторонником «афганизации» этой войны, поэтому предпринимает усилия по созданию отдела аналитики, который станет отделом собственной безопасности и займётся выбраковкой не только воров и предателей, но и некомпетентных.

И такой человек, как Саид Сафар, лучше всего подходит для организации подобного отдела. Это будет проверкой — и самого Саида, и метода Директора.

— Но это будет потом, — сказал Директор. — А пока, делай свою работу и готовься к обучению в Москве.

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, 1-й микрорайон, квартира Жириновского, 12 июля 1984 года*

«Это на закупку ковров», — переложил Директор четыре пачки рублей в портфель. — «А вот это в фонд».

Он перекидал пару десятков толстых пачек в картонную коробку.

— Ты себя нормально чувствуешь? — поинтересовался сидящий напротив него Орлов.

— А что не так? — озадаченно посмотрел на него Директор.

— Это же десятки тысяч рублей, — сказал Геннадий. — Такие деньги можно заработать только за десятки лет беспорочной службы!

— Очевидно, — кивнул Директор. — И что это значит?

— Мне просто удивительно видеть, как спокойно ты их кидаешь в коробки и портфели, — усмехнулся Орлов. — Будто это не деньги, а какие-то фантики.

— Это ресурс, — сказал Директор. — И ничего более.

— А зачем? — поинтересовался Орлов.

Ему непонятно, а объяснить Директор не может. Точнее, может, но это будет иметь непрогнозируемые последствия. Поэтому он не будет.

— Надо, — ответил он. — Когда придёт время, ты всё поймёшь.

— Какое время? — нахмурился Орлов.

— Слушай, тебе что-то не нравится? — спросил Директор.

— Мне всё нравится, — покачал головой Геннадий. — Просто я не понимаю твоих мотивов. В Союзе ты такие суммы просто так не потратишь, то есть толку от них никакого. Зачем они тебе?

— Ну… — Директор задумался.

— Что «ну»? — нахмурился Орлов.

— У меня есть некоторые прогнозы, — осторожно сказал Директор. — Я вижу, к чему всё идёт, поэтому считаю необходимым подготовиться.

— К чему идёт «что»? — спросил Геннадий.

— Экономика замедляется, предпринимаемые меры дают лишь временный и сомнительный эффект, а нужно что-то стабильное и быстродействующее, — ответил Директор. — И если я верно понимаю настроения, царящие в Политбюро…

Он сделал паузу и закрыл портфель.

— Если я всё верно понимаю, то они могут захотеть вернуться к НЭП, — решился он.

— К НЭП? — усмехнулся Орлов. — Бред!

— Бред так бред, — равнодушно пожал плечами Директор.

— Нет, так не пойдёт, — мотнул головой Орлов. — Объясни развёрнуто!

— Я не хочу никого обидеть, но выглядит всё так, будто у руководства нет идей, как выпутаться из этой ситуации, — сказал Директор. — Поэтому оно, с каждым годом будет всё сильнее и сильнее склоняться к простому, всем понятному, неправильному решению. И это решение — НЭП. Я думаю, это будут производственные кооперативы — будто бы возврат к корням. Один раз сработало — второй раз тоже должно.

— В это очень трудно поверить, — признался Орлов.

— Это не вопрос веры, — сказал Директор и тяжело вздохнул. — Уж ты-то должен знать, что экономика задыхается — рабочих рук хронически не хватает, темпы роста не просто падают, а ускоряются в своём падении. Рецептов нет, ситуация уникальная, поэтому они действуют вслепую. И НЭП — это старое решение, которое позволило Ленину сравнительно быстро восстановить лёгкую и среднюю промышленность.

Всё это не совсем правда. Цель команды Горбачёва — возврат рыночной экономики, а не временная мера для прекращения стагнации и наращивания темпов роста экономики.

По сути, законом о кооперативах он заложит фундамент для появления первых олигархов и катастрофического расширения теневой экономики.

Директору с трудом верилось, что они не видели «окно возможностей», которое создаёт разрешение кооперативов — они прекрасно знали, что именно создают.

Заводам будет выгоднее продавать продукцию, по дешёвке, бесчисленным кооперативам, чем сдавать её государству, что раскрутит маховик дефицита. По сравнению с тем дефицитом, который начнётся с 1988 года, все предыдущие годы вместе взятые — это периоды товарного изобилия.

Возникнет «странная ситуация», которая будет озадачивать инспекции на заводы: завод отчитывается, что ничего не произвёл, потому что то дерьма нет, то черпаки не завезли, но при этом их склады наполнены готовыми изделиями, которые, в лучшем случае, обозначены как брак, а в большинстве случае вообще никак не обозначены, потому что на бумаге их нет.

Декларировалось, что кооперативы существенно снизят дефицит, но они послужили главной причиной для его радикального обострения.

Кооперативы — это не гроб для СССР, но один из гвоздей. Последний гвоздь. А всё, что дальше — это уже констатация смерти и ритуальные процессы.

Всё будет гораздо хуже, но Директор не может рассказать это Орлову.

— То есть, временный отказ от социалистических идеалов, чтобы восстановить темпы роста экономики? — уточнил тот. — Ты так думаешь?

— Да, — солгал Директор. — Но это лишь моя аналитика. Если я неправ, то эти деньги мне не нужны.

— А чего ты хочешь добиться с помощью этих денег? — спросил Орлов.

— Не я, а мы, — улыбнулся Директор. — Если, в конце концов, будут разрешены производственные кооперативы, то у меня на этот счёт есть масштабные планы и грандиозные идеи.

— Например? — усмехнулся Геннадий.

— Например, мы можем начать массовое производство разгрузок и конвекционно-амортизационных подпоров для бронежилетов, — ответил Директор. — Государство, почему-то, не спешит разворачивать их массовое производство, хотя запрос существует уже который год. Фурнитуру тоже можно производить, противоосколочные костюмы — это открывает огромные возможности для увеличения боевого потенциала Советской армии.

Он намеренно озвучивает всякую очевидную ерунду, которая пусть и может принести какие-то деньги, но уж точно не походит на настоящий бизнес.

Для настоящего бизнеса у него есть куда более прибыльные и менее ресурсозатратные идеи…

— И в этих производственных кооперативах будут работать наши, — сказал Директор. — Те, кто вернулся с Афгана — проверенные люди.

— Хм… — задумчиво хмыкнул Орлов.

— К гражданским у меня доверия нет, — добавил Директор. — Они всё портят и слишком много ноют. Наши ныть не будут и им можно доверять.

— Хм… — снова хмыкнул Геннадий. — Попахивает от этого нехорошо…

— Ещё раз говорю — если я неправ, то это всё ерунда и я просто прекращу барахтаться, — улыбнулся Директор.

Но он знает, что прав — он уже переживал всё это, когда-то давно.

— Да, звучит амбициозно, — сказал он. — Но нужно готовиться, пока не стало слишком поздно. А для этого нужны деньги и люди. Кстати, то, что болтают об Эдуардовиче — в этом есть хоть доля правды?

— Никто не знает наверняка, — пожал плечами крепко задумавшийся Орлов. — Москва со мной не консультируется.

Ходит слух, будто генерал-майора Воскобойникова скоро отправят в Союз, с повышением, а на его место поставят кого-то из заместителей. И генерал-майор Гаськов в числе перспективных кандидатов.

У КГБ есть свои метрики оценки результативности работы и Гаськов, очевидно, их существенно превышает — у него и ХАД начал проявлять какие-то обнадёживающие признаки эффективности, и целых три кишлака начали поддерживать режим Кармаля…

В самом худшем случае, новым руководителем Представительства назначат кого-то из основных заместителей, то есть, первого заместителя, заместителя по контрразведке или заместителя по военной контрразведке, а Гаськова поставят на освободившееся место.

Поэтому он сейчас в Москве — вылетел консультироваться с начальством и щупать почву. Если докажет, что соответствует должности руководителя, то его поставят, и всё у него будет очень хорошо.

— Но скоро мы узнаем, — улыбнулся Орлов. — Если его назначат руком… У-у-у…

— Узнаем, — кивнул Директор. — И я прошу не сообщать о нашем разговоре руководству. Могут понять неверно.

— Я всё понимаю, — ответил Геннадий. — Я — могила.

— Хорошо, тогда вернёмся к деньгам, — слабо улыбнулся Директор. — В кишлаке Харо у нас заседает целый совет — четверо старейшин и один мулла. Нужно заранее узнать, можно ли туда провести электричество и привезти оборудование для бурения.

Для закрепления лояльности присоединившихся кишлаков, Директор выработал простое решение — помимо электричества, которое подвести не является серьёзной проблемой, он предложил решать проблемы с водой.

Есть бригады гражданских специалистов, которые бурят скважины в подконтрольных регионах, но в отдалённые кишлаки они ездят очень редко, потому что это очень опасно.

Решается эта проблема выделением мотострелковых рот для боевого охранения, на время проведения работ.

Важность чистой воды в местных условиях переоценить очень сложно, поэтому обитатели кишлаков воспринимают подобные будто бы безвозмездные жесты как проявление великодушия шурави, которым, почему-то, не всё равно, что пьют племенные жители.

— Я поручу найти карту той местности, — кивнул Орлов. — Но мне помнится, там река рядом — они берут воду оттуда.

— А будут брать сразу возле дома, — улыбнулся Директор. — Да и сама по себе вода — это малозначимо. Они внимательно следят, как дела у соседей — а у всех их юго-западных соседей есть электричество и вода. Барак вон вообще прямо на реке стоит, но Хасан затребовал скважину. Это уже не средство для выживания, а чистый престиж.

Как оказалось, многим старейшинам престиж важнее идеологии. Дизель-генератор в деревне — это уже заявка. Электричество, проведённое от самого Баграма — это проявление приближённости к городу и демонстрация важности кишлака для шурави. Опорный пункт мотострелковой роты — это уже чистый форс и доказательство нешуточной весомости старейшин кишлака в среде шурави.

«Да и какая у них идеология, если муллы тоже в доле?» — подумал Директор. — «Как мулла скажет — такая и идеология. А мулла говорит, что электричество и чистейшая вода — это хорошо…»

Штаб 40-й армии ухватился за эту инициативу и ведёт ползучую экспансию в Панджшер — Масуд предпринимает рейды, желая наказать предателей, но на это и был расчёт.

Местные хорошо знают горы, поэтому возможные маршруты движения отрядов душманов им известны. Это обстоятельство открыло большие возможности для СпН ГРУ и КГБ в вопросе достойной встречи этих отрядов.

Эти маршруты заносятся на карты и в дальнейшем используются для ответных рейдов — акция по завоеванию лояльности приносит щедрые плоды. А для этого «всего-то» нужно было потратить тысячи рублей…

Несмотря на то, что последняя операция в Панджшерском ущелье закончилась почти ничем, командование, в свете открывшихся перспектив, не желает оставлять Масуда в покое. Произошла смена стратегии и теперь Ахмаду приходится очень несладко.

Возможно, это приведёт к новому раунду переговоров, на которых у командования 40-й армии будут очень сильные позиции.

Ахмад Шах Масуд уже давно понимает, что бороться против шурави — это всё равно, что бегать по ущелью и биться головой об скалы, поэтому уже было целых два перемирия, которые он нарушал, когда чувствовал, что накопил достаточно сил. Но всякий раз его сил оказывалось недостаточно…

Теперь же угроза обрела новый характер, и он ещё не придумал, как с нею справиться. Атаковать опорники почти бесполезно, потому что в случае атаки большими силами сразу прилетают Ми-24 и смешивают душманов с рельефом, а атаки малыми силами не дают нужного эффекта.

Для него более актуален вопрос: «А пойдёт ли командование 40-й армии на третьи переговоры?»

Директор уверен, что пойдёт — в Панджшере воевать крайне тяжело, поэтому генерал-лейтенант Генералов склонен свести всё к перемирию, ведь перед 40-й армией не стоит задачи уничтожить душманов на корню.

— Кстати, твои долгожданные «Шарпы» уже привезли, — сообщил Орлов. — Придётся покататься по кишлакам.

— Да, снова… — сказал Директор и тяжело вздохнул.

Ездить по Афганистану ему как не нравилось с самого начала, так и до сих пор не нравится. Но это нужно, потому что он, невольно, стал персонализацией шурави для старейшин и мулл, с которыми он договорился о взаимовыгодном сотрудничестве.

Поэтому ему нужно лично ехать в каждый союзный кишлак и вручать старейшинам импортные магнитофоны, из рук в руки, на глазах всех жителей. Это ритуал — жители кишлака должны лично видеть факт подарка, для большего эффекта. Так закрепляется сотрудничество и становится очевидной причинно-следственная связь: все начинают понимать, почему именно старейшина приказал перехватывать караваны с оружием и показывать шурави тайные тропы.

Денег с видеотрафика поступает достаточно, поэтому у Директора нет проблем с покупкой подарков.

Трое суток назад в Союз уехали 78 видеомагнитофонов. И это уже не подержанное барахло, а Panasonic Omnivision PV-1780, в фирменных коробках, продающиеся в Пешаваре по 840 долларов за штуку. Покупатели в СССР есть, и они ждут — каждый видеомагнитофон обойдётся им в 7500 рублей.

Пакистанские пограничники берут фиксированную плату за проход каравана — по 700–1000 долларов, которые «съедают» крупицу маржи. Оплачивает это Ахмед, получающий возмещение в рублях и афгани. Понятно, что валюты у него хватает, поэтому он не видит в этом проблемы — рубли и афгани ему нужны для официальной торговли.

Выручка за эту поставку будет 585 000 рублей, что безумные деньги, по каким угодно меркам, но почти половину «съедают» закуп товара и накладные расходы.

Доля Директора и Орлова — 124 020 рублей. Около 40 000 уйдёт на кишлаки, а остальное отправится в «Фонд поддержки будущих ветеранов Афганской войны», то есть, в коробки и в тайник.

Непонятно, зачем столько денег генерал-майору Гаськову, но он тоже получает свои 40 % и стоит за увеличение объёмов поставок.

Но Директору не особо важно, что он собирается делать с этим состоянием — ему даже выгодно такое поведение генерала.

«У него есть связи с какими-то мажорами, способными отстегнуть 7500 рублей за видеомагнитофон, на западе считающийся чуть выше среднего ценового сегмента», — подумал он. — «Тоже ради престижа».