Ваше Сиятельство 14

Эпилог

Земля удалялась. Теперь она занимала лишь половину бокового экрана. Индикатор нерезонансных энергий, недавно пульсировавший в красной области, плавно опустился к зеленой. Я еще раз пробежался взглядом по приборам, убедился, что в ближайшее время нас не ждет никаких сюрпризов. Отдав последние распоряжения Москвину, я покинул капитанское кресло. Искусственная гравитация уже вступила в силу: стрелка остановилась на отметке 0,53. Сейчас мне очень хотелось видеть нашу планету через иллюминатор, без мигания многочисленных приборов на пульте «Артемиды» и туэрлиновых искажений.

— Князь, к которому времени подать ужин? — осведомился дожидавшийся моего внимания мичман.

— К шести, — отозвался я, расстегнув верхнюю пуговицу мундира. — Пусть в кают-компании соберутся все за исключением вахтенных. Щукин… Передайте Станиславу Басовичу чтобы подошел тоже. К шестнадцати двадцати хотя бы минут на пять. Выпьем по бокалу шампанского. Уж сегодня можно, — решил я и вышел в коридор. — И вы, Иван, непременно будьте, — добавил я, обернувшись.

На титановых панелях отражалось мерное мерцание кристаллов подсветки. «Артемида» легла на расчетный курс, тихо и мерно пели генераторы вихревого поля. Они уверенно несли виману через бескрайние космические просторы.

За три месяца испытательных полетов, я так привык к их негромкому гудению, что оно казалось мне таким же естественным как для моряка шум моря. Их слаженную работу и малейшие огрехи я легко определял на слух. Когда при облете Луны в звуке генераторов мне послышались необычные нотки, я сразу указал на неполадки техникам и подсказал вероятные причины. Техники «Артемиды» да и всего космического флота империи, который пока насчитывает лишь три виманы, молятся на меня как на бога, потому как я тело космолета, его сложные системы чувствую так же хорошо, как свое собственное тело. Соврал? Да, самую малость. Скажу тогда так: как тело Александра Елецкого — это будет честнее.

«Ты свободен? Надо поговорить», — услышал я на ментальной волне голос командира десантной группы.

«Наташ, давай потом», — ответил я, зная, о чем собирается говорить Бондарева. — «У нас впереди долгий перелет. Почти десять дней — будет время пообщаться», — сейчас мне хотелось добавить к сказанному: «к сожалению, будет», но сдержался. Вот только беда, от менталистки не всегда удается скрыть ход мыслей.

«Елецкий, ты негодяй! За что мне такое⁈ Ну за что⁈ Ты делаешь меня самой несчастной женщиной в этом мире!», — произнесла она, и я почувствовал, как госпожа майор, пытается передать свою боль.

«Наташ, дорогая, вчера, ровно вчера ты говорила, что ты самая счастливая женщина в этом мире», — напомнил я, замедляя шаг. — «И ведь за это время не случилось почти ничего!».

«Да! Это твое неизменное свойство, Елецкий! Тебе даже пять минут достаточно чтобы самую счастливую женщину сделать самой несчастной! Все, не хочу с тобой говорит и на ужин я не приду!», — ее ментальный голос прервался холодной тишиной. Она умела транслировать оттенки чувств и играть на струнках моей души тоже умела виртуозно. Иногда играть так, что мне становилось больно или наоборот очень сладко. Что поделаешь, это вкус жизни. Жизни, которая мне очень дорога в любых ее проявлениях.

Я знал, что возле большого обзорного иллюминатора стоит Элизабет, и задержался в коридоре, чтобы во мне скорее растворилась горечь разговора с Наташей. Вышел из-за угла, отстранившись от всех неприятных эмоций, даже улыбаясь.

— Это потрясающе, Саш! — воскликнула моя англичанка. — Разве когда-нибудь прежде я могла подумать, что буду видеть нашу планету так! — княгиня простерла руки к толстому стеклу.

За ним в черноте космоса, среди россыпей звезд висела голубая планеты, кое-где укрытая белым пухом облаков.

— Да, дорогая. Наша Земля прекрасна. И на поверхности с ее великолепными видами и из космоса. Видишь ту яркую точку? — я обнял ее, прижимая к поручню перед овалом иллюминатора. — Это Венера. С каждым днем она будет ближе. Скоро мы увидим, насколько были правы художники, рисовавшие ее пейзажи и выдававшие их за мистические озарения.

— Жду с нетерпением. Хотя сам полет чудесен. Тысячи таких ярких звезд! Мой демон, столько радости на душе! В то же время немного грустно, — выдохнула Элизабет, глядя на далекую планету и звезды вокруг. — Грустно, что Ольга не увидит, что на самом деле на поверхности Венеры. Она очень хотела. А вчера…

— Что «вчера»? — спросил я, когда пауза от моей жены затянулась.

— Вчера она плакала на веранде. Ушла, чтобы не видел ты и Лиза, — нехотя призналась Элизабет. — Еще сказала, что очень завидует мне. Когда она так говорит, мне становится неловко. Я чувствую свою вину, будто отбираю у Ольги тебя больше, чем это допустимо.

— Дорогая… Элиз, нет здесь твоей вины ни капли. Не надо так думать. Увы, пока так сложились обстоятельства. И мы не последний раз летим на Венеру. Подрастет немного наша дочь, еще хотя бы год, и Ольга полетит с нами, — пообещал я, вспоминая утреннее расставание с первой женой. — Быть может с нами полетит Лиза. Если мы будем уверены, что такое путешествие безопасно.

Может, стоило убедить Ольгу оставить Лизу с моей мамой или с Татьяной Степановной и няней, но Оля бывает упрямой, потом страдает из-за своего упрямства. Решила воспитывать первые годы нашу дочь сама и надолго не оставляет ни с кем. Наверное, это правильно, но тогда не стоит слишком поддаваться неизбежным эмоциям, ведь быть одновременно в нескольких местах не могут даже олимпийские боги.

— Саш, а это Марс? — спросила Элизабет, указывая на красноватую точку у правого края иллюминатора.

— Верно, Марс, — подтвердил я. — Там, немного справа, Юпитер, — я взял ее руку, указывая на другую яркую точку в космической черноте.

— Ты говорил, позже, после Венеры, мы полетим на Марс. Я читала статьи Майкла, он утверждает, что на Марсе тоже живут люди и другие разумные существа. Он писал, будто те странные предметы, что найдены в пещерах на Гавайях и символы в первых храмах ацтеков принадлежать марсианам, — поделилась со мной Элизабет.

— Да, мы обязательно полетим на Марс, — заверил я, прижимаясь к княгине теснее. Как всегда, ее тело дразнило меня. — Полетим. И не только на Марс. Позже, думаю, лет через пять-семь, мы сможем отправиться к другим звездным системам. Там далеко откроем неведомые пока планеты.

Хотя на древних кристаллах памяти, наши ученые не нашли сведений о межзвездных перелетах землям, у меня имелись кое-какие идеи, как сделать так, чтобы виманы смогли преодолевать пространства между звездами достаточно быстро. Эти идеи захватывали меня все сильнее, и я понял, что посвящу им ближайшие годы своей жизни.

Для Артемиды и Афины очень важно, чтобы их храмы возникли на Венере — это одна из причин, почему мы сейчас летим к утренней звезде, и поэтому на нашей вимане, названной в честь моей небесной возлюбленной, есть три жрицы-миссионерки. Но почему бы не построить такие же храмы на планетах иных миров?

— Астерий… — мое имя Элизабет произнесла полушепотом, по ее интонации я уже знал, что она скажет дальше. Знал и хотел услышать эти слова. — Ты прижимаешься — я все чувствую. И теперь… — она снова сделала волнительную паузу, потом слабо выдохнула: — Хочу трахаться. Как тот раз… в невесомости, — княгиня запрокинула голову, подставляя шею моим губам.

— Техническое отключение гравитации будет минут через сорок, — сказал я, целуя ее. — Придется сделать это с тобой сначала при гравитации.

— Ладно, я согласна, — смех так и рвался из груди княгини Елецкой, я это чувствовал ладонями, сжимавшими эту прекрасную тяжесть.

Что было дальше — это мой с Элиз секрет. А вы, конечно, уже догадались, что это долгая история заканчивается.

Знаю, у вас осталось много вопросов. И кто-то хочет спросить, что случилось с Глорией и Герой. Узнать, как дела у Талии и князя Мышкина, чем занят виконт Бабский. Спросить еще многое, многое. Я постараюсь хотя бы кратко рассказать о том, что произошло с близкими мне людьми.

Талия Евклидовна вышла замуж за князя Мышкина в конце сентября 4 347 года, и у нее уже успел родиться мальчик, которого княгиня назвала Астерием. Хотя идея дать такое странное имя для малыша пришла в голову не Талии, а Родерику. Вы же знаете кто такой Родерик? Он имеет кое-какое отношение к князю Мышкину и поэтому имеет право давать имена детям Талии.

Глория… Ах, Глория!.. Ольга сердится, когда улетаю в Лондон. Моя жена понимает, что означает для меня аудиенция новой императрицы Британии. И когда я пытаюсь убедить Ольгу Борисовну, что мой визит укрепляет и без того теплые отношения между нашими империями, моя жена злится от моих невинных объяснений еще больше.

Пожалуйста, не спрашивайте меня об отношениях моей мамы и Майкла. Скажу так: они есть. Но Елена Викторовна не была бы Еленой Викторовной, если бы ее все устраивало. Ей часто чего-то не хватает, и я заметил, что возле нее снова стал появляться барон Евстафьев.

Теперь немного о плохом. Или о хорошем — тут уже как повернуть. Гера не смогла воспользоваться Яйцом Мироздания. Скорее всего, чтобы активировать древний артефакт у богини не хватило высоты вибраций ее энергетики. Случилось это после того, как Перун развелся с ней, соблюдая все небесные законы, и Гера отказалась от значительной части своих храмов. Много месяцев она пребывала в печали, изгнала даже Бабского, не желала ни с кем разговаривать. Я навещал ее дважды. Не стройте домыслов: эти визиты были исключительно дружескими — я не нарушаю обещание, данное Артемиде.

После случившегося мне стало искренне жаль Геру, и я даже обдумывал способ, как ей помочь. В принципе, я понимаю, как можно поднять уровни вибраций несчастной богини. Для этого ей потребуются долгие и усердные тренировки. Вот только боги, они привыкли, когда им все дается готовеньким и преподносится на блюдечке, желательно еще коленопреклоненно. Мысль о том, что добиться успеха можно, лишь работая над собой, для большинства богов и богинь неприемлема и болезненна. Тем не менее Гере пришлось над этим задуматься. И если решится, то ей придется брать у меня уроки энергетических практик.

Поскольку речь зашла о богах, самое время сказать об Артемиде. У нее родилась дочь. Небесная Охотница изначально знала каким родиться наш ребенок; знала даже какой будет цвет волос и глаз. Однако позволяла шутить надо многой не без участия Афины. Обе они говорили разное: иногда, убеждали меня будто будет мальчик; иногда, что родится тройня; были и другие несерьезные версии. Нашу малышку Артемида назвала Астрой, причем дала ей имя, не согласовывала со мной. Ох, эта ее божественная привычка, не во всем считаться с моим мнением! Я перевоспитываю Артемиду, пока идет с трудом, но я бываю упрям не меньше, чем Ковалевская. Простите, теперь княгиня Елецкая.

Афина… Я ее просто люблю. Так же, как и Элизабет. Почему я этих дам выделил отдельно и не упомянул сейчас Ольгу Борисовну и Арти? Потому, что с Афиной и Элиз у меня никогда не бывает серьезных разногласий. А если бывает, то мы легко решаем их, без упрямых поз и обид, в добром диалоге, что всегда заканчивается приятно не только для души, но и для тела.

Я мог бы много еще о ком рассказать, но, пожалуй, пора заканчивать.

Кто спросил о Бондаревой? Ни слова о ней! И я не скажу, использовал я на Наталью Петровну лицензию. Не скажу сколько их потратил за эти годы… В общем, не будем о Наташе хотя бы сегодня.

Ах, да, Ленская… Забыть о ней не получится, даже если бы я захотел. Она с прежним успехом блистает на сцене. Пожалуй, блистает еще ярче. Снимается в синемации. Чуть более года назад Светлана Игоревна вышла замуж за графа Степана Демидовича Баринова. Степа любит ее безумно, целует ручки на балах во дворце, будто не жене, а даме, которую старательно охаживает. Несмотря на удачное замужество, Ленская оставила свою фамилию, слишком известную в театральных кругах, чтобы с ней расстаться из-за какого-то Баринова. Взяла от своего мужа лишь титул. Говорят, что она любит Степана, но это совсем не отменяет того, что иногда Ленская может проснуться в моей постели. Я имею в виду те дни, когда Ольга улетает в Пермь, а широкая кровать вполне позволяет вместить еще кого-то кроме Элизабет.

Вот теперь точно все.

Несколько слов от автора

Знаю, что некоторая часть читателей ждали прилета Саши на Венеру и его встречу с Айлин. Я много думал над такой сценой и решил ее не писать. По моему мнению, она бы не украсила, а испортила финал этого цикла. Испортила, потому что оставила бы горький осадок. Подумайте сами: вот прилетает Елецкий на Венеру, встречается там с Айлин, которая уже не прежняя Айлин. Она — элина (этакое подобие низкоуровневой богини, венерианская нимфа). Она другая. И Елецкий совсем другой. Он вовсе не тот пылкий юноша одноклассник; он на 99% Астерий. У него семья, первый ребенок. У него настоящая любовь: Ольга, Элизабет, две богини. Ну какая Айлин? Что они скажут друг другу через несколько лет? Привет, как дела?

Конечно, можно было бы сделать эту встречу искусственно радостной, яркой. Но зачем? Я не хочу искусственности в угоду давно забытому персонажу. Самое лучше, на мой взгляд, это оставить нашего героя в предвкушении новых приключений, космических путешествий и новых побед.

И если честно (многие читатели знают об этом из общения со мной в комментариях), мне Айлин никогда не нравилась. Елецкий изначально любил Ковалевскую, ее он и получил. Хотелось бы, чтобы она было на «Артемиде» вмесите с Элизабет, но не позволила их маленькая дочурка, которую Ольга, проявляя мудрость и доброту назвала в честь бывшей баронессы Стрельцовой.

Ниже будет несколько артов, не вошедших в предыдущие книги этого цикла, но, на мой взгляд, наиболее удачных. Некоторые из их, возможно, уже видели мои подписчики на Бусти, некоторые нет.

И до встречи в будущих интересных историях. К Астерию я надеюсь еще вернуться — историям из других его жизней. Только это случится нескоро.