Хотя последние часы я много думал об Ольге, и мне ни раз приходила мысль, что она может оказаться на «Гекторе», ее появление потрясло меня не меньше, чем Бондареву. Я повернулся медленно и неловко, едва не оступился, зацепив ногу Наташи. Ковалевская стояла возле приоткрытой двери с гравировкой на стальной табличке «3-М-14». Тут же вспомнись слова седого кондуктора: «думал вам, как людям самым важным, положена эта вот», — и он указывал именно на дверь той самой каюты, возле которой стояла княгиня Ковалевская. Теперь понятно, почему мы оказались на «Гекторе» не самыми важными. Или еще непонятно?
В голове металось множество мыслей. Кто же так пристроил мою невесту? Сам Носков? Вряд ли… Моравецкий!.. Понимание того, что именно этот чертов менталист какой-то хитростью и в тайне от капитана устроил Ольге это местечко очень болезненно задело меня. Сейчас даже возмущение в синих глазах Ольги Борисовны не было для меня таким важным, как неприятные подозрения.
— Простите, ваше сиятельство. Я виновата, — Бондарева присела в легком книксене. — Как всегда виновата именно я, — добавила она. Непонятно было ехидство это или в самом деле сожаление.
— Наташ, иди в каюту, — севшим голосом сказал я и направился к Ковалевской.
Когда до нее оставался всего шаг, и я было собирался обнять Ольгу, она схватила меня за руку и втянула в каюту «3-М-14». Там Ковалевская грубым толчком заставила меня пройти дальше, затем захлопнула дверь и закрыла ее на ключ.
— Оль, как ты здесь⁈ — спросил я. — Как⁈
Она молча смотрела на меня с минуту, поджав губы, при этом глаза ее становились все прозрачнее, мокрее. Потом набросилась, стала бить меня кулачком в грудь и плакать.
— Знаешь, как я переживала! Я так хотела тебя видеть! Поскорее! Хотела поскорее! — всхлипывая, говорила она. — Мне было очень трудно, Саш!
Я обнял ее, крепко. Скоро почувствовал, что моя рубашка на груди стало мокрой от ее слез, и, наверное, еще от ее слабых укусов.
— Расскажи мне, Оль. Расскажи все, — я оторвал княгиню от себя, чтобы видеть ее лицо.
— Потом. Постоим еще немного так, — она снова прижалась, пряча лицо на моей груди.
Меня так и раздирало спросить о Моравецком, но я подумал, что этот вопрос для Ольги может стать неприятным. Мне не хотелось ее ранить больше ничем: хватит того, что она застала меня с Наташей в той острой ситуации, которая ей точно не понравилась.
— Зачем ты это сделала? Ну, зачем⁈ Ты же понимаешь, что эта экспедиция очень опасна! — тихо произнес я то, что уже объяснял ей через эйхос.
— Так нужно, Саш. Пока не могу тебе сказать. Обязательно скажу, когда все закончится. Когда вернемся в Россию или хотя бы выберемся их Пещер. Я пойду туда с тобой — даже не пытайся спорить! На «Гекторе» я не останусь! — отозвалась она, и для меня это стало новым, совершенно неожиданным откровением. Ведь ничего подобного раньше Ольга не говорила.
— Оль, поясни, — я встряхнул ее.
— Нет. Пока не могу сказать. Не надо меня спрашивать! Наберись терпения, потом все узнаешь! Давай я лучше расскажу, как попала сюда? — предложила Ковалевская. — Это будет интересным. Вышло большое приключение — себе потрепала нервы, кое-кому еще. Даже, думаю, сейчас потреплю их тебе.
— Ну, давай. Только не сильно, хорошо? — я поцеловал ее.
— Елецкий, негодяй! Ты же только целовал Бондареву! — возмутилась она, но тут же сама припала к моим губам, все прощая и все сердцем радуясь нашему единению.
— Доложу тебе, с Бондаревой у меня ничего не было, если не считать невинных поцелуев, — поспешил сказать я. — Оль, честное слово! Не поверишь, но я сам себе поставил такой запрет. Сказал, что не могу, пока в ссоре с тобой. Не хотел, чтобы это выглядело, будто из-за наших разногласий я от тебя отвернулся и побежал к ней. Хотя, мы не были в ссоре, правда?
— Правда. Мы просто стояли на своих очень важных позициях. Никто не мог уступить. И я тебя прекрасно понимаю. Ты меня тоже поймешь, когда узнаешь причины. Молчи! — она закрыла мне рот ладошкой, когда я хотел спросить о тех самых причинах. — Лучше пообещай сейчас же, что не будешь задавать мне вопросы, почему я здесь! До тех пор, пока я не решусь сказать сама!
— Хорошо. Обещаю. Рассказывай про Моравецкого, — поляка я назвал случайно. Просто вырвалось, хотя рассчитывал, что Ольга сама расскажет мне все о своем «большом приключении».
Она долго рассказывала мне о двух последних днях в Перми. О том, как мучилась от собственного молчания, невозможности ответить на мои сообщения, потому как общение со мной могло бы поломать ее замысел; и о том, как узнала от Моравецкого, что «Гектор» летит на базу «Сириуса» с намеком, что предстоит важная операция далеко на юге. Рассказывала об ухаживаниях поляка, и том, как она догадалась, что он менталист. Очень подробно рассказала, о том, как подчинила его, когда он принес мороженое и был полон коварных планов.
— Ты молодец, Оль! Я восхищен твоим умом и особенно смелостью! И еще больше возмущен! Ты же очень рисковала! Лучше бы не играла в подобные игры! — сказал я, полный впечатлений после ее рассказа.
— Нет, ты признавайся, Елецкий, ревнуешь? — настояла Ольга Борисовна. — Представь, как он мне коленочки целовал! — она приподняла край юбки. — Ну?
— Да, ревную. Правда. Хочется ему в морду дать. У меня это желание возникло еще до того, как узнал, что он вокруг тебя вился. А сейчас выросло в сто раз, — признался я, положив ладонь на ее теплую голую ножку повыше колена.
— Пусть это будет тебе предостережением. Не делай мне неприятно своими похождениями, и я никому подобного не позволю, — она встала с дивана и подошла к иллюминатору, было видно, как в вечернем небе появлялись звезды. — Там что-то мигает синим и красным, Саш.
Я встал и подошел к ней огибая стол.
— Боевые виманы километрах в пяти. Идут параллельным курсом. Похоже, один эсминец и два корвета, катера… далеко не разглядишь. Это наша ташкентская эскадра. Будут сопровождать нас до Термеза, потом отклонятся на восток — отвлекут внимание, а мы, наоборот, должны взять немного на запад, чтобы не пересекать границы Семицарствия. К Шри-Ланке пойдем в облет, по дуге, чтобы зайти с юга, — пояснил я. — Проблесковые маяки у границы выключат и будут светить в ночи только звезды.
— Немного тревожно. Это, наверное, из-за Моравецкого. Никак не могу успокоиться. Вроде все прошло хорошо, а я не могу прийти в себя. Ночью почти не спала. Делала дыхательные упражнения, расслабление по Бунько — все это не слишком помогло, — призналась княгиня, прильнув ко мне. — Как думаешь, будет боевое столкновение?
— Очень хотелось бы избежать. Пролететь тихо, летучей мышкой. У бритишей на Рамаде эскадра серьезная. Даже линкор там. Новейший — «Принц Солсбери», — я постучал пальцем по бронированному стеклу, зная, что в случае серьезной атаки иллюминаторы часто выносит — не помогают даже их многослойность и стальные шторы.
— Я сейчас глупость скажу, — Ольга с виноватой улыбкой посмотрела на меня. — Мне хочется маленького боевого столкновения. Саш, очень маленького. И обязательно такого, чтобы из наших никто не пострадал. Хочу испытаний новой системы наведения ракет. Ты же сам понимаешь, что учебные стрельбы это не совсем то.
Я рассмеялся и покачал головой. Да, в каждом из нас живет ребенок. Вот и Елецкий во мне тоже хотел бы маленького победоносного столкновения. И даже я, Астерий, зная, что такое война не понаслышке, прошедший через сотни собственных смертей и потерю дорогих мне людей, не расстался в полной мере с детством: у меня тоже в голове полно игрушечных солдатиков. Наверное, детство в нас навсегда.
— Все же лучше стрельбы учебные. Хотя бы потому, что на борту ты. Оль не будем загадывать, тем более притягивать столь опасные желания, — ответил я. — Нам обязательно нужно выспаться. Ты плохо спала прошедшую ночь, и я тоже не очень. Завтра будет тяжелый день и начнется он рано, наверное, на рассвете или еще раньше. На сон у нас осталось немного времени. Давай так: я сейчас быстро схожу к рубке и все же переговорю с Моравецким. Говорить ему, что знаю о вашей истории пока не буду. Заодно надо поставить в известность Носкова, что поляк — менталист. Капитан обязан об этом знать. А ты ложись, постарайся уснуть, не дожидаясь меня.
— Саш, а пригласи сюда Элизабет. Если в той каюте тесно, то пусть ночует с нами, — предложила Ковалевская.
— Вот это я сделаю с удовольствием. И ты будешь в безопасности, пока я разберусь с Моравецким, — я направился к выходу.
— Александр Петрович, а чего вы на ужин не пошли? Мы вас ждали, — завидев меня, виконтесса Дашкова привстала с кровати. — Был очень вкусный плов и компот.
С самого начала, как я познакомился с Софьей Павловной, я почувствовал, что она ко мне клеится. Честное слово, в этом вопросе я бы пошел ей навстречу. Возможно, такое даже когда-то случится: ее полные губки мне представляются весьма опытными для более чувственного знакомства, и томный взгляд обещал очень много. Но в этот раз, между нами, точно ничего не будет. К тому же я всерьез озаботился, что слишком часто расстраиваю Ольгу. Да, она мне многое позволяет, но это не значит, что я должен пользоваться ее добротой с бесконечным нахальством.
— Был занят, Софья Павловна, — с прохладой ответил я и скомандовал: — Стрельцова, Бондарева, на выход!
— Что случилось? — Элизабет проворно вскочила на ноги.
— Элиз ты с вещами, в том числе моими. Так сказать, передислокация. Между прочим, приятная, — я повернулся к Бондаревой, она выжидательно смотрела на меня. — Ты ночевать будешь здесь, но сейчас пойдешь со мной к Носкову — есть серьезный разговор с ним и еще одним мудаком, — выходя, пояснил я.
По пути нам пришлось задержаться. Возле кают-компании я свернул к курилке, достал коробочку «Никольских» и, дождавшись, пока двое бойцов из технической сектора фрегата оставят нас наедине, посвятил Наташу в свою стычку с Носковым, а также в неприятное открытие, что комнав — менталист. Затем кратко рассказал, как Ольга попала на «Гектор». Конечно, история Ольги — исключительно дело мое и Ковалевской, но Наташе стоило знать о случившемся в общих чертах, чтобы сложить правильное представление о Моравецком.
— Такое бывает, — сказала штабс-капитан, отойдя к вентиляционному окну. — Мой друг с академии служил на «Елабуге». Хотя он хороший менталист, был заместителем командира технической секции. И еще знаю нескольких менталистов в военно-воздушном флоте и морском тоже. Но вообще ты прав, он обязательно должен быть на учете, и то, что он прячется за ментальным щитом, нехороший знак. Идем к Носкову, если он не знает, то это уже совсем другой разговор. Я бы этого поляка сразу отстранила до возвращения на базу и разбирательства всех обстоятельств с глубоким сканированием его персоны.
— По-хорошему его нужно сейчас отстранить. «Гектор» не на привычном рейде или патрулировании, а на сложной, важнейшей операции. Здесь не должно быть никаких нештатных моментов. Но Носок еще та сука, местный царек, черт бы его побрал. Еще лучше было бы отстранить самого Носкова, но увы, мы тут всего лишь гости, — выразил я сожаление и жадно затянулся табачным дымом.
— А какого хрена ты брал виману с таким капитаном⁈ Сам же сказал, что императорский конфидент предупреждал! — Бондарева не упустила случая меня упрекнуть.
— Наташ, ты думаешь, сейчас, когда на границах творится такое, так много свободных виман, подходящих под наши запросы? «Гектор» — это лучшее, что можно быль взять. Тем более он оснащен новейшей системой локационной незаметности и Ольгиными «Огненными Небесами». Плюс мой «Одиссей». Нет больше таких кораблей в России, да и во всем мире. Что касается смены капитана, то думаешь этот вопрос решается по щелчку пальцев? Даже если бы вмешался Денис Филофеевич, прошло бы несколько дней. И есть такая поговорка: коней на переправе не меняют. Даже самый опытный капитан должен сначала вникнуть, понять корабль и команду, влиться в нее, так сказать, иначе будет много хуже, чем с Носковым. Идем! — я затушил окурок. — Ты как специалист по метальным вопросам поясни ему, что с огнем играет. Лучше, если Моравецкого из навигационной секции прямиком к вам в «3-М-13» и передать под контроль Бабского, чтобы поляк не учудил чего-нибудь.
— Хорошо. Буду меняться с Бабским, если Носок поляка выдаст. То, что он держал щит, это очень нехорошо. Прямо, очень, — повторила она, направляясь за мной.
Проходя мимо кают-компании и уловив аппетитные запахи, голод во мне всерьез дал о себе знать. Я подумал, что на обратном пути, загляну сюда, чтобы взять чего-нибудь для себя и Ольги. Элизабет вроде как ходила на ужин вместе с Бабским.
Перед дверью в рубку, меня встретил встревоженный взгляд вахтенного. Уже не того, который был свидетелем моих трений с Носовым.
— Боцманмат, капитана сюда! Быстро! — распорядилась вместо меня Бондарева.
— Никак не смею, госпожа штабс-капитан! Капитан отдыхает! Велел не будить! — отозвался тот, вытянувшись в струнку.
Пока Бондарева со свойственной ей серьезностью требовала Носкова, я открыл дверь в навигационную секцию. Моравецкого на его месте не было, а молодой паренек, что скучал у главного монитора тут же догадался о цели моего визита и сообщил:
— Вислав Борисович отдыхает. Капитан дал четыре часа на сон.
С одной стороны, это было и правильно: пока «Гектор» шел по заранее определенному маршруту, забирая к Аравийскому полуострову, можно было расслабиться — особого внимания комнава здесь не требовалось. Оно потребуется уже на подлете, где возможны следящие дирижабли и потребности в частом маневрировании. А с другой этот ублюдок Моравецкий нужен лично мне, и я бы предпочел, чтобы он лег спать с разбитой мордой. Причем лучше не в своей каюте, а присел на полу в «3-М-13» при поочередном внимании наших менталистов. Но, увы, мои желания оставались лишь моими желаниями. Пока я поглядывал на мерцавший экран, где за толстым стеклом проступала карта с опорными точками маршрута, из рубки вышел статный мужчина лет сорока в форме капитана второго ранга.
— Старший помощник капитана Егоров Юрий Романович, — представился он, коротко глянув на Бондареву и тут же переведя взгляд на меня.
— Юрий Романович, я — граф Елецкий Александр Петрович, руководитель экспедиционной группы. Как вы понимаете, здесь по вопросам отнюдь не праздным. Прошу вас на несколько минут, нужно поговорить без свидетелей, — я пригласил его жестом в коридор, решив, что там, где мы недавно общались с Носковым место достаточно удобное для недолгих переговоров.
— Вы знаете о том, что ваш Моравецкий менталист? — спросил я, когда мы отошли достаточно далеко.
— Нет, — он был слегка удивлен, и вряд ли это удивление разыгрывал. — Быть может, знает Ерофей Тихонович, но я не посвящен. Вы в этом уверены?
— На сто пятьдесят процентов. Вы, полагаю, знаете, что я неплохой маг, и если я позволяю суждения такого рода, то не без веских причин, — я бросил взгляд на темную дыру, оставленную моей ногой во время воспитательной беседы с Носком, и продолжил. — Меня как руководителя группы с очень важной миссией заботит каждая мелочь, которая может стать препятствием к выполнению поставленных перед нами задач. А тайный менталист в вашем экипаже — это вовсе не мелочь. Вы же понимаете, что его скрытые таланты — возможная причина внештатных ситуаций. Полагаю, было бы правильным Моравецкого отстранить до возвращения на базу. И очень желательно передать его под контроль наших менталистов хотя бы на момент захода на цель.
— Я обязательно приму это к сведению. Моравецкий сейчас отдыхает — это в согласии с графиком. Кстати, и капитан отдыхает. Как только он появится в рубке, немедленно ему доложу. Полагаю, пока этот тайный менталист спит, беспокойства у нас быть не должно? — Егоров вопросительно глянул на меня.
— Вот не знаю. Я вас предупредил. Правильнее было бы держать его под контролем, поставьте кого-то у дверей его каюты, охранять сон столь важного человека — человека, который скрывает свои таланты, — предложил я. — А как он проснется, лучше передать его под опеку наших менталистов. И еще… — тут я задумался, как лучше эту мысль донести до Егорова. — Ваш царек… — я про Носкова — мы с ним не поладили. И у меня опасения, что из моего разговора с ним, он не сделал правильных выводов. Полагаю, вы знаете о нашем конфликте? — старпом кивнул, и я продолжил. — В общем, Юрий Романович, вы служите в прямом подчинении Носкову и, разумеется, следуете должностным инструкциям — все это правильно, не смею оспаривать. Но я хотел бы чтобы вы держали в голове кое-что более важное: то, что вы должны служить еще императору и интересам нашего Отечества.
Не знаю, проникся ли старпом моей речью или нет. Обещал всяческое содействие.
Взяв две тарелки еще теплого плова и сладкие булочки, я поднялся в нашу каюту. Уснул сытый в обнимку с Ковалевской и Элизабет.
А проснулся от грохота. Вскочил с кровати, натягивая брюки. Пол подом мной дрогнул еще раз.
— Элиз! Оставаться с Ольгой! Из каюты не выходить! — распорядился я.
Метнулся к двери — она была заперта. Каким образом — непонятно, ведь ключи торчали в замочной скважине, но замок был заблокирован.