Ваше Сиятельство 14

Глава 12 Рыжий хвост вам, Астерий

На мою просьбу о встречи в Перми, Ковалевская так и не ответила. Не ответила до полуночи. Я даже хотел спуститься в зал богов и попросить помощи Артемиды. Или лучше Афины. Охотница, слишком прямолинейна в решении вопросов сложных отношений. Афина, конечно, хитрее: умеет примирить, мягко настоять на своем.

Хотя мое настроение несколько испортилось, и я так и не смог завершить перевод до конца дня, богинь я решил не трогать. Не такая кризисная сейчас ситуация, чтобы тревожить небесных. Как говорил один из моих старых учителей: «Если за человека все проблемы будут решать боги, то зачем тогда в этом мире человек?». Вполне справедливое замечание. Во всех своих жизнях я старался все делать сам. Тот, кто перекладывает свои проблемы на плечи других превращает свою жизнь лишь в подобие жизни. Он сам не понимает, как скатывается в этакое полусонное состояние, когда от него ничего уже не зависит; от этого он теряет силы и, в общем-то, смысл самой жизни.

Сообщение от Ковалевской я обнаружил лишь утром. Едва открыв глаза, я сразу потянулся к эйхосу. Элизабет еще спала, прижавшись ко мне голыми ягодицами. Я тихо встал, накинул халат, и, поднеся эйхос к уху, нажал на кнопку:

«Нет, Елецкий. Ты мне сказал „нет“, и я говорю тебе „нет“. Теперь уже пообщаемся только тогда, когда я сама пожелаю тебя увидеть. Больше не беспокой меня своими сообщениями…» — после этих слов у меня похолодело на сердце.

Неужели, ее так сильно обидел мой отказ? Ольга… она же умная девушка. Умная, рассудительная и в меру покладистая. Она всегда понимала меня. Не может быть, чтобы сейчас она не вняла причинам моего отказа взять ее. Причинам действительно важным, игнорировать которое нельзя! Что-то здесь было не так. Слишком не так! Я чувствовал, что поведение Ковалевской более чем необычно, но пока у меня не имелось никаких объяснений происходящему. Было такое ощущение, что намерение Ольги быть рядом со мной в экспедиции, давно перешел грань обычного каприза, а превратился едва ли не важнейшую из ее целей. А поставленных целей Ольга Борисовна умела добиваться очень хорошо. Уж в этом она могла проявить упрямство в полной мере. Возможно, и сейчас, отказавшись от общения со мной по этому вопросу, она думает, как обойти мой отказ, оформленный в виде циркуляра от имперской канцелярии.

Я снял сообщение с паузы и снова услышал дорогой мне голос:

«Не утруждай себя — я все равно тебе не отвечу. Поскольку до твоего отлета мы не увидимся, желаю удачи в твоей миссии! Это от души, Елецкий! И хранят тебя боги!».

Все… Вот так до обидного коротко.

В прескверном настроении я сел за перевод Свидетельств Лагура Бархума. Разложил перед собой бумаги, взял в руки изящный кинжал Гефеста.

Снова не шло. Мысли сместились к последнему сообщению от Ковалевской и причинах, почему она могла вести себя так. Усилием воли я отогнал все: важное, трепетное, но сейчас ненужное. Перевел все внимание на тонкий план. Изредка поглядывая на грифельную копию пятой пластины, мысленно задавал вопросы по значению пиктограмм и слушал как откликаются слои энергоинформационного поля. Меня интересовал только самый глубокий слой. Сердцевина, несущая первородную информацию о тех далеких эпохах.

Где-то на самой грани восприятия я почувствовал то, что искал. Те самые тихие вибрации, превращающиеся в гаммы знакомой мне тональности. По прежнему опыту я уже знал, что они соответствуют искомой информации.

— Работай, дорогой! — услышал я шепот Элизабет и ощутил ее теплые губы на щеке.

Не отозвался, пошел дальше. Добрался как раз до того самого места, где остановился прошлый раз — описанию входа в Пещеры Конца и Начала.

Без завтрака и даже не умываясь я просидел до половины одиннадцатого. И…

Я победил! Справился с этой невероятно сложной задачей, которую никто другой в этом мире не смог бы решить! На последней пластине все-таки были координаты! Именно магические координаты — те, что я искал! Они должны указать точную точку входа — начало пути к тайнику принца Харвида Панадаприя. На душе стало так радостно, что казалось, я сейчас воспарю над креслом! Вкус жизни! Иногда его бывает так много, что кажется, каждая клеточка тела, чувствует его и наполняется небесным восторгом!

Когда я повернулся, то увидел, что Стрельцова сидит на кровати и с мечтательной улыбкой смотрит на меня. Элиз… Чеширская кошечка бывает необычно мила. Не знаю, как в ней одновременно помещается то нежное и тонкое, что свойственно лишь очень чувствительной душе, и несомненная жестокость, даже кровожадность матерой хищницы. Я не совру, если скажу, что Элизабет для меня одна из самых загадочных и сложных женщин в этом мире. Это при том, что мне с ней очень легко. Вот такой парадокс: мне легко с самой сложной женщиной в этом мире.

Я встал, подошел к ней, подхватил на руки и закружил по комнате.

— Ты закончил⁈ Смог⁈ — нетерпеливо спрашивала она.

— Да! Теперь можно подумать о завтраке! Пожалуйста, распорядись пока. Я ненадолго в ванную, — поставив англичанку на коврик, я было направился к двери, прихватив по пути джаны и рубашку.

— Сама приготовлю. Яйца с ветчиной и обжаренным луком. Ты же так любишь утром? — она запахнула разошедшийся халат, пряча свои манящие груди. — Могу овсяную кашу.

— Нет, кашу меня заставляла есть мама. Яйца с ветчиной, дорогая. Можно добавить помидоры и зелень, — я задержался на миг, чтобы еще раз посмотреть на Элиз. Подмигнул ей, еще чувствуя слабую боль от синяка вокруг глаза, и вышел в коридор.

Элизабет нравилось готовить для меня, а мне очень нравилось есть то, что она приготовила. Наверное, это и есть та самая простая и божественная нота гармонии, которая делает нашу земную жизнь радостной и полной наслаждений.

После завтрака — моего завтрака, потому как для меня он случился намного позже — мы недолго собирались в дорогу. За полчаса до полудня вылетели к площади Ратников. Там была удобная посадочная площадка и оттуда меньше пяти минут ходьбы до Вяземской, где временно поселилась Елена Викторовна. Бабского с собой мы не стали тянуть, тем более он сам вызвался пройтись по магазинам, чтобы освежить запас продуктов на «Эвересте» и купить себе что-нибудь из одежды.

— Надо было сначала к целителям, Саш, — сказала Стрельцова, когда мы покинули посадочную площадку и распрощались с поручиком на ближайшие два часа.

— Так мы же вместе с мамой пойдем к Майклу — так договорились, — напомнил я.

— Я не об этом. Твой синяк… — баронесса взяла меня за руку и повернула к себе. Пальцем осторожно обвела его контур. — Очень заметно. Сам же говорил, Елена Викторовна болезненно реагирует на такое.

— Да, но у нас нет на это времени. Вообще-то, Сэм выглядит не лучше. И у тебя здесь кое-что есть. Видно издали, что все мы — одна банда, — я улыбнулся, сожалея, что вчера даже не подумал применить целительную магию, которая значительно помогла бы избавиться от следов нашего веселья в «Ржавке».

Конечно, графиня меня ругала. Как обычно, притопывала ножкой, рассказывая о том, каким я должен быть осторожным и каким должен быть вообще, чтобы радовать ее и делать ее жизнь спокойной. Такова мама. Если поначалу я, как Астерий, хотел ее перевоспитать, то потом отпустил эту затею. Я люблю ее такой, какая она есть. Вообще, это дурацкая привычка пытаться кого-то переделать. Если я эту привычку не смог извести в себе за множество жизней, то не стоит пытаться менять других.

О том, что нам предстоит сложнейшая миссия на Шри-Ланке, я, разумеется, говорить не стал. Лишь сказал, что на несколько дней улетаю в Сибирь на секретную базу по служебным делам — это, в общем-то, было значительной частью правды. Вместе с Еленой Викторовной мы навестили Майкла и задержались у него почти на час, гуляя по парку у храма Асклепия.

Хотя тело барона Милтона кое-где скрывали бинты, выглядел вполне себе оправившимся и порывался завтра же требовать освобождения из врачебного плена. Оно и правильно, потому как окончательно он восстановит здоровье в объятиях Елены Викторовны гораздо быстрее. В завершении прогулки по аллее между цветущих клумб я рассказал маме о начале ремонта в доме. В мое отсутствие за ходом работ придется приглядывать ей. На этом мы и расстались. Я чувствовал тревогу графини: на ментальном уровне она понимала, что эта моя поездка «в Сибирь на базу», вовсе необычная поездка, и быть может, окажется гораздо более сложной, чем недавний визит в Лондон.

Солнце было близко к закату, когда мы подлетели к базе «Сириуса». Хотя мне дежурная часть сразу дала мне добро на посадку, я не спешил. Увел «Эверест» километров на десять восточнее к Ирстимскому кряжу. Просто хотел полюбоваться местами, о которых мне толковал полковник Стародольцев. В лучах заходящего солнца озера горели золотом, их обрамляли высоченные кедры. Еще восточнее начинались величественные скалы, и за ними куда хватало глаз тянулась тайга. Велика Сибирь-матушка даже для быстрой виманы. Отчего-то хотелось насладиться этими видами. Может потому, что было предчувствие. Предчувствие, что чужая земля далеко на юге не будет к нам так добра.

Посадил я «Эверест» довольно далеко от дороги рядом с воздушными боевыми катерами. Хотя посадочная площадка на базе «Сириуса» более чем просторная и легко вмещала крейсер «Ахилл» при визите цесаревича. Сегодня под вечер была она полна виман. Ближе к сторожевым вышкам поблескивали в лучах заката два корвета и даже старый эсминец проекта «Ларгус-16–02» — медленный, но очень серьезно вооруженный.

— Что брать с собой? — спросила Стрельцова, вставая с кресла и ожидая от меня распоряжений.

Сейчас она выглядела собранной, по-военному строгой. Умеет баронесса преображаться.

— Да ничего, Элиз. Ужином нас, полагаю, накормят. Вещи… Ночью может быть прохладно — на всякий случай прихвати куртку, — недолго думая, рассудил я. Хотел предупредить о комарах, но не стал — не так их здесь много.

К тому времени как люк «Эвереста» открылся и выехал трап, нас уже поджидали: неизвестный мне старший урядник и водитель на открытом «Арчере-ВБ». Урядник, вероятно, меня знал в лицо, потому как подбежал не к Бабскому, который спустился первым, а ко мне и браво преставился:

— Здравия, ваше сиятельство! Старший урядник Рогов, направлен полковником Стародольцевым для вашего сопровождения!

— Молодец, Рогов. И куда велено меня сопроводить? — полюбопытствовал я, закидывая рюкзак за плечо.

— Куда пожелаете, ваше сиятельство. Прямых указаний нет. Приказано помочь вам с извозом до выбранной вами точки назначения. База у нас большая, если ногами, то можно совсем их истоптать, — попытался пошутить он, видя мое доброе расположение. — Если желаете, то сразу к дому спец состава. Или же к штабу, но в штабе уже почти никого нет, — он мельком глянул на наручные часы. — Вам виднее, куда требуется.

Поскольку он упомянул о доме спецсостава, я предположил, что та самая комната, выделенная мне еще при первом посещении базы, до сих пор числится за мной. Ключ-то я не сдавал, и никто от меня не требовал с ней распрощаться. А раз так, то я решил сначала отвезти туда наш скромный багаж, оставить там Стрельцову, а самому наведаться в казарму «Грифона». Если Бондарева там, то сразу озадачить ее подбором бойцов в экспедиционную группу. Если же ее нет, то с этим вопросом поможет мне Бабский, хотя он не так хорошо знал личный состав «Грифона». Ведь служил здесь Алексей Давыдович не так давно и при этом был одной ногой в Коллегии Имперских Магов.

Дороги здесь не такие, как в столице: нас крепко потрепало сначала на колдобинах проселочной, пересекавшей огромное посадочное поле. Даже там, где начался асфальт потряхивало так, что приходилось держаться за поручни.

— Сэм, тебя у родной казармы высадить? — спросил я виконта Бабского, когда впереди справа замаячило длинное двухэтажное строение и тренировочные площадки.

— Позвольте пока с вами, Александр Петрович. Вы же в «Грифон» тоже собираетесь. Вместе тогда и пойдем, — отозвался он.

Веселый пудель императрицы словно прилип ко мне. Не могу сказать, что мы стали большими друзьями, но я ничего не имел против его присутствия, потому как Бабский, несмотря на излишнюю словоохотливость, меня вовсе не напрягал присутствием и часто был очень полезен. А чем ему нравилось находиться возле меня, понятия не имею. Быть может его влекла причастность к высокому и вечному, такому, как славный погром в замке герцога Уэйна или святое битье морд в «Ржавом Париже». Бесспорно, все это гораздо приятнее и полезнее, чем обучение во всяких магических академиях.

Вскоре «Арчер-ВБ», описав крутую дугу на площади перед штабом, домчал нас до второго дома спец состава.

— Прошу, ваше сиятельство! — старший урядник Рогов, проявил завидную расторопность, успел открыть дверь эрмимобиля раньше, чем я дотянулся до бронзового рычага. — Помочь с багажом?

— Уж свой рюкзак я донести в состоянии, — я спрыгнул на тротуар и подал руку Элизабет.

— Прошу прощения, Александр Петрович. Ваши пропуска… Вернее, пропуск на госпожу Стрельцову Елизавету Борисовну, — он раскрыл кожаный планшет, вытянул из него листок, украшенный жирной штабной печатью. — А здесь, будьте любезны, распишитесь…

Вместе с планшетом Рогов протянул кусок желтоватого картона. Элизабет хотела взять ручку и оставить свой росчерк, полагая, будто она должна расписаться за получение пропуска, но урядник сказал:

— Вы, Александр Петрович, распишитесь. Пожалуйста.

Я с недоумением уставился на него. Это за что я должен был расписываться? Слава богам, в этом мире на меня не могли повесить кредит лишь за одну неосторожно сделанную роспись, но… С какой радости я должен был ставить подпись на куске картона? Я взял его, перевернул и понял, что эта странная картоночка — обратная сторона разорванной коробки «Никольских».

— Вы же «Никольские» курите? Видел я на одной из фотографий с вами. Вот и я теперь их курю. Очень хочу, чтобы ваша роспись осталась мне, как память о встрече с вами, — с явным волнением пояснил старший урядник.

Вот так: ему нужен был мой автограф. Слава о графе Елецком шагает по Сибири семимильными шагами. Ладно. Почему бы не сделать парню приятное. Я расписался. И добавил двумя строками: «Старшему уряднику Рогову с благодарностью за проявленное внимание».

Поздоровавшись с дежурным, мы поднялись на второй этаж. Я разместил Элизабет в той самой комнате, которая все еще числилась за мной. Не знаю, кто так похлопотал об удобстве моего расположения на базе. Наверное, Варшавский, полагая, что я хоть и служу при Денисе Филофеевиче, все равно на базе «Сириуса» буду нередким гостем.

Оставив Стрельцову разбирать скромный багаж, мы с Бабским направились в расположение «Грифона». По-хорошему, хотя бы из вежливости, мне бы следовало появиться перед генералом первого имперского табеля Трубецким. Но время уже было вечернее, и вряд ли Сергей Семенович находился в штабе, поэтому этот визит я решил перенести на завтра.

— Не терпится Наталью Петровну увидеть? — спросил Бабский, когда я, подходя к казарме «Грифона» ускорил шаг.

Я кивнул. Менталист был прав. В самом деле я сейчас думал о ней, и ноги как-то сами понесли быстрее.

— Сложный она человек, ваша милость, — Бабский снова перешел на шутливый тон: в такие моменты я для него становился вовсе не графом, а виконтом Джеймсом Макгратом. — Знаю, из разговоров, многие к ней искали подход. Очень старались даже на спор и грифоновские, и штабные, но никому не удалось добиться даже теплого расположения. А вот вы, похоже, эту крепость взяли с одного наскока.

— Сэм, ты саму императрицу, так сказать, взял, так что не преувеличивай мои заслуги, — отозвался я, при этом подумывая, что я Бондареву пока еще вовсе не взял — цела лицензия на нее. И быть может, к чьей-то печали, а к чьей-то радости останется целой навсегда.

Еще на подходе к казарме меня с Бабским окружили знакомые и незнакомые бойцы и маги. Конечно, с разных сторон посыпались вопросы про Лондон, особо про замок «Увядшей Розы» — ведь столько шума было об этом в прессе. Я как всегда большей частью отшучивался, покуривая сигарету. Шутил не всегда — на некоторые вопросы отвечал с полной серьезность. А потом решил, что все любопытство грифоновских вполне может удовлетворить Бабский. Тем более он любит болтать и быть в центре внимания.

— Вы, Александр Петрович, никак штабс-капитана Бондареву ищите? — спросил меня улыбчивый фельдфебель, когда я вошел в казарму.

Поразительная догадливость! Интересно, как сплетни здесь успели сложить обо мне и Наташе?

— Да, Наталью Петровну, — подтвердил я, стараясь оставаться строгим в лице.

— Теперь ее кабинет дальше на три двери. Все так же слева. Если еще не знаете, Наталья Петровна представлена к званию капитана, — доверительно сообщил он.

Я кивнул в знак благодарности и направился по длинному коридору казармы. Стукнул три раза в дверь с табличкой, на которой значилось «Командир второго отделения СпМгС». Не дожидаясь ответа, повернул ручку и толкнул дверь.

Меня встретили все те же безумно красивые зеленые глаза, однако в их обладательнице я едва признал Наташу. Что порою делает с женщиной другая прическа! Теперь ее волосы стали темно-рыжими, собранными в длинный, соблазнительный хвост. И у меня возникла уверенность, что штабс-капитан ждала именно меня. И такая прическа, весь этот свежий, дразнящий образ был создан для меня.