Вадбольский – 3

Глава 9

Сюзанна в самом деле финансовый гений. Или будущий гений, но уже сейчас вижу, с работой справляется на отлично. Замечает все мелочи, которые даже я пропустил бы, всё раскладывает по полочкам, по графам, делает точные выводы, а на их основании строит прогнозы, под которыми даже я подписался бы.

Самое трудное было разобраться в самом начале, что мне принадлежит и в каком оно состоянии, кто там работает, каков доход или убытки. Документы все потеряны, как мне объяснили, однако Сюзанна запросила выписки из Управления Имущественных Дел, через две недели все бумаги пришли, а ещё она положила мне на стол сводку о соседях, Гендрикове, Карницком и Зайцеве.

Гендриков — середнячок, Карницкий — слон, а Зайцев соответствует фамилии, его имение самое малое, почти такое же, как у меня. Ладно, пусть отношения у нас не налаживаются, но лишь бы не было войны, как поётся в песне. Для меня все гиганты, даже Зайцев, земель у него мало, но населения вчетверо больше, потому что все при деле, доход стабильный. Сюзанна даже на отдельном листочке выписала, что добывают, чем торгуют, у кого доход растет, у кого застрял на прошлых показателях.

Я в изумлении покрутил головой. Она делает гораздо больше, чем я ожидал. Похоже, я убиваю двух зайцев одним камнем: и суфражистку придумал как использовать в её полную силу, и себе сумел приманить прекрасного специалиста.

Сегодня ещё из коридора услышал, как из кабинета льются негромкие звуки венского вальса. Оказывается, едва я выбежал за Горчаковым, Сюзанна рискнула пожелать увидеть исполнение вальса, Мата Хари тут же среагировала, я уже дал установку, что Сюзанне можно смотреть и слушать, а что нельзя, стена напротив Сюзанны исчезла, превратившись в огромный зал с тремя ярусами кресел, полными зрителей. На сцену вышли предельно элегантные танцоры, похожие на принца и принцессу из сказочной страны, где правила этикета насчёт одежды и обуви выглядят странно и волшебно прекрасно!

Я лишь покосился на танцующих, подсел к столу и начал забрасывать в прожорливую пасть нежное хрустящее печенье. Хотя могу обходиться подолгу без еды, но чувствую её прелесть едва ли не сильнее любого из живущих сейчас в мире, потому когда можно, то почему нет?

— Вадбольский, — прошептала она совсем тихо, словно музыка хрупкая бабочка, вспорхнет в испуге и исчезнет. — Ваша магия… она… она не так уж бесполезна.

— Ваше сиятельство, — произнес я самым недовольным голосом, — разве мужчина не должен мечтать прежде всего о воинской славе, подвигах и геройстве, прыжках с башен или хотя бы с коня на скаку и прямо в схватку? Я аристократ, мы рождены для битв и славной гибели!

Она смущенно умолкла. Я высказываю прописные истины, общество пропитано или должно быть пропитано духом жертвенности во имя Государя Императора, а также Отечества, но всё же, всё же…

Наконец она нашлась:

— Вадбольский, но этот дворец, эта музыка… разве не прекрасно?

Я возразил упрямо:

— Разве не прекраснее отдать жизнь молодым в славной битве за Государя Императора?

Она вздохнула печально, не зная что ответить на такую непреложную истину, всмотрелась в моё лицо снова, вскрикнула с обидой в голосе:

— Вадбольский! Вы снова меня обижаете, прикидываясь таким бараном, как и…

— Как и остальные ваши поклонники? — уточнил я. — Все у ваших ног, но что, если хочу оказаться между ними?

Умная девочка, с ходу уловила второй смысл, щечки окрасились стыдливым румянцем.

— Вадбольский, когда вы будете со мной серьёзным? Я о том, что создавать такую музыку не менее достойно, чем погибнуть в красивой схватке!..

— Но я не создаю.

— Вы сумели её сохранить! Как время бережет величественные дворцы и картины великих художников. Вадбольский, перестаньте прикидываться бараном!

Я спросил с опаской:

— А как вам тогда понравиться?

Она спросила с возмущением:

— Полагаете, женщинам нравятся бараны?

— Но, судя по вашему окружению…

— Перестаньте, Вадбольский!.. Просто бараны заметнее, всегда лезут вперед, привлекают внимание, стараются завязать знакомства и втереться в друзья, что у них, признаюсь, получается лучше, чем у умных и застенчивых. Но вы не баран, но и не застенчивый!

Я раскланялся.

— Остаётся только «умный»? Но это выговорить, понимаю, трудно.

В приоткрытую дверь заглянула Любаша, спросила робко:

— Барин, обед подавать?

Я взглянул на Сюзанну, она подумала, махнула рукой.

— Всё расписание вдрызг!.. Ладно, я в гостях у Вадбольского, у него всё не как у людей. Я не против перекусить…

— Червячка? — уточнил я. — Лучше уж пообедаем как следует да снова за работу. У Вадбольского непонятно когда ужин, он и сам ещё не понял, куда попал, но что попал — понял.

Любаша исчезла, но через минуту уже расставила на столе широкие тарелки, фужеры. Снова испарилась и вскоре вкатила столик на колесиках, перегрузила с него на стол блюда с кровяными колбасками, сырники со сметаной, блины с красной рыбой, бекон, яичницу, из громадной супницы залила нам в тарелки с высокими краями сочно пахнущий суп.

Сюзанна ела медленно, соблюдая манеры, но с аппетитом, здоровая девочка. Суп лучше не бывает, потом бекон, нежный и сочный, тает во рту, разделался с колбасками, стараясь не слишком опережать Сюзанну, одновременно взялись за сырники.

Любаша заглядывала в приоткрытую дверь, в какой-то момент прислала прислуживающую девку забрать пустую посуду, а взамен поставила горку пирожных, бисквиты, некую смесь на шоколадной подложке с зарумяненными яичными белками, взбитыми сливками и ягодами.

Закончили крепким кофием, Сюзанна отпивала мелкими глотками, глаза смеются, заметила едко:

— Не такой уж и несчастный этот бедный барон!

— Трофеи, — сказал я, защищаясь. — А будут ещё репарации. Но своего пока нет ничего работающего.

— Я этим занимаюсь, — ответила она серьёзно. — Нужно объехать все ваши производства, оценить в каком состоянии.

— Выделю автомобиль, — сказал я.

Она вскинула в удивлении брови.

— У меня он возле крыльца слева, забыли?

— Автомобиль с охраной, — пояснил я. — Сюзанна, враг не дремлет, англичанка гадит, болтун — находка для врага.

Она посмотрела с удивлением, но лишь сдвинула плечами.

— Вы стратег, вам и карты в руки.

Я не Менделеев, которому периодическая система явилась во сне во всём блеске, но и мой мозг работает в любой фазе сна, что-то перекладывает, чистит, одну задумку стыдливо прячет, другую выдвигает на передний план.

Проснулся с идеей, что нужно сосредоточиться не столько на Щелях, это уже будни, а на стратегическом направлении. А стратегия для меня — хоть краешком понять и ухитриться использовать изумительные свойства бозонной вселенной. Пока четко понял одно: то, что здесь считается накоплением магии — всего лишь свойство бозонного мира, известное каждом физику насчёт укладки множества предметов в одну и ту же ячейку. Это свойство уже в какой-то мере, пусть и очень слабой, срабатывает даже на стыке наших вселенных

У нас это не проходит, но для бозонной вселенной — обыденность. Её обитатели воскликнули бы шокировано: а что, у вас так нельзя? А у них это так же просто как дышать или ковыряться в носу.

Начиная с моих первых выходов в Щели Дьявола магия суммируется и в моём организме, накапливается, и даже не знаю, насколько этот карман окажется вместительным. Возможно, на что надеюсь, благодаря аугментации я смогу поглотить и накопить магии больше, чем те, кто… ну, обычный, пусть теперь он даже великий и ужасный супермаг.

Правда, высовываться мне пока рано, очень рано. Сейчас меня скрутит в бараний рог любой сильный маг, сожрет и даже косточки не выплюнет.

Маги, в основном, как читал во всех трактатах, творят чудеса усилием каких-то мышц, не зря же одни выкрикивают заклинания, другие совершают пассы руками, кривляются, но большинство делают то и другое.

Мне кажется, что управлять накопленной в себе магией можно усилием воли, как вот задержать дыхание, пошевелить ушами или метнуть злой взгляд.

Да, это метафора, но если в самом деле можно взглядом, то есть, усилием воли метнуть часть своей силы в какую-то цель? А что, спросили бы обитатели бозонной вселенной, вы так не можете? Почему, это просто, как дышать, разговаривать или левитировать!

Первый тревожный для меня звоночек прозвучал во время дуэли с тем Арчибальдобером, как я его называл в имении Дроссельмейеров, он бы размазал меня, как лягушку асфальтовый каток, если бы поединок не прервал оторвавшийся тромб.

Второй звонок предупреждает, что Гендриков, по словам многих, могучий огненный маг. Даже не представляю, что со мной будет, если сойдемся лицом к лицу. Да просто скрутит меня, как мокрую тряпку, которой можно разве что вытереть заляпанные навозом сапоги.

Третьего звоночка ждать не стоит, уж прилетит, так прилетит, мокрого места не останется.

Я спустился в свою домашнюю Щель, быстро перешел к стене напротив, но прежде, чем встать на тёмное пятно, сейчас больше похожее на канализационный люк, набрал в грудь воздуха, задержал дыхание и зажмурился.

Сердце ухнуло и остановилось в тот же момент, как я провалился в тёмное и холодное, враждебное всему живому. Я падал и падал, сердце остановилось, страшно сделать вдох, я просто сумасшедший…

И тут подошвы уперлись в твёрдое. Я с трепещущим сердцем распахнул глаза, вздрогнул, ощущение такое, словно я в калейдоскопе, слишком много цветных пятен, фигур, проекций, одни застыли в неподвижности, другие перетекают друг в друга, третьи вообще исчезают, оставляя быстро гаснущий зелёный ореол.

— Драсте, — сказал я. — Я тут немного посижу в уголке, если вы не против.

Концентрация бозонной мощи, которую тут называют магией, просто чудовищна, чувствую каждым потрескивающим нейроном, словно помещён в центр мощного электрического поля.

Здесь, как понимаю, не обязательно грызть кристаллы, чтобы подпитывать тело энергией. Воздух, перенасыщенный энергией, трещит, как перед началом грозы.

Я осторожно согнул колени и сел на твердый пол, хотя по нему проходят мелкие волны, словно это не твердь, а ПНВ, поверхностное натяжение воды.

Ничего не случилось, я несколько раз медленно вздохнул, старательно успокаивая сердце, вообразившее, что я на гонках, начал старательно формировать иллюзию воды, что собирается в ком, размером с орех, а потом с мандарин. В Щели геометрия пространства другая, но всё же получилось, более того — иллюзию удавалось держать бесконечно долго, даже без подпитки, но стоило отвернуться, тут же рассеивалась.

Но без труда, как известно, под лежачим камнем дело мастера боится, и кто не работает, тот и не человек, а начальник… Через два часа, уже точнее распределяя энергию этого места, я начал лепить иллюзии, что не разрушаются вот так сразу, хотя я то и дело отворачивался, а ещё после трёх часов каторжных усилий, когда чувствовал себя выжатым, как половая тряпка, иллюзия двух массивных глыб оставалась, даже когда я поднялся на первый уровень, точнее — спустился, и вернулся обратно.

Камни остались, массивные и плотные с виду, сдвигать не пробовал, жаль разрушать такую красоту.

На первом уровне создал гранитную глыбу мне до колена. Обошел со всех сторон, полюбовался блестящим сколом с одной стороны, ещё бы, только что отломилась от большой скалы.

Проголодавшись, поднялся наверх, в здании крикнул:

— Любаша!.. Умираю с голоду!.. Что у тебя там для молодого желудка?

Стряпуха спросила в изумлении:

— Так быстро?.. И что, ваше благородие, весь хлеб съесть успели?

Я ответил несколько обиженно:

— Ты совсем меня проглотом считаешь!.. Нет, конечно. Там внизу монстры голодные, окружили, есть просят. Вот и отдал им краюху. Нужно будет взять ещё пару караваев.

Она пугливо перекрестилась.

— Господи, упаси!

— Ну что ты такая недобрая, — укорил я мягко, — Раз Господь создал монстров, то и корм им даёт, только не прямо в гнездо! Как и человеку. Можно сказать, сегодня моими руками краюшку хлеба… завтра ещё что-нить…

Она перекрестилась.

— Да, Господи, хоть сейчас можете взять, я хлеба пеку много, теперь вон сколько у нас солдат! Тоже эти… монстры.

— И крынку молока можешь, — сказал я. — Сейчас вот доем, снова пойду. Там совсем оголодали, рты разевают, как птенцы в гнезде!

Она снова перекрестилась.

— Свят, свят…

Я заулыбался, сказал добродушно:

— Да пошутил я, пошутил. Какие монстры в нашем овраге? А хлеб я брал, чтобы жукам бросить. Там их туча, громадные, кусачие. Думал, руду какую полезную отыщу, пока они хлеб жрут, но ничего там нет. А овраг этот закрою плитами, чтобы жуки наружу не вылезли.

Щель в самом деле закрою плитами, когда стены возведу и к особняку пристрою. Не стоит, чтобы ещё у кого была даже возможность туда заглянуть.

Созданная мною глыба в Щели высится на том же месте, потрогал, настоящий гранит. Ну до чего же я хорош! Такая иллюзия упадет на ногу, больше танцевать не возжелаешь.

Попробовал в поместье создать такую же, получилось. Продержалась трое суток, потом исчезла. Я вскользь объяснил небрежно, что перестала соответствовать моему художественному вкусу.

Сюзанне понадобилось в столицу, часть моих документов нужно заверить в инстанциях. Я сам сел за руль, мне тоже нужно лично заскочить в зельевую лавку. Тадэуш так и остался в особняке на Невском, а Антуан пусть пока отдохнет или поупражняется с моими гвардейцами.

Дорога к столице вымощена булыжником, всё красиво и ровно, автомобиль несётся, как стрела, почти не подпрыгивает и не потряхивает, камни уложены хорошо, на скорости проскакивают под колесами как идеально уложенный асфальт.

Я не автомобилист, мне лучше в простом автобусе добираться до места, там могу встать спиной к движению и читать книгу, не обращая внимание на правила дорожного движения, но здесь либо идешь пёхом, либо нанимаешь извозчика или покупаешь автомобиль. До службы такси здесь ещё не додумались.

В зеркальце заднего вида появились два автомобиля, я полюбовался их элегантными формами, хотел снова сосредоточиться на дороге, но что-то насторожило, снова поймал взглядом оба авто.

Во-первых, автомобили вообще-то редкость даже в городе, а уж вот так на пути из нашей глуши в столицу увидеть сразу три авто как-то непривычно.

Дроссельмейер уловила что-то, спросила быстро:

— Что-то не так?

— Всё так, — сказал я успокаивающе. — У Сюзанны синие глаза…

— Вадбольский!

— Но про глаза можно?

— Про глаза можно, но лучше нельзя, я же вижу вас, Вадбольский!..

Вот так, разговаривая и обеими руками держась за руль, создавать даже самую простенькую иллюзию очень непросто.

Второй автомобиль преследователей догнал первый, поравнялся с ним, оба ускорились и начали приближаться очень быстро.

Я не стал изощряться, представил тот могучий валун, который я сумел самым первым и украсил им на трое суток задний двор, натянул на него ППН, то есть, пленку поверхностного натяжения, сосредоточился и как бы метнул на дорогу за моим авто.

По всему телу ударило слабостью, какое-то время чувствовал, что не смогу отбиться и от воробья, потом начало отпускать, а в это время догоняющие нас автомобили настолько резко повернули рули один налево, другой направо, что слетели с дороги, закувыркались.

Их подбрасывало и било о землю с такой силой, что распахнулись дверцы, у одного открылся багажник, брызнули стекла, а из салонов вылетели люди, из одного трое, из второго четверо.

Дроссельмейер уловила мой какой-то не такой взгляд, оглянулась, ахнула.

— Ой, там катастрофа!.. Вадбольский, нужно остановиться, помочь!

— Там мужчины, — сказал я гордо. — Мы рождаемся для битв и красивой гибели!

Она вскрикнула возмущенно:

— Что красивого погибнуть в грязной луже?

— Кровь и грязь, — возразил я, — украшают мужчин.

Я зря опасался, что она увидит такое, что я не хотел бы показывать. На самом деле огромный валун исчез, как только ударился о булыжное покрытие дороги, но водители, избегая смертельного столкновения, успели принять меры против столкновения, хотя лекарство оказалось хуже отравы.

Наш автомобиль всё так же мчится красиво и мощно, Сюзанна перестала оглядываться, лишь бросала на меня укоризненные взгляды.

— Вадбольский… Я чего-то недопонимаю?

— Даже перепонимаете, — ответил я галантно. — Женщины всё чувствуют, потому опережают мужчин. Сейчас мы зрим воочию волю Господа или поступь эволюции, термины неважны. Эволюция! Выживает сильнейший! Или лучший, неважно. Вселенная готовит нас к некой великой битве, где обязаны будем проявить неимоверную доблесть… или сгинуть.

Она взглянула на меня искоса.

— Это вы, Вадбольский, лучший?

Я одной рукой подкрутил несуществующий ус.

— А вот так, в профиль?

— Вадбольский, — сказала она с чувством, — вы отвратительны! Как только мне иногда начинаете казаться хотя бы издали похожим на приличного человека, вы всё портите!

— Стараюсь, — сказал я упавшим голосом. — Получается плохо, да?

Она сказала недовольно:

— И к какой это великой битве вас готовит Вселенная? Вы говорите, как Аскет. Не из их общества, случаем?

— Я вообще не общественник, — пояснил я. — Единственное общество, в котором хочу находиться, это общество вашего сиятельства.

— Вадбольский! Давайте без ваших пошлых намеков, хорошо? Мы никогда не окажемся с вами под одним одеялом!