Вадбольский – 3

Глава 7

Он молча облетел меня вокруг, я не шевелился в кресле, наконец проговорил надтреснутым голосом:

— Большой соблазн, признаю. Я в этом здании двести лет, курировал его постройку. Но если обещаешь показывать работу твоего дивного артефакта, что летает над тобой незримо для всех, но не для меня, то…

Я усмехнулся. Призрак точно никому не расскажет, даже если бы захотел, какие бы чудеса ему ни показал.

— Легко! По рукам?

Он помедлил, сказал с неохотой:

— Я не могу покинуть этот дворец, Привязан к нему сильнейшим заклятием, которое создал сам. Но без него меня ждала бы смерть.

— А-а, — сказал я, — вот как достигнуто бессмертие! Но ты привязан ко всему дворцу или какой-то его части?

Он усмехнулся, пронесся от стены до стены, словно уже пробовал свободу от заклятия.

— Смышленый мальчик! Сразу ищешь корень решения. Но я не могу сказать тебе… без некоторых мер предосторожности.

— Понятно, — ответил я, — мир такой. Что ты хочешь?

Он вздохнул.

— Всего лишь клятву. Клятву, что не обратишь знание во зло, не будешь пытаться обратить меня в раба… Я всегда жил свободным! И умру свободным… если такое со мной возможно.

Я вскинул ладонь, прерывая.

— Я из мира, где нет рабов, где человек человеку товарищ, брат и волк. Клянусь, чем угодно, сам подбери формулу, даже не подумаю наносить тебе вред, если только сам не нападешь на меня.

Он приблизился, глядя на меня жуткими тёмными провалами, вдруг метнулся ближе, я успел ощутить смертельный холод, словно вся тёмная вселенная пронеслась сквозь меня, и тут же он, облетев вокруг, снова завис перед моим лицом.

— Я тебе верю, мальчик. Ты чист.

— Тогда…

Он вздохнул.

— Я в предвидении своей смерти, увы, даже такие чародеи стареют и умирают, собрал всю мощь за последние десять лет и заклял одну вещь, сделал её неразрушимой и упрятал в толще несущей стены. Сколько она будет существовать, столько просуществую и я. Понимаешь, дворец этот рассыплется в пыль, а моя душа будет вечной или почти вечной, как привязанный к ней амулет. Если его изъять, волей-неволей последую туда, где он окажется. Такова плата за бессмертие, юный друг. Я отдаю свою судьбу в твои руки. Ибо если разрушить эту вещь, то разрушишь и меня.

— Ну-ну, — сказал я, — давай без пафоса. Ты здесь в тюрьме. Сидишь двести лет или сколько?.. А со мной хоть какая-то прогулка. Где этот тайник?

— В соседней комнате, — сообщил он, — действие амулета распространяется на площадь всего этого дворца. Но не больше. Потому я могу передвигаться по всем помещениям, от подвалов до крыши, но даже двор мне недоступен.

Я нахмурился, вряд ли герцог позволит мне долбать стену в его старинном замке. Хотя ради избавления от жуткой твари может и позволит, но как-то не хочется раскрывать ему все карты. Пусть лучше думает, что я тут пошептал, помолился, помахал руками, и всё кончилось.

— Сейчас ночь, сказал я, — ты поспи, если сможешь. Мне время терять нельзя, у меня дома всё горит. Не отвлекай меня до утра, хорошо?

— Хорошо, — ответил он, вытянулся в длинную тёмную иглу, что основанием входит в пол, а остриём в потолок, но через мгновение метнулся в сторону и пропал за той стеной, где Мата Хари демонстрировала фильм.

Я опустился в кресло поглубже, почти лег, сейчас всё пошло быстрее, как только нащупал тропинку. Сейчас вот с лёгкостью лепил из воздуха копию мебели в кабинете, единственная беда, что разрушаются сами по себе, стоит моргнуть или отвести взгляд, да и вообще такие иллюзии держатся несколько секунд, а я выжат, как лимон в руке домовитой хозяйки.

И всё-таки за пять часов, что мог бы потратить на сон, научился держать неопределённо долго, но стоило дотронуться хоть пальцем, изображение моментально исчезало.

Конечно, это не боевая магия, которой все мечтают овладеть, но и то хлеб. Я же могу, к примеру, поставить перед противником иллюзию льва, тот в испуге ударит по нему со всей силой, растрачивая время и силы, а я успею засандалить ему самому. Да только льва вряд ли сумею. Как и вообще ничего устойчивого, кроме тумана…

Туман тоже хорошо, мелькнула мысль. Та же дымовая завеса.

Хмыкнул, как ни крути, а человек всё для войны, для победы, для доминирования.

Утром сквозь толстые двери увидел в коридоре тепловое изображение человека, всмотрелся, ну да, Горчаков, его крупное здоровое сердце, что бьётся слишком учащённо, кровеносная сеть, желтоватые кости скелета, тонкие нити капилляров, что идут от толстых вен…

— Заходи, — крикнул я.

Он не ответил, даже не дернулся, глухая тетеря, ни сквозь стены не видит, и не слышит через толстые двери, я вылез из кресла, рывком распахнул.

Он в испуге отпрянул, бледный и с тёмными кругами под глазами, но одет так, словно сейчас на приём к Императору.

— Ты чего? — спросил я. — Я же сказал, помощь и на маковку не нужна, спите, спите, спите…

Он сказал нервно:

— Тут заснешь! Из этой комнаты такие звуки неслись! Даже конница носилась, пушки гремели… Герцог хотел двери ломать, но я уговорил подождать до утра, как ты и велел.

— Где он?

— Свалился полчаса назад, спит.

— Тогда отбываем, — сказал я, — по-английски.

Он тут же насторожился.

— Это как?

— Не прощаясь, — пояснил я. Посмотрел с недоумением. — Ну ладно, тогда по-сибирски, какая разница!.. Сибирь ещё дальше Англии.

Он указал глазами на дверь за моей спиной.

— А с тем… порождением тьмы?

Я улыбнулся.

— Больше не побеспокоит. Если договоримся с герцогом.

Его глаза расширились.

— Но… как?

Я небрежно махнул рукой.

— Первый хозяин, что строил, не заплатил рабочим, вот и сделали ему пакость, замуровали кошку в стене. Когда с той стороны дует ветер, вонь идёт в комнату.

Он смотрел ошалелыми глазами, я сказал тихо:

— Если герцог хочет избавиться от этого, нам придётся ещё чуть задержаться. Нужно продолбить стену, я сделаю это сам, раз уж взялся. Жильцов выведи во двор, чтоб ядовитые эманации не зацепили. Ну, ты понял.

Он судорожно кивнул.

— Хорошо. Я сейчас передам герцогу. Да разбужу, раз такое дело. Это надолго?

Я прикинул сколько долбить стену, да это если ещё инструмент найду, ответил уклончиво:

— Думаю, часа три хватит.

Он отступил на шаг.

— Сейчас же бегу к герцогу. Юрий, я так надеюсь на тебя! Герцог тебя отблагодарит!

Вскоре я наблюдал, как из здания выходит прислуга, вся дворня, затем родственники герцога. Их из двора повели вообще в сад, там три просторные беседки, а я отыскал по указке призрака молоток и долото, он всё в доме знает, и пошёл за ним в соседнюю комнату.

Он, конечно, прошёл напрямик, а мне пришлось выйти в коридор, к счастью, пустой, а оттуда войти в эту комнату, что служит гостевой спальней.

— Вот здесь, — сказал призрак. — Всего два камня вынуть.

Мне понадобилось полминуты, чтобы выдолбить один камень, второй просто расшатал и выдернул, в глубине тёмной ниши что-то блеснуло. Я без опасений сунул туда руку, нащупал нечто металлическое, попытался вытащить, но не получилось.

Попробовал взглянуть усиленным зрением, я называю его рентгеновским, хотя рентген и близко не стоял, у биологии возможности больше, если их раскочегарить, озадаченно присвистнул.

За спиной послышался свистящий шёпот Ангкаррака:

— Что-то… не так?

— Ещё как, — ответил я с тоскливым ощущением неудачи. — Один наш сказочный герой прятал свою душу в виде иголки в яйце, яйцо в зайце, зайца в медведе… Говорят, там ещё и утка где-то была.

Он пробормотал у меня над ухом:

— Какая-то нелепость…

— У тебя лучше, — согласился я. — Корона, царская корона!.. Небось, настоящая, с нужным количеством зубцов, позолоченных листьев и драгоценных камней на ободе и на острых кончиках зубчиков?

Он буркнул, чувствуя подвох:

— По-твоему, яйцо на голове носить удобнее?

— Нет в жизни идеала, — согласился я. — Корона лучше, но за все эти годы она… деформировалась, как девичьи мечты. Точнее, золото под своим весом или ещё почему-то повело себя как тёплый воск, потеряло форму, уже давно просачивается между камнями стены… В общем, часть твоей короны уже протекла где-то на сажень в глубину, если не больше.

Он охнул.

— Но моя душа… я жив, я себя чувствую!

— Видимо, — пробормотал я в ступоре, — дело не в форме. Даже не представляю, что делать… Ладно, побудь здесь, надо посоветоваться.

Спустился на первый этаж, там в кресле Горчаков, я с укоризненным видом покачал головой, всем же велено покинуть замок.

— Траблы, — сказал я, он посмотрел непонимающе, снова этот восточносибирский диалект, я пояснил: — Всё труднее, чем мечталось. Оказалось, в замке поселилась Порча. И постепенно разрастается. Сейчас заняла уже где-то больше сажени вглыбь и аршина три во все стороны. Даже не знаю…

Он подхватился.

— Надо срочно сообщить герцогу!

Я потащился следом. Когда выбрался на крыльцо, Горчаков уже на другом конце двора разговаривает с хозяином замка, разводит руками и вообще жестикулирует, словно простолюдин, аристократу нужно быть сдержаннее даже перед расстрелом.

Герцог встретил меня мрачным взглядом из-под насупленных бровей. Лицо осунувшееся, я бы даже сказал, лицо отчаявшегося человека, если бы можно было вообразить отчаявшимся потомка древнего германского рода, чьи предки разгромили Рим и смачно надругались над женами патрициев у жертвенника Юпитера.

— Но как-то убрать, — спросил он хриплым голосом, — всё-таки можно?

Горчаков сказал торопливо:

— Можно-можно! Юра у нас большой умелец, и не такие вопросы решал!

Я ответил герцогу со вздохом:

— Если только вырубить этот каменный массив из стены… Без него эти бесчинства прекратятся, только этот проклятый камень нужно будет увести подальше.

Он помолчал, спросил с надеждой:

— Даже, если не получится, я готов.

— Получится, — заверил я. — Дайте только пару крепких мужиков с кирками, а лучше четверых, быстрее пойдет. И приготовьте мощный грузовик, увезу подальше и утоплю где-нибудь в озере.

Горчаков воскликнул радостно:

— А дыру снова заложим камнями, ещё краше будет!

Герцог подозвал управляющего, бросил ему несколько слов и повернулся ко мне.

— Барон, покажите, что делать.

Горчаков заспешил со мной, я остановил и попросил заняться грузовиком. Нужен достаточно грузоподъемный, чтобы не развалился под тяжестью. Горчаков понял, метнулся в сторону гаражей герцога.

Четыре крепких мужика с кирками работали с азартом и удовольствием, не часто удается вот так крушить в покоях всемогущего герцога. Ещё и ковры не успели убрать, так герцог спешил, пыль поднялась до потолка. Каменная крошка засыпала пол, хрустит под ногами. Мне над ухом настырно зудил испуганный Ангкаррак, нужно же аккуратно рубить вокруг, не задевая ни одной золотой нити, те просочились уже больше, чем на сажень.

Получилась каменная глыба в два человеческих роста, в объеме тоже весьма, почти косая сажень, пришлось ещё нагнать рабочих, чтобы спустить через окно на канатах вниз, там подогнали грузовик, я с облегчением вздохнул, когда сумели устроить в кузове, и колеса просели не так уж, чтобы сразу развалились.

Я вытер пот со лба, взглянул наверх. Герцог и его супруга выглядывают в провал на месте окна и той дыры, что образовалась в результате моей шикарной операции.

Горчаков подогнал свой автомобильчик, я спросил:

— Уходим по-английски? Время деньги.

Он смотрел с вопросом в глазах, но по моему лицу понял, что пока никаких подробностей, только вздохнул и сказал совсем тихо:

— Дядя меня однажды брал в Англию… Там в самом деле часто уходят, не прощаясь. Но ты откуда знаешь?

— Где-то услышал, — ответил я как можно беспечнее, — ты же знаешь, знания приходится молотком вбивать в голову, а всякая ерунда с любым ветром влетает и там остаётся!

Он хмуро улыбнулся, на такие слова положено улыбаться, но взгляд оставался серьёзным и испытующим.

— Что теперь?

— Прощаемся с герцогом, — сказал я, видя, что герцог вверху уже исчез, — и едем, работы много, развлекаться некогда.

— Хороши у тебя развлечения, — протянул он.

Слуги сгрудились во дворе, вот уж не думал, что их так много. Значит, хорошие, умеют держаться так, что их не видно и не слышно, пока не позовешь.

Герцог, взволнованный, с бледным лицом, выдохнул только одно слово:

— Мы избавлены?

— Простите, герцог, — сказал я виноватым голосом, — я не экзорцист, как меня представил мой друг по Лицею, но зато, уверяю вас, больше призрак не станет пугать вашу семью!.. Его здесь больше нет. Он вон в той глыбе.

Он воскликнул:

— Да что глыба, хоть весь замок развалите, мне здоровье семьи важнее всего! Дорогой барон, я ваш должник!..

Горчаков сказал счастливо:

— Я же говорил, мой друг умеет делать удивительные вещи!.. Дорогой дядя Георг, нам надо спешить в Академию, мы всё ещё… ха-ха… школьники!

Герцог обнял нас по очереди, мне внимательно посмотрел в глаза, и мы торопливо юркнули в автомобиль.

Я так спешил, что сел на место водителя, Горчаков тут же посмотрел на меня изучающе.

— А водить умеешь?

Я отмахнулся.

— Не ссы, могу водить всё, что ездит, плавает и летает.

Он посмотрел с иронией.

— И на коврах-самолетах летал?

— Ещё как, — ответил я, пересаживаясь в кресло пассажира. — На коврах, на ковриках, на роскошных паласах, даже с ковровой дорожки однажды… Так летел, что все ступеньки пересчитал! Мы не Греция, в Сибири всё есть!.. Много у нас диковин, каждый мудак Бетховен…

Он усмехнулся, сдвинул автомобиль с места и поехал достаточно медленно, показывая дорогу грузовику и не ускоряясь, чтобы тот успевал за нами.

— Глядя на тебя, во всё поверишь.

Я насторожился, но спросил в той же легкой манере:

— Почему?

— А ты беспечный, — пояснил он. — Все чем-то озабочены, а ты как по цирку ходишь, всё тебе интересно. С одной стороны понятно, ты из глубинки, но те всегда зажатенькие…

— Это виду не показываю, — пояснил я серьёзно. — А так страшновато. Но мужчина должен, разве не так? Неважно, как его колбасит. Господь Бог верит в нас! И велит держаться, несмотря ни на что.

Он посмотрел испытующе, но не похоже, что поверил. С ним нужно держать ухо востро.

— Слишком часто говоришь, что так велел Господь…

Я бесстыдно улыбнулся.

— Но это лучше, чем «Так сказал Вадбольский».

— Ну да, — сказал саркастически, — ты и так можешь!

— Какую бы умную вещь мы ни придумали, — пояснил я, — всегда безопаснее приписать авторитетному лицу.

Он вздохнул, покачал головой.

— Вижу, как ты то Государю Императору приписываешь какую-то ересь, то самому Господу Богу…

— Не ересь, — обидчиво возразил я. — это на первый взгляд ересь, а если подумать…

Он взглянул на меня с повышенным вниманием.

— Ну-ну? Не давай мне думать, что ты только в драках хорош.

Я ответил со вздохом:

— Ты прав. Насчёт подумать я проигрываю даже себе.

Во время нашего разговора по груди разлилось тепло, что перешло в жар, я даже дыхание задержал, но жар ушел, я ощутил, что слышу все разговоры за два десятка шагов, у каждого человека в этом же радиусе вижу как бьётся сердце, вон на стыке пола и стены пробежала крохотная мышка, но и в ней отчетливо зрю крохотную алую горошину, быстро-быстро пульсирует, какое же у неё крохотное сердечко, а дальше исчезающе тонкая ниточка хвоста.

У Горчакова вижу всю кровеносную сеть, жутковатое зрелище. могу сказать, где поврежден какой капилляр, сколько в нём магии, совсем крохи, и где она концентрируется, словно застряла…

— Эй, — сказал он, — ты чего застыл? Привидение бабушки увидел?

— Нет, — ответил я, — и другие тоже.

Он вздохнул.

— Ну и шуточки у тебя, Вадбольский!