Ночью все спят, кроме одного-двух часовых, но и тех выставляю больше для спокойствия остальных. Настоящую охрану обеспечивает Мата Хари. Поднявшись на полверсты, тщательно сканирует территорию вокруг имения и все подходы к имению, замечает мышь за версту, но другим этого лучше не знать, а то расслабятся, когда можно спихнуть на кого-то.
Для лучших стрелков даже ночами, пока все кроме стражи спят, переделываю винчестеры, чтобы можно было заряжать не с дула, а через специальное окошко сбоку. Для моих ребят оказалось шоком, что можно вот так просто — ага, просто! — перейти с дульнозарядных к совершенно новому типу. Ладно, с нарезным уже знакомы, но я сделал патроны, где порох и пуля закреплены в одной гильзе, добавил затвор, теперь не надо засыпать в ствол порох, вставлять следом пыж, заталкивать пулю, снова пыж, причем при каждой операции долбить в дуло шомполом. Скорострельность выросла в семь раз, а вместе с нею и дальность. Правда, в винчестере пули такие же, но везти из Нового Света не просто дорого и опасно, практически невозможно, потому пришлось изобретать заново. Да и магазинную коробку в следующей модификации винчестера увидим, вообще-то неплохо изобретать, зная хорошо, как совершенствовалось искусство убивать человека человеком, и как это потом восхваляли и превозносили литераторы, художники, как самое важное, нужное и замечательное дело на свете.
— Никому, — предупредил я строго. — Пока никому!.. Сперва выжить, а потом посмотрим. Иначе нас раздавят, а ружья отберут.
Они любовно прижимали к груди винтовки, на лицах счастье и благодарность.
Я вздохнул, сказал:
— У кого-то есть связь с преступным миром?
Иван Бровкин насупился, спросил с недоверием:
— Зачем пачкаться, ваше благородие?
— Берданок ещё прикупить, — ответил я со вздохом. — Да и винчестеры…
Он охнул, сказал радостно:
— В лепёшку разобьемся! Надо найти, это же святое дело. А что у ворья перекупить, так это можно, Бог простит!
Я кивнул, принимая его энтузиазм. Ещё бы, война — святое дело. Нужное и доброе. Ничто человек не изобретает и не совершенствует с таким азартом, как орудия убийства себе подобных.
Из переделанных мною винтовок можно делать пять выстрелов вместо одного, к тому же пять прицельных! Я, конечно, гений и трудяга, хотя когда постоянно смотришь чертежи, то переделка выглядит простой и понятной, но это если есть инструменты, токарные и сверлильные станочки, пусть крохотные, а вот когда всё вручную…
Однако за трое суток я сумел переделать пять винтовок. Сразу же в лесу под надзором Маты Хари пристреляли, лучшими оказались Иван Бровкин, Антон и Элеазар, хорошо показали себя ещё четверо из отделения Ивана Бровкина, выяснилось, что в армии были в егерском отделении Преображенского полка, винтовки знают и любят и теперь чуть не целуют их, растроганные точностью и дальностью стрельбы.
— Не проговоритесь, — повторил я в который раз. — Пока никто не знает — вы короли!.. Никому! Даже по пьянке!.. Даже в постели!
— Ваше благородие, умрем, но и слова клещами не вытащат!
Это так, подумал сумрачно, Клятва Крови не позволит, но я эти ограничения по службе подслащу такими льготами, что другие за них души будут готовы отдать.
Я внимательно рассматривал карту земель, в первую очередь обращая внимание, естественно, на соседей. С этой стороны их трое: Гендриковы, Зайцевы и Карницкие. Самые обширные владения у Карницкого, который в отсутствие Басманова «благодетельствовал» на этой части его земель. У Гендриковых поменьше, но ухоженные, у них своя мощёная бревнами и булыжником дорога к большой государственной, я бы сказал трассе, хотя здесь почему-то зовется шляхом.
У Зайцевых самый маленький земельный надел, но после Гендрикова и благодетеля Карницкого я бы принял его в гости почти с радостью.
У Карницкого и охраны больше всего, только в имении около сотни хорошо вооруженных бойцов. Думаю, и обучены нехило, это видно по движениям, походке, даже как садятся и встают.
Если учесть, что у Карницкого десятки предприятий, от простых лесопилок и рыболовецких артелей до металлургических заводов и рудников, то общая численность охраны превышает две тысячи человек. Не знаю, зачем ему столько, но, думаю, здесь все смотрят друг на друга, держа под полой сюртука готовый к выстрелу пистоль или освобожденный от ножен кинжал.
Мои гвардейцы ходят довольные, каждый уверен, что тоже сумел бы вот так, как Василий и Бровкин. Впрочем, уверенность оправдана, готовлю всех по одной программе, но не как солдат, что мужественно идут бараньим плотным строем на ураганный огонь противника, а таких, которые стреляют из укрытий быстро и точно.
Тадэуш, пересматривая ружья, сабли и кинжалы, собранные на месте победной схватки, сказал Элеазару с довольным вздохом:
— Всегда бы так!
Тот довольно оскалился.
— Получилось очень легко. Ваше благородие, это их задержит?
— Ненадолго, — предупредил я. — Будьте готовы. Главное, в нас пока что видят слабаков. Ни в коем случае не выказывайте свою настоящую мощь!.. Пока считают нас слабыми, мы победим.
Тадэуш сказал понятливо:
— Там пока что думают, что нас здесь, вместе с вами, ваше благородие, всего пятеро?
— Пусть думают, — ответил я. — Потому и не отправят на штурм большую армию. Остальными лучше не светить зазря. Хотя я вообще-то принял меры, чтобы к нам никто не подобрался близко. А если кто выскользнет тайком из нашего имения к Гендриковым… он не добежит.
Они переглянулись, но ничего не спросили, у командования свои тайны, секретность должна быть соблюдена.
— Нам нужно укрепляться, — догадался Тадэуш.
А Элеазар сказал уважительно:
— Вам, ваше благородие, целым полком бы руководить!
Они оба озадаченно умолкли, когда я буркнул загадочно:
— Всё будет, всё будет. И чего не будет, тоже будет.
Пока вся эта нервная возня с наседающими соседями, дергался ещё из-за того, что впервые столкнулся с тем, о чем не могу прочесть, нарыть инфу, узнать у кого-то, посмотреть в справочниках.
Это я о своем теле, что выглядит странно, если смотреть в объемном сканере, где можно рассмотреть не только вены и кости, но и каждый нервный узелок, даже дендриты и аксоны.
Но это я видел и там, в прошлом мире, а сейчас с учащенным сердцебиением смотрю на своё привычное тело, что выглядит совсем уж незнакомо с этим голубоватым свечением плоти, костями синего цвета и особенно странным каналом, где неспешно и даже лениво течет нечто непонятное, что я тоже начинаю называть магией или просто маной.
И сегодня ночью, когда все спят, а я после жестоких экспериментов с магией, что всё ещё отказывается мне подчиняться, хотя уже из ушей лезет, рукой не могу пошевелить, даже язык едва двигается, царапая высохшее нёбо и шершавые десна, зато вижу как эти тонкие каналы стали шире и отчетливее.
Ближе к полудню Мата Хари сообщила, что со стороны земель рода Карницких в нашу сторону мчится автомобиль, довольно резвый, очевидно, с усиленным двигателем, кузов приподнят, авто явно приспособлен не бояться грязи.
— Давай ниже, — велел я. — Сколько там их?
— Двое, — доложила она, снизилась, и я сам рассмотрел двоих на передних сиденьях: крепкого амбала за рулем, а рядом импозантный господин с пышной седой шевелюрой, похож на Грига, но костюм безупречен, галстук выверен, булавка с крупным бриллиантом, и запонки, как удалось рассмотреть, тоже бриллиантовые.
— К нам гости, — сказал я громко. — Двое. Будут минут через десять-пятнадцать. Занять позиции, глаз не спускать.
Василий усомнился.
— Всего двое?
— А ты можешь сказать, — спросил я, — насколько сильны? А вдруг это архимаги?..
— Понял, — ответил Василий хмуро. — Будем стрелять в голову.
— Только по моей команде, — предупредил я. — А уж я-то заорать успею!
Через десять минут наблюдающий на воротах боец закричал:
— Едут!.. Один авто!..
Василий скомандовал громко:
— По местам!.. Держать на прицеле!.. Без команды не стрелять!
Ворота начали раскрываться до того, как автомобиль подъехал, потому тот лишь снизил скорость, въехал во двор и остановился.
Из-за руля вышел громадного роста шофёр, он же телохранитель, обвел нас настороженным взглядом, обошёл автомобиль спереди и распахнул дверцу с правой стороны.
Наружу выбрался господин, которого я успел рассмотреть десять минут тому, уже пожилой, но импозантный, костюм ценой не меньше, чем мой новенький авто, лаковые штиблеты цветом под золото и с крупными серебряными пуговицами на боках.
Галстук, да, впечатляет, как и обязательная булавка с бриллиантом на конце. А белоснежная рубашка заставит ангелов отступить, у них, и то не столь белоснежные тоги и сами крылья.
Во дворе не грязь, земля втоптана множеством сапог, но в таких туфлях ходить только по красно-бордовой дорожке от авто и до крыльца.
Я нарочито выжидал на верхней ступеньке, теперь начал медленно спускаться, держа гостя взглядом.
Он повернулся ко мне, заметил нацеленные на него ружья, коротко усмехнулся.
— У вас хорошая команда, — сказал он довольно. — Начеку. Но их маловато.
— Светлейший князь Суворов, — сказал я, — говаривал, бьют не числом, а умением.
Он кивнул, соглашаясь, но оба понимаем, что когда число слишком уж, то никакое умение не спасет. Нацеленные на него ружья впечатление не произвели, то ли был уверен в своих магических щитах, то ли понимает, что вот так никто стрелять не станет.
— Граф Карницкий, — представился он. — Артемий Васильевич. Ваш сосед. Решил нанести визит дружбы и соседства, всё-таки наши земли соприкасаются.
— Барон Вадбольский, — назвался я. — Юрий Васильевич. Прошу в дом, угощу кофием. Ну и пирогами, если ещё остались. У нас, увы, с разносолами пока туговато.
Он протянул руку, обменялись вежливыми пожатиями, не пытаясь пробовать силу друг друга, всё интеллигентно и пристойно.
Я отступил, открывая дорогу наверх, сделал приглашающий жест. Он пошёл рядом, я уловил слабый аромат дорогих духов, мужских, что должны подчеркивать не воинственность, а как раз миролюбие, степенность и сдержанность.
Пока шли по коридору, он взглянул на меня добрыми, как у Санта Клауса, глазами, качнул головой, в голосе прозвучала ласковая укоризна.
— Эх, молодость, молодость… Сразу в драку!
Я возразил вежливо:
— С моей стороны никаких драк. Напротив, я интеллигент, Овидия изучаю, книжник…
— Но народец недавно побили?
— На своей земле, — уточнил я. — И не народец, а татей. Вот сюда проходите, здесь теплее, камин уже затоплен, сейчас кофейку принесут.
Он ухмыльнулся.
— Кофий хорошо, хотя можно и чего-нить покрепче.
В большой комнате стряпуха накрыла стол, на Карницкого поглядывает с боязнью, а на меня с недоумением, но помалкивает, а когда принесла две большие чашки с парующим кофе, ушла и скрылась на кухне.
Он расположился в кресле, помещение не осматривал, всё ему знакомо, прекрасно понимаю, вперил взгляд в меня.
— Уже убедились в масштабах проблем? — поинтересовался он. — Особняк огромный, на ремонт требуется ой-ой-ой. Пашни заброшены, лесопилки простаивают, рабочие давно разбежались, а молодёжь в городе на заработках. От рыболовецких артелей одно название… Денег на восстановление потребуется неимоверно много, но не факт, что хоть часть окупится. Да уже видно, что уйдут, как в пропасть.
Я молча отхлебывал горячий кофе, лицо держу безэмоциональным, нечего пытаться меня прощупывать и считывать мою мимику. Если хочет увидеть во мне столичного прожигателя жизни, то карты в руки, начинай сдавать, а я свои пока придержу.
— Могу помочь, — он широко улыбнулся. — Сам я местный, к земле прирос, мне шум столичный не интересен. Есть домик на Большой Пушкарской, но я там семь лет не показывался! Так что землю я люблю и умею ею пользоваться.
Я улыбнулся.
— Хотите поделиться опытом?
Он довольно хохотнул.
— Да, опыта мне занимать не надо. Но хочу предложить вариант поинтереснее.
— Слушаю вас со всем вниманием.
— Просто продайте мне это имение, — сказал он благодушно. — Даю за него двадцать тысяч!
Я улыбнулся.
— Да? А Гендриковы предлагали тридцать.
Он удивился.
— Тридцать? Не похоже на них. Скряги страшные. Но я вижу, на продажу вы не настроены, я вас понимаю. В руках такое громадное имение, такие обширные земли… Это льстит. Но это и обязывает.
Я сделал скорбное лицо.
— Что делать, надо тащить этот воз.
Он благодушно усмехнулся.
— Вы так молоды, если не сейчас вкушать все радости жизни, то когда? В старости не до ресторанов, весёлых женщин, удалых попоек…
— Верно, — поддакнул я. — Разве на свете есть другие радости, кроме вкусно поесть, хорошо напиться, и подраться в дорогом ресторане?
Он довольно кивнул, но наткнулся на мою усмешку, посерьёзнел, оказывается, говорю не всерьёз, а с насмешкой, словно не это самое лакомое для юноши моих лет. Эх, дядя, не представляешь, что даже для подростков есть повыше радости, чем вкусно поесть и посовокупляться.
— Похвально, — проговорил он, чуть помрачнев, но всё ещё продолжая улыбаться. — Вера в свои силы — это… сила, ха-ха!.. Но объем работы вы просто не представляете…
— Что делать, — сказал я, — надо тянуть. Глаза боятся, а руки делают, как сказал один мой знакомый девиант, глядя на рисунок крокодила.
— У меня есть ещё вариант, — сказал он уже серьёзно и перестал улыбаться. — Совместное использование земли и предприятий. Я вложу половину необходимой суммы и возьму на себя всю тяжесть восстановительных работ, как и руководство этим громадным делом. Вы же будете получать половину прибыли… Конечно, после того, как мы выведем земли, лесопилки и рыболовецкие артели на прибыль.
Я вздохнул, покачал головой.
— Увы, со всей печалью вынужден отказаться.
Он с сожалением опустил на стол пустую чашку.
— Жаль. Мне так хотелось вам помочь. У вас появились бы лёгкие деньги и возможность жить в блестящей столице, посещать балы, совращать красавиц, быть завсегдатаем модных салонов, ресторанов, кафешантанов! А здесь зимой и летом грязь, уж молчу про весну и осень… Что здесь делать молодому красивому юноше?
— Нет, — ответил я посмотрел ему в глаза. — Нет.
Он понял, поднялся, сказал почти дружески:
— Вас ждут тяжёлые времена.
— Всё пройдет, — ответил я, процитировав надпись на кольце Соломона. — И снова засияет солнце.
Он кивнул, руку на прощанье подавать не стал, что близко к объявлению войны, молча направился к выходу. Я проводил до крыльца, уже с него смотрел, как садится в автомобиль. Водитель тут же развернулся в сторону ворот. Тадэуш вылезать из будки не стал, что-то подвигал там, и створки медленно и торжественно раздвинулись.
Автомобиль выметнулся на дорогу, я проводил его взглядом и сказал невесело:
— А вот это уже серьёзный противник.
Василий тут же оказался рядом, уточнил:
— У него больше людей?
— Чем у Гендрикова? Во много раз. Только в имении почти сотня бойцов.
Он озадаченно присвистнул.
— Тогда кранты, если вздумает…
— Уже, — сообщил я. — Держи ребят в полной готовности.
— Выслать разведку поближе к его логову?
— Не надо, — ответил я. — Всё узнаем. Вовремя.
Он покосился в недоумении, но смолчал, уже видел странные совпадения, когда я как-то угадывал действия противника.
Я держался, но на душе хреново. Гендриковы — крепкие орешки, но Карницкие это вообще Эверест, могучий Род, у них и сильной родни море, и богатство, а вместо дружины почти армия.
С ним не потягаешься, а как ладить — непонятно.