Вадбольский – 3

Глава 8

Сюзанна сказала виноватейшим голосом:

— Прошу прощения, но мне надо идти работать, иначе хозяин меня побьёт и снова запрет в подвале, где вот такие крысы!

Она показала руками, разведя ладони шире плеч, вздохнула горько и поднялась. Горчаков автоматически вскочил, я тоже встал, он отодвинул ей кресло.

Она хитро стрельнула в меня глазками, словно и не ледяная принцесса, и удалилась, Горчаков задвинул кресло обратно, сел и посмотрел на меня ясными глазами.

— Ну, Вадбольский…

— Завидовать нехорошо, — сказал я с укором.

— Но кто мог подумать!

— Я, — ответил я скромно. — Ну что, теперь готов смотреть винтовки? Или тебе было достаточно увидеть Сюзанну?

Он усмехнулся, поднялся из-за стола.

— Теперь уже не Дроссельмейер?

— Дроссельмейер, — ответил я. — А Сюзанна сейчас при тебе. Какая-то женская хитрость. Ты пробовал играть на биллиарде кубиками?

— Нет, — сказал он озадачено.

— Ну вот, — сказал я. — Попробуй! И сразу начнешь понимать и Сюзанну и все их хитрое племя.

Едва вошли в мой кабинет, он сразу увидел на письменном столе разобранную винтовку, а вокруг неё набор слесарных и даже ювелирных инструментов.

Под его взглядом я быстро собрал её, уже насобачился, передал ему. Он даже взвесил в руках, оглядел со всех сторон.

— Значит, — спросил он, — никакой зарядки с дула?

— Дикарь, — ответил я с достоинством. — Смотри, снизу коробка с партонами, зовомая магазином. С её помощью стрельба ускоряется в семь раз! Представляешь, один человек делает работу семерых?.. А всё благодаря продольно-скользящему затвору. Смотри, как он работает. Патронник запирается не поворотом рукояти, а скольжением поворачивающегося затвора по пазам в ствольной коробке.

— А как тогда зарядить?

— Всего лишь два движения рукояткой затвора! Назад, чтобы отпереть патронник, это заодно выбрасывает стрелянную гильзу, а потом вперед, так досылаешь новый патрон!

Он нахмурил брови.

— Да, это здорово упростило бы обучение солдат… но…

— Да что там обучение, — сказал я, — ну на месяц дольше или меньше, зато как ускорит стрельбу!

Он повертел в руках винтовку, посмотрел на меня испытующе.

— А как насчёт дальности?

— Стрелять умеешь?

Он улыбнулся с улыбкой потомственного военного.

— Шутишь?

— Пойдем, — сказал я. — У меня тут полигон для моих гвардейцев.

К винтовке приделан ремень, чтобы можно забрасывать за спину, но он понес в руках, рассматривая на ходу, чуть не упал на лестнице.

Я вывел на полигон, на той стороне вырубленного березняка три деревянных щита на столбах, Василий там после каждой пристрелки новых винтовок меняет кусок картона с нарисованными кругами.

Винтовка мне показалась перспективной, даже жаль, что в серию она так и не пошла. Спроектировал её и сделал собственными руками так же в мастерской Мануэль Мондрагон, работал над винтовкой в Бельгии, производство наладил в Швейцарии, даже получил заказ на пятьдесят винтовок, а потом и второй — на двести, но больше заказов не было, и всё заглохло.

А жаль, мне кажется, она здорово опережает время, уже то, что магазин был на восемь патронов, это был рекорд, и вообще винтовка превосходила все существующие на то время образцы! Наверное, слишком превосходила.

— Стоп-стоп, — сказал я. — Вот отсюда и стреляй!

Он посмотрел на меня с сомнением.

— Не далековато?

— Боишься не попасть?

Он хмыкнул.

— А пуля долетит?

— Попробуй, — сказал я. — Нет-нет, что за показуха?.. Ляг, упри локти в землю, раздвинь ноги, это всё для лучшего упора. Стрелять надо лежа. Здесь сухо, вон даже рогожка постелена. Ходить в бой колоннами — глупость! Таких отстреливать слишком легко. Пусть хреновый стрелок промахнется в того, в кого хотел, зато убьёт шагающего рядом.

Он поморщился, но лег, хоть и с неохотой, долго целился, наконец раздался первый выстрел. Хотел было подняться и пойти смотреть на свежий лист картона, я придержал за плечо.

— У тебя ещё четыре патрона. Рукоять затвора взад… гильза выпала?.. теперь вперед, второй патрон стал на место первого можешь стрелять!

Он хмыкнул, выстрелил. Снова подвигал рукоятью, запоминая движение, прицелился, выстрелил, покрутил головой в поисках шомпола, я сказал с некоторой досадой:

— Горчаков… У моих ребят порох бездымный! Это не только прячет стрелка, если он в кустах или в высокой траве, но и не оставляет внутри ствола толстый слой нагара. Так что стреляй и снова стреляй!

Он покачал головой, глядя на меня в великом изумлении, но послушно лег в позиции, расставил ноги для лучшего упора и выстрелил ещё дважды.

— Теперь посмотрим, — предложил я.

Он поднялся, отряхнул китель, посмотрел на меня несколько странно.

— И дыма нет, что просто… удивительно. Так и колонну расстрелять легко. Будь со мной рядом с такими же винтовками мои гвардейцы…

— Сечешь, — сказал я одобрительно, — жаль, тебя готовят в дипломаты высшего круга, а так мог бы стать фельдмаршалом. Вон как сразу понял, что война колоннами уходит в прошлое!

Он покачал головой, во взгляде я прочел отчетливое: да, я вот понял сейчас, но ты откуда знаешь?

Да, с тобой, Горчаков, нужно быть всегда настороже.

Осмотр мишени показал, что четыре пули пробили картон, только одна ушла мимо. Горчаков довольно улыбался, но всё же качал головой в удивлении, дистанция в полтора раза дальше, чем летит пуля из винтовок, что на вооружении российской армии.

Ещё бы, каждый будет впечатлен как точностью попаданий, так и дистанцией. Именно с такого расстояния французские и английские солдаты будут беспрепятственно отстреливать наших офицеров в Крымской войне, когда погибнет практически весь офицерский состав, включая адмиралов Нахимова и Корнилова. Уцелеет разве что молодой офицер Лев Толстой, да то лишь потому, что ему поручат командовать артиллерийской ротой, что пуляет издалека почти бесполезными устаревшими ядрами из чугуния.

Будь в нашей армии такие же винтовки, не пришлось бы сдавать Севастополь и подписывать практически капитуляцию, по которой потеряли не только город, но вообще выход к Черному морю. Документы той эпохи говорят, что англо-французами были захвачены агромаднейшие трофеи, одних только пушек почти четыре тысячи, полмиллиона артиллерийских ядер… да много чего, а чтобы не допустить этого позора, всего-то надо было принять на вооружение русской армии такие же ружья и пушки, какими уже успели вооружиться Англия и Франция.

Я тряхнул головой, здесь Крымская война ещё не случилась, хотя ультиматум о принуждении России к миру уже объявлен, Севастополь заканчивают строить, нужно только облагородить бухту, где расположат военно-морскую базу Черноморского флота.

— Не знаю, — пробормотал он, — уж очень хитрый и сложный механизм… Ни один завод не возьмет такой заказ. Заводы, Юра, это не ювелирные мастерские!

Я вздохнул.

— Не возьмет, так не возьмет. Но хоть берданки и винчестеры могут делать, раз уж такими заполнена вся Америка?

— Америка? — спросил он с недоумением.

— Новый Свет, — уточнил я. — Можно свой патент взять. Понимаю, как и что чуточку изменить, берданка станет бить на двадцать саженей дальше, чем сейчас. Уже существующие заводы смогут, нужно всего пару станков ввести в линию и людей обучить. Ну пусть не пару, пять, но всё окупится!

Он подумал, кивнул.

— Можно мне этот экземпляр взять с собой?

Я ожидал такую просьбу, отрезал:

— Нет!

Он вскинулся, спросил почти враждебно:

— Почему? Ты же знаешь, кто мой отец! Я покажу ему…

Я покачал головой.

— А он покажет специалистам, да. Да только половина этих специалистов куплена западными службами и рассказывает им не только, что в армии, но и кто в ней кого, что поступает на вооружение, что может поступить, к чему быть готовыми, а чему надо помешать через правительство, где половина вельмож в родстве с иностранными герцогами и графами… Нет, и не проси!

Он помрачнел, с неохотой протянул мне винтовку.

— Жаль, хотя я тебе понимаю. Ты злой и никому не веришь.

— Здесь, — отрезал я, — никому. Пойдем, кофейку дернем. Здесь смотреть уже нечего, а мои гвардейцы тренируются…

— Что-что делают?

— Упражняются, — пояснил я. — Упражняются в особняке, там очень большой подвал, даже не знаю, что в нём было, но соседи вымели его начисто.

Он взглянул с интересом.

— Можно взглянуть?

Я вздохнул.

— Да, конечно. Но так, чтобы не мешать. Время тревожное, нам нужно быть готовыми отражать нападение…

— … и бить в ответ?

Я взглянул с удивлением.

— Помню старую мудрость латинских авторов, сдачи нужно давать в двукратном размере. Чтобы и обидчик, и другие понимали риск, на который идут.

Горчаков с улыбкой кивнул, да, это уже понял по моему поведению ещё в Академии, но я договорил:

— А так как я человек мирный, то из-за неумения драться могу дать сдачи впятеро. Когда волнуюсь, точно рассчитывать трудновастенько.

Любаша выскочила навстречу, как чувствует, что понадобится, я спросил весело:

— Ещё с ног не падаешь? Тогда сделай нам кофе и пирожков, какие умеешь особенно.

Она дернулась было исчезнуть, Горчаков уточнил:

— Три чашки!

Я вскинул бровь, он пояснил:

— Неужели не пригласишь её сиятельство?

— Пусть работает, — буркнул я, потом махнул рукой, — ладно, ради такого гостя… Целый княжич!

Он поморщился.

— Да ладно, как будто замечаешь наши титулы. Для тебя мы все одинаковы. Я всё ещё подозреваю, что ты тайный сын императора!

Я засмеялся, шутку принял, но напомнил себе, что маскироваться надо лучше, враги появляются всё зубастее и мускулистее.

Любаша заглянула в двери и прощебетала:

— Кофе через пять минут, её сиятельство изволили сообщить, скоро присоединятся!

— Спасибо, — ответил я.

Горчаков взглянул как-то странно, словно служанке я должен сказать «спасибо» другим голосом, или, что вернее, слуг никогда не благодарят, а я вот такая свинья, говорю «спасибо» слугам и аристократам с одинаковым выражением, словно бомбист какой или народоволец.

Сюзанна появилась даже раньше, чем Любаша внесла на подносе чашки с кофе и тарелку с сахарным печеньем.

— Кофий, — сказала она, — как часто пьете, Вадбольский?..

— Не считал, — ответил я. — Когда выпадает минута.

Горчаков хмыкнул.

— Разоришься.

— Что, — спросил я в изумлении, — кофий здесь дорогой?

— Кофейные деревья в Петербурге не растут, — сказал Горчаков и посмотрел на меня очень внимательно, — И вообще в России.

Я вздохнул.

— Да, с логистикой ещё работать и работать. Одного не понимаю, если в мире есть магия, а это же чистая энергия!.. то почему не растут здесь кофейные деревья и бананы?.. Уверен, за пару сотен или больше лет могли натаскать немало диковин! Конечно, в первую очередь все мечтают о дивных металлах с необычными свойствами, о странных растениях, выжимка из которых давала бы полное исцеление от любой болезни, мечтают понаделать мечей, что рубят всё и вся, доспехов, которые ничем не сокрушить, обзавестись какой-нибудь особенной магией…

Горчаков выслушал, кивнул, посмотрел очень внимательно.

— Ты понял всё верно, но что для тебя не так?

— Энергия, — пояснил я, — нам всегда её недоставало. Энергия — это изобилие на полях, это несметные стада здорового скота, это фабрики и заводы, что работают без простоев! Это возможность быстрого и бесконечного развития!

Сюзанна сказала Горчакову:

— Он точно Аскет.

Тот покачал головой.

— Нет, я чувствую. Юрий, ты говоришь слишком правильные вещи. Но люди в самом деле стараются из этого металла делать именно непробиваемые доспехи и мечи, которыми можно разрубить всё на свете. Кому-то даже удается. Но, как понимаешь, никто не хочет выдавать свои тайны. В схронах великих боярских родов много диковин из таких мест… Думаю, их достанут, когда будет угроза самому существованию Рода.

— Понятно, — сказал я, — а сами нападать тоже не спешат. Мало ли что у соперника?

— Верно мыслишь, — сказал он, но голос стал суше. — Каждый Род копит диковинки. Кто-то сам идёт в Щель, но таких мало, чаще скупают у добытчиков. К счастью, конкурируют только в части интриг, мелких пакостей, аварий…

— А общественное благо? — спросил я горько. — А всеобщие интересы и благополучие?

Они переглянулись, а затем оба посмотрели на меня свысока и с той жалостью, как на юродивого.

Любаша заглянула в столовую, сообщила, что на кухне жарятся отбивные, будет ещё каша и яичница.

Я махнул рукой, всё сгодится, но Горчаков покачал головой.

— Мне надо обратно, дела, дела. Отец и так не хотел отпускать, но сейчас точно изменит мнение.

Сюзанна взмолилась:

— Только про меня ни слова!

Горчаков усмехнулся понимающе.

— Ваше сиятельство, ну разумеется!.. Друзья Вадбольского — мои друзья. Я очень рад и счастлив, наконец-то увидев его в обществе прекраснейшей барышни…

На щеках Сюзанны появился алый румянец, она запротестовала:

— Ваша светлость, у нас чисто рабочие отношения!

— Знаю, — ответил ей Горчаков вполне серьёзным голосом. — Я же знаю Вадбольского, он как олицетворение математики, ошибок не делает, эмоциям не поддается.

Он быстро опустошил чашку, загрыз одной-единственной печенинкой и рывком поднялся из-за стола.

— У меня есть что рассказать отцу, — сказал он, глядя мне в глаза. — Увидимся!.. Ваше сиятельство…

Сюзанна великосветски кивнула на его поклон, Горчаков быстрыми шагами вышел из комнаты.

— Проводи, — велела она по-хозяйски. — Я подожду. Печенье больно сдобное.

Я двинулся вслед за Горчаковым, на душе смутная печаль. Перебив всех конкурирующих зверей, человечество не бросилось созидать и творить, а продолжило драки, на этот раз уже внутри своего вида. Это занятие позволило двигаться по ступеням эволюции и развивать как навыки выживания, так и навыки совершенствования ума и тела.

Как известно, ум и тело лучше всего совершенствуются в драках, потому человек и стал царем природы, никакие звери не дерутся насмерть внутри своего вида. Каждый Род следит за всеми остальными, и хотя все всем улыбаются, жмут руки, охотно заключают межродовые браки, если это поможет ещё больше укрепить Род, но на самом деле все держат ножи за спинами…

Горчаков оглянулся, когда я догнал его во дворе, спускаясь с лестницы.

— Сюзанна выдворила?

— Всё-то ты понимаешь, — сказал я. — А как перестать драться и начать творить добро, не знаешь? Или эволюция всё ещё катится, набирая скорость?

— Что?

— Зверей всех нагнули, — пояснил я горько, — теперь люди-крысы дерутся в своей клетке, чтобы остался один крысиный король и назвал себя царем природы.

Он криво улыбнулся.

— Уже назвал.

— И царем природы?

— Coronam creaturae, — сказал он, демонстрируя лицейские знания латыни. — Человек не может враз стать ангелом, если только и делал, что убивал себе подобных. Думаешь изменить?

— С тобой разве что, — ответил я. — Когда-то надо вылезти из песочницы?

Шофёр Горчакова распахнул перед ним дверцу. И всё-таки в глазах Горчакова я видел понимание, хотя его, конечно же, больше занимают улучшенные винтовки, чем благо всего человечества. Видимо, все считают, что к всеобщему благу можно прийти только через улучшение винтовок. И пушек. И снарядов.

Автомобиль развернулся в сторону ворот, там замедленно раздвинулись створки.

Я не стал дожидаться, пока выедет, бегом вернулся в зал, где Сюзанна осталась наедине с тарелкой нежного и рассыпного печенья.