Вадбольский – 3

Глава 3

Женщину понять легко, достаточно научиться играть на бильярде кубиками. Точнее, в бильярд, как говорят сейчас, бильярдом станет через полста лет.

Я кубиками играть не пробовал, вообще бильярд не моё, но с Сюзанной поговорить необходимо, она даже не догадывается, какое для неё широчайшее поле деятельности. Жаль, ни на мгновение не забывает, что графиня и её сиятельство, а я как бы хочу предложить работать на всего лишь его благородие, а не, скажем, на его высочество.

Хотя, если попытаться убедить, что это работа на суфражизм и победу женских прав во всём мире, то всё зависит от того, на какой козе подъеду. Если на нубийской, то шансов больше, но где её взять в Санкт-Петербурге?

Кофе я перехватил у дворецкого в коридоре, лично внес поднос и поставил перед Сюзанной маленькую фарфоровую чашечку, единственную, что нашлась в дальнем углу буфета, теперь тщательно отмытую и начищенную. Я же все эти дни пью из кружки.

Сюзанна взглянула на чашку, на меня, по её алым губам проскользнула едва уловимая усмешка. Таким же едва заметным кивком поблагодарила, как у нас принято благодарить услужливых официантов, и снова вперила взгляд в документы.

Я подумал, вроде бы время для тайм-аута, но Сюзанна так зарылась в бумаги, что отрывать опасно, что-то постоянно записывает, сверяет, в недоумении хмурится, а то и морщится, я тихонько-тихонько велел Мате Хари включить песни Далиды, она остаётся идеалом певицы-аристократки, но пусть музыка и песня звучат тихо, можно ещё клипы на соседней стене, чтобы не отвлекать Сюзанну, но если захочет посмотреть, стоит только повернуть голову.

Сюзанна, заслышав первые аккорды фортепиано, встрепенулась, взглянула сперва на меня, потом на стену, где прекрасная Далида красиво спускается по ступеням старинного и роскошнейшего дворца, образец элегантности и поистине французского шика, а когда запела, Сюзанна замерла, как мелкий кролик перед огромным прекрасным удавом.

Я сказал виновато:

— Простите, ваше сиятельство, но я подумал, что если захотите чуть прерваться и отдохнуть…

Она бросила:

— Замолчите или я вас убью!

Я заткнулся и на цыпочках вышел из комнаты, плотно притворив за собой двери. Мне оставаться и не обязательно, глазами Маты Хари вижу всё в зале, но нужно это как-то отделить, а то пока она здесь транслирует старые записи, я не вижу, что делается в окрестностях имения и что там с имением Гендриковых.

Эх, похоже, перебрал. Сюзанна смотрит на Далиду вытаращенными глазами, по щекам сползают блестящие капельки слез.

Впрочем, это понятно, в России песням положено быть скромными и выдержанными, даже духовными, чувства выказывать неприлично, это у цыган разухабистое, недаром пьяные гусары ездят к ним, приличные же люди всегда подчеркнуто сдержанные, а слушать изволят только оперные арии.

А здесь ослепительно красивая женщина, явно аристократка из старинного знатного рода, видно по тому как держится, как двигается, но как поёт, как поёт!.. песни у неё глубоко чувственные, но без пошлости, ничего низменного, поёт душа, поёт и страдает сердце…

Не рассчитывая на стряпню моей кухарки, я на всякий случай отправил посыльного в ресторан, он на этой же улице, безопаснее набрать готовых блюд для обеда двух человек, желательно высокого класса, всё-таки со мной будет обедать графиня.

Конечно, если возжелает. Сейчас она всячески подчеркивает, что не мне помогает, а выполняет просьбу Байонетты и своего кружка суфражисток. Разбираясь в документах, старается показать, что женщина не уступает мужчине в сложности выполняемых задач.

Когда стряпуха подала первое блюдо, суп по-гречески, я мысленной командой велел поставить партии Годунова и Грозного в исполнении Шаляпина, фон убрал, а то вдруг покажется чересчурным.

Сюзанна бросила ложку на стол, глаза стали злыми.

— Барон, — прошипела она люто. — Вы что, не понимаете? Как можно есть, когда такая волшебная музыка и так божественно поют… это оскорбление и повару, и музыкантам!

Я сказал с неловкостью:

— Но это если живые, а сейчас запись…

Её уши чуть шевельнулись, она вперила в меня взгляд строгих глаз.

— Запись?

— Ваше сиятельство, — взмолился я. — Мудрые люди говорят, ничто из сказанного или сделанного не пропадает бесследно, даже если не приносит денег! Магия без всякого нашего участия всё запечатлевает с давних времен, а нынешние артефакты… или магия иллюзий, сейчас вот вытаскивают какие-то обрывки слов или песен… Запись — это слепок! Так что кушайте спокойно!

Она нахмурилась.

— А вы пробовали кушать в театре во время исполнения прекрасной и торжественной арии?

— Так тут не театр, а типа столовки…

— Вадбольский! Я не пошла бы в столовку!

— Графиня, умоляю вас!.. Хотите, я заставлю замолчать эту музыку?

Она даже подпрыгнула в негодовании.

— Только посмейте!

Я заткнулся, а когда Шаляпин наконец закончил первую арию, мысленно велел ему заткнуться.

В полной тишине Сюзанна тяжело вздохнула и начала вяло ковыряться вилкой в тарелке.

— И никакая это не победа суфражизма, — сказала она тихо, — многие жены помогают мужьям копаться в бумагах, проверяя вороватых управляющих.

Я сказал с жаром:

— Это они!.. И даже помогают как бы тайком. Даже слово какое «помогают»! Сами, дескать, ни на что не годны. А вы, ваше сиятельство, будете ездить в банки, брать ссуды, заключать сделки, вести сложные переговоры и решать финансовые вопросы, которые никогда бы не доверили женщинам!.. Вы будете на виду, Глориана поблагодарит за такое блистательное продвижение женских прав и возможностей!

Она бросила на меня несколько странный взгляд, вздохнула. По её лицу словно лёгкие тени промелькнули выражения сомнения и неуверенности.

— Барон, — произнесла она, — не обижайтесь, но… у вас действительно… действительно настолько большое и сложное хозяйство, что нужно будет ездить в банки, вести переговоры, да ещё и сложные!

— Это я заметил, — ответил я. — И хозяйство… и вас, ваше сиятельство.

Она невесело улыбнулась, в тишине закончила с супом, ко второму не притронулась, сразу взяла чашку с кофием.

— Не думаете, что вам с хозяйством просто повезло?

— Ваше сиятельство…

Она досадливо поморщилась.

— Да называйте уже по имени.

— Сюзанна, — проговорил я нерешительно, — я на днях передал Горчакову коробку спичек, которые сделал сам. Он переговорил с родителями, показал им, те впечатлились и обещают любую помощь. С постройкой фабрик, выдачей кредитов… Но лучше, если этим будем заниматься мы.

Она широко распахнула глаза.

— Спички?

— Новые, — повторил я. — Невзрывоопасные. Это огромные деньги. Но, Сюзанна, мы сможем больше, намного больше.

Она опустила взгляд, вздохнула.

— Больно это всё дико и странно.

— А вы не хотите побыть малость дикой и странной?

Она чинно поджала губки и ответила с достоинством:

— Нет, барон, не хочу. Я из приличной семьи и сама барышня приличная, хотя у меня шляпка, а не чепчик. Мне нравится работать наравне с мужчинами, а не вязать крючком кружевные платочки, но это не очень уж большой порок и не бросает пятно на весь род.

— Рад за вас, — сказал я кротко. — И за себя.

После обеда она снова зарылась в бумаги, а свои записи делает уже на третьем листке. Рад бы подсунуть ей блокнот, но даже не знаю, существуют ли здесь. Хотя можно бы толстую тетрадь, но где её найти…

Сюзанна всё мрачнеет, углубляясь в документы, хмурится, покусывает губки. Не зная, как ещё заинтересовать, я сказал робко:

— Ваше сиятельство, если восхотите снова послушать музыку или посмотреть балет, только скажите!.. Можно под настроение подобрать любую.

Она подняла голову, в глазах вопрос.

— Как это… любую?

— Ну, — протянул я, — когда тренируюсь… в смысле, упражняюсь с саблей, то врубаю «Танец с саблями» Хачатуряна, очень заводит и помогает…

Стена мгновенно превратилась в гигантский экран, зазвучала быстрая искрометная музыка Хачатуряна, по сцене понеслись танцоры с саблями, Сюзанна распахнула глаза шире, в центре пляшущих появилась в огненном танце женщина, олицетворяя стихию пламени.

Я качнул головой, изображение и музыка оборвались, я договорил:

— … а вам, возможно, для такой работы нужно что-то более тихое и мирное, вроде арии Калафа «Nessun dorma»…

Она насторожилась, одинокой женщине в доме мужчины нужно опасаться всего, сказала тревожно:

— Вы преступник, оборвали такое прекрасное представление! Это же вы его оборвали?.. Но я ценю ваше почти искреннее желание сделать моё пребывание здесь более комфортным и удобным даже для меня.

— Весьма польщен и впечатлен, ваше сиятельство, умением лягнуть так по-женски красиво. Так забацать что-нить, чтоб перо по бумаге бежало рысью, а то и галопом?

Она ответила сухо:

— Нельзя высокую музыку использовать так утилитарно! Это грех.

— Тогда можно что-нить простонародное, — предложил я. — Типа «шумел камыш», нет, это слишком, тогда «В горнице моей светло», «Вдоль по питерской» или «Выйду я с конем».

Она проговорила надменно:

— Простонародных не знаю. И не хочу слушать эти пьяные вопли.

— Гм, — сказал я, — что, если врубить тарантеллу? Самый что ни есть народный танец, Шопен, Лист да и Мендельсон, эти простолюдины, неплохо аранжировали…

И, не дожидаясь её согласия-несогласия, взглянул на стену, что превратилась в роскошный танцевальный зал, пара в испанских одеждах начала зажигательный танец. Вообще-то я малость схитрил, дал запись трансляции спортивных танцев, там тарантелла тоже в репертуаре.

Сюзанна, судя по её виду, поняла с первого мгновения, танцуют аристократы. Никаких вприсядку, никакого утробного уханья и геканья, каждое движение полно достоинства и грации.

У меня дрогнула сердечная мышца, перекачивающая кровь со скоростью пятьдесят черпаний в минуту, Сюзанна смотрит, растопырив глаза и прижав к груди, а то и к подбородку кулачки, блин, какая же нежно-женственная, когда не в жёстком корсете правил и приличий!

Ещё пара простонародных танцев Испании, там все такие гордые и хвастливые, но в спортивном исполнении, я приблизился на цыпочках, поклонился и сказал как можно более подобострастно:

— Ваше сиятельство, под спальню для вас приготовили лучшую комнату. Если угодно взглянуть, я вам покажу…

Она подняла на меня взгляд больших ясных глаз, по глазам скользнула усмешка, дескать, вижу тебя насквозь, похотливый самэц.

— Лучше, — произнесла она с холодным достоинством, — если покажет служанка.

Я поспешно поклонился.

— Да-да, мужчинам порог женской спальни переступать неприлично. А если и переступать, то с левой ноги. В свою защиту скажу, что замок с той стороны двери надежный. И ещё засов!

Она произнесла с иронией:

— Ого, даже засов?

— Крупный, — сказал я. — Амбарный. Дверь можно только выломать, да и то вместе с откосами. Их в народе называют косяками.

Её взгляд оставался изучающим, но постепенно в нём появилось нечто ещё, то ли неосознанное разочарование, то ли неприятие каких-то глубоко укоренившихся мыслей.

— Вадбольский… в какую игру вы играете?

Я помотал головой.

— Ваше сиятельство, какие игры? Я не путаю тёплое с красивым, а пушистое с хламидомонадностью. Или я что-то не то говорю? Ах, я что-то не то делаю… Дайте угадаю, вопреки вашим ожиданиям и прогнозам вашего кружка суфражисток, я не повел себя, как скот, желающий только впердолить вам… Ах, простите, галантный скот!.. Который наговорит любезностей и даже стихи прочтёт, а сам будет думать, как задрать вам подол…

Она поморщилась, произнесла с подчеркнутым негодованием:

— Вы сделали ещё хуже! Вы сделали вид, что я вам неинтересна!.. Или это не только вид?.. А зачем же пригласили к себе, дивной музыкой развращаете?.. И когда я уже сама, вопреки своей добропорядочности, готова приподнять перед вами подол моего дивного платья, о котором вы так и не сказали комплимента, вы пошли на ретираду?

Я в недоумении похлопал глазами, всерьёз ли она такое говорит, или прикалывается, мужчины же все дурные и предсказуемые? тяжело вздохнул. Вроде бы суфражистка, но уже и сама поверила со слов мужчин, что пишут правила, будто в ней все самое интересное сосредоточено ниже пояса. А у слова «овладеть» пока только одно понятие: вязка, койтус, случка, прелюбодеяние и много других неверных синонимов, потому что при случке овладеваешь только телом, а женщины, как и большинство мужчин, даже не догадываются, что у человека есть не только тело, и что тело совсем не главное, а женщина тоже в какой-то мере человек.

Я проговорил в замешательстве:

— Я… сделал вид?

Она сказала рассерженно:

— Невнимание к женщине — тоже оскорбление. Но ладно, для вас это неважно, у Вадбольских свой этикет!.. Главное, документы я все просмотрела, мнение составила.

— Ваше сиятельство?

Она с великосветской небрежностью сделала пальчиками некий отбрасывающий жест.

— Мне кажется, ничем вам помочь не смогу.

Я поклонился, подумал, отступил на два шага к двери и, взяв со столика колокольчик, потряс им в воздухе.

Через пару минут дверь приоткрылась, заглянул дворецкий.

— Ваше благородие?

— Отыщи водителя её сиятельства, — велел я, — пусть подгонит их автомобиль к подъезду.

Он поклонился, бросил беглый взгляд на рассерженную Сюзанну.

— Сейчас позову, ваше благородие. Жаль, мы все надеялись, её сиятельство останется у нас хотя бы на сутки.

От меня не укрылось, что при словах «у нас» бровь Сюзанны чуть приподнялись, правильнее было сказать «у вас», но она смолчала.

Исчез, через пару минут снова появился на пороге, уже чуть запыхавшись, выпалил:

— Антуан говорит, автомобиль к поездке готов!

— Свободен, — ответил я.

Он поспешно исчез в коридоре, чует грозовую атмосферу в комнате, а я повернулся к Сюзанне.

— Ваше сиятельство, Антуан успеет к вашей усадьбе ещё до полуночи.

Она поднялась, я тоже шагнул к двери и распахнул перед нею. Она подошла, но остановилась, не переступая порог, посмотрела мне в лицо злыми глазами.

— Если вернусь сейчас, все поймут, между нами, что-то случилось. И сразу придумают, что именно. Догадываетесь, о чем заговорят.

Я ответил ровным голосом:

— Что сделано, то сделано.

Она всё ещё медлила, потом сказала решительно:

— Уеду утром. Как и было запланировано, как я и сказала отцу. Это тоже вызовет слухи, но меньше.

Я поклонился, скрывая вспыхнувшие счастьем глаза.

— Правильный выбор, ваше сиятельство.