Увидеть все

Глава 25

Путешествие мое заняло несколько дней. Совершенно точно больше восьми — на девятом я перестала считать. Видимо, я все же слегка спутала направление и потому сделала немаленький круг, прежде чем выйти к знакомой заасфальтированной трассе. Все это время мне совершенно не хотелось спать: перетерпев первые сутки, я обнаружила, что организм приспособился к бесконечному бодрствованию и больше не настаивает на таком виде отдыха, как сон. Переданные по наследству модифицированные гены позволяли мне легче переносить голод и усталость, но от этого я только меньше ощущала себя человеком и в конце концов, поддавшись отчаянию, взялась за шприц, предварительно закрывшись от мозгоедов в знакомом магазинчике при заправке, где в прошлом Ракша так неудачно уронил шкаф. От снотворного по телу тотчас разлилось тепло, а мир вокруг заметно потускнел, — радуясь, что испытываю хоть что-то, я прилегла на пол с целью немного вздремнуть. Однако, проворочавшись полчаса, так полноценно и не заснула. Препарат больше не действовал на меня как раньше.

С тех пор дни медленно начали сливаться для меня в один.

— Смотри, Гриб, шоссе заканчивается. Мы дошли.

Изувеченный мозгоед, к которому я заимела привычку обращаться, безразлично прошествовал мимо. Он, разумеется, не понял ни единого слова. Это было неразумное, безжизненное существо, и Софора нисколько не ошибалась, говоря Ирге, что подобное существо просто невозможно исцелить. Я проводила его стеклянным взглядом, в который раз окунаясь в бессмысленные краски его воспоминаний. И тяжело зашагала следом.

Территория наземного город оказалась по-настоящему огромна. Состояла она в основном из зданий такой невероятной высоты, что мне было тяжело понять, как люди из прошлого умудрялись подниматься на самые последние их этажи. Устремленные в небо, они попросту терялись в облаках. Недолго поколебавшись перед одним из таких зданий, я отправилась осуществлять свое маленькое восхождение. Мозгоеды, следовавшие за мной, разбились на две группы: кто-то не пролез в дверь или еще раньше упустил меня из виду и остался на улице, а кто-то уверенно загрохотал за мной по ступеням, явно не считая их каким-то непреодолимым препятствием. Внутри оказалось тепло, повсюду — и на стенах, и на полу — росли трава и какие-то коричневатые сорняки. Без особого интереса осматриваясь, я прошла тридцать пролетов и только тогда остановилась, чтобы перевести дух. Из окна открывалась навевающая уныние панорама на развороченные постройки по соседству. Землю почти не было видно, из-за чего я, взглянув вниз, тотчас почувствовала себя некомфортно и решила, что подниматься дальше не стану.

Ближе к вечеру, обойдя массу похожих домов с черными пустыми окнами и трещинами в стенах, я добралась до полуразрушенного моста. Он простирался над голым рвом, в котором прежде наверняка плескалась маленькая речка. Усевшись на краю, я взглянула на стадо мозгоедов, которое собрала за спиной. Несуразные и голодные, они хаотично крутились поблизости, создавая бесконечный водоворот отвратительных в своей нечеткости воспоминаний. Мне вдруг стало предельно ясно, что этот самый водоворот — и есть мое будущее. Что он будет стоять у меня перед глазами до конца жизни, которая, возможно, будет очень и очень долгой, и однажды превратит в существо наподобие несчастной хозяйки норы, неспособное ни говорить, ни чувствовать.

— Интересно, что бы ты сделал на моем месте? Какую поставил бы цель? — пробормотала я в сторону рюкзака и хранящейся на его дне книги, воображая в своем замутненном сознании, что обращаюсь к Ракше. — Ради чего ты вернулся за мной и погиб? Чтобы я оказалась здесь? Разве так лучше?

Никто не ответил мне. Никто и не мог ответить, хотя абсурдное чувство надежды не оставляло меня еще минут десять. По их истечении я с тяжелым вздохом открыла рюкзак, чтобы извлечь из него последние четыре ампулы снотворного. Для человека такая доза наверняка была смертельной, но навряд ли — для модифицированного существа. И все же даже на меня она должна была хоть как-то подействовать. В текущих условиях вполне хватило бы и обычного крепкого сна: здесь, на самом краю обрыва и в окружении монстров, готовых незамедлительно атаковать, как только ослабнет моя защита, шансы очнуться после него приравнивались к нулю. Я вынула шприц, наполнила его содержимым одной ампулы, затем второй, и уже потянулась за третьей, как вдруг мне прямо в глаз влетело нечто маленькое и живое. Муха, мошка или просто назойливый комар — это неведомое насекомое на время ослепило меня, заставив оторваться от своего занятия, а когда я все же проморгалась, рука со шприцом уже в нерешительности опустилась вниз. Я замешкалась, глядя на нее, после чего в отчаянии швырнула шприц в обрыв.

Нечестно было брать с меня такое обещание! Йора думал, что у нас еще есть время, однако явно недооценил решительность Гюрзы; я верила, что мои способности всегда будут контролироваться снотворным, но не учла их стремительный прогресс — мы оба просчитались, и вот я уже не могла избавиться даже от воспоминаний мозгоедов, а его почти наверняка ожидал суд. Ситуация давно вышла из-под контроля, и старые договоренности больше не могли идти в расчет!

Из груди моей рвалось возмущение, будто бы я с кем-то спорила в действительности, но неожиданно именно это возмущение позволило мне хотя бы немного прийти в себя. Умереть можно было в любой момент. Для этого не требовался особенный день или настроение; весь наземный город, по сути, являлся одним огромным кладбищем, и его незачем было торопиться пополнять, ведь я еще могла принести пользу. Могла натаскать поближе к шоссе некоторые полезные для обихода людей предметы из дальних районов наземного города, могла исследовать, что осталось после катастрофы от внешнего мира, и поделиться этими знаниями, могла, в конце концов, найти нечто похожее на саблю и перебить половину мозгоедов в ближайшей округе. Обдумав все это, я вновь взглянула в обрыв, поежилась и, совершив над собой колоссальное усилие, поднялась на ноги.

За следующие несколько дней я изучила все главные тропинки наземного города и начала ориентироваться в нем не хуже местных мозгоедов. В его центре располагался огромный, километров в тридцать, пустырь, причину появления которого мне так и не удалось установить. Выглядел он еще более жутко, чем окружающие его необитаемые развалины, но именно рядом с ним я впервые уловила слабый огонь воспоминаний — не слишком режущий глаз, как у людей, но и не бессмысленный, как у монстров. Он всколыхнул во мне чувство удивления, хотя, казалось, я совершенно разучилась испытывать его. Всерьез озадачившись, кому же он может принадлежать, я осторожно двинулась в его направлении, и он тоже устремился мне навстречу. Мы видели друг друга даже через препятствия, даже через дома и прочие горы мусора, оставшегося от хрупких построек, и когда до него оставалась всего пара сотен метров, я осмотрительно остановилась. Он же подплыл к углу последнего разделяющего нас здания, прежде наверняка высотного, но уже давно обвалившегося, и без раздумий выскользнул из-за него.

Его носителем оказалась высокая светловолосая женщина в теплой кожаной куртке и с сабельными ножнами на поясе. Огромные черные глаза, делающие ее и без того костистое лицо нечеловечески острым, не оставляли сомнений, кем она являлась.

— Значит, мне не показалось, — удовлетворенно кивнула она, подойдя поближе. — Я заметила плетущееся по улице стадо и заподозрила, что объявился еще один видящий. Как тебя зовут?

— Ванда, — осипшим от долгого молчания голосом ответила я. — А вас?

— Такка. — Она внимательно осмотрела меня. — Ты сбежала из Города.

Это был не вопрос. Такка видела мои воспоминания так же хорошо, как и я — ее. У нее был очень выразительный, точеный профиль, атлетически сложенная фигура, чистые вещи, да и в целом на моем фоне она казалась ухоженной и здоровой, будто только недавно покинула какую-то базу, а не обреталась здесь среди мозгоедов.

— Да. А вы… вы жили здесь вместе со Скатом? — Я неосознанно сделала еще несколько шагов в ее сторону. — После случившегося на Бете он пришел сюда. Вы нашли его на мосту.

— Бедный мальчик, он был так напуган. Ты случайно не знаешь, что с ним случилось? Он пропал больше двух месяцев назад.

Спрашивая, Такка самостоятельно искала ответ в моих воспоминаниях и очень скоро нашла его. Она печально опустила голову.

— Его застрелили, — подтвердила я.

— Именно этого я и боялась.

— Вы тоже жили в Городе.

— Очень давно, когда Штабом еще руководил майор Акара. Вам со Скатом повезло не застать его. Он не церемонился с видящими и должен был однажды рассекретить и меня, но я сбежала раньше. — Такка вдруг широко распахнула глаза. — Ты знала моего сына.

— Вашего… Виреона? — Поймав ее утвердительный кивок, я мгновенно растеряла весь свой радостный запал и неловко отступила. — Мне очень жаль, он… ему не удалось спастись.

— Но почему и он тоже? — потерянно прошептала она, будто бы даже не слыша меня. — Как же так?

— Вы не знали, что модифицированный ген передается по наследству?

Такка подняла на меня тяжелый взгляд. В нем отражалась длинная история, разделенная на несколько важных для нее отрезков: относительно беззаботное детство, знакомство с отцом Виреона, полное юношеской романтики и нежности, скромная свадьба, легкий совместный быт, долгожданная беременность… эта история начиналась очень счастливо, однако после родов все резко пошло под откос. Мальчик родился немного недоношенным, и переживания за него значительно усилили способности Такки, которыми она прежде практически не пользовалась. Вдобавок к этому на допрос в Штаб вызвали ее хорошую знакомую, тоже видящую, после чего она внезапно пропала, ничего никому не сообщив. Долгое время Такка не понимала, с чем связано ее исчезновение, пока через пару лет по случайности не стала свидетелем, как гвардейцы арестовывают еще одну женщину, живущую по соседству в том же районе. С ней она никогда раньше не пересекалась, но из любопытства отыскала знавших ее людей и, расспросив их, выяснила, что и она обладала даром заглядывать в прошлое людей. И что в Городе у нее остался маленький ребенок. Трехлетняя девочка, которую какие-то ее друзья сперва взяли под опеку, а затем выбросили на улицу, когда еды вдруг стало не хватать.

В животе у меня все скрутилось в тугой жгут. Такке не было известно о моей биологический матери много. Она жила затворницей и растила меня одна — это все, что ей удалось выяснить, но я и не надеялась на большее. Мне было вполне достаточно знания, что она покинула меня не по своей воле. После двух похожих случаев Штаб выпустил официальное постановление, что дар видящих нарушает неприкосновенность частной жизни горожан и что людей с подобным даром переселят в некую изолированную зону, дабы остальные могли чувствовать себя в безопасности. Такка осознала, что однажды за ней обязательно придут, и решила действовать на опережение. Ее отношения с мужем к тому моменту слегка подпортились, ведь своими способностями она уже доставляла ему немалый дискомфорт, но я видела по ее воспоминаниям, что они ни на мгновение не переставали доверять друг другу. Она все рассказала ему, и он помог ей добиться разрешения подняться на поверхность вне очереди. Буквально в тот же день Такка обнаружила, что покинула Город не напрасно. У ворот Альфы ее задержали стоявшие в охране гвардейцы, чтобы выяснить, зачем ей, обычной гражданской женщине, вдруг понадобилось выходить за пределы базы, и тогда она, разнервничавшись, превратила их в мозгоедов. Их быстро обезвредили, и больше никто не пострадал, однако для Такки случившееся стало настоящим ударом: пускаясь в бегство, она рассчитывала только переждать опасное для видящих время, отсидеться где-нибудь неподалеку от базы, пока не сменится руководство и вектор внимания в Штабе, а затем вернуться к мужу и сыну, но инцидент у ворот полностью перечеркнул ее планы. Теперь она должна была проститься с ними навсегда.

— Передается по наследству, — бесцветно повторила Такка, заставляя меня вынырнуть из ее прошлого. — Моя мать погибла в шахте, когда мне было восемь, и при жизни я не замечала за ней никаких странностей. Мне казалось, она была обычным человеком.

Я сочувственно съежила плечи. После всего увиденного у меня было твердое ощущение, что мы с Таккой знакомы несколько лет, а не каких-то минут, и теперь мне было невыносимо жаль ее. Если бы нам только удалось выбраться с Виреоном через шахту вместе…

Нет, наверняка возле нее уже дежурили гвардейцы. Нас бы поймали и убили, потому что он уже был модифицированным существом, и церемониться с ним не стал бы даже Крайт. Я сглотнула неприятный ком в горле и тихо предположила:

— Возможно, ее способности просто медленно развивались?

— Возможно. — Она со вздохом перевела взгляд на заросший пустырь за нашими спинами.

— Вам известно, что это такое?

— Правительство наземных городов, пытаясь остановить рост численности мозгоедов, сбрасывало бомбы на собственные поселения. Это след от одной из них.

— Вы видели и другие?

— Да, я обошла несколько городов, прежде чем вновь вернулась сюда.

Мы ненадолго замолчали. Я задумалась о том, какой огромной должна быть бомба, чтобы оставить такой чудовищный след, а Такка вновь принялась что-то выискивать в моих воспоминаниях. Наверняка ей хотелось понаблюдать через них за взрослением сына. К сожалению, я не могла представить ей внушительную коллекцию счастливых моментов с Виреоном: до самого выхода на поверхность ему было трудно, и даже потом, когда он добился немалых успехов и официально был принят на работу в Штаб, не стало намного лучше. Слишком уж быстро он узнал, чем все закончится.

— Идем. Я покажу тебе свой дом. — Получив ответы на все свои невысказанные вопросы, Такка медленно отвернулась от меня. И тихо добавила через плечо: — Ты очень храбрая девушка, Ванда. Если бы в начале пути смертельная доза снотворного была у меня, я почти наверняка воспользовалась бы ей.

Жила Такка на окраине наземного города. Убежищем ей служила невысокая постройка, похожая на склад, с узким входом, укрепленным изнутри от мозгоедов. Рядом с этой постройкой на улице располагались возведенная ею теплица и резервуар для сбора дождевой воды, а за ними скрывалось причудливое двухколесное средство передвижения. Прежде мне не доводилось видеть ничего подобного, и потому я поначалу отнеслась к нему с опаской: как же на нем ездить, если колеса закреплены друг за другом, а не справа и слева? Разве не будет оно постоянно заваливаться вбок? Такка, заметив мою настороженность, заверила, что ничего сложного в управлении данным средством передвижения нет, и пообещала в будущем научить меня с ним обращаться. Она назвала его велосипедом и с гордостью добавила, что всерьез повозилась с ним, прежде чем он стал вновь готов к эксплуатации. Затем, закончив экскурсию снаружи, она повела меня внутрь, где тоже все оказалось хорошо обжитым и продуманным. Широкое помещение разбивалось фанерными перегородками на несколько зон, высокий потолок освещался скудно, но лампами, указывая на то, что у Такки имелся и генератор, тут и там находились разные мелочи для уюта вроде шерстяного ковра и настенной подвески из разноцветных камней. Огромная работа просматривалась в каждом сантиметре ее дома, и тогда я, не удержавшись, задала ей единственный вопрос:

— Сколько лет назад вы покинули Город?

— Больше двадцати.

В тот вечер я осталась у нее ночевать. И на следующий день, и через неделю — решение не разделяться казалось таким очевидным, что я даже не спрашивала у нее дозволения, а она не пыталась ничего не уточнять. Несмотря на то, что мы могли без лишних усилий выудить все интересующие нас ответы из воспоминаний друг друга, мы намеренно игнорировали этот легкий путь и продолжали каждый день много разговаривать вслух — это общение, напоминающее порой поток риторических вопросов с обеих сторон, было для нас ценнее любых других благ.

— И вы больше нигде не встречали других людей? Неужели совсем нигде?

— Нигде.

Такка рассказывала мне о своих путешествиях в другие наземные города, показывала, как грамотно вести домашнее хозяйство, объясняла назначение незнакомых мне предметов, а также помогала абстрагироваться от назойливых воспоминаний мозгоедов, обучая особой технике медитации. Смысл ее заключался в том, чтобы, выбрав яркий отрывок из собственного прошлого, начать неспешно исследовать его, будто он принадлежит другому человеку, и таким образом обмануть свое подсознание, не позволяя ему концентрироваться на чужих воспоминаниях. Заставить его поверить, что уже используешь способности видящей, перебивая себе доступ к любой другой информации. Освоившей азы этой медитации, мне уже спустя полмесяца впервые удалось уснуть. Ненадолго, неглубоким сном, но это нисколько не омрачило мой успех, ведь я думала, что для меня подобное физиологическое состояние потеряно навсегда.

В ответ на ее доброту я могла лишь прилежно помогать ей во всех делах. Такка обладала вспыльчивым, непреклонным характером, но только такой человек и мог сбежать от деспотичного майора Акары, а потом выживать в полном одиночестве почти двадцать три года. Она говорила обо всем прямо в лоб, что многим наверняка показалось бы чрезмерной грубостью, однако для меня было вполне приемлемо, ведь я в любом случае знала, если от меня пытались скрыть правду за вежливой улыбкой. С ней нам очень быстро удалось достичь полного взаимопонимания, чего я и ожидала от сотрудничества двух видящих. Единственным камнем преткновения оказались мои теплые воспоминания о Городе.

— Хорошо, что мой сын уничтожил этот рассадник трусов и лжецов.

— Почему вы ненавидите людей? — устало и уже больше по привычке спрашивала я. — Ваш обидчик давно мертв, а остальные ни в чем не виноваты.

— Акара получал неслыханную поддержку, — резко отвечала Такка. — Он не был один. Твою мать сдали гвардейцам ее же знакомые, а Гортензию — человек, которого она любила. Штаб убил их обеих, наплевав на то, что станет с их детьми, не проявив к ним ни малейшего участия, и за что? За что, Ванда? Тогда еще о модифицированных существах не было известно. Никто не считал нас опасными, никто не беспокоился о будущем Города — нас вели на убой лишь потому, что обитатели этого отвратительного подземелья боялись, что их грязные тайны будут вскрыты.

— При майоре Крайте все изменилось. На поверхности к нам с Виреоном относились с уважением, мы ни в чем не нуждались.

— И к чему это привело? — лишь сильнее свирепела от подобных заявлений Такка. — Я видела твои воспоминания! Его отстранили от должности, а на его место посадили второго Акару — главнокомандующего гвардией, который сразу же попытался прикончить тебя!

Спорить с ней практически не имело смысла. Едва она начинала закипать, переставало помогать даже молчание, ведь в заведенном состоянии она была способна вести обвинительные монологи по часу и больше. В такие моменты я обычно подвязывала к поясу саблю, которую подобрала у истерзанного трупа неизвестного разведчика вскоре после того, как начала жить с ней, и уходила. Уходила чаще всего к небоскребу на западной окраине города, окна которого открывались на Тюркское шоссе. Там я поднималась примерно на сороковой этаж — выше конструкция здания держалась уже не слишком безопасно — и долго смотрела в заросшую травой раму без стекла, силясь разглядеть вдалеке могучую остроконечную скалу, ставшую надгробием Города. В этом месте мне лучше всего удавалась медитация: отгораживаясь от мозгоедов неплохо сохранившейся дверью, я сосредотачивалась на воспоминаниях о доме, о Мак, о Йоре и очень быстро избавлялась от других надоедливых видений. В исполосованной, полной боли душе ненадолго устанавливался мир, хотя был он придуманным и отчасти слепленным из моих собственных грез. В них я не уходила от Йоры под утро, а оставалась досыпать рядом с ним, и все, что случилось потом, являлось лишь обычным кошмаром, никак не связанным с реальностью. Город продолжал существовать, Виреон был жив, мама выздоравливала от плесневой лихорадки, а Ракша…

Едва не задохнувшись от резкой нехватки воздуха, я мгновенно распахнула глаза. На Ракше моя медитация по обыкновению обрывалась, потому что даже самые светлые мечты не могли избавить меня от пустоты, оставшейся после его смерти.

— Скат тоже постоянно приходил сюда.

Вздрогнув, я торопливо обернулась. Такка всегда давала мне побыть одной, но сегодня почему-то решила отправиться по моему следу. Протиснувшись в дверь, она приблизилась и присела рядом.

— В Городе у него был друг, который, как и ты, служил в разведке. Он очень надеялся, что однажды этот друг появится здесь. Он написал ему несколько писем и разложил их на самых видных местах, однако ни одно из них так и не было обнаружено. Разведчики, стремясь поскорее набить повозку и завершить вылазку, не обращали внимания на тексты на стенах и яркие конверты под ногами. Почти три года Скат смиренно ждал. Я искренне верила, что время лечит его, что постепенно он отпустит прошлую жизнь… — Такка тяжело вздохнула. — К сожалению, ему было недостаточно моего общества. В отчаянных попытках связаться с другом он начал выходить прямо на шоссе, хотя я предупреждала его, что это может быть опасно. И вот его убили. Его убили, Ванда, как убьют и тебя, если ты не перестанешь тянуться к тем, кто уже давно вычеркнул тебя из своей жизни.

Разумеется, она знала, что у меня тоже были заготовлены послания, которые я собиралась подбросить, если среди явившихся на очередную вылазку разведчиков окажется хоть кто-нибудь знакомый, однако упоминать об этом напрямую не решилась. Я лишь покачала головой, так ничего и не ответив. Некоторое время мы напряженно молчали, а затем она утвердительным тоном произнесла то, что должно было быть вопросом:

— Ты обезглавила несколько мозгоедов по пути сюда.

— Да.

— Я просила тебя этого не делать.

— Не понимаю, почему? Мы могли бы полностью зачистить наземный город и тем самым принести огромную пользу…

— Кому? Майору Гюрзе?

— Людям, — твердо договорила я. — Город — это не только Штаб. Там живут старики, женщины и дети, там — будущее человечества. Все, что от него осталось.

Такка резко поднялась на ноги. Растрепанные брови ее съехались к переносице, а голос зазвучал громче и жестче:

— Истребив здешних мозгоедов, ты лишь предоставишь разведчикам удачный шанс убить нас!

— При нашей первой встрече вы сказали, что обязательно воспользовались бы снотворным, если бы оно у вас было. — Преодолев привычное желание замолчать, чтобы поскорее уладить спор, я тоже встала. — Что же изменилось? Почему сейчас вы считаете свое существование единственным, за что стоит беспокоиться? Потому что привыкли? Привыкли жить в окружении монстров, жить в изгнании, а медитации нужны вам, чтобы отвлечься от главной мысли — для чего все это? — Такка возмущенно вскинула голову, но я тут же ускорилась, не позволяя ей пуститься в возражения: — Да, главная ошибка видящего — думать, что чувства других доступны лишь тебе одному. Я так долго спорила с Виреоном и обижалась на него, наивно полагая, что он ошибается на мой счет, что теперь могу с легкостью увидеть в вас себя. Впрочем, это не относится к делу. Год назад я согласилась присоединиться к отряду разведки, потому что хотела выяснить, с чего все началось. Хотела установить, откуда берутся мозгоеды и как с ними покончить, хотела вывести приемных родителей на поверхность, где они смогли бы дышать чистым воздухом и наслаждаться солнечным светом, хотела стать частью нового мира, в который с самого начала верила; и сейчас, даже будучи модифицированным существом, не собираюсь изменять своему выбору. Нет ничего бессмысленнее выживания ради выживания — я поняла это еще в детстве, когда бродила по Городу в поисках еды. Может, для вас все иначе, но, прошу, не забирайте надежду хотя бы у меня. Ведь именно вы мне ее и подарили. — Такка изумленно моргнула и наконец захлопнула рот, из которого так и не вырвались слова протеста. — После побега с Беты я думала, что больше никогда не буду прежней, что мои способности вскоре разрушат мою личность. Мне было страшно потерять рассудок и однажды причинить вред тем, кто мне дорог, и этот страх едва не заставил меня сдаться, однако теперь я рада, что не использовала снотворное. Встреча с вами помогла мне понять, что мы вполне в состоянии оставаться собой. Вы были одни столько лет, но сохранили разум расчетливым и деятельным; ваше самообладание, ваша уверенность и ловкость в управлении этим проклятым даром доказывают, что мы не являемся чудовищами наряду с мозгоедами. Мне очень жаль, если я разочаровала вас, однако я помогала жителям Города, когда была обычной видящей, и продолжу делать это сейчас, убивая мозгоедов. Я уничтожу их столько, сколько смогу, чтобы мои друзья и их будущие дети смогли спокойно выходить на поверхность, и мне безразлично, чем это решение обернется для меня самой.

Монстры за дверью заскреблись активнее, оживленные моим громким голосом. Запнувшись о напористую мешанину их воспоминаний, я глубоко вздохнула и умолкла. Такка больше не смотрела с гневом и возмущением — взгляд ее рассеялся в области моего лица и долгое время не желал собираться. На мгновение я даже испугалась, что высказалась чересчур резко и что она вот-вот велит мне убираться прочь, однако ничего подобного не произошло.

— Делай как считаешь нужным, — только и вырвалось из ее уст.

Отвернувшись, она побрела обратно к лестнице. Мозгоеды тут же принялись разбегаться, а я с заминкой последовала за ней. В ночи ее черные глаза казались еще более выпуклыми и зловещими — пару месяцев назад меня здорово напугало бы подобное зрелище, но сейчас я уже привыкла. Мы вернулись домой, неспешно приготовили и перекусили жареными овощами, после чего Такка, так ничего и не сказав, отправилась в свою комнату. Перед сном она любила медитировать и всегда предлагала мне присоединиться к ней — сегодня же приглашения не последовало. Выждав пару минут, я зашла за перегородку вслед за ней. Такка уже обустраивалась на полу. Сердитой она не выглядела, так что я присела рядом, по привычке стараясь игнорировать ее воспоминания, но неожиданно заприметила в них девушку, чей образ показался мне отдаленно знакомым. Это была светловолосая разведчица с короткой стрижкой и очень белой кожей, явно недавно выбравшаяся на поверхность, — я была уверена, что ни разу не сталкивалась с ней в казарме и на общих собраниях, однако при каких-то обстоятельствах ее силуэт в зеленой униформе все же обосновался в моей памяти, и теперь мне очень хотелось вспомнить, при каких.

— В чем дело, Ванда? Размышляешь, почему я тебя не поддержала? — Такка почувствовала, с каким интересом я смотрю на нее, и восприняла этот взгляд по-своему. Она слегка повернула голову. — На самом деле мне предельно ясна твоя позиция. Даже более того, десять лет назад я тоже истребляла мозгоедов, только не в наземном городе, а в лесу, ближе к Альфе, надеясь таким образом обезопасить мужа и сына. — Она поморщилась, но уже спустя секунду лицо ее разгладилось вновь. Подготовка к медитации не допускала гнева. — Все это с самого начала было напрасно. В один дождливый вечер я заприметила в отдалении буйство красок — примерно в километре от меня на отряд разведчиков напали монстры. К моменту, когда я добралась до них, почти все они были мертвы, но мне удалось спасти девушку, в которой я позднее признала малышку Тисс, жившую в Городе через улицу. Ей было не больше двенадцати, когда мы виделись в последний раз, но она тоже вспомнила меня. Хотя обстоятельства были неподходящие, я очень обрадовалась нашей встрече, потому что, во-первых, уже давно не разговаривала с людьми, а во-вторых, могла спросить у нее, как поживает моя семья.

Такка прикрыла глаза, настраиваясь на правильное дыхание. Я же, напротив, вылупила их, точно огромная сова. Грудь моя практически не двигалась, руки бездвижно зависли над полом, сжатые в кулаки, — уже год прошел с тех пор, как я стала свидетелем трагических и странных обстоятельств, при которых лишь один человек из целого отряда превратился в мозгоеда. Над этим феноменом впоследствии ломал голову весь научный отдел, однако доподлинно установить, почему остальные были просто растерзаны, а с Тисс случилось то, что случилось, так и не удалось. Теперь же я знала, почему.

— Кажется, Виреон не рассказывал тебе, кто именно стоял за их с отцом финансовыми проблемами? Конечно, он был слишком мал и напуган, чтобы помнить. Если коротко, мой муж столкнулся с той же бездушной силой, что и твой друг по имени Грач. — Я изумленно вскинула подбородок, а Такка кивнула, не поднимая ресниц: — Да, я видела. Город прогнил настолько, что его собственные покровители в лице военных и председателей Штаба начали разрушать его сердцевину, наживаясь на отчаянии бедных и обрекая на страдания ни в чем не повинных детей. Они, второе поколение власти, выросшее под землей, плевать хотели на возрождение цивилизации и на будущее, в которое так веришь ты. Узнав, что стало с моей семьей, я потеряла контроль и погубила бедняжку Тисс. Ты должна понимать, что творилось со мной в тот момент: мой муж погиб, а пятнадцатилетний сын оказался на улице, и, самое худшее, во всех этих несчастьях были виноваты отнюдь не мозгоеды. Нужно ли говорить, что сделалось с моим желанием кому-либо помогать? — Тут она вдруг распахнула глаза и внимательно всмотрелась в собственные руки. — Если бы я только знала… клянусь, Ванда, если бы я знала, что мои способности не навредят моему мальчику, я отправилась бы за ним под землю, наплевав на то, сколько людей погибнет на моем пути. Я принесла бы в жертву целый Город, лишь бы он жил.

— Простите, — прошептала я, сгорбившись. — Я правда пыталась его спасти.

— Не извиняйся. Ты сделала для него гораздо больше, чем успела сделать я, — покачала головой Такка. — Может, ты и права, утверждая о бессмысленности выживания ради выживания, но мне уже поздно искать новую надежду. Слишком дорого далась утрата старой. Теперь довольно об этом. — Окинув меня строгим взглядом, она снова закрыла глаза. — Постарайся расслабиться и следи за дыханием. Нам пора медитировать.