Облака надвигались с запада, с бухты. Фиолетово-серые, клубящиеся, тучные, теснящие друг друга, – горизонт залила сплошная грозовая дымчатая пелена.
Хаук, стоя на краю скалистого уступа, с наслаждением подставил внезапно нахлынувшему ветру лицо. Снял потрёпанную фетровую шляпу с короткими полями, помял её в руках, почесал точащие дыбом жесткие кучерявые волосы с проседью. Он взволновался, улыбнулся; дорожный холщовый мешок соскользнул с плеча и упал на землю.
Внизу волновалось море, кружили чайки, множество разнообразных лодок, кораблей, шаланд заполонили всё побережье Храмовой бухты. На склоне протяжённой приземистой Черной горы, а также и на скошенной вершине раскинулся громадный, контрастный, шумный, грязный, блистательный, и, несомненно, величественный город Вередор – крупнейший во всём мире.
Хауку было чуть за пятьдесят, и внешне он походил на вереса: бледно-розовое лицо с морщинками вокруг глаз и незаметные, выгоревшие на солнце брови. С другой стороны, с тем же успехом он мог оказаться коэдвийцем – такие шляпы носили только в Гвинтане (к ней также прилагалось щегольское перо, которого, увы, нет). Облачен Хаук был в наряд, в каком ходили свободные ремесленники еще во времена Тута Эйкского: старая короткая туника, неясного цвета, близкого к зеленому; синие плотные штаны, заправленные в разлезающиеся сапоги с низкими голенищами. Никакого оружия при нём не имелось, что странно; в зубах торчала дымящаяся курительная трубка из редчайшего красного камня – двахирский обычай. Только то, с какой нежностью Хаук осматривал открывшийся ему пейзаж, говорил о том, что эта древняя вотчина вересов занимает немалое место в его сердце.
– Ну вот, я пришел сюда. – У Хаука была ещё одна странная особенность – он часто разговаривал сам с собой. Его низкий хриплый голос (следствие злоупотребления крепким копским табаком) звучал при этом тепло и доверительно. – Да, здесь мне придётся остаться надолго.
Вередор не имел стен, ибо просто невозможно оградить этот бурлящий котел. Рынки и лавки, окруженные горами тюков, штабелями ящиков и доверху нагруженными подводами; корчмы и таверны с яркими, кричащими вывесками; шумные пристани, пропитанные запахом рыбы; пыльные дороги, по которым устало брели вереницы мулов и верблюдов, – все здесь было, всё можно тут купить!
В Вередоре жили, сюда приезжали, отсюда уезжали представители, кажется, всех племен, народов и рас. Хмурые высокорослые гхурры, вместе с обильно татуированными дженчами часто нанимались здесь в охранники. Рыбаки-поморы приплывали сюда из дельты Гронга с диковинными, устрашающего вида рыбами. Северяне из Стейнорда (редкие гости!), привозили головы драконов (страшно дорогие!). Южане двахиры и шеньга торговали драгоценностями и пряностями. Тремахи из Шелома и Треары приезжали в Вередор в основном за покупками; представители многочисленных вересских племен зачастую за приключениями. Словом, Вередор, по словам одного мудреца, представлял собой весь этот неуёмный и изменчивый мир в миниатюре.
Итак, западный склон Черной горы занимал Торговый город. Верхушка горы, и часть восточного склона – это Внутренний город, огороженный каменными стенами и глубоким рвом. Там, в высоченных круглых дворцах с пузатыми позолоченными крышами, похожими на луковицу, жили хозяева города – богатейшие купцы, "Совет Семидесяти", во главе с драганом – местным царьком.
Дальше, на восток, от Внутреннего города до Великих болот, тянулись руины Фира – древнего города, столицы загадочного зловещего племени "Черных Душ", или драганеев, в честь которых и называлась гора.
Хаук с виноватой полуулыбкой протискивался сквозь толпы народа. Воздух был наполнен нестерпимым смрадом – смесью запахов рыбы, мяса, подгнивших овощей, острых ароматов специй, удушающе приторным духом благовоний и потных разгоряченных тел. Ветер как назло стих, город накрыла духота.
Хаук снял шляпу, оттер со лба пот и, глядя на темное небо, пробормотал:
– Дождь, дождь сейчас будет. Эх… где же она? Где же… Уважаемый! – Хаук обратился к стоящему рядом торговцу: смуглому мужику со свисающим пузом, выглядывавшим из под короткого жакета. Торговец, тоже посматривавший на небо, озабочено сворачивал прилавок.
– Э-э… уважаемый! – повторил он.
– Я слышал! – рявкнул в ответ торговец. – Чего надо? Не видишь?
– Чего не вижу? – невинно поинтересовался Хаук.
– Всё, торговля кончена! – Лавочник яростно взмахнул руками, обнажив вонючие сопрелые лохмотья под мышками и распугав кучу мух, ползавших по обрызганному кровью прилавку. – Что за проклятый день, о, всемогущий Каидад!
– Я всего лишь хотел спросить…
– Иди прочь, оборванец!
– … как пройти к гостинице "Старый Дуб"?
– Не знаю я! Кто я, по-твоему, такой? – Маленькие глазки торговца налились кровью. – О, Всемогущий Каидад! Прости мне грехи мои! Иди отсюда, несчастный!
Хаук равнодушно пожал плечами и зашагал прочь.
– Там, за этим рядом, налево! – совершенно неожиданно проревел ему вслед жирный лавочник. – Где каршарийский квартал, там найдёшь!
– Благодарю тебя, уважаемый! Да принесет твой бог тебе удачу в делах!
– Да пошел ты, оборванец!
Гостиница "Старый Дуб", в отличие от большинства вередорских каменных и глинобитных гостиниц, была сложена из гладко обструганных дубовых бревен – на вересский манер; имела два этажа с интересными круглыми балкончиками и болтающуюся на цепях вывеску, изображавшую, разумеется, пышный, раскидистый дуб; сверху, полукругом, красовалась оная надпись – "Старый Дуб". Гостиница занимала видное место в каршарийском квартале, целиком состоящим из постоялых дворов, различных питейных заведений и дешевых публичных домов. Эти самые каршарии, религиозные сектанты родом из Марна, когда-то и впрямь жили здесь. Теперь же от них осталось только название.
Хаук вошел в помещение. В спину дохнул освежающий ветер. Он обернулся и выглянул – наконец-то пошел дождь. Настоящий ливень, холодный, враждебный, он вымывал из канав темно-синие нечистоты и дробно стучал по брусчатке, которой был вымощен квартал.
– Надо же… вот так вот.
Следом за ним в гостиницу поспешно забежало еще несколько человек. Они встали около выхода и, посматривая на улицу, торопливо разговаривали, при этом отчаянно жестикулируя.
Хаук подошел к прилавку. Хозяин – крепкий мужчина средних лет – похоже, скучал. Просторный, скудно освещённый зал был почти пуст – только в одном самом темном углу сидели, угнувшись, трое; потрепанная пьяненькая девица, облокотившаяся о стойку, взглянула на вошедшего осоловевшими глазами.
– Ну? – неприветливо спросил хозяин.
– Комнату, – положив шляпу на стол, сказал Хаук. – Пива. Покушать. – И, подумав, добавил: – Всё.
– А женщину не желаешь? А, бедняга? – злорадно усмехнулся хозяин.
– Вы знаете? Нет, не стоит. Не нужно.
– Ха! Денег не хватит? – Хозяин ткнул пальцем в девицу. – Она не дорого стоит. Бери, за золотой.
– Скотина… – равнодушно буркнула девица.
– Не думай, бедняга. Отдохни с дороги с комфортом. Ну?
– Вы знаете… – начал Хаук.
– Эх, беднота… – разочарованно вздохнул хозяин. – Давай я накормлю тебя капустой, налью меру местной кислятины и отправлю спать на чердак?
Хаук загадочно улыбнулся, посмотрел на троицу в углу, и сказал:
– Мартин. – Посмотрел на девицу: – Федра.
– Ловкач… – пробормотал хозяин, вытирая стол. – Много вас здесь таких…
– Хорошо, Мартин, – невозмутимо произнес Хаук, – уговорил. Если тебе с Федрой того хочется, я доставлю ВАМ удовольствие.
Мартин непонимающе уставился на своего гостя. Хаук забил трубку табаком и закурил.
– Надеюсь, вы не против? Хороший табак.
– Что?
Федра застонала. Мартин быстро перевел на неё взгляд. Девица покрылась потом, закрыла глаза, судорожно провела рукой между ног – казалось, она готова упасть в обморок.
– Ты что делаешь? – Мартин хотел схватиться за нож, как вдруг, почувствовал сильнейшее сексуальное возбуждение. Троица в углу поднялась и направилась к ним.
Мартин уже ничего не видел. Он повалился на пол. Возбуждение нарастало, как снежный ком. Ему мерещилось, что он находится среди ласкающих его роскошных наванийских наложниц. Наваждение было настолько сильным, что он, едва помня себя, прохрипел:
– Хватит, ты победил. Сдаюсь.
Трое здоровых парней воинственного вида, недоуменно осматривали всех троих: хозяина, ощупывающего мокрое пятно между ног; бессильно повалившуюся на стойку глупо и томно улыбающуюся девушку; и на спокойно покуривающего мужичка, обратившего к ним полный детской наивности взгляд.
– Спасибо, – прошептала Федра. – Мне понравилось.
Троица расхохоталась и вернулась назад. Мартин угрюмо посмотрел в их спины.
– Пива, покушать и номер, – напомнил ему Хаук. – Только не капусту и не чердак.
– Сейчас, только штаны переодену, – сердито ответил Мартин.
– Как вам будет угодно.
Дождь лил, не переставая и не ослабевая, уже четвертый час. Потоки воды стекали по тусклому дребезжащему стеклу, кое-как вставленному в маленькое окошко, затекали на рассохшийся, потрескавшийся подоконник, выгнав оттуда стаю мелких тараканов.
В небольшом номере, обитым почерневшим от времени тёсом, из мебели находились всего-то узкая кровать с чахлым соломенным тюфяком, большой стол, лавка и деревянное ведро с водой в углу.
Хаук, схватив свечу, склонился над разбросанными по столу рукописями, книгами и просто обрывками бумаг.
– Так, так, – бормотал он, жадно хватая исписанные листки, бегло пробегая по ним глазами и откидывая затем их в сторону. – Как жаль, что я потерял это…
Поставив свечу на стол, он взволнованно прошелся по комнате, отколупывая при этом расплывшийся по руке воск.
– Но я помню! Да, да, припоминаю!
Он сморщил лоб, потер виски.
– Там написано, что "Черные Души" пришли в этот мир из другого, называемого "Наал Даро". "Наал Даро"… ведь, если не ошибаюсь, на языке нисифов это означает – Пустой Мир. Вот так вот! – Хаук торжествующе вскинул вверх указательный палец. – И здесь, в альманахе Беона, сказано, что архи ушли в Великую Пустоту, через Мост Времени в Истоке.
Хаук снова подошел к столу, любовно похлопал по толстой книге в потертой кожаной обложке, и добавил:
– Сколько трудов мне пришлось приложить, чтобы разыскать эту книгу.
Он призадумался на минуту, но потом снова сел за стол и продолжил поиски, вглядываясь в рукописи.
– Нет ли здесь связи? А, по-моему, связь очевидна – Пустой Мир, Великая Пустота. Значит, Мост Времени, пропустивший отчего-то захотевших покинуть нашу несчастную землю архов, остался открытым. И им воспользовались…
Хаук вскочил, чрезвычайно возбужденный.
– Драганеи! Драганеи! Вот здесь вот… где? – Он судорожно зашарил руками по вороху бумаг. – Вот, нашел: "Драганеи – немногочисленный народ, населявший устье реки Крин и побережье Южного моря в XIV – XIII веках до имперской эпохи. С виду смуглые темноволосые люди, занимавшиеся, в основном, скотоводством…" Так ведь драганеями в те времена назывались все народы, живущие в степях! С другой стороны, в "Свитках Руты" я, помнится, читал, что драганеи, внезапно обретя могущество, в течение нескольких лет покорили весь материк, от своих степей, вплоть до отрогов Северных гор. При этом они пользовались услугами своих магов, фидванов, или "Черных Душ". А откуда ж у них маги? У отсталых кочевников?
Хаук, страшно выпучив глаза, уставился в стену напротив.
– Вот откуда они пришли, – тихо проговорил он. – Мог бы и раньше догадаться. "Черные Души", "Век Пса"…
Хаук подошел к окну. Дождь стих, поднялся шквалистый ветер, завывавший среди убогих построек, как раненый зверь.
– Что ж, я знал, что мне придётся идти туда, в Фир. Надо найти могилу Хасдума Древнего. Это будет интересно…
Следующим солнечным и прохладным днем Хаук стоял у массивных окованных чугуном ворот. За каменным, покрашенным известкой, забором виднелся узкий металлический шпиль. Это было пристанище широко известной церкви "Ищущих Истину". Оно расположилось в относительно спокойном квартале, названом в честь древней марнийской богини Кеидры. Квартал примыкал к Внутреннему Городу, зубчатые стены которого бросали на него широкую тень. Калитка оказалась незапертой – Хаук, помявшись, вошел внутрь.
Во дворе, между соснами, вымощенная булыжником аллея вела к церкви – длинному зданию, сложенному из желтого кирпича, с узкой башней, выраставшей прямо из двускатной крыши. Свирепо залаяла крупная лохматая собака, свободно бегавшая по двору, но к гостю не подошла. Однако Хаук остановился и стал осматриваться. Над входом в обитель "ищущих" висела потемневшая от времени икона, с полустертым изображением младенца, молодой женщины и старца. Манера письма характерна для дораскольного периода – церковь построили тригаты. Во времена краха империи они были изгнаны, и здесь поселились более уважаемые "ищущие". Одним из принципов братства "ищущих" было непротивление злу – именно поэтому икона благополучно дожила до сих пор.
На лай собаки вышел сгорбленный седовласый человек в белых, с кремовым оттенком, ниспадающих одеждах. Он поглядел на гостя маленькими, бегающими и невыразительными глазками.
– Мир тебе и твоему дому, мудрейший! – поклонившись, приветствовал его Хаук.
– Мир и тебе, гость, – сложив руки на груди и церемонно поклонившись в ответ, ответствовал "мудрейший". – Назови мне свое имя! Хотя… постой. – Седовласый прищурил глаза, заслонив ладонью солнце. – Уж не Хаук ли к нам пожаловал?
– Он самый, наставник Петр.
– Вот это дела! Это великая честь! Братья! – На зов наставника вышло еще несколько человек, все в таких же рясах, только разного цвета. – Сегодня знаменательный день! К нам пожаловал тот самый Странник! Поприветствуйте же его!
Лет за двести до Адриана Великого, основателя империи тремахов, завоевателя, с первого года царствования которого и начинается отсчет новой эпохи, маленькое государство Марн, находившееся на берегах бухты Руанна, которая, в свою очередь вливалась в Холодный океан, объявило священную войну, – то, что сделал спустя пятьсот лет Аптомах Старый, а совсем недавно – Блажен Воиградский. Воистину Сергиан Домминий был прав, говоря, что человек за всю жизнь совершает немного ошибок, зато, ввиду короткой памяти, часто их повторяет.
В Марне к тому времени сформировался крайне агрессивный культ бога Эгатрира, который представлял собой жуткое, многорукое, многоглазое, антропоморфное существо, похожее на быка. Сам по себе Эгатрир, что в переводе с марнийского означает "гость", был посланцем высших сил, живущих в Драйе. По представлениям марнийцев, Драйя – это аура, или эфир, окружающий наш мир, в котором плавают бестелесные существа, те самые высшие силы – Ха Бхау. Вокруг Драйи – Хаос, враждебный всему живому. Эгатрир – это страж мира, посланный Ха Бхау. Он живет на священной горе Арма, и спустится вниз, на землю, в час Тьмы.
Первым делом жрецы-эгаты постарались искоренить традиционных богов марнов. Среди них – особо почитаемая Кеидра, богиня гор. Потом Кдапт Сухой – самый воинственный марнийский царь – двинул свои легионы – псармары – на Двенган, племенной союз, живший в тех же местах, где сейчас обитают венеги и адраги. Так было положено начало самой длительной и кровопролитной войне в истории, во время которой Двенган возвысился и превратился в конечном итоге в Треару, Марн же наоборот – после первых успехов последовала полоса длительных неудач, в результате которых марнийцы остались с тем, что имели изначально.
Эгу возненавидели все народы, что неудивительно. Правящая верхушка во главе с самим царем, при поддержке армии, яростно и маниакально преследовала любое инакомыслие. Буквально все племена, жившие за пределами Марна, были объявлены слугами Хаоса, подлежащими либо крайне мучительному, долгому и невообразимо сложному "обращению", либо уничтожению. Ещё один вариант – рабство – вряд ли был лучше уничтожения, учитывая то, в каких условиях жили рабы.
А это удивительные условия. Нигде, никогда ничего подобного не существовало. Рабы обитали в огромных дехах – похожих на улей многоярусных сооружениях, поделённых на крохотные клетки (2 на 2 метра). В каждой клетке ютился один человек. Из всей мебели – только судно для нечистот. В самом нижнем ярусе располагался большой зал, куда из телег, прямо на земляной пол вываливали еду для рабов. Всех умерших, и просто подозрительно больных сжигали в крематории по соседству.
Неудача в войне с Двенганом подорвала веру в Эгу, от которой постепенно все отвернулись. На смену ей пришли самые различные верования – культ Кеидры, уже упоминавшиеся каршарии и, естественно, "ищущие истину".
Церковь "ищущих" основал мудрец Шаранна, бывший раньше жрецом Эга. Шаранна – Великий Учитель – можно сказать, реформировал старую религию, взяв от неё все самое лучшее и доброе и, к тому же, все значительно упростив. Вообще-то, трудно назвать братство "ищущих" церковью – скорее это свободное объединение близких по вере людей; в братство мог вступить любой, так же, как и выйти; каких-либо уставов, правил не существовало. Благодаря этому до сих пор повсеместно распространенно мнение о том, что "ищущие" – просто группа бродяг, предающихся разврату и не гнушающихся воровством.
Так же, как и в Эге, "ищущие" полагали, что земной круг окружен невидимой оболочкой, заполненной душами – Всевидящими, за которыми все тот же Хаос. Великий Учитель сравнивал землю с камнем, который, подвергаясь воздействию губительных сил природы, сохраняет свою форму, и, следовательно, свой внутренний мир, так же, как материнская порода сохраняет внутри себя алмаз. Это называлось Путем Камня – фундаментальное понятие в религии "ищущих".
Всевидящие – это, грубо говоря, сила, существующая не только в пространстве вокруг земного круга, носящего название Вселенной Душ, но и на самой земле. Эта сила везде – в воздухе, в огне, в воде, в почве, в растениях, в каждом живом существе. Познать силу, скрытую в природе и суметь ей воспользоваться – это и есть отыскать истину.
Зло у "ищущих" – Хаос – нечто непознаваемое, враждебное всему живому. Хаос окружает Вселенную Душ и бьется об неё, как штормовой ветер о скалы. Тот, кто пользуется силой Хаоса, приносит забвение, сеет разруху и смерть. И об этом пойдёт речь ниже.
С течением времени "ищущие" разделились на несколько школ: спиритуалистов, мистиков, агностиков и многих других. Каждая школа преследовала собственные цели, к философии Великого Учителя прибавлялись новые измышления, и сама церковь потихоньку обросла церемониями, традициями, суевериями, правилами. "Верите ли вы, что если люди в одночасье перестанут трижды стучать по дереву, прогоняя сглаз, мир рухнет?" – иронично вопрошал какой-то поэт и эти его слова тут как раз к месту. Короче, в многообразии распространившейся по всему миру церкви Спящего Создателя (как они сами себя называли) трудно было разобраться.
Конечно, тяжело найти более мирную и человечную религию. Но не всё так гладко. Некоторые конфессии соперничали друг с другом и даже открыто враждовали. Например, мистиков почти все недолюбливали. Их тайным поклонником, как говорят, был Аптомах Старый, перенявший для своей Триединой церкви многие их положения. Среди народов ходили слухи о развращенности послушников церкви; жадность и мошенничество адептов, практикующих траволечением и знахарством, была общеизвестна.
Иноки, к которым пожаловал Хаук, называли себя эсхатами. Их главная цель – борьба с наступающим Хаосом, поиск путей для спасения человечества от грядущей Тьмы. И в том, что она грядет, эсхаты ни секунды не сомневались.
Хаука пригласили в чудесный акациевый сад за церковью. Послушники, наставник и их гость уселись за длинный стол, на котором были разложены фрукты, зелень, хлеб и вино.
– Райский уголок. Да, райский, – поставив локоть на стол, и опершись щекой об ладонь, сказал Хаук, вдыхая полной грудью воздух, наполненный гулом пчел и шмелей, летающих между деревьев, словно бы обсыпанных снежными хлопьями. По шелковистому травяному ковру были разбросаны одуванчики, ромашки и клевер; в конце сада имелся навес, накрывавший штабеля бревен – заготовки для дров на зиму. В голове Хаука непривычно шумело – пару стаканов крепленного вина, но с хорошим, выдержанным вкусом, он успел выпить.
– Вижу, ты устал с дороги, Странник, – сказал наставник.
– Нет, ничего подобного, я выспался. Я приехал ещё вчера.
– Где же ты остановился?
– В "Старом Дубе". Не очень хорошее место.
– Да, после смерти нашего друга Арама, "Старый Дуб" превратился в… притон для потерянных. – Наставник Петр говорил степенно, поглаживая при этом остроконечную бородку, как бы стараясь выглядеть значительней, чем он есть на самом деле.
Где-то вдали протяжно замычал бык. Следом раздались суматошные крики.
– Остановись у нас, – после некоторого молчания предложил наставник. – Мы рады таким гостям, как ты. Расскажешь нам о своих знаменитых странствиях. И все-таки, тебе стоит отдохнуть, – прибавил он, глядя, как Хаук зевает.
– Нет, нет… позже. Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине, наставник Петр.
– К твоим услугам… братья! Позвольте?
– Да, да, конечно, – ответили послушники, поднялись, пожали руку Хауку, похлопали его по плечу и неспешно удалились, тихо разговаривая и посмеиваясь.
– Что ты знаешь о "Ах Хшас Думе"? – понизив голос, спросил Хаук.
Петр остолбенел.
– О! Вот как? – произнес он, и пытаясь скрыть страх, посмотрел куда-то вверх. – Я слышал, что ты интересуешься некоторыми… таинственными вещами. Ты всегда был вольной птицей, но чтобы вот так…
– Скажу больше, – сказал Хаук. – Я провел год в Плаге.
Наставник нахмурился и затеребил бородку.
– Объяснись, – потребовал он.
Хаук как-то тоскливо посмотрел на пронзительно синее небо, будто прося у него поддержки.
– Года три назад я был в Хапишии, – начал он, – и там мне стал сниться старик. Сон неясный, прерывающийся каким-то зловещим образом: крепость на краю утеса, чернеющая на фоне свинцовых небес. От ворот крепости переброшен мост через пролив на другой скалистый берег.
– Павсем… – прошептал наставник.
– И так много ночей подряд: старик, древний, как само время, что-то говорящий мне – я, к сожалению, так и не расслышал, – и крепость. Только это не Павсем, наставник. Павсем огромен, и он южнее – этот славный в прошлом город весь в руинах. А крепость, что мне снилась, стоит севернее, и носит название Акрилла, но обитающие там неподалёку хайды, то есть морские разбойники, называют её Навьи Шхеры, – она находится рядом с древним имперским кладбищем. Акрилла – последнее пристанище Карла Кровавого, а сейчас центр чернокнижников, их главный Храм. Дурное место.
– И ты там был? – все так же хмурясь, спросил наставник. Однако в голосе его прозвучало любопытство.
– Не совсем. Но, позволь, я продолжу свой рассказ. В Бажане я пробыл недолго, всего около двух месяцев. Как только стихли последние песчаные бури, частые весной, я пересёк Великую Пустыню с одним из караванов, везущих плиты соли в Двахир. Достигнув Двахира – не без приключений, скажу я тебе, – я остановился в Дабе. Даб – грязноватый и весьма скучный городишко, и ему, по моему мнению, совсем не место в Красной долине. Красная долина… вот место, где стоит побывать, если хочешь узнать, для чего нам дана жизнь.
– Не отвлекайся, пожалуйста. – Беспокойные глаза наставника открыто выражали заинтересованность, хотя было заметно, что он не совсем понимает, о чем идет речь.
– В Дабе ко мне привязалась девочка по имени Тамара. Она подумала, что я знахарь, и попросила вылечить её мать от лихорадки. Но я ничего не смыслю во врачевании, и поэтому отказал ей. Она так горько плакала, что сердце мое не выдержало. Я нанял на свои деньги местного лекаря, но все было тщетно. Женщина умерла.
Хаук умолк, отягощенный воспоминаниями. Наставник Петр тем временем нервно заерзал на скамье. Если он чего-то не понимал и боялся, то постоянно шевелился: теребил одежду, вертелся на месте, поглаживал многострадальную бороду… Будучи человеком по своей природе мелочным и недалеким, из-за своей благообразной наружности наставник эсхатов производил прямо противоположное впечатление.
– Продолжай же, брат.
– Да, конечно. – Хаук выпрямился, протер глаза. – Я не знал, что с ней делать. В моих планах было посещение страны шухенов. Мне очень хотелось своими глазами увидеть легендарное озеро Кадих, посетить руины Куджиса, города нисифов, где, как рассказывают, до сих пор стоят развалины фермы, в которой томился в рабстве Бакуин. И я решил её взять с собой. Тамара была так убита горем, и едва ли замечала, что происходит вокруг.
На третий день пути мы остановились на ночлег в заброшенной мельнице, стоявшей на берегу сильно обмелевшей реки. Мы оба устали с дороги, и, скудно поужинав черствым хлебом, заснули.
Среди ночи я проснулся от шума. Кто-то пришел к нам в гости. Я разжег факел и спустился вниз. У покосившейся двери я обнаружил странную парочку – двух человек – одного, небольшого роста, в темном грубом балахоне, с глубоким капюшоном, как раз в таком, какой носят мистики, и, по-видимому, молодого парня, вся голова коего была обмотана черной повязкой. Самое странное заключалось в том, что он прекрасно все… видел.
– Как так? – спросил наставник.
– Да вот так вот, – ответил Хаук. – Создавалось впечатление, что парню ничуть не мешала повязка. Итак, мистик откинул капюшон… и я увидел того самого старика, что мне снился в Бажане.
Хаук ненадолго замолчал, призадумавшись. Потом продолжил:
– Разговор наш был очень странный. Парень в повязке, которого старец назвал стражем, молчал и сидел в стороне. Старик, по имени Кабема, говорил мне непонятные вещи, полные неясных образов и недосказанных мыслей. Я внимательно его слушал, и, так же, как и ты сейчас, никак не мог понять, чего он от меня хочет. Я спросил его: "Вы мистик? Или жрец Каидада?" (Каидад – бог деханов). – "Нет, – ответил старик, – я не тот и не другой. Я не принадлежу земле. Здесь только моя бренная оболочка. Разум мой в ином месте". – "Извините меня, почтенный, – сказал я. – Можете вы сказать, что от меня хотите? Ибо я уже устал и хочу спать". – "Ты поймешь, Хаук, – продолжал наводить туман Кабема. – Твой путь лежит далеко. Иди же, и вспомни, кто ты. Кто ты?" – "Кто?" – глупо переспросил я. – "Ты – ищущий истину, – ответил он. – Так иди же и найди её. Твои сны будут вести тебя". Старик посмотрел наверх, туда, где все это время спала Тамара. – "Её я заберу с собой. – (Странно, ведь я не говорил ему, что со мной ещё кто-то есть). – О ней не беспокойся, Хаук, – добавил он, пристально посмотрев на меня. – Выполни свое предназначение". Утром мы расстались. Они увели с собой девочку, которой было все равно, куда идти и с кем. Я же отправился поначалу в Кадихстан. Поначалу…
Снова небо заволокло разбухшими, как хлебный мякиш в воде, облаками. Солнечные лучи ярко осветили их пузырящиеся края. Как будто ветер гнал по небу горы – так завораживал вид громоздящихся друг на друга дождевых туч.
– Я все-таки не понимаю, причем здесь "Ах Хшас Дум"? – спросил наставник. Вид у него был испуганный.
– Еще немного, и ты поймешь, – успокоил его Хаук. – В общем, я повернул назад и пошел в порт Хадия. Сев на корабль, я приплыл вскоре на остров Плаг. Там я жил среди хайдов, играя роль барда. Пел песни, увеселял местных, добрых, в общем-то, людей, несмотря на их разбойничий промысел. Сны, кстати, мне больше не снились, но, несмотря на это, я постепенно пришел к пониманию того, чего от меня требовал старик.
Местный народ, в основном тремахи, многое мне поведали о чернокнижниках, о самом Карле, о древнем зле, разбуженном последним императором – хайды говорили, что слышали это от самих чернокнижников, приходивших в их села за припасами. Я относился к их рассказам как к страшным сказкам, и захотел сам сходить к колдунам, в Навьи Шхеры, в гости, если можно так сказать. Услышав о моем намерении, все мои друзья, как один, стали меня отговаривать. И я им поддался. Зато я посетил Руту, Имперскую Библиотеку, вернее то, что от неё осталось. Вот там и пришло ко мне озарение.
В Руте я прочел несколько книг. И во всех находил подтверждение тем страшным сказкам, что мне рассказывали. Я увлекся; покинул Плаг. В дальнейшем, в течение полутора-двух лет я странствовал, изучая все, что связано с драганеями и с их магами – "Черными Душами". Поэтому я здесь, и поэтому я задаю свой вопрос. Кто, как не эсхаты, может мне ответить?
– Так. – Наставник подбоченился и придал себе глубокомысленный вид. – Картина, так сказать, немного прояснилась. "Ах Хшас Дум"… Ведь эта книга находится в той крепости, как её…
– Навьи Шхеры, наставник.
– Ага, точно. Она, должно быть, там, а как же иначе?
– Ошибаетесь, наставник, – вежливо возразил Хаук. – У чернокнижников есть "Хаос Каарги" – свод заклинаний. "Ах Хшас Дум", главная книга фидванов, считается утерянной. Вообще, эта она существовала в единственном экземпляре. В преданиях говорится, что Хасдум Древний, последний магистр касты Каарги, сжег её, увидев за окном разъяренную толпу, штурмовавшую его дворец. Но сжег ли? Вот в чем вопрос.
– Зачем она тебе?
– Чтобы понять природу тьмы, которая и впрямь надвигается на нас. Чтобы найти ту силу, что сокрушит её. Чтобы выжить и сохранить наш прекрасный мир.