Тысячеликий демон

Глава 24. Лорн

Ашант поднял Эллака на руки, перенес через ручей и положил на землю неподалёку от вражеского войска. Прикрыл ему глаза. Два кровавых ручейка продолжали вытекать из ноздрей.

Это не победа. Ашант даже не знал, как это назвать.

– Прими его душу к себе, Найяль, – прошептал он. – Прими, пожалуйста.

Затем он развернулся и зашагал прочь. Запрыгнул на коня, и еще раз – в последний – взглянул на поверженного им юношу.

Битва началась внезапно. Подобно убитому сыну Эллака, войско Талгата налетело стремительно: первые ряды армии Барха едва успели выставить копья. В мгновение ока небо огласилось сумасшедшими выкриками возбудившихся до предела людей, воплями умирающих, диким ржанием ошалевших лошадей. В образовавшейся сутолоке, в этом бурлящем смертоносном котле, многие совсем чуть-чуть задетые копьем, мечом, локтем, еще чем-либо, падали с коней и тут же затаптывались своими или чужими – все равно.

Ашант, еще не остыв от поединка, включился в сражение сразу же. Он свирепо вклинился в наседавшие ряды неприятеля, чей натиск был яростным, необузданным, как будто они не верили в победу и желали поскорее умереть. И они умирали, – умирали толпами, натыкаясь на длинные копья закованных в металлические латы всадников, составлявших основу гвардии Тумура, словно рыбы на гарпун.

Талгат остался сзади, его мечущийся по холмам силуэт был хорошо виден; Тумур же, как и все остальные Барховы военачальники, бился в первых рядах. Он сильно вспотел, размахивая широким венежским трофейным мечом; лицо усеяли тонкие расплывающиеся полосы брызжущей в него крови. И не смотря на жар битвы, Тумур не забывал об обязанностях командира – его громовой голос ревел, перекрывая жуткий лязг сталкивающихся мечей и копий:

– Мамат!!! Держись, твою мать! Правый фланг! Если побежишь, яйца отрежу! Держи фланг, сукин сын!!!

Но Мамат дрогнул, и медленно начинал откатываться назад, тогда как центр и левый фланг, ведомый Берюком и Кайгадырем, потихоньку опрокидывал талгатовцев, которые, как оказалось, были плохо обученными, случайными людьми.

Ашант бился слепо, исступленно, разя мечом направо и налево. Кровь взлетала, будто фонтан и дождем поливала воинов, заставляя их жмуриться, паниковать. Он ничего не слышал и почти ничего не видел – глаза заливала чужая кровь, а может и своя – он не знал. Он чувствовал лишь, как его палаш мягко рассекает плоть, либо с визгом проносится по латам, натыкается и на мгновение застревает в деревянных щитах. Каким-то чудом вражеские удары проносились мимо, ибо он практически не защищался, не сторонился смерти, машинально прикрываясь лишь небольшим круглым щитом. Эдаар угрожающе ржал, вскакивал на дыбы, топтал копытами упавших всадников, перепрыгивал через бьющихся в агонии лошадей. Верный конь словно слился с хозяином в одно целое, служащее только одному – без конца убивать, убивать, убивать.

Наконец Ашант услышал голос Тумура, прокричавшему ему в ухо:

– Скачи назад, Ашант, в резерв. Возьми сзади пару – тройку сотен лучников, всех, кто там есть и обходи правый фланг. Мамат убит, его воины готовы удариться в панику, – чую, там действуют люди этого чертового Эллака. Давай, Ашант, я надеюсь на тебя.

Ашант не сразу понял, что ему сказал Тумур. Оглянувшись вокруг с безумным видом, он понял, что окружен своими, что неприятель вовсе не так страшен, как им думалось, что трус Талгат наверняка уже бежал, так как с самого начала не верил в победу, не верил потому что был брошен всеми своими союзниками, недовольными вызывающим поведением выскочки Эллака-младшего и полностью попавшего под его влияние Талгата.

Если бы не клан Эллака, жалом вонзившегося в правый бок, битва была бы практически выиграна. Тумур не мог повернуться и ударить по ним – впереди стояли не сломленные до конца воины Талгата – отборная часть дружины мятежника. Им не нужен был вождь. Выращенным на войне, впитавшим вкус крови сызмальства, кочевникам не нужен никто, – только битва, экстаз смерти, блеск разрывающейся плоти, вываливающихся внутренностей, ломаемых костей, вылетающих зубов…

Тумур повторил приказ, и, убедившись, что его слова, наконец, дошли до сознания друга, тут же ускакал. Ашант развернулся, и помчался назад. Проходя сквозь строй легких всадников, стоявших чуть позади в резерве, он не проронил ни слова, – воины и так всё поняли, спешно поворачиваясь вслед за ним.

И когда он, во главе четырех сотен лучников, мечников, копьеносцев, с превеликим воодушевлением примкнувшим к нему, мчался на запад, вдоль кружащихся в беспорядке задних рядов, стремясь окружить несгибаемый клан, на поле битвы внезапно налетела позабытая всеми песчаная буря.

Она обрушилась стеной, дезориентировав обе армии, на какое-то время застывших в недоумении. Отряд Ашанта также остановился; люди закрывались от больно бьющего в лицо песка, пытаясь понять, где они и что им делать дальше. Но первый, самый густой шквал пролетел, а за ним пришла вихрящаяся масса пыли, в которой постепенно проступила знакомая картина хаоса битвы.

Не медля больше не секунды, Ашант зычно крикнул что-то нечленораздельное, и ринулся вперед, увлекая за собой остальных. Через несколько минут бешеной скачки в мутном мареве бури, глотая вместе с по?том треклятый песок, скрипевший на зубах, Ашант ударил в бок неприятелю, предварительно осыпав его градом стрел.

Закипел бой. Воины клана Эллака (если это действительно были они), сначала растерялись, попятились, но потом сомкнули строй – в ход пошли мечи. Ашант рвался вперед, намереваясь прорваться сквозь строй, ибо видел, что линия врага тонка – максимум в два ряда. За ними мелькало бегущее, уже бегущее войско Талгата.

И вот правый фланг пробит. Армия Талгата окончательно смешалась, но на поле битвы находилось еще немало смельчаков, готовых биться до смерти. Ашант теперь просто убивал пребывавших в смятении талгатовцев – пеших, раненных, конников и лошадей, волочивших за собой запутавшиеся в стременах трупы.

Послышался странный противный низкий звук и кто-то рядом радостно воскликнул: "Повелитель! Повелитель здесь! Он успел!" Звук прозвучал еще раз, и тогда Ашант вспомнил – то был боевой рожок болотников Яруна.

Воин остановился, вытер окровавленное, вспотевшее, запыленное лицо ладонью. Вздохнул. Согнулся и приник к шее Эдаара.

Он дико устал.

Буря продолжала кружиться в долине безымянного ручья, словно танцовщица. И в ней парила черная точка. Ашант похолодел.

То был ворон.

Кто-то – во вздыбившейся пыли, покрывшей желтоватой мутью небо, Ашант различил лишь темный силуэт, – разрезал подпругу и тотчас воин почувствовал, что падает вместе с седлом. Падение в бою – всё равно, что нож в спину. Помня об этом, Ашант приземлился на ноги и сразу же рассёк воздух палашом. Пустота.

Пыль оседает. Медленно, словно нехотя.

Тишина.

Только сейчас он понял, что не слышит шума битвы. Вокруг – тишина, и слепое солнце, похожее на кусок масла, тающий на жаровне. Ашант растерялся, даже запаниковал. Он попятился, пытаясь разглядеть что-нибудь в вихре песка. Наткнувшись на что-то, воин поднял голову и увидел всадника, застывшего, точно камень; рука с копьем замерла на взмахе; на напряженном лице повисли, словно капли древесной смолы, ручейки пота. Напротив него еще одно изваяние – щит исщерблен, шлем помят, зазубренный меч выпадает из окровавленной руки; он ведь еще юноша, и он напуган и истощен, – сквозь кольчугу на груди выступила кровь, перекошенный рот выбросил густые, как молоко, слюни.

Тишина. Нескончаемо долгая, плотная, как вата.

Тысячи воинов, как памятные ему Драгнийские скалы, стояли, в самых немыслимых позах, а позади них сияло яркое зарево. Оно привлекло внимание воина короткими быстрыми всполохами, осветившими окаменевшее воинство в неистовый кроваво-красный цвет, затем зарево внезапно погасло, заронив в душе Ашанта смутное и необычное чувство тревоги.

Снова тишина, нарушаемая лишь еле слышными шагами. Кто-то двигался навстречу. Ашант услышал скрип сочленений – это был воин, закованный в доспехи. Но он шел медленно, будто любуясь необычным видом смерти, ярости и страданий.

И вот гость оказался в пределах видимости. Только взглянув на него, Ашант понял, что перед ним не человек. Странный воин был одет в серые матовые доспехи; наручи, наплечники, металлические перчатки, поножи ощетинились многочисленными шипами, концы которых были вымазаны чем-то, сильно смахивающим на засохшую кровь. Лицо скрывал шлем, представлявший из себя отлитую из железа сильно вытянутую волчью морду.

– Кто ты? – напрягшись, спросил Ашант.

Человек снял шлем – молодое, ничем не примечательное лицо, глаза неясного цвета. Затем его облик мгновенно, неуловимо изменился, приобретя болезненно-красный оттенок, рот вытянулся в жесткой ухмылке, черты заострились, лоб прорезали глубокие морщины.

– Демон… – прошептал кочевник, став в боевую стойку. – Я так и знал.

– Угадал, – улыбнулся человек, не переставая менять лица. Сейчас он был стариком, с пожелтевшей кожей и грустными глазами. – Так вы – люди – меня величаете.

– Прекрати, – потребовал Ашант, отворачиваясь. – У меня уже рябит в глазах.

– Хорошо, – послушно отозвался демон и вернул свой первоначальный облик молодого парня.

– Как тебя зовут?

– Лорн.

– Чего тебе надо?

– Поговорить с тобой. Только и всего. – Лорн в упор смотрел на Ашанта, и кочевник никак не мог понять, что он видит в его глазах – любопытство, или тщательно замаскированное беспокойство?

– Если ты демон, – произнес воин, только для того, чтобы что-нибудь сказать, – покажи своё истинный облик.

Демон, казалось, озадачился.

– Я думаю, – протянул он, – не стоит.

– Ты так страшен?

Лорн рассмеялся, как будто Ашант только что сказал глупость.

– В общем, – сказал он, подумав, – ты, я вижу, не против побеседовать со мной? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Тогда, может быть, найдём место поспокойней? Здесь так пыльно, так воняет… и присесть негде. Как ты думаешь? Прошу ко мне в гости!

– Изыди, нечисть! – крикнул Ашант, но тут же понял, что совершенно зря – слишком уж наивно это прозвучало. Однако он не дал себе времени на раздумье и выпалил: – В друзья меня записал? Оставь меня в покое!

– Поверь мне, Алексей. – Лорн приблизился к нему настолько, что уперся грудью в остриё меча. – Я долго готовился к этой встрече, я долго искал возможности с тобой встретиться. И поэтому я проявлю настойчивость. Будь моим гостем – я обещаю, что наш разговор будет происходить в приятной тихой обстановке. А за них, – добавил демон, обведя рукой статуи воинов, – не беспокойся. Талгат умрет. И Барх победит. И ты вернешься к ним.

– Живым или мертвым?

– Алексей, друг мой смертный! Как раз сейчас ты, хоть и жив, но мертв. И от тебя зависит, каким ты будешь. Я очень хотел бы, чтобы ты был живым и… живым.

Лорн элегантно скинул с руки металлическую перчатку, щелкнул пальцем и…

Они оказались на зеркально ровной площадке, скосившей вершину одинокой базальтовой горы с совершенно отвесными, столбчатыми склонами. С одной из сторон к вершине подходила колоссальных размеров, прямая, как стрела, узкая лестница, выстроенная на груде окаменевших и сросшихся человеческих костей. Эта жуткая насыпь рассыпалась вокруг горы, обхватив ее со всех сторон, подобно рабу, пытающемуся приподнять валун. Гора находилась в центре необычайно большого города, границы которого терялись на горизонте, – города, насколько мог понять Ашант, мертвого и заброшенного.

Несчетное количество однообразных каменных руин, желтевших на фоне мертвенно туманного заката.

В центре площадки находился высокий каменный трон – простой пьедестал с ровными незамысловатыми линиями, словно бы выраставший из кучи черепов, в беспорядке валявшихся по всей площадке.

Ашант был потрясен и испуган.

– Согласен, – сказал Лорн, словно прочитав его мысли. – Вряд ли можно назвать это место приятным и тихим.

Ашант всматривался в улицы города и с изумлением замечал там двигающиеся точки, – тысячи и тысячи теней, направлявшихся, как ему показалось, к горе.

– Но. – Лорн, как и Ашант поглядел вниз и презрительно фыркнул. – Но нам предстоит серьёзный разговор. И в этом смысле место имеет значение. Не так ли?

Ашант промолчал.

– Будешь молчать? – ехидно спросил Лорн.

– Откуда ты знаешь, кто выиграет битву? – мрачно поинтересовался Ашант. – Тебе ведомо будущее?

– Не совсем. Но мне ведомо прошлое и настоящее. А тот, кто в совершенстве знает историю мироздания, может заглянуть и в будущее.

Ашант устало сел на пол, повесил голову.

– Притомился? – спросил Лорн. – Понимаю. Но удовлетворю твою любознательность. Безусловно, зверства Барха, особенно в Пурханчи, прославили его. И ваны – Шонкар, Шагун и другие – задумались, а стоит ли гневить такого кагана? Сомнения их укреплялись по мере возрастания… нехороших слухов, касающихся любовных отношений Талгата и Эллака-младшего.

Ашант, вытирая рукавом лицо, замер и посмотрел на Лорна снизу вверх.

– Да-да. Именно так.

– Без тебя тут, конечно, не обошлось, – сухо бросил воин.

– Ха-ха! Я много в чем преуспел, но тут я не причем. Тут в них взыграли их, эмм… физиологические наклонности. Итак, картина тебе ясна. Добавлю также, что и ваш молодой повелитель тоже не сидел на месте. Он выслал вслед за Алпаком и Кадыром соглядатаев, в обязанности которых вменялось следить за переговорщиками. Алпак не подвел, и проявил себя хорошо, в пользу своему новому владыке. А вот Кадыр предал Барха, он тут же переметнулся к Талгату. Это соглядатаи убили Кадыра и двух его слуг. Хитёр, не правда ли?

– Хитёр…

– Ну что ж, теперь о нас?

– Если я твой гость, – проговорил Ашант, задумчиво глядя на заходящее (или восходящее?) солнце, – то накорми меня, напои. Наколдуй более приятную обстановку. Или место имеет значение?

– Законы гостеприимства! – воскликнул Лорн. – Ты прав, Алексей, ты прав. Что ж это я? Но, – тут демон подошел к воину и (любознательно?) взглянул на него, – ты видел мой теперешний дом. Здесь я живу, или, вернее, существую. Хм… вынужденно существую. Здесь мои слуги. – Лорн величаво обвел рукой лежащий у подножия горы город. – И мы вернёмся сюда. После. Готов?

Лорн взял Ашанта за руку, рывком поставил его на ноги, и, увлекая пришедшего в ужас воина за собой, прыгнул с горы вниз.

У него захватило дух. Мертвый город стремительно понесся навстречу.

И снова знакомые образы: мать, тихо поющая ему грустную песню; пустынная дорога, и сидящий на обочине ребенок, отощавший и несчастный; разрушенный город, подземелье. Чьи-то добрые глаза блестят в темноте.

Потом Ашант увидел стену, выбеленную стену, к которой прислонился. Ему было плохо, тошнота подкатывала к горлу, пустой желудок, казалось, скрутился в тугой узел.

На плечо опустилась рука.

– Приходи в себя поскорее, Алексей, – прозвучал незнакомый голос. – Нас ждёт приятный, во всех отношениях, ужин.

Ашант обернулся и увидел высокого немолодого мужчину. Горделивая осанка, белая кожа, тщательно выбритое лицо, редеющие умасленные черные волосы говорили о благородном происхождении.

– Опять ты за свои фокусы, – кисло ухмыльнулся воин, разглядывая забавный, по его мнению, наряд демона. – Ты похож на женщину.

Лорн широко улыбнулся.

– А ты?

Воин, все еще опираясь о стену, окинул себя взглядом. И тут же ощутил стыд, смешанный с неудержимым стремлением рассмеяться.

– Вот что значит дика… то есть кочевники, – сказал Лорн, оценивающе осмотрев Ашанта. – Пурпурная туника, кожаный пояс, плащ, сандалии – ты выглядишь как воин. Как очень искусный, знаменитый воин. Шрамы на твоих руках и ногах, поломанный нос, плюс наряд – здесь все поймут, что ты воин. А воины всюду уважаемы. Но, пройдем? Тут недалеко имеется хорошая таверна: горячие закуски, вино с пряностями! Прошу.

– Куда ты меня привел? – спросил Ашант, с интересом разглядывая город, в котором они очутились: красивый, белокаменный, многолюдный. Дивные здания, с резными колоннадами, украшавшими фасады; величественные статуи, замысловатые фонтаны, арки, акведуки… И такое же тяжелое, неживое небо, висевшее над городом, точно проклятие.

Местные жители, ничем не отличавшиеся от них внешностью, совсем не обращали на них внимания, проходили мимо с неизменно озабоченным и нахмуренным видом.

До воина постепенно стало доходить: ведь это тот же мертвый город. Они никуда не ушли, никуда не делись. Они всё в том же городе – вон гора, на которой стоит какое-то пышное здание, и к ней ведет мраморная лестница, лежащая, к счастью, не на костях, а на колоссальной насыпи из камней.

Разрушенный белокаменный город. Мысль эта как громом поразила Ашанта. Вот оно – одно из таинственных видений. Этот город давным-давно погиб. Погиб, похоронив своё божество и всех своих обитателей.

Лорн заметил замешательство спутника, и мягко подтолкнул его.

– Входи.

Узкая улочка, куда они незаметно пришли, сплошь состояла из забегаловок. Недолго думая, Лорн вошел в ближайшую. Внутри было жарко – на огромной каменной плите, вокруг которого крутился потный хозяин и два мальчика, дымилось множество сосудов и сковородок, источавших весьма и весьма соблазнительные запахи. В зале сидело несколько человек. Их обслуживали обнаженные – в одних лишь набедренных повязках – девушки.

Когда подали еду – жареную баранину, горячий хлеб, вино – Ашант понял, насколько он проголодался. Утолив голод, воин выпил вина и расслабился. Лорн всё это время медленно потягивал только обильно сдобренное специями вино и пристально смотрел на него.

– Почему они голые? – спросил Ашант, кивнув на служанок.

– Это рабыни, они не имеют права носить одежду.

– Где мы?

– В Фире.

– Раз ты притащил меня сюда, – раздраженно произнес Ашант, – будь добр, рассказывай, не заставляй вытягивать из тебя слова. Что это за место и что с ним случилось? Зачем я тебе, и, кстати, кто ты такой? Начинай. Но сначала, верни свой первоначальный облик. Мне как-то привычней.

– Не могу, – ответил Лорн. – Дело в том, что то лицо принадлежит лугалю, то есть, хану Хоггоша Диитахету Сияющему.

– Ничего не понял.

– Неудивительно. Хоггоша – напрочь забытое название драганейского царства, Диитахет – последний правитель его. В переводе на треарийский язык, Диитахет Сияющий звучит как: Дийта Лорн. Иначе говоря, мы находимся в прошлом, во времена его правления. Сам понимаешь, хоть вокруг всё иллюзия, но они нас видят и…

– Понимаю. Ты – Сияющий. А Сияющий не может сидеть в какой-то харчевне и пить вино с подозрительного вида бродягой. Сияющему более пристало лежать на подушках в обнимку с наложницами и все такое.

– О! Не такие, оказывается, адраги и дикари.

– Но тебе нравится облик Сияющего, – подметил воин.

– Это долгая история.

– Любовник?

– Ты на редкость проницателен, – недовольно проговорил Лорн.

– Как изрекал мой наставник и учитель Сейду – когда разговариваешь с врагом, следи за его глазами. И если ты будешь достаточно внимателен, продолжал учитель, глаза выдадут тебе все его тайны.

– Интересно, интересно. И что за тайны ты узнал?

– Первое: ты разглядываешь меня с жадностью, словно девственницу. Мужиков любишь? Сочувствую. Второе: ты боишься. Чего? Говори напрямик, демон.

– Хорошо. Скажу напрямик. Я предлагаю тебе власть и могущество. Стань моим слугой, и тебе дарована будет слава и почет. Ты слышишь, смертный? Я – Тысячеликий – говорю тебе: преклонись. Я стану твоим знаменем, и вместе мы…

– Покорим мир?

Лорн, распалился не на шутку, но после того, как Ашант перебил его, внезапно замолчал. Немного погодя, он неуверенно продолжил:

– Не совсем. Если б было так всё просто. Ты отмечен, Алексей. Вот почему я разговариваю именно с тобой. – Тут Лорн наклонился вперед и, понизив голос, произнес: – Отмечен мной.

Ашант сразу помрачнел.

– Так это ты подарил мне боль?

– Чего? Ах, это… Нет-нет, боль не моя. Это дар, хм, Всевидящих. Таким образом они хотели защитить тебя от меня. Они думали, что боль поможет тебе слиться со Создателем. Мне стоило большого труда порвать эту нить. Нет, в тебе есть тот огонь, что я вложил в тебя. Он крайне мал, и ты его не замечаешь, но он есть. Мы вместе можем стать огромной силой, Алексей.

– Мне интересно, что ты говоришь, – сказал Ашант, вспомнив события на Огненной горе десятилетней давности, – но ты увиливаешь. Есть что-то, или кто-то, кто мешает тебе. И ты намерен, усилив во мне твой огонь, бросить меня против него.

– О да! – воскликнул Лорн, вскочив с места. Ашант подметил, что никто из окружающих как будто и не заметил их. – Именно! Твой заклятый враг – Барх. Ты даже не представляешь себе, что за сила стоит за ним, что за сила овладела им. Да что там говорить, он сам еще не конца осознаёт, что в него вселилось! Пока не поздно, надо действовать!

Лорн распростер над воином руку и прошипел:

– Встань!

Ашант повиновался. Оглянулся – каким-то немыслимым образом они снова перенеслись на гору. Неподалёку возвышался зловещий трон, и разбитые черепа у его подножья щерили переломанные зубы.

– Сядь, – не опуская руки, скомандовал Лорн. – Сядь на трон!

Ашант не мог сопротивляться и неловко уселся на него, едва не упав на рассыпающихся костях. Трон был настолько ледяным, что воин вздрогнул. Демон, уже в доспехах, в волчьем шлеме, трясся от напряжения.

– А теперь ты будешь спать, – тихо сказал он. – Ты будешь спать, и видеть то, что нужно. Ты всё узнаешь. А когда проснешься, дашь мне ответ. Спи!

Сначала он слышал только голоса, звучавшие в абсолютной тьме. Слова выплывали из мрака многоголосой вереницей бессвязных образов. Но постепенно мгла рассеялась. Слова обрели смысл.

Ашант понял, что стоит в длинном коридоре – впереди маячил исчезающе крошечный огонек. Глухой голос нараспев вещал нечто вроде молитвы. Воин пошел на свет и спустя несколько томительно долгих минут пришел в маленькую каморку, где за столом сидел древний старец, читавший при свете свечи толстенную книгу.

Едва Ашант вступил в комнатушку, чтец предостерегающе поднял палец, призывая к вниманию, затем указал на табурет в углу и, как ни в чем не бывало, продолжил чтение.

Их было много. Они шли по пустыне, по свидетельству Шии Речистого, долгие годы. Черные, безмолвные, торжественные. Длинные вереницы их, похожие на похоронную процессию, внушали ужас всем, кто встречался им на пути.

И когда они вступили в Хог, к ним вышел Байли Храбрый, правитель. Но не успел он вымолвить хоть слово, как таинственные странники пали пред ним ниц. И самый старый из них сказал: "Вижу царя народов, владыку гор и степей. Признаем твою власть. Повелевай!"

Но Байли Храбрый, победитель народов, основатель могущественного царства Хоггоша, не поверил чужестранцам, и, по обыкновению своему, приказал подвергнуть их испытанию истиной, суть пыткой огнем.

Только услышав это, глаза предводителя Черных Душ (так их окрестил народ) сверкнули и от стражников, ринувшихся исполнять приказ царя, остался лишь пепел.

Теперь пришел черед Байли Храброго, Байли Непобедимого, прославленного, повалиться пред магами на колени. Глухим покорным голосом, он произнес: "Приказывайте. Я ваш".

Ашант плохо слышал старца. Он преисполнился горькими мыслями.

"Млада, – прошептал он, – понимаю, ты хочешь спасти меня. Я слышу твой голос, слышу. Или мне кажется? Я угодил в ловушку. Не понял твоего предостережения, но, даже если б и понял, у меня не было выбора, не было, понимаешь? Что мне делать теперь? Выберусь ли? Нет? Что это я? Хватит. Хватит! Млада! Я не предам тебя. Не предам".

Воин встал, и, кинув на старца прощальный взгляд, пошел назад. Однако чем дальше он шел, тем хуже он себя чувствовал. Голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Он ступил шаг, еще.

И упал.

Ашант видел голубое небо. Самую малость. Полевая трава щекотала шею, щёки, рядом деловито жужжал грузный шмель. Темные дубравы, черневшие вдали, шумели, и оттуда доносились звонкое переливчатое пение птиц.

Он видел голубое небо.

Самую малость.

Старец деликатно кашлянул, укоризненно посмотрел на Ашанта и продолжил чтение.

Фидваны – так они себя называли. Никто не знал, откуда они взялись, не знает и теперь. Домыслы, теории и прочее, в изобилии имеющиеся сегодня – не в счет. Фидваны пожгли и разрушили древние святилища Хога, и возвели на их месте новые храмы. Их бог – жуткий Хшас – внушал ужас и благоговение. Каждую неделю ему приносились человеческие жертвы. Каждый месяц проводились прилюдные торжественные служения, во время которых маги демонстрировали свои чудодейственные способности. Создать из грязи прекрасную деву, из воды – вино, напустить дождь, либо засуху, – всё подвластно было им.

Но никому не приносило это радости, ибо магия фидванов, их вера – суть зло и служение разрушению, торжество страсти над разумом, хаоса над порядком.

Ибо Хшас означает Хаос, и знак их – Черный Ворон – есть сам бог Хаос.

А царь хогошев – не более чем слуга злобных магов – собрал великое войско, состоящее их двадцати народов, уже бывших покоренными, и отправился на север, в дремучую страну, лежащую за полосой великого леса, в страну Сош. И войско вели боевые маги фидванов.

Войско прошло по берегу Великого моря, везде сея смерть, и принося бедствия, горе, разруху. В одной уютной, живописной бухте хогоши заложили город, ставший впоследствии их столицей. И город тот назвали они Фиром, что значило – прохлада, ибо в бухте той было весьма холодно.

Пять лет шла война. И никто не устоял – все народы, населявшие необъятный, суровый Сош, были покорены. Все устрашились могущества магов-фидванов и их бесчеловечного, кошмарного божества, больше похожего на монстра.

Хогоши дошли до Сумеречных гор, что на крайнем севере. И была там преогромная пропасть. На том месте маги основали новый храм, а рядом – башню смерти, коя, по сути, являлась вратами в пропасть. И всех непокорных бросали в пропасть ту. За одну лишь ночь изуверы погребли в том страшном месте всех мужчин-горцев, населявших тот край.

И один лишь народ остался независим – нисифы. Доподлинно неизвестно почему. Шия Речистый считал, что нисифы были благословенны и защищены богом, ныне забытым. Шутха Мудрейший полагал, что Куджис втайне договорился с хогошами, и откупался дарами, что возможно так и было. Но Джампашипа в своих монументальных, но недостаточно распространенных трудах полностью развеял миф о независимости нисифян и их якобы неуязвимости к магии…

В те древние времена нисифское царство являлось центром наук. И большинство сведений о цивилизации драганеев, как стали звать хогошей позднее, почерпнуты из нисифских источников. Поэтому неудивительно, что летописцы немножко приукрашивали истинные события тех лет…

– Я устал, – не выдержал Ашант. – Пожалуйста, не читай больше. Пощади.

Но старец, казалось, не замечал. Он читал, читал, как заговоренный, как заколдованный, пригвожденный. Ашант подумал, что он, верно, проклят, что место это – нечто наподобие подземелья злых духов, где жертвы постоянно испытывают страдания. Страдания плоти. Страдания духа. Страдания разума.

Ашант содрогнулся. Он представил, каково это – вечно читать одну и ту же книгу.

И ему показалось, что он тоже проклят на веки веков, и он будет слушать эту вечную, нескончаемую книгу и образы далекого-далекого прошлого овладеют им, и бросят к ногам…

Тысячеликого.

Все в природе устроено гармонично. Ничто не мешает ничему. Реки, что затопляют луга; камни, падающие с гор и уничтожающие посевы; хищные звери, пожирающие свои жертвы; трава, что вырастает весной и сохнет осенью, – все это есть равновесие, незыблемый, неукоснительный закон природы. Что возьмешь, то и отдашь. Так говорил Создатель. Тот самый Создатель, что однажды, на заре мира, уже изгнал за пределы земли ту тварь, что много позже, под видом проклятого людьми Хшаса вновь явилась в наш мир.

Хаосу чуждо всё земное. Живая плоть, тепло солнца, тепло наших сердец, наши чувства, наша жизнь опаляет его своим жаром. Хаос – бездумная, бесплотная сила, витающая по Вселенной; она жаждет уничтожить наш мир просто ради собственного успокоения. Для него мы – как бельмо в глазу, как зараза в груди. Хаос болен. И болеть будет до тех пор, пока не уничтожит на земле всё живое.

Приручить эту силу невозможно. Поэтому магия фидванов принесла смятение в мир. Маги были глупцами, ибо не понимали этого, не понимали, что были лишь орудием в руках Хаоса.

Неполных сто лет процветала, если можно так выразиться, цивилизация хогошей. Сто лет правители Хога нежились в роскоши, жрецы Хшаса жирели и сходили с ума от вседозволенности.

И наступил Век Пса. Хаос вышел из повиновения. Всё больше появлялось чудовищ, и первыми из них была большая стая огромных псов, нигде до тех пор виданных. Глаза у них горели огнём. Они напали на небольшое поселение, рядом с Великим лесом, где загрызли почти всех жителей. И этот прискорбный случай дал название тем трагическим временам.

Один за одним на землю обрушивались стихийные бедствия: пожары, наводнения, землетрясения, цунами, засуха. Люди умирали от голода, холода, небывалой жары, от расплодившихся в изобилии свирепых монстров, от охвативших мир бесчисленных кровавых войн.

В течение буквально нескольких лет мир оказался на краю гибели.

И не существовала уже Хоггоша, та империя, покорившая все племена на земле, сгинула в пламени войн. И исчезли фидваны – не устояла их мощь пред яростью толпы. Но по-прежнему стоял Фир, окруженный высоченными неприступными стенами, за которыми скрывался последний магический орден фидванов – каста Каарги.

Фир был закрытым городом, всецело подчиненным касте. Ходит много слухов, один страшнее другого, о том, что делали там адепты нового культа. Но точно известно одно: большое количество авторитетнейших источников считают, что вся деятельность касты, а также история их предшественников – жрецов Хшаса – представлена в двух книгах. В двух, без сомнения, самых значащих книгах в истории мира, ибо ни один труд впоследствии не будоражил столько умов и не приносил столько несчастий, как эти две.

Первая – это легендарная многотомная летопись, известная как "Ах Хшас Дум". Тут я ссылаюсь на Аргёндаля из Лирта, ученого, основателя ордена Черных Рыцарей, о которых пойдет речь ниже. Этот человек посвятил всю жизнь изучению истории фидванов и метафидванов, или кааргиров, и ему можно верить. Он утверждал что рукопись – пять томов – существовала на самом деле, хотя никто ее не видел. "Ах Хшас Дум", как видно из названия, посвящен Хаосу и его служителям и это всё, что можно о ней сказать. Название непереводимо. Вообще, слово Хшас явно выдуманное, и что оно означает в действительности – неизвестно.

Вторая книга, гораздо более распространенная (существовало, по меньшей мере, три экземпляра) называется "Хаос Каарги". В ней содержится прелюбопытнейшая история одного человека, имя которого не приводится, в какой-то мере объясняющая дальнейшие события.

Не вдаваясь в подробности, скажу (а ваш покорный слуга лично читал эту книгу, кою ошибочно переводят, как "Свод заклинаний"), что в книге описывается, как кааргеры, в целях противостояния разрушительной силе Хаоса, создали новое сверхъестественное существо. Материалом, если можно так выразиться, послужил тот самый безымянный человек. Его готовили с самого раннего детства, проводили над ним опыты, суть которых не разъясняется (что не может не радовать, иначе…), и результат превзошел все их ожидания.

В несчастном, погибающем мире, родился новый монстр – Тысячеликий.

На Ашанта последнее слово подействовало, как красная тряпка на быка. Он не слушал чтеца, потому что его голос раздражал. Его монотонное бормотанье выводило из терпения. Воин сидел, обхватив в отчаянии голову, чувствуя, как сердце сдавливает беспросветная тоска. Он находился в безвыходном положении. Он не мог больше здесь находиться, в этом проклятом Фире, он не желал служить…

– Тысячеликий, – словно смакуя, повторил чтец, воздев глаза кверху.

"Тысячеликий, – отдалось в где-то внутри Ашанта. – Ты слышишь? Не слушай его, слушай нас…"

Воин вскочил, и, набросившись на старца, вцепился ему в горло.

– Заткнись, – с ненавистью прорычал Ашант. – Заткнись, несчастный!

Старик вытаращил глаза, судорожно забился, и…

Рассыпался в прах. Вся комнатушка расплылась, затуманилась. Темные, углы, куда до этого момента не доходил свет свечи, побледнели, приобрели песочный свет.

Поднялся вихрь, Ашант упал, зажмурился и слепо пополз по зыбучим пескам. Впереди темнели какие-то фигуры. Крики. Стук.

Сердце Ашанта наполнилось радостью. "Это они, – подумал он. – Это они, мои братья, мои соплеменники. Братья. Наконец-то! Наконец-то…"

Он с трудом поднялся, и, шатаясь, побежал навстречу им. "Разыщу шамана, – думал он. – Хорошего. Попрошу изгнать злого духа. Обязательно. С меня хватит".

Ураган не ослабевал. Ашант не имел возможности разглядеть лица, но при этом ни секунды не сомневался: там они, родные…

Он закричал, замахал руками – кажется, никто не услышал. Воин подбежал уже совсем близко, но никто не обернулся, не обратил внимания на приближение человека – вещь немыслимая для чутких и осторожных кочевников.

Тогда он остановился и со страхом взглянул на себя. Всё как обычно: серый потрепанный бешмет; поверх него кольчуга; кожаные штаны, сапоги до колен. Никаких бабских тряпок, чтобы там ни говорил Тысячеликий.

Армия окружила своего повелителя, Барха. Люди восседали на конях, прямо на поле боя, меж павших воинов. Ашант подошел к ним. Улыбаясь во весь рот, хотел было похлопать ближайшего коня по крупу, поприветствовать всадника, но…

Его рука легко прошла сквозь тело коня.

Ашант, задрожав, отступил. Слёзы предательски потекли из глаз, слёзы отчаяния, злости. Но он не проронил ни слова, не выкрикнул ни одного проклятия. Единственно, он понял, что не встанет на сторону Тысячеликого. И не важно, какие цели преследует демон – воин не слушал чтеца; прочитанные им строки проплыли мимо; в памяти остались лишь отрывки, или то, что было невидимо, непостижимо нашептано ему… ей.

Он не пойдет в услужение демону. Демон, хоть и с чисто человеческими чертами характера, демон, познавший когда-то любовь, всё-таки оставался демоном, злом. А сейчас Ашант безоговорочно, слепо верил Младе и Найяль, и тому ветхому старику – кажется, его звали Кабема. Ведь он верил им всегда, с первой минуты! Внутри воина постоянно звучал их голос, крик, мольба… нет, он не присоединится к Тысячеликому, сколько бы снов он ему не насылал, что бы он ему не говорил, какими бы образами ни испытывал.

Никогда. Никогда. Никогда!

Ашант с мрачным и угнетенным видом шел сквозь тела его знакомых, ощущая лишь слабое покалывание. Не глядя, не мигая, шел вперед.

На берегу ручья, там, где пал Эллак-младший, на коленях стоял Талгат – руки связаны за спиной, левая щека болезненно подёргивалась, вид затравленный и покорный. Над ним царственно возвышался Барх с Сумраком в руках. Ашант подошел к ним, уверенный, что его никто не видит, уверенный, что он умер, и разрубленное тело его стынет где-то в общей куче, а всё происходящее с ним – не более чем видения смерти, преддверие вечного небытия.

Барх эффектно размахнулся и одним движением снес голову мятежнику. Но не это потрясло остолбеневшего Ашанта.

Барх явно заметил его – отрубленная голова еще летела, а каган уже обратил свой ледяной взор на пришельца. Он будто не узнал старого товарища и соратника – лицо исказила гримаса ярости, неприязни, отчуждения…

Страха.

Голова с плеском упала на каменистое мелководье, покатилась, подскакивая. Вода размывала сочащуюся из шеи кровь.

Вихрь внезапно прекратился. Люди, почуяв неладное, испуганно осмотрелись. Барх не отрываясь глядел на неподвижно стоявшего Ашанта, застывшего на месте, будто пригвожденного. Барх бледнел, кожа его приобретала песочный цвет. От меча, от головы Барха вдруг потянулись сотни терявшихся в сером небе тончайших черных нитей. Он, точно кукла, странно задергал плечами, руками и, не мигая, продолжал сверлить Ашанта взглядом.

И тогда Ашант всё понял. Всё прояснилось. Как будто внутри него зажгли свет и осветили неведомое. Он понял, кто такой Тысячеликий и кто такой Барх. Он знал, что случилось тогда, десять лет назад. Тот не услышанный им, не прочитанный отрывок из книги ясно предстал перед ним.

Кааргеры заявили, что Тысячеликий – существо, пьющее жизнь, словно воду, впитывавшее всё живое, всеобщность, всецелостность, что спасет мир от Часа Безмолвия, Часа Белой Тьмы. Тысячеликий, по их словам, душа мира, противоположность Хаосу, защитник. Вместе они – Хаос, и родившийся в плоти смертного одушевленный дух его не могут сосуществовать. Как не могут сосуществовать огонь и вода.

И действительно, столкнувшись со своим сыном, Хаос взревел, как смертельно раненый зверь. И рев этот потряс землю так, как никогда прежде. И исчез.

Тысячеликий спас мир.

– Тысячеликий спас мир, – самодовольно провозгласил Лорн. – О да, я – одушевленное начало. И, хоть убей, я не понимаю, почему я ненавидим? Почему я – зло? Ведь я спас мир от зла, так же, как когда-то, давным-давно, спас его Создатель. И чем же я отличаюсь от него? Почему я не отправился в спячку, подобно Создателю, а вместо этого был заточен в недрах Огненной Горы? Я пожирал людей? Да, пожирал, но не в буквальном смысле. Я пил их душу, а самих оставлял в блаженном, спасительном безумии. Потому что я хотел жить! Я не безмозглая тварь! Я был человеком, им и остался. Я – и ты знаешь об этом – могу любить, могу ненавидеть. Я требовал плату, но люди жадны, и не захотели платить. Они ополчились на меня, истребили всех моих жрецов, прокляли меня и предали забвению, оставив в качестве утешения клочок земли – руины Фира. Но и этого меня лишил Аргёндаль. Чертовски умен был, паскуда. Заточил меня в темнице. Ты знаешь, что он был последним магом на земле?

Ашант не ответил. Он лежал на холодном полу, на краю горы. На лбу выступила испарина. Ледяная испарина. Воин боялся. Боялся всем телом, но был непреклонен в своем решении.

– Молчишь? Последний маг на земле умер почти две тысячи лет назад. Теперь ты можешь стать первым, после столь долгого перерыва. Примкни ко мне, ибо, сознаюсь, у меня не хватит сил противостоять Барху. У меня едва хватило сил привести тебя сюда. И сон, о проклятие! Мой сон прошел не так, как я хотел. Твои друзья активно мешали мне. Они слышали тебя, а ты их звал. Что ж, остаётся надеяться на силу слова. Алексей! Хшас набрался ума. Не знаю, как такое возможно, но он трансформировался, переродился. Он превратился из облака мрака, бездушного газа, витающего во вселенной в слепом стремлении истреблять все живое, в живое, но столь же беспощадное существо. Я не понимаю, как такое могло произойти, но это факт. Вместе мы разберемся. Ну, что скажешь?

– Нет, – еле слышно проговорил Ашант.

– Глупец! – закричал Лорн. – Глупец! Да пойми ты – Создателя нет. И не было никогда. Это миф. Всё гораздо сложнее. Всевидящие ничего не защищают. Они даже самих себя не способны защитить. Все, кто верит во Всевидящих заблуждаются. Ибо нет их, нет Туджеми, нет, черт возьми, Каидада, кого там еще! Не упрямься. Знаю, ее голос звучит в тебе. Проклятие! Как же, оказывается, трудно с тобой! Я не могу тебя упустить, ты отмечен мною, а по слову Хасдума Древнего, тот, кто отмечен, изменит мир. Не Барх! Не кто-то еще. А ты! Ну же!

Лорн подошел к Ашанту, схватил его за плечи и притянул к себе.

– Хватит киснуть, – прорычал он. – Отвечай. Нет? Но почему, почему, почему?! Что ты теряешь? Свое ничтожное существование?

Ашант оттолкнул Тысячеликого. Взглянул вниз на лестницу у своих ног.

– Тебе не понять, Одушевленный. Я такой. В первую очередь я – кочевник. Кочевник никогда не предаст еще раз ту, кого любил, но кого своими руками… убил. Не предаст. Она просит меня, она… просит.

Ашант улыбнулся, легко и непринужденно. И в этот момент взбешенный, проигравший демон столкнул воина вниз, на лестницу.