Тысячеликий демон

Глава 19. Хаук и принц Акурос

– Хаук из Бальдортрана, сын Баэдана?

Хаук машинально остановился и посмотрел на преградившего ему путь воина скорбным, отрешенным взглядом.

– Да, я Хаук из Бальдортрана, – подтвердил он немного нерешительно.

– Прошу вас. – Чернокожий гигант указал на колесницу. – Садитесь. Не волнуйтесь, вам ничего не грозит. Смелее.

Не успел Хаук забраться в колесницу, как извозчик хлестнул коней, и они понеслись во весь опор.

– Я вижу, вы не в духе? – решился прервать затянувшееся молчание воин, смерив глубоко задумавшегося Хаука равнодушным взглядом.

Хаук поднял голову – его глаза были пусты, как никогда прежде, – и, выдержав тяжелую паузу, сказал:

– Это конец. Мой прекрасный, единственный друг… ему конец. Всему, что имело значение, нет спасения. И я больше не взгляну в его глаза. Вот что случается со свободными людьми, людьми без границ, оков и суеверий в стране лжи и отчаяния…

Услышав эти немного странные слова, воин счел своим долгом промолчать.

Тем временем они продолжали ехать. Колесница двигалась по широкой дороге, выложенной из редкого копского камня, имевшего неповторимый серебристый цвет, и это была главная городская артерия, связывающая порт с Внутренним Городом. Дорога выгибалась дугой, точно гхуррский лук, охватывая богатые северные кварталы – состоятельные особы, передвигавшиеся по ней, ни в коем случае не должны потревожить свой сиятельный взор видом грязи, суеты и разнообразных непотребностей, столь частых в Торговом Городе.

Вдоль дороги тянулись ухоженные кусты кипариса, азалии и сирени; мелькали крохотные, совсем как игрушечные, трактирчики с желтыми, красными и зелеными фонариками, на фасаде; а также парки, зверинцы, шатры бродячих артистов. У самого Внутреннего Города находились храм северных божеств Нулла и Ханнеи, треарийский собор и вычурные кричащие особняки Андуи.

Внутренний Город был окружен рвом, хотя это не совсем так. Пристанище навнов с трех сторон окружала Пропасть – глубокая расщелина с отвесными склонами. Она прорезала Черную гору, создав некое подобие полуострова, который и назывался Навнией – Внутренним Городом. Восточный сосед Навнии – Фир – многих его жителей страшил и раздражал, но об этом чуть позже.

У парадных ворот Пропасть раздалась в ширину до ста-ста двадцати шагов, и через него вел Белый мост – настоящее чудо света. Тонкий, хрупкий, невесомый, поддерживаемый изящными колонами, упиравшимися в дно, терявшееся в сумраке, – гениальное сооружение, созданное в доимперскую эпоху великим эйданнином Гронгом Безумным. Его кажущаяся ненадежность так страшила, что дети, женщины, да и некоторые мужчины, посещавшие Навнию, визжали от страха. Но это был не единственный мост – в двух верстах к югу имелся еще один, Черный – грубый, массивный, предназначенный для караванов, рабов и солдат.

Колесница, свободно миновав все сторожевые посты (в каждом из них облаченные в начищенные до зеркального блеска доспехи стражники, едва завидев чернокожего воина, вытягивались во весь рост и салютовали мечами), на всем скаку въехала на великолепно сохранившееся творение рук зодчего из Стейнорда. Хаук вытянул шею и заглянул в Пропасть, но тут же пожалел об этом – голова закружилась и ему показалось, что он падает, но твердая рука провожатого вернула его к действительности.

– Страшно? – поинтересовался он.

– Д-да… – пробормотал Хаук, с ужасом вспоминая отвесные стены с крохотными выступами, заросшими арчой и тамариксом.

– Понимаю, – сухо ответил воин.

Когда колесница миновала чудо-сооружение и въехала через Северные ворота во Внутренний Город, Хаук облегченно вздохнул. Весь тот краткий промежуток времени, ушедший на его преодоление, ему постоянно казалось, что они двигаются по самому краю обрушивающегося позади них моста – чувство, возникавшее у многих.

Северных ворот, кстати, как таковых и не было. Вместо этого имелась обширная круглая площадь, своего рода порт, или, как его называли местные, Узел, расположившийся меж высоких крепостных стен, сложенных из огромных блоков ракушечника. Узел был окружен каменными постройками, похожими на миниатюрные храмы, где несли службу так называемые бальяниды – гвардия, защищавшая стены Навнии. Рядом с каждой постройкой стояли массивные мраморные чаши, в которых по ночам разжигали огонь – дюжину костров, по числу дорог, вливавшихся в Навнию, – и они указывали дальнейший путь, в недра сказочно красивого Внутреннего Города. Наверное, поэтому площадь называлась Узлом, ибо она без преувеличения являлась сердцем города – сюда стеклись все важнейшие артерии пристанища владык Вередора.

Колесница и здесь не задержалась, и быстро проскочив мимо также отдавших честь воину бальянидам, свернула в одну из подсвеченных факелом путей.

Между тем совсем стемнело. И ночь – это самое лучшее время суток, позволяющее в полной мере насладиться неземной красотой этого удивительного места. Роскошные дворцы, сады с утопающими в зелени павильонами, изящными башенками и беседками самых причудливых форм; амфитеатры, площади со статуями богам и знаменитым личностям, – все щедро освещалось многочисленными факелами. Повсюду развевались флаги – знак принадлежности того или иного строения к какому-либо из великих домов Навнии. Несмотря на глубокий вечер, в городе было многолюдно, причем все – знатные люди, воины, рабы – щеголяли в одеждах цвета флага своего хозяина, так как все здесь состояли в родстве, либо на службе у одного из семидесяти старейшин.

Наметанный глаз Хаука – бывалого путешественника – сразу подметил царивший тут строгий порядок. К тому времени он отошел от потрясения, вызванного опустившимся на самое дно дядей и начал с нарастающим интересом разглядывать представшую перед ним картину. Все строения, постройки, термы, трапезные – буквально каждый камень располагался в определенной последовательности. В связи с этим Хаук вспомнил виданные им когда-то чертежи Внутреннего Города: имения владык (или старейшин) – комплексы – следовали друг за другом, образуя спираль, сужавшуюся у Дворцового комплекса – Хафны, резиденции драгана Муиргерна.

Хафна – это поистине сказочное сооружение, и передать все ее величие я просто не в состоянии. Сверкающие позолотой, драгоценными камнями, бесчисленными огнями семьдесят башен, соединенных анфиладами, окружали высокий дворец – чертог драгана, который венчал Маяк, сейчас пронзавший тьму ночи своим исполинским лучом.

Хаук и раньше все это видел, но очутившись вблизи, он просто ошалел. В голове не укладывалась мысль: как может такое чудо соседствовать с Гатией? В течение одного дня он побывал в обоих местах, и контраст был так невероятен, что он подумал, а не сон ли это?

Тем временем чернокожий воин подъехал к одной из башен, спрыгнул с колесницы и постучал в ворота. Тотчас двери открылись, видно их давно ждали. Гигант, знаком велев Хауку следовать за ним, вошел внутрь.

Они шли по темным коридорам, постоянно сворачивая в разные стороны, иногда выходя на галереи, откуда весь город лежал как на ладони, и молчали. Впрочем, воин все чаще бросал на спутника любопытные взгляды.

– Странный вы человек, – сказал он наконец. – Даже не спросите, кто я, и куда вас веду.

Хаук хмыкнул.

– Единственное, что я хочу, так это отдохнуть, – ответил он.

– Думаете, у вас будет такая возможность?

– Думаю, да.

– Вы самоуверенны.

– Вовсе нет. Самоуверенность – это скорее о вас, ванакс Дагда.

Брови гиганта изогнулись в изумлении, но потом он рассмеялся.

– Ну, конечно, – пробормотал он. – Я должен был понять. Прибавим шаг, принц ждёт.

Ванакс с Хауком пересекли внутренний двор, переполненный шумящей толпой молодых людей, облаченных в легкие накидки, обнажавшие чуть ли не все части тела, держась в тени пальм с широкими листьями, имевшими удивительный небесно-голубой оттенок. Вскоре прибыли в ярко освещенный просторный зал.

Зал этот, поделенный на несколько секций полосами тончайшего, свободно развевающегося тюля, был практически пуст, если не считать роскошного ложа посередине, бронзовых сундуков, тумб, со стоявшими на них клетками с диковинными птицами, и маленького стола, вокруг которого находилось три кресла. Полы выложены разноцветной мраморной плиткой. С трех сторон находились, украшенные росписью, стены, в коей утопали крохотные дверки, где, скорей всего, помещалась прислуга; справа открывался вид на гавань.

– Ждите, – сказал Дагда и, слегка поклонившись, ушел.

Здесь звучала музыка – кто-то (музыканта не было видно) исполнял на лире веселую мелодию. За тюлями мелькали полуобнаженные фигуры, доносился смех и шлепанье босых ног по скользкому мрамору. Откуда-то сбоку незаметно вынырнула девушка в короткой, едва прикрывавшей бедра, пурпурной тунике с глубоким вырезом на груди; схватила Хаука за руку и с лукавой улыбкой на устах бегом повела его за собой. Втолкнув мужчину в самую гущу танцующих девушек, одетых так легко и фривольно, что он невольно отвернулся, девушка присоединилась к ним и закружилась в хороводе вокруг полупьяного, длинноволосого и совершенно голого человека, державшего в руках амфору, из которой выплескивалось вино. Это и был принц Акурос, сын драгана Муиргерна. Принц хохотал и хриплым голосом что-то фальшиво напевал, поливал визжащих танцовщиц вином и был так охвачен весельем, что несколько минут не обращал никакого внимания на жутко растерявшегося гостя, стоявшего там, в своей грязной тунике и разлезающихся сапогах, словно пугало в поле.

Наконец принц остановился и посмотрел на Хаука так, будто увидел старого друга.

– Приветствую тебя, дорогой мой! – воскликнул он, хлопнув его по плечу. Затем он отдал амфору, одел преподнесенный ему халат и указал на кресло: – Присаживайся, присаживайся же!

Танцовщицы стали убегать, дабы не мешать принцу, но он, плюхнувшись в кресло, щелкнул пальцами и крикнул:

– Ариадна! Любовь моя! Потешь гостя, покажи ему самый сладкий свой танец! Дино, музыку!

Невидимый Дино послушно заиграл нечто томное и лиричное. Не успел Хаук опомниться, как перед ним, так же незаметно, как и в прошлый раз, очутилась та самая девушка в пурпурной накидке, только сейчас на ней были узкий шелковый лиф и трусики в искрящихся блёстках. Она стала танцевать, и движения ее были плавны и грациозны. Но дальше произошло нечто неожиданное – Ариадна кружилась в танце, приближаясь к Хауку все ближе и ближе. Наконец, вскочив на кресло, где он сидел, девушка опустилась ему на колени; одним движением скинула с себя лиф, и, обнажив упругие, словно наливное яблоко, груди, провела по рту зажмурившегося гостя розовым соском. Хаук ощутил прикосновение молодого горячего тела, прикосновение от которого у него закружилась голова.

– Хватит, – вымолвил он, задыхаясь, – пожалуйста.

Хлопок в ладони и Хаук, открыв глаза, обнаружил, что принц буквально корчится от смеха. Ариадна исчезла.

– Что ж, – сказал принц, – вы выглядели на редкость глупо.

– Не спорю, – согласился Хаук и против воли улыбнулся. Принц заражал своим весельем и его шутка, как ни крути, все же несла в себе положительный заряд.

– Неужели вам не хотелось овладеть ею?

Хаук задумался.

– Это было так давно, что я и позабыл… что это такое.

– Невозможно забыть вкус любви! Невозможно забыть бархат юного тела и пленительную сладость влажных губ! Если вы ничего не почувствовали, во что я не верю, значит вы либо немощны, либо никогда не встречали ее – свою богиню. Но вы не немощны. Голос вас выдал.

– Да вы поэт, ваше высочество.

– Так и есть! Я люблю, я обожаю всё прекрасное! Вот, пожалуй, попробуйте это.

Словно по команде выбежала девушка с кубком в руках. Принц принял его и с наслаждением отпил.

– Попробуйте, – повторил он, протягивая кубок. – Нет. Вчувствуйтесь. Именно – вчувствуйтесь!

Вино было восхитительным. Даже более чем – Хаук никогда не пробовал ничего подобного. Нежнейшее, расцветающее яркими красками вино освежало, расслабляло, и богатое послевкусие обволакивало рот, заставляя блаженствовать, заставляя забыть всё на свете.

– Нет слов, – сказал Хаук, поставив кубок на стол. Отчего-то ему захотелось рассмеяться и выпить еще.

– От такого вина можно опьянеть, – изрек принц, – но нельзя опьянеть. Вы не находите?

– Вы к тому еще и философ.

– Всего по чуть-чуть. Итак, вы, наверное, хотите знать, зачем я вас пригласил?

– Да, ваше высочество.

– Тогда пройдемте со мной.

Хаук, чувствуя себя совсем разбитым, нехотя побрел за принцем. Принц, размашистым жестом откидывавший в сторону непослушную тюль, вошел, нагнувшись, в низкую, непримечательную дверь.

– Осторожно, мой друг, – сказал он, улыбнувшись, – здесь довольно-таки крутые ступени. И весьма скользкие.

Словно в подтверждение его слов, Хаук тотчас споткнулся, и, чтобы не упасть, машинально оперся на плечо принца.

– Простите, – пробормотал Хаук, отдернув руку.

– Ничего, – ответил принц, вынув из кольца на стене факел. – Ведь если бы не мое плечо, мы бы вместе кубарем скатились вниз. Должно быть, это выглядело бы забавно – принц Вередора Акурос, голый, в одном лишь халате, в обнимку с воняющим Гатией оборванцем, летит, вопя во все горло в Субтерру! Ха-ха-ха!

Принц поднял факел повыше и оглядел Хаука.

– Простите, – сказал он, – но вы действительно выглядите и пахнете не очень хорошо. Но это поправимо. Пойдемте и будьте осторожны.

Субтерра – хранилище сокровищ, оружия, рукописей, свитков, артефактов и прочего тому подобного добра, – находилась довольно глубоко – до нее пришлось спускаться без малого десять минут. Миновав огромный зал, доверху набитый сундуками, ящиками и лежащими ничком статуями, принц, заботливо поддерживающий под локоть своего спутника, прошел в крохотный кабинет, в котором, кроме стола и двух лавок, больше ничего не было.

На столе лежал толстый свиток и подсвечник со свечей. У стены неподвижно стоял Дагда.

– Вот здесь и поговорим, – сказал принц, поискав кольцо для факела и не найдя его, вышел наружу и оставил факел там. – С командиром моей гвардии вы знакомы. Присаживайтесь.

Хаук сел, а принц с ванаксом устроились напротив.

– Итак, – сказал принц, взглянув на воина, – с чего начнем?

– Ваше высочество, – укоризненно произнес Дагда, – ваши авантюры мне порядком надоели…

– Дагда, дорогой мой! – ответил принц, похлопав ванакса по спине. – Жизнь, на мой взгляд, всего лишь песчинка в пустыне и я хочу, чтобы эта песчинка натерла большую мозоль в пятке Вселенной! Быть песчинкой не так уж и плохо, мой друг, – Вселенной можно изрядно досадить, тебе же ничего, кроме вытряхивания из сандалий истории обратно в пески забвения, где мы и так существуем, ничего не грозит. Ведь песчинку не раздавишь, на то она и песчинка!

– Песчинка не песчинка, – проворчал Дагда, – а голову потерять можно. Меня гораздо больше беспокоит наличие собственной головы на плечах, нежели судьба Вселенной, обутой в сандалии Истории. Вот Сандур – ваш несчастный брат – доигрался ведь…

– И оставил о себе память, – улыбаясь, ответил принц. – Весь Вередор знает его историю, и никто не знает даже имен остальных семерых братьев.

Хаук тоже знал эту печальную историю. Сандур, старший брат Акуроса, с детства проявлял интерес ко всему необычному. И этот интерес привел его к "ищущим истину". Увлекшись учением Шаранна, Сандур однажды заявил, что отказывается от престола и вообще от мирской жизни в пользу отшельничества в Великих Песках. "Познать истину – вот главная цель в моей жизни", – объявил во всеуслышание Сандур и преспокойно ушел на юг, имея при себе одну лишь котомку с хлебом, да бурдюк с водой; и весь город провожал его. Обычно миролюбивый и неконфликтный драган Муиргерн пришел в ярость, узнав о случившимся. Имя Сандура было навсегда вычеркнуто из священных списков, где хранилась память обо всех членах правящей династии. Более того – жрецы Каидада потребовали предать смерти изменника. "Династия Хафнаидов, – говорили они, – олицетворяет приверженность вере Великого пророка Амбхаса, в этом море ложных верований. Появление неверного в семье невозможно. Убей Сандура, либо марнийская зараза распространится так далеко, что мы схватимся за голову".

Спустя две недели, посланные по следу Сандура воины, вернулись с обезображенным до неузнаваемости телом бывшего принца.

– В общем, – вывел Хаука из задумчивости принц, – Дагда не в настроении. Тогда скажу я. Я хочу совершить небольшое путешествие.

– Куда?

– О, отсюда недалеко. Можно сказать, рукой подать. – Принц Акурос заулыбался во весь рот.

– Фир? – произнес пораженный Хаук.

Дагда мрачно кивнул.

На следующее утро Хаук задумчиво брел через рынок по направлению к обители. Он не замечал толчков и сыплющихся на него проклятий, щекочущие нос запахи не заставляли его оборачиваться и разглядывать прилавки. Он просто думал. Напряженно и спокойно, а ноги вели его сами.

У ворот стоял, прислонившись к забору и с презрением разглядывая местные достопримечательности, Чен.

– Ты? – спросил изумленный Хаук.

– Ну да, – ответил мальчик. – Что ты так удивляешься?

– Да нет… я просто… Ну что мы стоим, пошли. Не стесняйся, проходи.

– Ругаться не будут? – подозрительно спросил Чен. – Не выгонят?

– Не будут, – со смехом ответил Хаук. – Тут тебя никто ругать не будет.

– А пожрать дадите?

– Покушать – дадим. Пошли.

Во дворе, в тени сосны стоял Иероним. Хаук, едва взглянув на него, поприветствовал его кивком, и пошел дальше, но у самых ступенек внезапно остановился.

– Ты чего? – поинтересовался Чен.

Хаук вспомнил странное выражение лица послушника и оглянулся. Иероним исчез.

– А был ли там Иероним? – пробормотал Хаук, озадаченный той дьявольской ухмылкой, никак не вязавшейся с благочестивой внешностью послушника.

– Чё?

– Ты видел кого-нибудь вон там, под сосной?

– Видел.

– Ну же, что молчишь? Опиши мне его.

– Ну… молодой…

– Чуть моложе меня?

– Я тебе не какой-нибудь там бхун, – проворчал мальчик. – Я считать умею. Парню на вид лет двадцать пять. Волосы темные, прямой нос, смуглая кожа, черные одежды. Да, еще на груди медальон. Золотой. Что там изображено – толком не разглядел, вроде как птица. Еще один приятель?

– Нет, – изумлено проговорил Хаук и, еще раз посмотрев на то место, где стоял призрак, добавил: – Нет.

Чен жадно ел, облизывая пальцы и чавкая. Рядом сидели Хаук и Иероним. Хаук рассказал ему о видении, но послушник, внимательно выслушав, ничего не сказал, зато захотел пообщаться с гостем.

– Чавкать не прилично, друг, – мягко проговорил Иероним, глядя на мальчика почти с отеческой нежностью.

– Хм, – произнес Хаук, покрутив опустевшую кружку с зеленым чаем. – Вот у нас, в заливе, чавканье – знак одобрения. Будучи в гостях, ты обязательно должен почавкать, и как можно громче, иначе хозяин сочтёт, что еда невкусная и расстроится.

Чен отодвинул тарелку и вытер рот рукавом.

– Знаешь, брат, – сказал он, серьезно взглянув на Хаука, – меня этот хмырь раздражает.

Мальчик со злостью покосился на Иеронима.

– Иероним тебя раздражает? – удивился Хаук.

– Пусть он уйдет, – наклонившись к Хауку и понизив голос, сказал Чен. – Поговорить надо.

Мужчины переглянулись и рассмеялись. Мальчик озадаченно посмотрел на них и тоже, на всякий случай, улыбнулся.

– Я пойду, – сказал Иероним, поднимаясь. – Обсудим твое видение попозже.

– Да, да! – довольно постукивая пальцами по столу, сказал Чен. – Иди, дядя. Не держи зла за хмыря! Просто сделай морду попроще.

– Хорошо, друг.

Чен подождал, пока степенная широкоплечая фигура Иеронима не скроется из виду и после этого спросил:

– Ну что? Что тебе принц сказал?

Услышав эти слова, Хаук залился смехом и смеялся так долго, что Чен вынужден был постучать кулаком по столу.

– Эй! – обиженным голосом сказал мальчик. – Ты чего?

– Ты колдун, – заявил Хаук, с притворной строгостью посмотрев на мальчика.

– Дразнишься?

– Нет. Просто я очень устал за эти дни. Как ты узнал?

– Мы – вольные ребята – всё знаем. К тому же, что ж тут странного? Только дурак не догадается. Ты вчера был грязный, оплеванный. А утром вернулся чистый, в выстиранной тунике, начищенных сапогах. И потом, только у принца бхун-страж, и только в Печке такие колесницы.

– В печке?

– Ну, во Внутреннем Городе. Так что тебе предложил принц? Прогуляться в Фир?

– Чен, мальчик мой, – сказал Хаук, чувствуя, что не способен более удивляться, – у тебя поразительные способности к логике.

– Чего?

– Ничего. Умный ты мальчик. Даже очень умный. Поумней даже, – прошептал Хаук, оглядевшись, – нашего наставника. Но на этот раз ты не угадал. Он просто хотел со мной побеседовать. Скучно ему, видишь ли.

– Ага, как же! – буркнул Чен. – Меня не проведешь. Акурос известный искатель приключений. Он бывал на Южных островах, где подхватил, хе-хе, птичью болезнь, и где, кстати, отыскал этого своего… стражника. Был он и в Гатии, где напился в таборе у тархавов, а после этого драган объявил, что всыплет ему сто плетей, если он еще раз отчебучит что-нибудь подобное. Но… как там говорится-то?

– Горбатого могила исправит, – подсказал Хаук.

– Точно, – кивнул мальчик и продолжил рассуждать: – Вывод напрашивается сам собой. Куда еще слазить? В Фир, конечно. И ты ему в этом поможешь. Но только у вас ничего не получится.

– Это почему же?

– Потому что, Фир окружен бальянидами. Драган запретил ходить туда под страхом смерти. Только на болотах "сиреневых" нет. А вы – вместе с придурком-принцем, – полные профаны в этом деле и в заброшенный город вам нипочем не попасть.

– А ты, значит – мастер?

– Лучший в своем роде! Чен-проныра – это имя! Итак, говорю прямо – я в доле.

– Не понял?

– Я вас туда проведу – чисто! Комар носа не подточит. Ведь я уже бывал там. Мерзкое место, скажу я тебе. Там по ночам бродят упырихи – голые тётки с вот такими клыками, лицом и сиськами заляпанными кровью. Поедают собак и крыс живьем – сам видел. Честное слово! Ну что, берете меня в долю?

– Не знаю. Но если ты прав, то… у меня, в моих поисках есть шанс.

– Потолкуй с принцем. Он же не полный дурак, кому охота поиметь сто плетей? Он согласится. Так, давай мне три золотых и я сваливаю. Дела, знаешь ли.

Уже у ворот Чен фамильярно похлопал Хаука по плечу и, подмигнув, спросил:

– Ну как они, принцевы красотки? Зажигали? – Тут мальчик изобразил неприличный жест. – Что таращишься? Мне уже почти девять и я знаю в этом толк! Ну, давай! Я тебя найду. Подумай о моем предложении.

Хаук в одиночестве сидел в своей келье. Она была очень темная и унылая. Свет с трудом пробивался сквозь зарешеченное узкое окно и падал как раз на круглый дубовый столик, на котором небрежно лежала холщовая сумка с высыпавшимися из нее книгами. Дверь, а вернее два щербатых горбыля на крестообразном костяке, висела на одной петле и не закрывалась. В углу валялся помятый бронзовый щит.

И больше ничего.

– Как неприхотливы иноки, – пробормотал Хаук, устраиваясь поудобнее на каменном выступе, служившем кроватью. Мысль о том, что ему придется спать на ней, расстроила его. Хотя, это всего лишь дело привычки. В покоях, что отвел ему принц Акурос, в мягкой благоухающей постели, он так и не заснул. Он просидел всю ночь в кресле, боясь даже прикоснуться к роскоши, что его окружала. Несмотря на убедительную просьбу, принц всё же прислал к нему пару обнаженных девиц, от которых Хаук не без труда избавился. Потом он, отыскав евнуха, попросил сопроводить его в баню для слуг, где в одиночестве вымылся и самостоятельно выстирал одежду, радуясь, что выкрутился так легко, – принц в самых цветастых выражениях нарисовал ему картину совместного мытья в окружении его восхитительных (что правда то правда!) наложниц.

Был уже полдень. Иероним куда-то ушел и Хаук, взволнованный и в тоже время рассеянный, разбитый усталостью, прогулялся по акациевому саду, надеясь найти послушника и выговорится, но, заметив там фигуру наставника Петра, поспешил скрыться. Наставник внушал ему неприязнь.

– А ведь он мог донести на меня драгану, – сказал Хаук. – Вот так вот. Да что об этом говорить! Все шептуны по сути своей жертвы – судьбы погубленных ими людей пятнают их разум безумием и чувством ложной вины. Ну и бог с ним. Сложилось все не так уж плохо. И друг мой маленький не лжет. Нет, не лжет. И принц… но принц на самом деле обуза.

Размышляя о предстоящем походе в Фир, Хаук подумал, что совсем не думает о Рооке. Он усмехнулся. Роок уже был бесконечно далек и вчерашнее потрясение с последующими галлюцинациями (было это реальностью, или нет?) показалось ему наигранным, словно ты, может из какого-то уважения, разыгрываешь сцену горя перед собственной душой.

– Хм… Мой прекрасный друг. Можно обмануть людей, но не себя. Покойся с миром, дядя, умер ты или нет, теперь уже не важно. Меня ждет гораздо более важная цель – поиск пресловутой истины, будь она не ладна.

Хаук начал вспоминать разговор с принцем в крохотной комнатушке в Субтерре.

– "Книга Книг" хемамитов… – Хаук вспомнил то благоговение, нарисовавшееся на лице Дагды.

– Так вот, – заговорщицким тоном произнес принц и указал на свиток, – это – "Книга Книг". Священные тексты всех правоверных хемамитов. Мой человек отыскал ее здесь, в недрах Субтерры.

– Книга пророка Амбхаса? – спросил Хаук, вскользь взглянув на свиток.

– Да, – подтвердил принц. – Как известно, "Книгу Книг" написало семь учеников пророка – Яагри, Гарат, Маа, Драхо – основатель Двахира, Дайита, Амбхас-младший – сын пророка и Хемай – первый верховный жрец культа Каидада. Но этот свиток написал Юй Затворник.

– Что-то… не припомню такого.

– Был такой… ммм… ученый. Согласно легенде, он на первых порах всюду сопровождал пророка, еще до появления семерых. Потом он разорвал с ним отношения, по официальной версии – поссорившись на религиозной почве, и уединился в своем киноте. И вот, данный свиток, лежащий перед нами, – насколько я знаю, запрещенный жречеством, – его работа. Он называется "Книга господа, бога богов и бога смертных, Каидада Всемогущего, написанная единственным верным его последователем Юем, сыном Арда". Само собой разумеется, я просто не мог не прочесть данное творение, и да простит меня Всемогущий!

– Какое отношение имеет эта версия "Книги Книг" к Фиру?

– Самое прямое! – воскликнул принц. – Я был поражен – здесь подробно рассказывается о драганеях, о "Черных Душах" – фидванах, о лорнидах, поклоняющихся дьяволу, именуемому Тысячеликим, и обо всей тому подобной чертовщине, а также о хемамитах, единственной целью которых является борьба со всем вышеупомянутым злом.

– В "Книге Книг" семерых ничего подобного нет, – задумчиво произнес Хаук.

– Да, там просто есть эфемерный Намулут – повелитель тьмы – скорей всего выдумка всесильного Хемая. В свитке Юя Намулут ни разу не упоминается, зато много раз говорится о конце света.

– Насколько я знаю, – продолжал Хаук, – книга семерых является сводом наставлений и правил, а также жизнеописанием великого пророка.

– Да, – возбужденно подтвердил принц. – А книга Юя наоборот, является чем-то вроде истории исчезнувших цивилизаций и… ммм… зловещих, прямо скажу – мало обнадёживающих пророчеств. Да, именно так. Хорошо сказал, не правда ли, Дагда?

Ванакс неопределенно хмыкнул и пожал плечами.

– Я должен немедленно прочесть ее. – Хаук удивился, услышав свой голос. Принц ловко закинул удочку – надо отдать ему должное, и его торжествующая улыбка свидетельствовала об этом.

– А зачем она вам? – лукаво поинтересовался он.

Хаук словно очнулся и посмотрел на него.

– А… зачем я вам? – И тут же, внезапно прозрев, вскрикнул: – Пётр!

Принц покраснел, насколько мог судить Хаук в полутьме.

– Я страстный искатель приключений, – заявил он самым непринужденным тоном, подкрепив свои слова изящным взмахом руки. – И, как вы, должно быть, уже подумали, я не мог устоять – ведь заброшенный город, о котором часто говорится в книге Юя, совсем рядом. Но самому туда соваться? Нет, я конечно весьма безрассудная натура, ветреная, знаете ли, но просто так, и в Фир! Извините, не настолько я безумен, хотя народ, верно, болтает, что принц Акурос, мол, бездельник и развратник…

– Нам нужен был опытный, сведущий в таких делах человек, – раздраженно прервал пустые разглагольствования принца ванакс. – То есть вы.

– Я?

– Помилуйте! – изумленно воскликнул принц. – Кто ж не знает Странника? Хаук – праведник и кудесник, знаменитый искатель истины! Когда мой дражайший друг Пётр шепнул мне о вас, я был просто на седьмом небе от счастья! Вот тот человек, который поможет мне в моем полном опасности деле! – сказал я моему дорогому Дагде.

– Знаменитый искатель истины? – Удивлению Хаука не было предела. – Странник? Интересно, откуда люди знают обо мне?

– К сожалению, – сказал принц, сочувственно похлопав Хаука по руке, – люди зачастую не знают самих себя. Что уж говорить о других! Может быть, поэтому мы – люди – так плохо относимся друг к другу?

Ночь. Было так темно, что Хаук, как ни старался, не мог ничего разглядеть.

– Я заснул, – сказал он. – Действительно, я заснул и проспал… – тут он, шаря рукой по стене, подошел к окну, – о, боги! Уже глубокая ночь. Проспал полдня. Что ж, мне надо было отдохнуть.

На крыльце сидел Иероним. Свет луны падал на него, и со стороны казалось, будто он осыпан серебристой пудрой.

– Доброй ночи, – приветствовал его Хаук, усевшись рядом.

– Доброй, – ответил Иероним с мечтательной улыбкой на устах.

Хаук имел врожденную способность слышать мысли людей. Коэдвы называли таких людей рогнаитами – детьми Леса. Рогнаитов в самом раннем детстве отвозили в Дамхон, к друидам на воспитание. Но так было не всегда: часто родители, напуганные зловещими слухами, окутывавшими Дамхон, утаивали мистический дар своих детей, в результате чего он атрофировался и постепенно исчезал.

Хауку посчастливилось остаться с семьей, но "третий глаз" никуда не делся и оставался с ним на всю жизнь, благодаря чему он и заработал себе славу волшебника и чародея.

Это, конечно, преувеличение, ибо Хаук никогда не занимался совершенствованием способности, и, честно говоря, "видел" не очень хорошо. Но если сильно постараться, то… можно многое узнать.

Но только не в случае с Иеронимом. Этот парень являлся загадкой во всех смыслах – Хаук не улавливал его мыслей, да и просто как мудрый, повидавший свет, человек – не понимал. Кем послушник был в прошлом? Что привело его сюда? О чем он думает? К чему стремится?

Иероним очень добрый человек – и это единственное, в чем Хаук не сомневался.

– Что думаешь? – спросил его Хаук.

– Чудесная ночь, – просто ответил Иероним.

– Да, это так. Но я о видении.

Послушник, не меняя выражения светящихся какой-то неземной радостью глаз, неопределенно покачал головой.

– Трудно сказать. Тот, кто скрывает свой истинный облик за чужой личиной – суть зло.

Он посмотрел на Хаука. По лицу его пробежала печаль.

– Остерегайся его, – сказал он тихо. – Вот и весь сказ. А теперь давай помолчим.

– Помолчим?

– Вглядись! Перед тобой весь мир. Он необычен, не правда ли?