Трон галактики будет моим! Книга 6

Глава 8 Как вы все меня достали!

То немногое, что я на свете действительно ненавижу больше всего, кроме нашествия Орды, и новых не разношенных парадных сапог, это как раз ситуация, когда без меня делят шкуру убитого мной же медведя. Это будит во мне самые звериные чувства.

Хищные оскалы сопровождавших челночного старшину лиц, напоминали о своре голодных собак или стае гиен, готовых сорваться с места, разом вцепиться, злобно рвать, и, утробно рыча, растаскивать по укромным углам все честно добытое мной одним.

Ну, почти одним, не суть. Ну я шаз вам выдам.

— Не понял, — нахмурился я. — А что, кто-то из вас дрова рубил?

Вопрос вызвал явное непонимание в рядах трудящихся. Дров никто из них не рубил сроду.

— Может быть воду носил? — добавил я на всякий случай.

Прикола явно никто из присутствующих не понял.

— Или может быть кашу хотя бы варил, возможно, я просто не заметил? — практически ничем не рискуя, провел я добивающий вопрос.

— Какую еще кашу? — нахмурился челночный старшина. — Третью неделю, как с Герберы отчалили, одним сухпаем давимся.

— Вот оно что, — самочувствием покивал я. — Так какого черта вы на мою кашу пасть раздеваете⁈ Это моя каша и я буду её есть. Ну, угощу ещё товарищей по партии, но никого из вас, — я провел прицельно выставленным пальцем по ряду оскаленных нахлебников, — я рядом с собой не видел. Кто дров не рубил, воды не носил, тот кашу не ест. Я ясно выразился?

— Так-так-так, — замахал руками челночный старшина. — Стоп машина! Ты эти сказки детям рассказывай, а у нас на Вольном Флоте общественный договор! Все делится на всех, честно и по-братски!

— То есть не поровну? — заметил я.

— Две доли боевым палубам, — подтвердил челночный старшина. — По одной обслуживающим…

— А Днищу вообще ничего не положено! — гавкнул один из его подручных корешей, гнусный такой типчик слева.

— Ну ладно, ладно, — снисходительно махнул рукой челночный старшина. — Пол доли точно выделить сможем, вон, они ящики таскали. Заслужили.

— Ух ты, как зажигательно ты все поделил, — процедил я опуская ладонь поверх рукояти бластера в кобуре. — Всё учел, всех порадовал, всем сестрам по серьгам раздал.

— А чего не так-то? — насупился челночный старшина, покосившись на рукоятку своего бластера. — Всё по уговору.

— А будет так, — оскалился я. — Сначала мы всё разделим. А потом и вы с нами поделитесь.

— Подожди, — челночный старшина явно пытался быстренько в уме распутать внесенную мной схему и не справлялся. — Это получается… Это фигня какая-то получается!

Пацюк Игнатьевич за рулем транспортера скупо усмехнулся. Утырок с Ублюдком мрачно смотрели на комитет по встрече поглаживая рукоятки своих бластеров.

— Так не пойдет! — возмущенно воскликнул челночный старшина.

— Ещё как пойдет, — усмехнулся я. — Меня вот всё устраивает.

— Мы так не договаривались! — воскликнул челночный старшина.

— Точно, — согласился я. — Со мной действительно никто ни о чем не договаривался. И поэтому будет, как я решил.

— Так, господа старшины, — Рыжий решил наконец влиться в обсуждение и внести свой вклад. — Давайте поостынем. Давайте не будем обсуждать этот серьезный вопрос вот так вот… Громко. Нас могут неправильно понять.

— Да я все уже правильно понял, — процедил я.

— Тише, Кома, — умоляюще поднял ладони Рыжий, — Ну, тише же. Сейчас все палубы сюда сбегутся, те же цвайхандеры моментально нагрянут, как только пронзают, что вы живыми вернулись, и они обязательно нагрянут, а вам это действительно надо? Ведь не надо же?

— Ну, предположим, — недовольно отозвался я. — Что ты предлагаешь?

— Капитанский совет, — произнес Рыжий. — Соберем всех старшин через полчаса на капитанской палубе, у добычи ставим совместную охрану. И решим все как цивилизованные люди, по понятиям. Никто не останется обиженным.

— Да конечно, — иронично произнес я. — Так уж и никто.

— Хорошо-хорошо, — Рыжий успокаивающе взмахнул руками. — Хорошо, я понимаю, почему ты так думаешь. Мы все понимаем, почему ты так думаешь. Ведь все понимаем?

Рыжий вопросительно уставился на комитет по встрече и переделу. Челночный старшина раздраженно пожал плечами.

— Ага, — довольно улыбнулся Рыжий. — Понимаем. Значит, поймем, если Кома сейчас возъмет, что-то из добычи в обеспечение своей неделимой части, и никто не будет на это претендовать впоследствии.

— Ну конечно, — сварливо отозвался челночный старшина. — Сейчас-то он и прихватит всё самое ценное.

— Надеемся на твое благоразумие, Кома, — искренне улыбнулся мне Рыжий.

Охренеть, какой он изощренный дипломат этот Рыжий. Виртуозно разруливает — и сам весь в белом, и накал противостояния спадает.

— Я возьму вот эти два контейнера, — указал я на титановые чемоданы с локальными грузовыми антигравитаторами на днищах, оба добытые мной из корпоративного хранилища «Нострономикона». — Давай юнга, Женя Хоккин, поручаю их тебе.

Не хватало ещё, чтобы им достались мои терраформные бомбы. Не по Хуану это сомбреро.

— Есть, капитан! — браво отсалютовал мне юнга от пустой головы, поднимая контейнеры за ручки и вставая с ним за моей спиной.

— Он не капитан! — злобно гавкнул все тот же типчик слева.

— Но уже старшина, — примирительно произнес Рыжий. — Простим молодому человеку его необразованность.

— Конечно, — одобрил я. — Простим.

Все остальные, конечно тоже простили.

За одно я так за разговором неброско отжал дележа добычи и самого юнгу, которого кое-кто из противостоящей группы мог бы рассматривать как часть взятого с бою, а потому входящего в часть общественного достояния.

— А как остальные трофеи поделим, обсудим на Капитанском совете… — заключил Рыжий. — Сбор через полчаса.

— Через полчаса! — мрачно повторил челночный старшина. — Или поделим все без тебя.

— А ты не торопись, — усмехнулся я. — А то как бы возвращать пришлось, все поделенное непосильным трудом.

Челночный старшина только прорычал нечто нечленораздельное сквозь стиснутые зубы.

С тем мы и разошлись по нашим палубам.

— Блин, как круто! — Женя Хоккин тащил контейнеры с бомбами за мной, восхищенно озираясь по сторонам. — Настоящий пиратский корабль!

— Точно, — я криво ухмыльнулся. — Самый настоящий.

— А вы часто корабли захватываете? — с горящим взором поинтересовался этот оптимист.

— Я то? — задумчиво отозвался я. — Да так сразу и не упомнишь. Три-четыре. А может пять-шесть, это как считать.

С момента моего пробуждения в Пантеоне меньше года назад примерно столько и выходит. Наверное. Я, знаете ли, списков достижений в уме не веду, а Октавию или пометки во Внутреннем Экране уже не спросишь.

— Охренеть! Круто! — восхищенно прошептал юнга.

В этот момент Потемкин, совершенно сливающийся окраской с потрескавшейся кожей на плече моего пыльника, приоткрыл глазки и оглушительно и впечатляюще зевнул.

— Ой! Что это? — шарахнулся в сторону остроглазый Женя Хоккин.

— Мой питомец, — усмехнулся я покосившись на пробудившегося броненосца. — Он всё это время тут был.

— Серьезно? — поразился Женя.

— А ты, я посмотрю, капец какой наблюдательный, Женя? — поинтересовался я. — Да?

— Ну, Снегирина меня хвалила, — смущенно пробормотал Женя. — Говорила, что я глазастый.

— Ну, конечно, — скептически протянул я.

Скорее жалела, идиота. Родственник же. Старалась хоть как-то тебя балбеса обтесать положительным подкреплением.

Ну ничего, Женя. Теперь ты в моих надежных мозолистых руках. Наносить неизлечимые совершенство и принуждать к духовному росту, вот мои главные педагогические принципы. Никто не вырвется из моих когтей не воспитанным, никто не уйдет без драматично расширенного кругозора. Ничего-ничего. И не такие замшелые пни выкорчевывали.

— Так, Женя, — я довел юнгу до моей койки на палубе. — Ставь контейнеры под эту койку. Справился? Молодец. А теперь, давай садись сверху и никого к ним не подпускай. Ты меня понял? Лично от меня тебе задание, первостепенной важности. Вот тебе бластер. Пользоваться умеешь⁈

— Конечно! — воскликнул Женя выхватывая бластер за ствол у меня из рук.

За ствол. Идиот.

— Понятно, — вздохнул я, отбирая бластер обратно и вынимая из него батарею. — Не умеешь. Ладно, вот, держи его как молоток. Бластер позолоченный, тяжелый. Тяжесть — это тоже хорошо, в нужной ситуации. Тяжесть — это надежно. Охренячишь, если что, любого им по башке, как молотком, понял?

— Понял, — растерянно пробормотал Женя. — И сколько мне тут сидеть?

— Столько, сколько потребуется, — внушительно заявил я. — Приду, проверю. Так, Пацюк Игнатьевич! Показывай, дорогой, где у вас тут капитанская палуба.

Через десять минут переходов по неработающим траволаторам мы прибыли на место, обширный отсек, чем-то напоминавший Гербреский совет баронов. Наверное металлическим столом в форме подковы, во главе которого стояло здоровенное капитанское кресло, обтянутое черной мерцающей бликами кожей. Кресло пока никем не занятое. Гм.

В середине подковы уже выстроена приличная такая гора из контейнеров с нашей добычей. А за креслами уже заняты все стоячие места, весь экипаж рейдера собрался, посмотреть как будут делить взятое с бою имущество.

Слева от кресла пять кресел, судя по знакомым лицам, занятое представителями силового крыла «Кархародона», они же Верхняя коалиция. Справа от кресла пять кресел местных технократов, с обеспечивающих палуб, они же Нижняя коалиция, к которой исторически и географически принадлежало представляемое мной здесь бесправное Дно.

На спинке каждого кресла заботливо изображен символ соответствующей палубы. На моем кресле стрелка указывала вниз от волнистой линии видимо символизирующую норму, поверхность. А дно это туда, вниз. Присаживайся, пожалуйста.

А в спинке кресла обнаружились три оплавленных пробоины, оставленные балстерными болтами и явно намекавшими на судьбу тех кто садился в это кресло до меня.

Усмехнувшись, я бестрепетно уселся в простреленное кресло. Не то, чтобы я прям непробиваемый, но есть некоторые скрытые резервы.

Старшины остальных палуб мрачно и молча наблюдали, как я занял свое законное место. Док мне коротко улыбнулся, Рыжий мне подмигнул. Больше союзников за этим столом у меня нет.

— Ну, что ж, — произнес Рыжий со своего места, видимо, на правах импресарио крысиных боев он намеревался вести и наше высокое собрание. — Сбор старшин объявляю открытым.

— А капитан? — заметил я, кивнув на пустое кресло в центре.

— Капитан получил свое приглашение, — прорычал папа-цвайхандер со своего места. — Раз не пришёл, значит, это его не интересует. Обойдемся без него.

— Ну, это как сказать, как сказать, — услышали вдруг все тихий шелестящий голос, обнадеживающий словно царапание чешуи токсичной рептилии под детской кроватью.

Черная тень выдвинулась из полутьмы за креслом папы-цвайхандера и склонилась над его плечом. Все присутствующие кроме меня вздрогнули. Может и мне бы стоило, но видимо, я неправильно оценивал степень опасности.

Это и есть капитан что ли? Этот депрессивный сморчок?

— Что, подонки? — произнес капитан над плечом папы-цвая. — Собрались в кучку и моете мне кости?

В полутьме за креслами по толпе пробежала россыпь смешков. А команда не любит старшин, и капитан на этом играет. Кто бы мог подумать?

— Капитан… — сдавленно произнес папа-цвай.

— Да не дергайся ты, — капитан положил печальную ладонь на плечо цвайхандера. — Сиди спокойно. Я вижу, у нас новое лицо.

— На Дне выбрали старшину, — произнес доктор.

— И я слышал, что он хорошо показал себя в абордаже, — произнес капитан и обвел взглядом нас всех. — В отличии от всех остальных. Всех вас вместе взятых, неблагодарные сволочи!

А старичок капитан, вот так вот только появился и тут же между делом построил беседу в своих интересах. И меня похвалил, и остальных настроил против меня. Большой профессионал. Сразу видно. С ним осторожнее надо.

Капитан добрел до своего центрального кресла, сдвинул кобуру с бластером на бок и со скорбным вздохом уселся, бессильно сложил руки на животе и произнес:

— Ну и? Чего ещё у нас скверного?

Словно спичку бросил в бензин закипевших страстей.

— Сорван запуск двигателя! — прорычал челночный старшина.

— Какой кошмар, — с пониманием протянул капитан. — Это неприемлемо.

— Но мы захватили корабль, — вставил Рыжий.

— И где же этот корабль? — скорбно поинтересовался капитан.

— Э-э, — смутился Рыжий. — Он улетел…

— А почему захваченный корабль улетел? Как же так это получилось? — поинтересовался капитан.

— Мы их отпустили, — произнес я.

Все тут же посмотрели на меня. Ага. Вызываю огонь на себя.

— И почему же вы его отпустили? — доброжелательно спросил капитан уже у меня.

— Мы забрали всё, что у них было, — пожал я плечами. — А лишние рты нам тут ни к чему.

— А как же сопутствующие развлечения и релаксация? — слабо улыбнулся капитан. — А как же потешить низменные инстинкты команды? Дать парням спустить пар? Все эти люди лишились причитающегося им развлечения!

Он обвел отсек безжизненной рукой и вопросительно уставился на меня.

— Зато всем будет, что пожрать сегодня перед отбоем, — хладнокровно парировал я. — А может — и на завтрак.

— А как же топливо для двигателя? — с тоскливой лаской пробурчал капитан.

— Я решил этот вопрос, — бросил я в ответ.

Старшины за столом начали переглядываться.

— Юнга, — внезапно протянул, челночный старшина. — Вот оно что. А я-то думал… Очень предусмотрительно ты его завербовал.

Я сначала не понял, о чем он. Но потом понял. Пришлось хищно улыбаться ему во все свои зубы, чтобы только не встать, не подойти и не выбить все зубы ему.

— Какое коварство, — одобрительно покачал головой капитан. — Надеюсь, пылкость юности придаст двигателю исключительную эффективность.

В рядах экипажа прокатился зловещий хохоток. А они похоже, не прочь взглянуть на это сами. Сборище уродов.

— Я что-то слышал о добыче, взятой на корабле, — скорбно проговорил капитан.

— Вот как раз потому мы здесь сегодня и собрались, — заметил Рыжий. — Чтобы честно поделить все успешно награбленное.

— А так вообще бывает? — грустно произнес капитан. — Добыча портит людей. Она испытывает отношения на прочность и чаще алчность остается прочней. Люди убивают друг друга ради цацок. Ну, ладно-ладно — ради невероятных сокровищ… Это так печально.

— Абордажная палуба полагает, — произнес папа-цвай после короткого общего молчания, когда стало ясно что капитан больше ничего не добавит. — Что нам причитается двойная доля в добыче, как и полагается общественным договором.

— Кое-кто хочет жрать в два горла, не делая ничего для общего дела, — произнес хищно улыбаясь челночный старшина. — Мы хотя бы на палубе стояли, вход сторожили. А вас там и близко не было!

Ух, какие тут страсти бурлят!

— Двойная доля! — тут же разорался папа-цвай. — Бластер в каждой руке, за бластер положена доля! Всё честно! Скажите, капитан!

— Вы даже на абордаж не явились, хотя вас звали! — плеснул топлива в огонь, старшина с ремонтно-бытовой палубы. — Скажите, капитан!

От каждого возгласа обращенного к нему, капитан заметно вздрагивал и страдальчески морщился.

— Полагаю, — произнес я. — Можно начать с одной доли для каждой из палуб, без необоснованных привилегий. Но, конечно, капитан и госпиталь, должны получить свое обеспечение первыми. И все участники абордажа получат две доли, тут я настаиваю.

— Да что ты такое говоришь, вообще⁈ — сдавленно, поражено до глубины души, произнес папа-цвай. — Что ты такое говоришь⁈ Как у тебя язык то поворачивается⁈

— Да я и повторить могу, — пожал я плечами. — Легко. Все участники абордажа получат две доли. А кто не участвовал — по одной.

— Днищу слова не давали! — подорвался наконец со своего места разогретый докрасна папай-цвай.

— Посмотрите на него, как мы недовольны, — усмехнулся я. — А ты попробуй меня заткнуть. Двух рук-то тебе хватит, цвайхандер?

— Скажите ему, капитан! — истерично заорал цвайхандер капитану, тыкая в меня пальцем. — Скажите!

— Как вы все меня достали… — скорбно проговорил капитан, вытащил бластер из кобуры, приставил ствол себе к голове и нажал на спуск.

Ой, блин…