Трон галактики будет моим! Книга 6

Глава 18 Мертвая петля

Меня разнесло взрывом.

Я разлетелся в клочья.

Почти без остатка.

Без остатка, да не совсем…

Черное пойло внутри меня, жидкость из проклятой бутылки с одной стороной удержало мою сущность от мгновенной и окончательной дефрагментации, растянулась, как паук с миллионом лапок, на конце каждой, оторванная от меня ударом разогнанного до реактивных скоростей газа частица плоти.

Эта структура растянулась до предела, завибрировала и схлопнулась в обратном направлении собрав меня обратно, так быстро, что даже моё сознание не успело погаснуть. Успело осознать этот противоестественный процесс.

Это схлопывание в самого себя выбросило меня из потока событий.

А потом выбросило обратно.

И я замер на месте, ошарашенный этим внезапным взрывом наизнанку, в абордажном отсеке с одной засунутой в скафандр ногой.

Что? Какого черта?

Я снова на «Кархародоне». Одеваюсь для выхода на Гадюку. То есть, не снова… Но, чувствую, понимаю, я помню, что я только спустился сюда. Я ещё даже не успел скафандр надеть.

Это как вообще получилось?

Меня же в клочья разнесло взрывом на челноке!

Но я ведь даже на поверхность еще не спускался.

Это вообще, блин, как⁈ Я же все помню! Кажется. Или нет? Я словно… отвлекся на мгновение и вот. А то, что я был в брошенном челноке, это что такое было? Дежавю? Воображение разыгралось? У меня?

Отставить воображение. У меня нет никакого воображения! У меня стратегический компьютер в голове! Меня никакая такая хрень не берет по умолчанию. Какого черта вообще⁈

Одна из теней рядом со мной пошевелилась, и я резко обернулся.

Вот черт. Это же просто Октавия. Она там как встала, так и стоит, собственно, неподвижно, нашел кого пугаться.

Что дальше, бесстрашный флотоводец? Нервишки-то явно уже ни к черту. Тоже однажды в башку себе бластерный болт забьешь, как твой один старый знакомый сделал? Вот, может, почему он так…

Октавия сделала ко мне короткий шаг и замерла наклонившись ко мне.

И я уловил-таки, что с нею что-то сильно не так, как следует.

— Октавия? — осторожно произнес я, четко видя своё выпуклое ошарашенное отражение в её абсолютно черных глазах — тёмных, как два Тёмных Двигателя, ужасных, как две Гадюки на краю всепожирающей сингулярности.

Октавия наклонилась ко мне и сладострастно как ни одна живая женщина никогда не сможет жарко прошептала мне:

— Бли-и-и-и-же…

Я конечно не бежал впереди собственного визга, хотя всерьез секунду рассматривал такой вариант.

Вместо этого, я погрозил Октавии пальцем в ответ:

— Ты это у меня завязывай. Хулиганка. А то так никогда твои мозги не вернем.

Октавия мгновенно переоценила ситуацию, глаза её налились привычной лазурью, а речь наполнилась единственным доступным ей словом:

— Мозги-и-и-и…

— Вот ты моя умница, — облегченно отозвался я. — Вот всегда бы так.

Но все-таки эти голосовые галлюцинации, пробегающие по всем остаткам искусственных интеллектов на борту — реально вгоняют в дрожь.

Чот меня как-то это всё поддостало уже. Пора с этим кончать.

Так что? Вниз на Гадюку, и к челноку? А там меня поджидает заминированный мозг Октавии. Или, всё-таки, это была очень яркая фантазия, инсайт, вариант возможного будущего? Предупреждение?

Я задумчиво прикидывая то так, то этак, и обрядился в оранжевый абордажный скафандр.

Гм. Допустим, это моё воображение. Заминировать приз старая сволочь Изюмов вполне мог. Но тогдак… все остальные узоры из бренных останков откуда взялись? Это что за игра воображения у меня такая? Человеку военному и государственному такие фантазии не пристало фантазировать, не зря у нас одна извилина на весь мозг, и та — в непробиваемое кольцо замкнутая.

Нда…

Может, это мне подсознание моё так знаки подает? Мол, неправильно ты дядя Саша, бутерброды ешь. Они же так никогда маслом вниз не упадут, а это нарушение законов природы. Не надо так.

Может, постараться ещё что-то переменить в исходных условиях игры, раз уж я тут снова оказался?

Я посмотрел на бутылку на полке. И сунул её во внешний карман скафандра. Говорят, удачу приносит. Грех отказываться, мне тут вся удача, какая на свете есть, пригодится. Чот давненько я так роскошно не влипал…

Я поднялся на абордажную палубу, где застал странную сцену. Утырок уже в скафандре, но ещё без шлема валялся в ногах у Ублюдка, хватал того за руки и умолял, выл и плакал:

— Не надо! Не надо туда ходить! Я всё сам видел! Нас всех убьет взрывом! Пожалуйста! Не надо туда ходить! Не надо меня туда тащить! Ну пожалуйста!

— Что здесь происходит? — строго поинтересовался я.

— Бедняга сошел с ума, — произнес доктор, которого уже вызвали сюда с капитанской палубы. — Сингулярные галлюцинации. Приливные силы Упыря деформируют топологию нейронных связей, прямо в черепе. Я такое уже видел.

— А у него в мозгу есть нейронные связи? — мрачно поинтересовался я, посмотрев на рыдающего Утрыка.

Потом взглянул на бледного Ублюдка. Ублюдок тоже не цвел, но пока держался. И молчал. Он вообще в целом покрепче напарника во всех отношениях будет. Но явно подавлен.

Потому что он тоже это видел. Взрыв на «Навуходоносоре».

Одна галлюцинация на троих? Это что-то новое.

— Неожиданно. Что, порекомендуете доктор? — поинтересовался я.

— Да, что тут порекомендуешь? Убираться отсюда побыстрее. А так… Покой, любовь и понимание, — пожал док плечами.

— Смеётесь? — удивился я. — А нет, вижу, что всерьез. Мда… Простите, док, но таких сильнодействующий средств в нашей аптечке не найти. Даже на Гуле, подозреваю, не все из них имеются.

— Лучше оставить его на борту, — порекомендовал док. — Снаружи от него не будет толку.

— Что ж, последую вашему совету, — буркнул я. — Ублюдок, ты тоже остаешься, присмотри за Утырком.

— А вы? — угрюмо спросил Ублюдок.

— Сам схожу, — бросил я. — Там дел на пятнадцать минут. Нда… Зайти, да выйти…

— Капитан, — проговорил Ублюдок. — Не ходить бы вам…

— И что тогда? — задал я логичный вопрос. — Чем это нам всем поможет? Изменит как-то ситуацию? Вот то-то же. Ждите. Я скоро буду.

И вот я снова, — точнее, в первый раз, но как снова — шагаю, словно в бреду, по черной гостеприимной Гадюке и ругаю самого себя сквозь зубы. Никто меня точно тут не слышит — во всей ширине волнового диапазона ревет Упырь, звезда-каннибал вселенского масштаба.

— Ну вот какого черта, приятель? — бормотал я сквозь зубы. — Ну вот зачем ты сюда снова полез, а? Тебе прошлого раза было мало? Ты до сих пор ни о чем не догадался? Чего ты лезешь в это гиблое место, а? Интересно тебе? Правда интересно? Ты больной на голову ублюдок, Саша. Люди на тебя надеются, а ты сюда залез, зачем? Отдыхаешь ты так? Гравитационные курорты Упыря осваиваешь? Тёмное пойло — это не пряный коктейль, и приливные деформации ничуть не замена приятной со всех сторон массажистке в белом халатике. Да ты реально с ума сошел, если таких простых вещей не понимаешь. Не надо так, Саша. Возвращайся. Возвращайся, отряхни гадючью пыль со своих ног и сваливай отсюда без оглядки.

Но я продолжал идти. Мне нужно было разобраться, что это было.

И вот снова Упырь в высоте, чёрное на чёрном, волосы шевелятся на голове, и клетки в коре головного мозга тоже. Шевеляться, видимо.

Снова корабль, скрытый в глубоком кратере, покрытый вековой пылью. Огромная стрелка художественно выложенная истлевшими скафандрами полными костей. Ничего глаз не режет в этой картине, Саша? Всё так и должно быть? Точно?

А ещё у меня таймер сбился. Видимо, жесткая радиация его все-таки пробила, показывает, что я здесь уже неделю шляюсь, приколист электронный.

Хотя чувствую я себя ровно так — словно неделю уже скафандр не снимал. Хреновастенько, короче, я себя чувствую.

У вас есть объяснение, господин адмирал? У меня вот нет этому объяснений. Вообще никаких.

— Если сейчас кто-то скажет «ближе», я его пристрелю, — предупредил я всех присутствующих, спустившись на дно кратера…

Никто конечно мне не ответил, они были мертвы и уже очень давно. Насколько давно, кстати? Они же были живыми ещё несколько часов назад. Не сходится что-то в этой картине мира, и сильно не сходится…

Ладно, мне некогда в этом всём разбираться, у меня на всё — про всё четверть часа, зайти и выйти. А потом, ещё раз. И ещё. И ещё.

Внутри челнока всё было по-прежнему. Только я обратил внимание что на стене грузового отсека нацарапаны отметки прошедшего времени. Ну, шесть вертикальных царапин, перечеркнутые седьмой. Неделя долой.

Весь борт был покрыт этими отметками, снизу доверху из конца в конец. Вот кому-то было не лень такой фигней заниматься.

Я дошел до пилотского кресла в носу корабля, пилот на месте, в кресле, внутри своего скафандра. Вот и славно, есть вечные незыблемые вещи в этом непрочном качающемся мире…

Я наклонился к ногам скафандра, и да, вот он, сука. Контейнер с теми самыми маркировками, которые я так хорошо запомнил перед… ну, да, перед моей смертью.

— Зачем? — спросил я себя, осторожно приподнимая кристалл — Ну, вот зачем я это делаю?

Ага, вот она проволока, прицепленная к универсальному порту в основании кристального мозга, ничего сложного, по сути, ловушка на самоуверенного дурака, считающего себя бессмертным.

Вот так, осторожненько отцепляем его. Осторожненько. Не спеша. Вот. Вот и славно, всё у нас получилось. Но не спешим, помни, чему тебя учили на саперных курсах, Женя, ничего ещё не кончилось, проверка на дополнительные растяжки, проверка на внутренние детонаторы. Вроде нет ничего.

— А с тобой приятно иметь дело, — с облегчением произнес я, обращаясь к пилоту. Поднял на него глаза и замер.

В кресле сидел вовсе не Изюмов. В кресле были останки совсем другого человека.

И я его тоже знал. Узнало по цвету волос. Несмотря даже на то, что умер он явно старым, одиноким человеком, надежно и беспросветно лишившимся ума уже давным давно.

— А время тебя не пощадило, Женя Хоккин, — произнес я вставая с кристаллом в руках. — Что же я твоей сестре-то скажу?

Взрыв не произошел. Вообще ничего больше не произошло.

Сваливать отсюда надо. Часики-то тикают. И какая-то лютая, непроходимая дичь здесь твориться.

Не хочу даже думать, что с ними тут происходило. Знать не хочу. А то я сейчас такого напридумываю, тысяча психоаналитиков на растащат, а у меня с прошлого раза посттравматический шок еще не выговорен.

Всё, руки в ноги, и на выход, приятель, ты своего тут добился, теперь надо выбраться и не состариться тут до смерти.

Я брел обратно по поверхности Гадюки, гостеприимной как крупная наждачная бумага, прижимая искусственный мозг в нагрудном кармане ладонью, искренне опасаясь его тут потерять.

Шёл и говорил всё, что в голову приходило, изливал всё, что на душе накипело:

— Так, Творцы, или как вас там. Вы с этим завязывайте. Это уже точно перебор. Я же не возникаю, не качаю права, и не торгуюсь! Я не прочь корабли в неравный бой водить и абордажи лично возглавлять, драться на дуэлях, и вытворять вообще все, что вам в головы придет. Но это уже точно перебор! Хватит! Вы меня поняли? Хватит уже мне голову морочить! Мне это ваше дискретное квантовое бессмертие уже достало. Я его не просил. Мы так не договаривались. Завязывайте с этим, понятно? Завязывайте. Или я за себя не отвечаю.

А потом, в небе над моим кораблем я увидел то, чего здесь быть не могло.

Стремительный корабль, знакомый силуэт, ну да, «Принц Александр», это он, стремительно вырастал, решительно надвигаясь.

— Какого чёрта? — успел проговорить я, прежде чем в нас начали стрелять. — Ты же черт знает где сейчас должен быть? Минимум неделя ходу!

А потом замерцали длиннющие рельсотроны, проходящие через весь корпус «Принца Александра», отправляя в «Кархародона» разогнанные вольфрамовые ломы, один за другим. Раз, два, три, четыре, пять, шесть вспышек. По три заряда на пушку.

— Да, что же это такое, — устало проговорил я.

Если бы я был хотя бы на борту. Если бы я мог создать хотя бы один маленький, пусть ручной щит, я бы постарался спасти корабль.

Но я здесь, простой обычный человек, один на голом астероиде, и я не могу совершить невозможное.

Сияющие в свете аккреционного диска десятиметровые ломы каждый по тонне весом, за секунду долетели до «Кархародона», я даже застонать не успел.

Шесть снарядов пробили несчастный рейдер насквозь, разорвав его корпус в шести местах, кучно выбросив наружу облака обломков.

По корпусу моего корабля, которому я никак не мог помочь, пробежала волна вспышек коротких замыканий и аварийных отключений. Корабль погрузился в обесточенную тьму.

— Что же ты делаешь, Череп? — произнес я.

«Принц Александр» разделал его, как тушу на бойне, расстрелял, как в тире. Пальнул в упор из дробовика дуплетом, все кишки наружу…

А затем «Кархародон» взорвался в небе надо мной. Медленно и беззвучно, в черном небе, превратился в маленькую пылающую звезду, которая неотвратимо начала падать прямо на меня.

Нихрена себе удача. Вот так повезло мне.

Бежать некуда, да и уже некогда. До горизонта мне уже не добежать, значит останусь тут, досмотрю впечатляющий аттракцион из первого ряда.

— Вот так Октавия, — произнес я, доставая кристалл из кармана, и глядя как пламя в небесах играет на гранях интеллектуальной кристаллической решетки. — Не везет тебе с мозгами. Похоже я отсюда уже не выберусь. Снова. Не думай, я руки не опустил. Быть или не быть, вообще не вопрос. Проблема, что никто и спрашивать не будет.

Я поднял голову. Пылающий развороченный небоскреб падающего на меня корабля почти достиг поверхности астероида, я уже ощущал его жар. Уже взлетели с поверхности Гадюки черные булыжники поднятые взаимным притяжением массивных объектов.

— Ладно, — произнес я. — Посмотрим, что из этого выйдет в этот раз.

И когда пять гигатонн пылающих конструкций рухнули на меня, я снова умер.

Снова самособирающаяся вспышка понимания.

— Опять двадцать пять, — проговорил я, вынимая ногу из абордажного скафандра. Снова ничего не вышло.

Я вообще парень догадливый. Двух намеков мне вполне достаточно, чтобы догадаться что не стоит совать пальцы в эти забавные отверстия в стене.

Две попытки, и две неудачи. Сколько у меня есть ещё?

И здесь что-то очень неладно со временем. Окрестности чёрных дыр и так места странные, а тут так вообще. Череп никак не мог так быстро оказаться на орбите над Гадюкой, ему неделю сюда надо добираться, оттуда, куда он отправился.

Неделю минимум. Это не считая того, что в отсутствие связи надо было сперва долететь до Гуля, там узнать обо мне, и лететь уже сюда. Так, может, мой таймер и не врал? Ничего себе, вышел на четверть часа.

Что будет, если я спущусь на Гадюку в третий раз? Я снова погибну? И снова окажусь здесь в начале цикла?

Хуже всего, если из цикла нет выхода…

Я медленно вылез из скафандра, оставил его на контейнере.

В глубочайшей задумчивости я поднялся на абордажную палубу, где меня ждали остальные. И сразу понял, что дела здесь ой как не хороши.

— Капитан? — прошептал Ублюдок обернувшись. — Это вы? Вы живой?

Утырок просто рыдал без голоса валяясь на палубе.

Пацюк Игнатьевич белый как изморозь, смотрел в пространство и просто не заметил меня.

Док был просто зеленый. Кажется, его тошнило.

Всех явно трясло от ужаса.

Они все тоже пережили это. Гибель от всеразрушающее взрыва. Все они. Буквально только что.

— Капитан… — прошептал док, на заплетающихся ногах добрел до меня и повис на мне вцепившись кривыми пальцами в плечи. — Не делайте так больше. Прошу вас. Не надо, пожалуйста.

Такое впечатление, что они все разом крышей поехали.

— Чего не делать? — прищурился я, с силой отцепляя от себя ледяные руки дока.

— Не ходите туда больше, — прошептал док. — Никто не хочет больше умирать. Не надо.

Это что же у меня тут такое? Бунт на корабле?

— Док, успокойтесь, — как мог терпеливо произнес я. — Не нужно так нервничать. Держите себя в руках. И не переходите границ, сделайте мне такое одолжение. Я вас очень уважаю, но это совершенно вас не касается. Тут только я решаю, куда иду. И куда идут все, кто считает иначе.

— Никуда вы больше не пойдете, — прошептал доктор, вынимая маленький однозарядный кинетический пистолет из кармана и приставляя ствол его к моей голове. — Пожалуйста, не надо. Мы этого не перенесем больше. Я лучше убью вас.

Этому точно, крышу сорвало. И похоже, снести крышу уже мне у него рука не дрогнет.