Глава 25 Жил-был у бабушки…

Ну, я, конечно же, оказался ловчее, и ощутив хватку цепких когтей, впившихся мне в предплечья, взмах крыльев и попытку оторвать меня от земли — извернулся, достал из сапога инкрустированный кинжал, выигранный во время крысиных боёв, и тыкнул куда-то вверх.

Брызнула кровь, послышался сдавленный клёкот, меня ударили по голове пернато-перепончатые крылья, затем царапнул по волосам здоровенный клюв. Это меня сейчас чего, проглотить попытались⁈ Попытался освободиться от когтей, но нет, держали крепко. Когти оказались здоровенные, лапами зверь изрядно потрепал мой парадный сюртук герцога и ощутимо поранил кожу.

Я повалился вниз, схватился за лапу, всё ещё сдавливающую моё плечо, и потащил зверюгу и потянул вниз, на себя. Туша упала на меня. Тыкнул ещё раз, и ещё, и ещё.

А тут и помощь подоспела — с диким рёвом из моего шалашика сверху на тварь напрыгнул Потёмкин. И давай рвать-кусать. Ай молодчина, вспомнил Шароклетку, стало быть!

Вскоре мне удалось развернуться и добить летучего хищника. Когда она наконец-то стихла, я включил фонарь в скафандре и осмотрел её. Здоровенная тварь оказалась, конечно. Размах крыльев около четырёх метров, клюв длиной в метр, с зазубринами, длинные маховые крылья на перепончатых крыльях, а остальное тело голое и морщинистое, как у голова у стервятника. Правда, весу в нём была всего половина от моего, как и у большинства летающих гадин. Если я верно вспомнил атлас животных южной Герберы — большой императорский болотный рамфоринх.

— Никак вы, блин, не научитесь обходить меня стороной, — пробормотал я, наклоняясь над убитой тварью. — Ну, шевелись, Потёмкин, надо собираться, скоро нас будут встречать.

Связал тушу, закинул её на одно плечо, а Потёмкина — на другое посадил. В руку взял факел и зашагал в таком виде — с поднятым забралом и с повязкой на лице.

Кусали сильно. Кусали больно. Свободные участки тела чесались, зудили и ныли. Потёмкину было хоть бы хны.

Правда, вздыхал он как-то тоскливо. Видимо, по Дюймовчке скучет.

— Могу понять, дружище, — болтал я с ним по дороге. — Потерпи. Через недельку они долетят. Разлука — вещь полезная, наверное. Я вон тоже сколько в разлуке был, да…

Ну, и в этом духе — обычный такой диалог вышел на мужские темы. Не монолог! На некоторых моих репликах он покряхтывал и ворчал, не то соглашаясь со мной, не то дискутируя.

Шагали мы в темноте достаточно долго, это на открытой местности я бы прошёл за минут пятнадцать, а тут, хоть и по прямой — вышло едва ли не полчаса.

Впереди уже виднелся свет. Я на всякий случай проверил бластер, хотя знал, что здесь не должно быть особых проблем. Планета-то моя, в конце концов.

Да, неужели привычка ходить с бластером наперевес теперь будет со мной надолго…

Хилый заборчик из сгнившего тростника я преодолел без особых проблем. Впереди виднелась большая поляна, засаженная мультизлаком.

Я бросил тушу рамфоринха на землю и огляделся. По периметру в лампадах через каждые пару метров тлели не то благовония, не то какая-то вонючка от насекомых. А впереди виднелся дом, почти весь, до середины крыши скрытый за плодовыми деревьями.

И какое-то странное де жа вю у меня возникло. Как будто бы бывал здесь ранее.

От соцзерцаний меня прервала стрела, пущенная мне прямо в живот. Я поймал её микрощитом, разглядел с немалым любопытством, потом посмотрел в источник атаки. В зарослях стояло несколько пустынгеров в шкурах. Дикие, южное полярное племя. Одно из самых непокорных.

Полетела ещё одна стрела.

— Эй! Кончайте стрелять, я свой, — крикнул я.

— Откуда нам знать, путник, свой ты, или брешешь, — услышал я в ответ. — Мы видели, как ты падал с небес. Небеса редко присылают ангелов.

— Что это за место? — спросил я.

— Храм духов гор и пустынь, — ответил уже другой голос. — Это место священно уже много десятилетий, путник.

— Я не нарушу его святости, — заверил я не то охранников, не то жрецов и указал на добычу. — Могу поделиться.

Некоторое время они совещались, затем я услышал:

— Проходи, путник.

Ну, и пошёл. Шел через поле к мрачному особнячку, совсем не похожему на храм и совсем не современному. Стоящему в непроходимой чаще бамбукового леса.

И чем ближе я к нему шёл, тем мощнее мурашки пробегали у меня по спине.

Болотистая почва под ногами вдруг сменилась на суглинок. Вокруг дома росли вековые яблони и мандариновые деревья.

У дома были резные деревянные ставни с кривовато вырезанными звездами. У дома были ворота, через которые я уже точно заходил несколько раз.

— Вашу ж налево… — выругался я, проводя рукой по ручке засова и привычно открывая вход внутрь.

Нет, конечно, поменялось очень многое. Не было колодца. Не было веранды и самодельной детской площадки. Вместо неё — кривенький, похожий на контейнер сарай. Рядом — два этнических пустынгерских шалашика.

Но дом, который я отлично помнил с детства, тут был. Слегка покосившийся, но всё ещё добротный, двухэтажный, с чердаком, на котором я любил прятаться. Почти со всей мебелью, как и раньше. Со старыми бронированными шкафчиками, в которых бабуля держала заготовки вперемешку с образцами новейшего стрелкового вооружения. Охотничьи трофеи на стене. Наверняка, и погреб здесь был.

Даже мой голографический портрет на полке стоял. Мне на нём было десять лет.

Нет, не уничтожила усадьбу засуха, войны на орбите и пустынгерские головорезы. Бабуля успела не только «Песца» на вулканическом острове закопать — она и домик утащила в правильную климатическую зону.

Хотя, конечно, я сразу почувствовал, что это был типичный дом-музей. Приправленный медленно тлеющими аромопалками в разных углах.

Хозяйки тут не было.

— Бабуля, где ж ты? — спросил я, разглядывая большой портрет Ксении Павловны Ивановой, в девичестве Рогозиной, висящий над камином.

По обе стороны от неё были изображены Творцы. Один — с тёмной бородой, постарше, и второй — со светлой, помоложе. В других племенах их лики не рисуют, но южное полярное племя всегда выделялось на фоне остальных.

— Я за неё, — прохрипел старческий голос в дверях, и я вздрогнул, обернувшись.

И Потёмкин на плече зашипел.

Но нет, то была не бабуля. Пожилая, сухая, как вобла, пустынгерша, тут же пояснившая:

— Я хранительница храма… мы рады приветствовать вас, повелитель, на нашей земле.

— Где бывшая хозяйка?

— Основательница ушла отсюда… много лет назад.

— Много — это сколько? Пять лет? Десять?

— Сорок… пять лет прошло.

Давно, вздохнул я мысленно. Слишком давно.

— И куда? — продолжал я допрос.

— Куда — это великая тайна, — кивнула хранительница. — Которая ведома только одним Творцам. И вы уходите. Мы вам рады, Повелитель. Но вас уже ждут. И заберите тушку летуна, а то она привлекает насекомых.

И правда — меня ждали. Над полем уже завис «Солнышко», выбирая площадку попрочнее.

Не хотелось мне оставлять это место. Уж много слишком меня с ним связывало, и многое тайн было вокруг. А главное — снова возникла небольшая ниточка надежды, что бабуля жива. Она может. Для неё сто девяносто лет — вообще не возраст.

Набрав полный нагрудный ящик мандаринов и яблок, закинув на плечо добычу, я шагнул на борт «Солнышка».

— К-командир! Это вы, действительно! Я уж и не верил. Вот же радость!

Ну и Илья, конечно же встретил. Обнялись, похрустели рёбрами друг у друга, ну, и резонно спросил:

— Так где ты был всё это время.

— О, тебе лучше не знать…

Как часто в последующие пару дней слышал этот вопрос, и всё это время успешно держал интригу.

Мы прилетели, когда в Королёве светало. На первый взгляд город выглядел вполне как обычно. Но только на первый: я заметил, что прибавилась парочка казарм, одна жилая высотка, торговый центр, да и за городом явно творилось что-то интересное.

Но это я оставил на сладкое. «Солнышко» приземлился по центру космодрома, я спустился по трапу, кинул оземь тушку рамфоринха и вопросил, как я думал, в пустоту:

— Ну, что, не ждали⁈

И тут же прищурился от яркого света прожекторов.

Ждали меня, оказывается.

Прогремели хлопушки, вверх полетел салют. Где-то сбоку загремел залп квадробластеров, с другой стороны — заревел мультиинструментальный оркестр. А впереди собралась, наверное, тысяча человек — горожане, флотские, пустынгеры, репортёры. И, конечно же, наш отряд самоубийц — почти в полном составе.

Я скользил по головам. Иоланта, Вова, Роберт, Семёныч, Василий Гаврилович, Макс, Андрон, Юдифь, Гоги Моррисон, госпожа посол… Они уже бежали ко мне вперёд, обнимались, жали руку, говорили разное.

— Мы знали, что ты живой! — крепко похлопал меня по плечу Семёныч.

— Господин учитель! Я улучшила навык! Из-за того, что нашла вас! Я должна буду вам показать! — это Иоланта.

— Учитель, я тут глупость в интервью сказанул… — это Вова.

— Саша! Вернулся!

— Даша! Где Даша? — спросил я, пытаясь их всех перекричать.

— На Гефесте, — ответил Василий Гаврилович. — Но я ей только что отправил письмо по квантовой связи.

Это хорошо, что отправил. И даже немножко волнительно.

— А где Октавия? Ты знаешь? Где она? — наперебой спрашивали меня.

— Октавия скоро будет, — подмигнул я компании. — Потерпите шесть-семь дней. Будет вам сюрприз.

Когда радость от обнимашек стихла, ко мне подлетел ближе десяток дронов-репортёров, и все замолчали. Пришло время сказать речь.

А я особо не готовился, конечно. Поэтому был лаконичен.

— Ну, что говорить, друзья мои. Пришёл, увидел, победил. И, заодно, стал герцогом. Славься, Империя!

И ушёл с импровизированной сцены на верхней ступеньке трапа. Пусть сами думают и строят догадки, а я потяну ещё интригу.

Мне не терпелось уже хлопнуться в родную кровать в своём особняке, отведать свежую партию сыра нашей суперкоровы Полины, потрепать загривок Юлию и Цезарю и предаться иного рода гедонизмам! Вот они, кстати, подбежали. А ростом-то уже повыше меня будут, уже практически взрослые раптусы!

Ну, и пошёл, и хлопнулся в свежезастеленную кровать, и попробовал сыра, пролежал весь день, поедая фрукты.

А ордынский катлас герцога Войда и Тёмную Бутылку я определил на стену. В аккурат между Тёмным молотом и серпом Жнеца.

Вечером всё-таки поборол лень и мизантропию и сходил на вечерний шашлык к Семёнычу, и в камерной обстановке узким кругом коротко рассказал, где я всё это время пропадал.

— Войд! Пираты! Ничего себе! Как тебя угораздило-то? — спросили меня свои.

— Захотелось, знаете ли, небольших шалостей.

— Значит, чуть в чёрную дыру не свалился?

— Ага.

— А Потёмкин, значит, всех порвал?

— Всех, — подтвердил я.

— Какой молодец Потёмкин! Лови шашлычок.

— А Череп, значит, мёртв?

Я кивнул.

— Да. Он был тем ещё говнюком, но при прочих равных — он был достойным соперником. И успел, пусть и недолго, быть нашим однополчанином, носил орден Команды Безумие. Я привёз его, похороню на аллее у Академии, там же, где планирую поставить памятник. Предлагаю помянуть минутой молчания.

Ну, мы честно помолчали минуту.

— Так где Октавия?

— Увидите, — сказал я, вглядываясь в тёмное небо на востоке.

Про наш финальный этап, про свой титул и про своё приключение с Тёмной Богиней я рассказывать не стал. Мусорный пояс пересекала тонкая, едва заметная полоска, которая казалась отсюда паутинной нитью.

— Это то, о чём я думаю, Семёныч? — спросил я

— Ага! — довольно кивнул Семёныч. — Уже почти готово. На днях — пуск, вовремя ты приехал.

— Какой-то он… хиленький, не кажется?

— Так это ещё строительный, — пояснил Василий Гаврилович. — С помощью него станция будет собираться. Но скоро уже можно будет пользоваться.

— А пошли! — скомандовал я. — Уже не терпится взглянуть.

Ну, мы погрузились на пару глайдеров и поехали загород.

А масштабы строительства, раскинувшегося прямо за внешним периметром города — впечатляли. Во-первых, строительный городок Коварольского треста на несколько десятков тысяч человек уже напоминал полноценный пригород Королёва — свой блочного типа госпиталь, своя школа, она же детский сад, торгово-распределительный центр, свой строительный комбинат, здоровенный ангар на сотню машин — даже своя стоянка для строительных челноков была. И своя охрана на двух здоровенных атакующих шагоходах, которая после короткого диалога Семёныча спокойно пропустила нас к святая святых — строящейся лифтовой станции.

Пока из её недр вырастала совсем ещё тонкая струна, к которой крепилась кабина строительного орбитального лифта. Всего три на три метра, плюс двухметровый шлюз. А рядом — десятиметровая открытая платформа для крепления конструкций. По сравнению с полноценной кабиной в Западной Гербере, в которую можно было загнать два грузовых глайдера и человек триста пассажиров — очень скромненько. Но — Лифт! Космический! Свой!

Подозвали бригадира, он пробубнил:

— Да, уже дважды ездили. Тестовый пуск на полной скорости уже был сегодня. До середины доехали без проблем.

— Хотим прокатиться.

Бригадир опешил.

— Но ведь официальное… открытие… только на той неделе?

Я выразительно взглянул на него. Плевали мы на официальное открытие. Хотим прокатиться. Ну, что поделать, слово заказчика — закон, облачились в аварийные лёгкие скафандры, погрузились в тесную кабинку — и помчались!

Ух, с ветерком. С отключившейся на середине маршрута гравитацией. С индикатором утечки кислорода — благо, в рамках разрешённого. Вид на Королёв был восхитительный, а ещё круче было увидеть в конце пути, на орбите два вновь прибывших больших строительных транспорта Коварола.

Станция наверху, правда, была меньше «Скотинки» по вместимости. Зато с четырьмя длиннющими рукавами и кучей строительных лесов вокруг. Что ж, устроил внеплановую проверку. Заставил разбудить всех начальников стройплощадки и привезти их ко мне. Осмотрел с ними план строительства мегазавода сверху, наглядно, так сказать.

Ну, и увлёкся, в общем. Истосковался я делам государственного и прочего строительства! Уехал домой глубоко за полночь, с утра — начал наматывать километры по пустыни и горам, уже разрезанным на сектора вдоль и поперёк свежепостроенными железными дорогами. Осмотрел строительство локомотивов, Кое-где нашёл отхождения от проекта. Где-то затягивались сроки. Где-то были внезапные проблемы.

Потом — встречи. С министрами, с княжичами, с госпожой послом, с «Сиротами Войны», заседания Ассамблеи, встреча с инвесторами фонда…

И так дня четыре. Я инспектировал второй, дальний Акведук вместе с Крестовским-младшим, и был очень погружён в доклады об ожидаемой доходности мультизлаков на равнине, когда меня тронули за плечо.

Я обернулся на полуслове:

— Даша…

Мы оба наплевали на политес, на сопровождавших нас персонал и коллег. Так жадно обниматься и целоваться могут только по-настоящему близкие люди, которые давно были к разлуке.

— Я боялась… боялась, что ты не вернёшься, — шептала она. — Погоди. Только… давай не здесь…

Мы с трудом заставили себя остановиться, перестали пытаться раздеть друг друга на глазах у публики, и более-менее успокоился только в её глайдере, в котором мы мчали с бешеной скоростью обратно в Королёв.

И, похоже, в душе у обоих из нас всю дорогу боролись: желание сделать всё сразу после приезда, на шёлковых простынях — и данное друг другу обещание не торопить события.

Второе на какое-то время победило. Мы сели в нашем внутреннем дворике, с фруктами и сладостями, устроили чаепитие, сидя в обнимку в зараслях тамариска, ну, а я рассказывал про свои приключения.

— Опять там по женщинам шлялся, наверное? — предположила Даша, игриво водя у меня пальцем по оборке пиджака.

— Ох, видела бы ты тамошних женщин, — вздохнул я. — Впрочем, возможно, ещё и увидишь.

— Ты их сюда привёз, что ли? — удивилась Даша.

— В одном-единственном экземпляре. Не бойся, она о тебе предупреждена. Большая часть капитанов, в том числе женского пола — теперь на моей стороне.

Я встал, немного шутливо вытянувшись по струнке, и сообщил:

— Спешу представиться. Войд-герцог Большого Упырьского Войда.

— Герцог! — улыбнулась Даша. — Опять мы с тобой не ровня. Я-то всё ещё баронессой хожу.

— Не переживай — найдём и для тебя во вселенной потерянное герцогство.

— С вассалитетом, регалиями и фрейлинами?

— С герцогскими регалиями и фрейлинами. Надо только чуть-чуть подождать, — сообщил я, усаживаясь обратно к Даше.

— Саша… — сказала она, потупив взгляд. — А надо ли… ждать?

И потянулась снова губами за поцелуем, куда уже более серьёзным, выверенным, и мы оба прекрасно понимали, чем оно закончится…

Ну, точнее, чем оно по всем законам жанра должно было закончится.

Но…

Ну не бывает у меня по законам жанра! Ну не судьба!

Потому что тут же сначала завыла оранжевая сирена. Потом Семёныч в общем чате сообщил о возникновении объекта на низкой орбите над городом. Потом тревога стихла, а объект был идентифицирован как автономная информационная капсула для сверхконфиденциальных писем.

Вроде той, что прислал нам когда-то Неронов, только куда более потёртой, уставшей и повидавшей некоторые приключения.

Творцы, за что вы меня так невзлюбили! Какое я вам плохое зло сделал на этот раз⁈

Капсула приземлилась в аккурат напротив нас, во внутреннем дворике. Опознала во мне адресата и включила текстовое и голосовое сообщение.

— Срочное сообщение. Александру Иванову. От Лу Олдриной.

— Зачитать, — скомандовал я.

И капсула зачитала:

— Саша! Ты должен спасти своего сына! Саша! Ты должен спасти своего сына!

Загрузка...