Я обвел взглядом капитанскую каюту.
Нора настоящего космического волка. Ну или захламленная дыра законченного мизантропа, это как посмотреть. Бардак здесь не прибирали годами.
Я осторожно пробрался сквозь горы хлама и сел за тускло освещенный стол. Свет не выключил мой предшественник. Пару часов назад он сидел здесь.
Потемкин беспробудно дрых у меня на плече.
Слева от меня среди сдохших бластерных батарей и пустых упаковок сухого пайка, возвышался древний растрескавшийся гермошлем с надписью «СССР» над выбитым забралом. С виду — как настоящий. Но, конечно, не настоящий. Откуда бы здесь взяться такой древности?
Рядом лежит мертвый дроид в форме маленькой черепашки с алмазным панцирем. На шахматной доске с непонятными символами в каждой клетке, лежала позолоченная печатка, с пурпурным и синим камнями поверх ударных костяшек. И с овальными пустыми слотами для ещё трех, над остальными пальцами. Какая-то помпезная хрень, не в моем вкусе. Рядом с простой согнутой стальной ложкой, обнаружилось нечто вроде фонарика, похожего на рукоять тактического меча, только без меча, с кнопкой. Я взял рукоятку в руку, пощелкал кнопкой, но ничего не произошло. Разрядился, наверное.
Между этими случайными артефактами на столе стояла керамитовая стопка. А перед нею бутылка. Да не простая бутылка. А бутылка с одной стороной. Бутылка Клейна. Точно такая же, как та, из которой я пил, обмывая день рождения и День Десантника в одном флаконе. Судя по уровню в бутылке — мертвый капитан из неё пил. И пил давно.
Неудивительно, что у него крышу сорвало, столько тёмного пойла в себя залить. Я удивлен, что он вообще столько продержался, мне чтобы пустить свою жизнь под откос, ну ладно-ладно, открыть в ней неожиданный поворот, хватило одного стакана. А он выпил не менее шести. Неудивительно, что его галлюцинации терзали. Если это были вообще галлюцинации, а не нечто более осязаемое…
Ну не могла же эта странная коллекция быть тем самым сокровищем капитана, потому как ничего более ценного я там не нашел.
— И где же ты спрятал свои сокровища? — задумчиво произнес я, конечно, совершенно не ожидая, что кто-то мне ответит.
Но, односторонняя бутылка отозвалась.
Я даже отодвинулся сначала от стола, когда из горла бутылки с легким посвистом начал подниматься тёмный дымок, который внезапно начал принимать вполне опознаваемые формы. Конденсироваться во вполне знакомые мне обозначения объемной астрокарты Войда, по краям которого обозначились знакомые звезды нашего сектора, я узнавал светила. В центре показанной мне карты двигался символически отображенный «Кархародон», темная линия его курса тянулась к цели в глубине Войда, очевидно, что Гуль, конечная точка нашего маршрута.
От Гуля, темные струйки растеклись, обозначив пять векторов на невидимые на карте, слишком малы они были, целевые объекты. Где-то возникло обозначение астероида, или даже группы астероидов, вон там законсервированная добывающая станция, а это похоже на остов брошенного корабля и вроде как ядро кометы на долговременной орбите.
Везде стояли дополнительные знаки повышенной опасности: агрессивная биота, непериодические источники жесткой радиации, гравитационные аномалии, трудно детектируемые скопления прозрачной пыли, даже дрейф основных физических констант имеется, охренеть вообще.
— Что ты, черт возьми, такое? — произнес я.
Но не получил ответа.
Но я получил координаты пяти мест в Войде, где было скрыто нечто.
Даже не знаю что. Предыдущий капитан на «Кархародоне» у нас был тот ещё был сорвиголова.
Места даже на схеме обозначены как крайне неприятные и не дружелюбные. В такие суются люди которым терять нечего. Ну, да вроде моих подопечных господ пиратов…
Блин, как же неудобно без Внутреннего Экрана. Я добыл из стола рулон бумаги — понятия не имею, кому нужен такой длинный свиток такой стрёмной рыхлой бумаги — и отмотал от неё кусок. Грифелем нанес на свиток строчки координат на двухбитном диалекте, потом сложил и спрятал в нагрудный карман пыльника.
— Спасибо, схему можно убрать, — произнес я. — Чем ты ни было.
Схема начертанная дымом в спертой атмосфере каюты истаяла в воздухе.
— Я заберу тебя с собой, если никто не против, — произнес я.
Но чертова бутылка никак на это не отреагировала.
— Надеюсь, я не пожалею об этом, — произнес я, и сунул бутылку в глубокий боковой карман, словно специально пошитый для бутылок разнообразного назначения. Да, может и действительно специально сшит для всяких попутных бутылок, кто их, пиратов, там разберет.
— Ну, что, светлейший князь? — бросил я Потемкину, сладко дремавшему на моем плече. — Двинули? Нас ждут великие дела.
С тем я и покинул сие прибежище одинокой депрессии и изощренного саморазрушения.
А на выходе из каюты капитана меня поджидал комитет по встрече. Собрался он практически в том же составе, что приветствовал меня по возвращении из абордажа.
— Ну, что там? — почти хищно оскалился челночный старшина. — Капитан?
— А вы меня тут под дверью пасете, что ли? — прищурился я. — Ну, если что, я не оценил.
— Ну капитан! — взмолился челночный старшина. — Ну вы же всё понимаете! Сокровища! Старик припрятал где-то несметные богатства.
— Да уж, несметные, — усмехнулся я. — Только в этой каюте нет нихрена полезного, можете сами обыскать.
— Э-э, мы, пожалуй, воздержимся, — внезапно смутился такой весь из себя активный старшина Челночной палубы. — Почтение к памяти усопшего, ну, вы же понимаете…
— Да уж могу понять, — усмехнулся я.
И я, кажется, действительно понимал. Ой как не кисло прежний капитан экипаж построил. Держал их, судя по всему, в железном кулаке, если вон до сих пор опасаются перешагнуть порог его каюты. Мне самому бы так суметь.
— С чего вы вообще взяли, что у него за душой была хоть копейка? — прищурился я.
— Да как же? — удивился челночный старшина. — Это же все знают! Старик участвовал в нескольких удачных ходках, и потом припрятал награбленное. Все, кто с ним был, погибли давно, он один знал, где всё лежит! Я уверен, там много. Там на всех хватит! Да на них ещё один корабль купить можно!
Оно, конечно, всяко может обернуться, но один корабль не спасет отца просвещенного имперского абсолютизма. Мне нужны сотни кораблей. И размениваться на этакий романтичные, но смешные мелочи не вижу смысла. Разве что сами в руки мне упадут.
Мозг Октавии на этих весах тянет несравнимо больше.
Кстати, о птичках и зверьках! Хм!
А если направить неуемную энергию оголтелых кладоискателей в мирное, то есть в необходимое мне русло? Хм-хм!
— Ну, возможно, мне и попалась одна зацепка, — произнес я, оглядевшись и понизив голос до заговорщицки тихого. Участники заговора тут же сгрудились ко мне поближе. — В записках капитана упоминался некий информационный кристалл крупных размеров куполообразной огранки.
— И что? — прошептал челночный старшина.
— На нем записано всё, что нужно знать, чтобы найти его наследие, — со значением проговорил я. — Кто найдет кисталл, тот найдет путь. Ну, вы сами понимаете куда. Кристалл примерно таких размеров.
Я сжал кулаки и свел их вместе.
— Вещица немалая, — пробормотал челночный старшина. — Такой спрятать будет трудно.
— Вот и я так думаю, — кивнул я. — Кристалл где-то на корабле. Обыщите корабль снизу доверху палубу за палубой. Загляните в каждый пакет, под каждую койку, выверните все карманы.
— А что если найдем? — прищурился челночный старшина.
— А когда найдете, — ответил я. — Принесите его мне. Только я знаю, как его использовать. Мы найдем всё, что скрыто.
Комитет по встрече алчно переглянулся.
— И не тяните, — добавл я. — Кристал уже мог прикарманить любой на этом корабле. Кристалл нужно найти до того, как мы встанем к причалу, раньше чем появится возможность вынести его с корабля. Или мы вообще его уже никогда не найдем. Ищите.
Они все поняли. Они мгновенно рассосались в полутьме коридоров, чтобы искать, брать след, выбивать свидетельства и искать улики на всех подряд.
Надеюсь вы его для меня найдете, чертова свора. Хоть какой-то толк от вашей алчности.
Примерно через пять минут после того, как я слегка расслабился, меня снова постарались убить. На этом корабле это знак вежливости. Знак, что людям не все равно. Если тебя не пытаются убить, значит всем на тебя плевать и ты тут никто.
Только я вошел в старшинскую кают-компанию, как в меня пальнули. Ну что ты будешь делать?
Я кувыркнулся по полу в сторону, уходя из-под огня. Вот же, всё ж-таки есть толк от моего пурпурного уровня бластфайта, двигаться под огнем меня таки научили.
Позолоченный бластер уже у меня в руке, и я ещё в перекате открыл ответный огонь.
Ох, не зря я лично гонял личный состав с пушками к мишеням на космодроме. Я, конечно, не чёрный уровень Черепа, но тоже ничего.
А Потемкин, сибарит такой, вцепился в плечо покрепче и даже не изволил пробудиться. Мол, развлекайтесь, ребятки. Решите это дело по-пацански, между собой, а меня не будите.
Пролетающие надо мной болты поражали переборку каюты, высекая из неё искры, запах пережженного металла и сгоревшего пластика наполнил воздух. Я укрылся за опрокинутым столом, который град выстрелов тут же превратил в решето. Я перекатился за креслице, а потом пинком отправил его в сторону стрелявшего, и стрелок на загляденье всем, трижды поразил его в полете, вот такой молодец. Расстрелянное кресло, дымясь, приземлилось на палубу, а я из переката вскочил прямо перед стрелком и всадил ему между глаз увесистую рукоятку позолоченного бластера.
Глазки стрелка тут и закатились. Это был мой старый модный знакомый, сынок безвременно павшего папы-цвайхандера. Вышел из-под присмотра доктора и решил, что настало время для второго шанса. Или за папку решил отомстить.
В общем, тут я его обратно к доктору отправил, так у него между глаз хрустнуло. Тяжесть — это и впрямь надежно.
— Парень, — произнес я, склонившись над ним, отбирая бластер и выбрасывая из него батарею. — Займись чем-нибудь другим. Не знаю, модой может быть? А кровная месть — это не твое.
А доктору поручил накачать его транквилизаторами из коропративных запасов, взятых в деле на «Нострономиконе».
— И чтобы я его до конца полета больше не видел, — наказал я доктору. — Или я его прибью, наконец. Мое человеколюбие отнюдь не бесконечно.
— Понял, капитан, — отозвался доктор.
И я мог рассчитывать, что всё будет сделано наилучшим образом.
— Давайте я вас осмотрю, — добавил док.
— Зачем? — удивился я.
— У вас дыра в спине, — заметил доктор.
— Серьезно? — удивился я, ощупывая себя. — Ничего не чувствую.
— Снимайте этот ваш брутальный плащ, — заметил доктор. — Посмотрим, что у вас там.
Потемкин сладко дремал в гнездышке, которое я для него выложил из снятого плаща. А доктор тем временем осмотрел мою спину.
— Вам повезло, — заметил доктор. — Кожа этого плаща рассеивает температурный импульс, вас практически не задело.
— Противобластерная? Какая полезная одежка, — удивился я. — Не думал такого, когда её выбирал.
— А это у вас что такое? — кивнул доктор на тёмную бутылку, которую пришлось извлечь из кармана и поставить на стол рядом с Потемкиным.
— Это? — задумчиво произнес я, пока док мазал мне спину противоожоговым кремом. — Это проклятая бутылка.
— Серьезно? — удивился доктор. — Это которая из них?
— А их, что ли, много? — удивился я в ответ.
— Ну, конечно, — удивился доктор еще раз. — Та, в которую заключена душа трансформера-людоеда, исполняющего желания, та, из которой на тебя смотрит Бездна, если заглянуть внутрь. А ещё та, которая приносит удачу, но сожрет тебя, если ты умрешь раньше, чем перепродашь её другому…
— Вот, — довольно заметил я. — Вот это как раз та, последняя.
— Серьезно? — доктор с уважением покосился на бутылку с одной стороной. — А я думал, это всё матросские байки. У нас на Гуле, знаете, своеобразная мифология сложилась.
— Я тоже думал, — усмехнулся я, надевая пыльник на себя и засовывая бутылку в обратно в карман.
А Потемкин так разленился, что пришлось его на руках нести из госпиталя.
Слухи о бутылке у меня в кармане, естественно, после такого разнеслись по кораблю самые дикие. Но желающих стырить её у меня не нашлось. И пробовать на удачу стрелять в меня тоже, чего я, собственно, и добивался.
Так и продолжался этот наш полет в Войде, само по себе довольно неприятное испытание.
Я развлекался тем, что продолжал массовые медитации, к ним примкнуло множество последователей с других палуб, и чем-то это напоминало странный неподвижный парад, которым я отныне командовал.
Периодически я трогал молчавшие струны внутри себя, но они не отзывались. Отзвук Большого Взрыва не звучал во мне.
Голос вселенной молчал.
Я расстраивался, но не показывал виду. Маршируй, солдат. Мне надо, чтобы ты не достиг результата, а чтобы задолбался так, чтобы меньше думал о непредсказуемом будущем.
А ещё я всё время ощущал на себе ищущий взгляд из темноты коридоров. Если прошлый капитан начинал с этого, то я могу его понять. Ощущение пакостное и, главное, такое липкое, что хрен от него отвяжешься.
Между тем, до самого последнего человека на корабле дошла весть, что ищут все остальные. Кристалл с картой сокровищ! Все, буквально все, даже больные и раненые под присмотром дока, даже Пацюк Игнатьевич ввязались в эти поиски. Ни один темный укромный уголок не остался без внимания.
Я бы решил, что кристалл проглотили, но его размеры исключали такой вариант. Но пропал бесследно.
А тут ещё эти взгляды из ниоткуда.
Но несмотря на психологическое давление невеселой окружающей среды, поиски кристалла с маршрутом к невероятным сокровищам не утихали, даже когда приблизилось время нам прибыть к месту нашего назначения.
Практически это было единственным развлечением экипажа. Ну, а я был не против.
Хотя мозг Октавии так никто и не нашел. Или не стал признаваться в том, что нашел. Меня это расстраивало. Но я не отчаивался.
И так мы все шли и шли в этой абсолютной тьме, пока, наконец, Тёмный Двигатель не соизволил выплюнуть нас из мглы мёртвого подпространства Войда, что называется, на свет божий.
Только вот уж больно тусклый свет это был.
И я увидел планету Гуль.
Гуль представлял собой весьма странное место.
Корабельные упоминали о том, что гравитация там есть. Я надеялся ещё, что там полноценная планета, но на подлёте понял, что моим надеждам не суждено сбыться.
Я не мог сказать определённо, есть ли под бесформенной, хаотичной грудой кораблей, обломков станций, астероидов и ещё чёрт знает чего — хоть какое-то значительного размера планетарное тело. Но точно не полноценная планета. В лучшем случае — планетоид, а то и какой-нибудь потерявшийся спутник планеты-гиганта, которую уже пожрал Упырь. Только искусственная гравитация, только ржавый корабельный пол. Отсутствие космических лифтов на это же указывало.
Не знаю уж, сколько столетий Вольный Флот и его исторические предки, другие мелкие и большие пиратские флотилии, тащили сюда захваченные на абордаж корабли — судя по характеру разрушений, слои буквально утрамбовывались один за другим.
Аккреционный диск на горизонте событий Упыря, занимавший тут добрую четверть обзора, играл здесь роль светила. Не особо-то грел, зато светло было.
Всегда и почти с любой точки.
Не люблю чёрные дыры. Даже малые.
На глаз диаметр Гуля я оценил в километров двести-триста. И весьма оживлённо тут было. Я видел огни двигателей минимум десятка кораблей, поднимающихся и стартующих с поверхности.
— С промыслов ребятки идут, — проговорил Густаво Иванович. — А вот эти — на промыслы. Недавно к нам прибился, и уже отлично себя показал, по слухам.
Он ткнул в один из кораблей, уходящих на отлётную траекторию под углом в градусов тридцать к нам. Я ради интереса крутанул ручку увеличения у немногих из работавших камер, нацеленных в сторону Гуля.
И каким-то уж больно знакомым очертания корабля показались. Даже не столько очертания — детищ гиацинтовских верфей в этой части галактики ходило немало. Но расцветка…
— Как название корабля? — спросил я дока.
— «Принц Александр», — крутанув ус, сообщил он. — В честь героя галактики, безвременного погибшего…
— Я в курсе… И корабль этот видел. Кто капитан?
— Как же его… Череп, кажется. А! Так точно. Он же с Герберы. И вы упоминали, что из тех же краёв, да?
Во. Интересные дела начинаются. Нашёлся-таки товарищ Череп. Явился — не запылился.