Потемкин и Стальная Крыса сошлись не на жизнь, а на смерть.
Бескомпромиссны, яростный ближний бой, где каждый сантиметр пространства стоил крови, а каждый удар мог стать последним. Катались по заляпанной потом и машинным маслом Шароклетке, высекая снопы искр из изогнутых прутьев и разбрасывая во все стороны брызги черной, пахнущей озоном крови, взлетая к закопченному потолку и скатываясь вниз плотным, воющим от ярости клубком. Воздух был густ от запаха раскаленного металла, жженой изоляции и звериного адреналина, витающего над ареной.
— Вот дерьмо, — только и мог сказать я.
Судя по перекошенной в гримасе немого ужаса морде папы-цвайхандера с той стороны клетки, он испытывал примерно такие же чувства — смесь ярости, отчаяния и леденящего душу предчувствия неминуемой потери.
— Мочи! — дружно орали трибуны. — Мочи! Мочи!
Кого именно и кто должен мочить, не уточнялось. Похоже, им все равно кого. Экипаж развлекался на все деньги.
Потемкин, вцепившись в Крысу длинными когтями хреначил ею по проволочным стенкам. Крыса хлестала его по бокам проволочным хвостом, выбивая стружку из неуязвимой брони.
От того, как Потемкин долбил Стальной Крысой по ограждению, вся Шароклетка начала менять свою форму, получив с десяток округлых, уродливых выступов, напоминая теперь скорее колючую морскую мину, готовую взорваться в любой момент.
— Давай, светлейший, — прошептал я. — Не тяни.
Но финальный бой затягивался. Стальная Крыса оказалась крепким орешком, со стальными яйцами и бронированным черепом, и так просто её оказалось не раскусить.
А тут еще Крыса неверотяно извернулась и просунула свой хвост-плётку под чешуйчатую челюсть Потемкина, молниеносно захлестнула петлей вокруг его мощной шеи и начала методично, с хладнокровной жестокостью затягивать. Сначала я не беспокоился, а потом как начал! Плетка ушла глубоко под бронепластины на шее броненосца, а еще он начал непрерывно менять цвет, хаотично мигая неприятными сочетаниями цветов и узоров, что уверенно передавало потерю присущего ему самообладания.
— Да! — в восторге заорал папа-цвайхандер. — Да! Дожимай, детка! Придуши его нахрен!
Так в этом и заключался их стратегический план? И мы на него попались? Так. Сохраняй спокойствие. Считай в уме до десяти. А как закончишь, вот тогда и начинай делать что-то непредсказуемое.
Да, я не умею проигрывать. И учится не собираюсь.
И терять питомца я не был намерен.
Стальная Крыса медленно, но верно дожимала Потемкина. Голова его окрасилась в непроницаемый чёрный цвет, глаза стали белыми, а тело сияло практически неоновым, оранжевым, как аварийный сигнал.
Сейчас я точно кого-то пристрелю.
А потом он расправил броненосные плечи и просто отровал ей проволочный хвост от стальной задницы. С треском! Оглушительный, сухой треск ломающегося металла и оказался звуком окончательной победы! Крыса и обалдевшие зрители взвыли в едином, пронзительном возгласе ужаса и восторга.
— Да! — заорал я торжествуя! — Да! Вот так, да!
Потемкин окрасившись в привычный для него пустынный камуфляж, поднял над головой в когтистой лапе еще извивающийся как змея с перебитым позвоночником проволочный хвост и грозно заверещал во всю глотку.
И его единым ревом поддержала та половина команды, что поставила на Потемкина свои последние заработки и надежды!
Мы побеждали! Сладостное чувство!
Потемкин пинком отправил Стальную Крысу в выходной коридор, а сам, рассевшись посередине Шароклетки обстоятельно со вкусом начал есть хвост, начиная с оторванного конца. Похоже, он получил то, что хотел.
Папа-цвайхандер со слезами на глазах подхватил выпрыгнувшую из клетки бесхвостую, израненную Стальную Крысу, и они всей командой помчались прочь, видимо, первую помощь оказывать. Повезло им, что Потемкин эту Крысу в клочья на месте не разорвал.
Чистая победа!
— Ну, что? — воскликнул Рыжий выскакивая на трибун. — Похоже, у нас определился победитель?
— Да! — единым ревом отозвался корабельный коллектив. — Броненосец рулит!
А то! Еще как рулит. А вы как думали? Броненосец Потемкин — звезда крысиных боев! Чемпион нижних палуб!
— Да это же у нас Крепкозадый! — выкрикнул кто-то, и толпа подхватила новое прозвище.
Не то, чтобы сильно благозвучная кличка для Светлейшего, но под стать месту, в котором мы оказались.
Зато теперь здесь на Октавию точно никто не посмеет посягнуть. Ну, а если вдруг посмеет, я его прибью с чистой совестью. Что в крысиных боях взято, то свято.
Я был доволен.
Публика хлынула с трибун к клетке. Мне жали руки, меня хлопали по плечам, выбивая пыль из пыльника, обещали проставиться, во всех кабаках отсюда и до Первопрестольной. Если бы я смог выпить все, что мне там пообещали я бы неминуемо вспыхнул и сгорел без остатка от первого же статического разряда в собственной щетине на лице.
Но, похоже наше выступление сегодня собрало для нас много друзей.
Кроме главного приза — робота, выставленного организаторами турнира, двигательно-реакторной палубой, и чья судьба решилась в финальном поединке, мне достались и призы выставляемые командами в поединках нижнего уровня: сотня батарей для бластеров — местная разменная валюта, компоненты для ремонта палубных дроидов, имперские сухпайки и свежие, так сказать, консервы с Герберы. Будет чем отпраздновать победу, чем угостить народ на Дне.
Всю эту гору призов мне притащили восторженные сопалубники. Я сунул позолоченный бластер в кобуру на поясе, в третий раз за сегодня, а ордынский катласс подвесил в кольцо на плече пыльника, на специальном крючке около рукоятки. Примерно так ордынские штурмовики их и носят.
Пока никто не видел, Потемкин доел крысиный хвост и сыто рыгнул. Встал, пробежал по выходу из Шароклетки, прямо туда запрыгнул мне на плечо и уселся там довольный собой и обедом.
Судя по внезапным прояснившимся лицам окружавших меня зрителей, этой деталью мой светлый образ лютого космача, одинокого звездопроходца, идущего к своей цели по крутой лестнице из черепов поверженных врагов, был окончательно и бесповоротно завершен и осеян невидимым светом с отсутствующих небес. Отлит в бронзе, можно сказать. Герой Дна. Добро пожаловать в легенду, Саша. В еще одну. Сколько их там у тебя уже?
Ну, сколько бы их там не было все они мои.
— Октавия, — произнес я, расталкивая толпу. — Мы справились, Потемкин всё сделал как надо. Ты идешь с нами.
— Мозги, — удовлетворенно произнесла Октавия, волнующее моргая огромными голубыми глазами с невероятной длины ресницами.
— Точно, — тоже довольно отозвался я. — Они самые. Самые отборные и свежие.
— Приятный приз, — одобрил Пацюк Игнатьевич, подкатывая на своей каталке. — В это раз устроители расстарались. Жаль, что второй прыжок может окончательно превратить её в кучу хлама. Это чудо, что она первый пережила…
— Пасюк Игнатьевич, — задумчиво произнес я, глядя на безмятежное лицо Октавии. — У меня к вам просьба. Осмотрите моего робота, дайте заключение, как мне его уберечь.
— Ну ты и задания даешь, старшина, — удивился Пацюк Игнатьевич. — Как робота при Тёмном прыжке уберечь?
— Ну, прыжок с Герберы она же как-то пережила? — логично заметил я.
— Скажешь тоже, — с сомнением заявил добрый дедушка Пацюк. — Вон, тупая как пробка. Хотя то, что она так мало потеряла при первом прыжке, это очень интересно. Ну, сборка-то фабричная, могли какие-то хитрости предусмотреть. Я взгляну, пожалуй. Прям аж интересно стало. Ну-ка, красавица, пойдем заглянем тебе в душу, что ты там у себя прячешь.
— Мозги, — искренне ответила Октавия.
Потом ко мне подскочил Рыжий:
— Отличное выступление! Всё прошло как надо! Народ в тебя и твоего питомца теперь просто влюблен! Пошли, тут с тобой хотят познакомиться.
— Кто? — недовольно отозвался я.
— Старшины коалиции нижних палуб, — захохотал Рыжий. — Пошли! Тебе же полезно будет! Связей лишних не бывает!
Ну я и пошел, Рыжий познакомил меня со старшинами ещё трех палуб, занявших удобную обзорную позицию в стороне от бурлящих народных масс ремонтно-бытовой, челночной и арсенальной.
— Мы коалиция нижних палуб, — сообщил Рыжий. — Дружим против коалиции верхних палуб, абордажной, щитовой, орудийной и навигационной. Чтоб они нас совсем не сожрали. Капитанский мостик и госпитальная палуба нейтральные, а всё, что ниже до самого дна — за нас.
Ну, рожи у этих старшин, надо сказать, были самые что ни на есть одухотворенные, видавшие, что называется, виды и не раз побывавшие в разных переделках. Рыжий на их суровом фоне ещё вполне прилично смотрелся, примерно как четвёрочник из средней школы с друзьями-гопниками из соседнего района. С кем только не сведет меня судьба на пути к трону.
— Ну что ж, — усмехнулся я. — Приятно познакомиться, господа коалиционисты.
— Кома задружился с доком, — заговорщицки сообщил Рыжий остальным старшинам. — Так что вместе с Дном у нас сейчас максимально широкая коалиция. Такого на «Кархародоне» еще не бывало! А если мы отколем от Верхней коалиции ещё одну палубу, мы их просто массой уничтожим!
Ну охренеть, какие перипетии внутрикорабельной политики. Интриган на интригане и интриганом погоняет.
— Первая ходка на рейдере, а уже такие результаты, — с явным, нескрываемым сомнением покачал своей лысой испещренной шрамами головой арсенальный старшина. — И в старшины выбился, и в боях победил. Слишком уж круто, по-моему, взял. Смотри, не обломиться бы на ровном месте
Это ты ещё абсолютно не в курсе, насколько реально я круто беру. Мне эти ваши палубные разборки — что трения в песочнице. Если бы я мог достучаться до своих энергетических возможностей, меня бы здесь уже не было.
Ну ничего. Всё ещё вернется.
— Прошлого старшину Дна когда убили? — задумчиво спросил вслух челночный старшина, щурясь своими маленькими, как буравчики, глазками. — На следующий день, кажись? Недаром Пацюк от этой должности руками и ногами, гм, отбивается. И его бы пристрелили, не посмотрели бы, что он единственный техножрец на борту. Цвайхандеры наши — они такие, без царя в голове. Смотри теперь, Кома. Осторожен будь. И тебя убьют. Или почему ты думаешь, у Дна нет старшины? Верхним палубам и капитану нужны люди на мясо для двигателя. Старшина для этого только во вред.
— Это мы ещё посмотрим, — криво ухмыльнулся я.
А Потемкин, сидя у меня на плече, для пущей убедительности широко зевнул, обнажив свои завидные, длинные и острые, как бритва, черные клыки.
— Кома ещё и стреляет как бог войны, — сообщил Рыжий. — Я сам видел, как он в двигательном отсеке стрелял.
Остальные старшины кисло переглянулись.
— Вот и мы как раз насчет этого, — проговорил арсенальщик. — Чего с двигателем будем делать, Кома? Ты теперь по этому делу главный, с тебя и спрос.
— С двигателем я разберусь, — без малейшего колебания ответил я.
— Это как же? — прищурился арсенальщик. — Жребий кидать начнешь, чья очередь идти в топку? Было уже, и верхние палубы первые от этого отказались. А тех, кто упирался, быстро до смерти переубедили. Тут, поверь, уже самые разные способы пробовали, ни один не взлетел. Так что ты не тяни с решением, ежели оно у тебя имеется. А то будет как с предыдущим страшиной дна. Им как раз двигатель и зарядили. Мы тут вечно в Войде в никуда лететь не сможем. Точнее мало кто такого себе сам пожелает.
— Приятно осознавать, что за тебя так беспокоятся, — мило улыбнувшись, произнес я. — Ну, в крайнем случае, я заряжу двигатель тем, кто захочет его мной зарядить. Я, знаете ли, не настолько позитивный и человеколюбивый, каким могу показаться на первый взгляд. Но, с другой стороны, я все-таки и позитивный, и людей, в общем-то, люблю.
— Да? — с недоверием осведомился арсенальщик.
— Ага. Ну, не каких-то отдельных мерзавцев, а как вид в целом, со всеми его недостатками. Мне с ним, в целом, приятно, я к нему за как-то уже привык. Поэтому, я сначала проявлю просто-таки нечеловеческое человеколюбие и запредельную позитивность, ну, вы, я надеюсь, уловили основную мысль? Первым я стрелять не стану. Но если начну, то меня уже не остановите. Я вопрос решу. Раз и насовсем. Я ясно выразился?
Старшины переглянулись. Кажется, я произвел на них не совсем то впечатление, которое изначально намеревался, но, черт возьми, возможно, именно такое сейчас и нужно.
— Ладно, Кома, — буркнул арсенальщик. — Ты, главное, с этим не тяни. У нас на палубах народ тоже не больно терпеливый. Все уже на Гуль хотят, по барам и борделям пробежаться. Это пока всё спокойно, народ пар на боях сбросил. И то, что ты сейчас так красиво пообещал, мы им, конечно, передадим. Но надолго этого не хватит.
На этой оптимистичной ноте мы с ними и разошлись.
— Ты не подумай плохого, — сказал Рыжий мне на прощание. — Просто все сейчас на нервах. В Войде висеть никто не любит.
— Да я уж заметил, — усмехнулся я. — Ничего, пусть терпят. Я же терплю?
Я глазами нашел, где тут, в относительно тихом углу палубы, уединились Пацюк Игнатьевич и Октавия, и направился к ним.
— Ну, как у нас дела, Пацюк Игнатьевич? — спросил я, подходя к доброму дедушке в каталке. — Есть новости?
— Исследовал я твоего робота, — сообщил Пацюк Игнатьевич. — Бояться тебе нечего. Хуже ему уже не станет. У него нет мозгов.
— Так, а вот с этого места, уважаемый, поподробнее, — нахмурился я. — Как нет?
— Позитронный купол демонтирован, — сообщил Пацюк Игнатьевич. — Причем, судя по сорванным коммуникациям, экстренно быстро. Я в логах нашел описание модели купола, это индивидуально выращенный углеродный кристалл, если его снять с перезаписи, то данные на нем хранятся вечно, и ничем их оттуда не вышибешь. Эти озабоченные с двигательной палубы когда её нашли — ничего такого вокруг не видели? Они должны были бы заметить, это же бриллиант размером с голову.
Хрена се. А у Октавии реально не просто золотая голова была. Бриллиантовая!
— Да вроде нет, — задумчиво отозвался я. — Никаких бриллиантов никто не находил. По крайней мере, никто об этом не говорил.
И вот что-то я сомневаюсь, что сказал бы. Кристалл таких размеров — крайняя редкость и ценность, никто его просто так не вернет.
— Стандартный позитронный купол все-равно должно было запечь до хрустящей корочки во время прыжка. А вот разумный бриллиант можно вставить обратно, — сказал Пацюк Игнатьевич. — Похоже, что это были экстренные действия по спасению собственных мозгов. Очень умный робот.
— Так и есть, — задумчиво произнес я. — Еще какой.
Да, до меня наконец дошло. Мозги. Вот о чем постоянно говорит Октавия! Её мозги. Очень умный андроид.
— Она сохранила свой мозг от разрушения при прыжке, — произнес я. — Значит, мозг где-то на корабле. Нужно его найти.
— Скорее всего, мозг прихватил кто-то из техников и присвоил. Не думаю, что он его вернет, — с сомнением произнес Пацюк Игнатьевич.
— Но если он есть, нам нужно его найти, — ответил я. — Сделайте все возможное.
— Ну, нужно, так нужно, — пожал плечами темный кардинал самой глубокой палубы на этом корабле. — Поищем.
А потом, как гром среди ясного неба, на палубу, ворвался запыхавшийся человек с навигационной палубы, и его крик прорезал гул голосов:
— В зоне видимости неопознанный корабль!
Чего? Корабль?
Корабль!
Вот это новость так новость.
Я пришлю тебе твой шанс, вспомнил я слова Темной Богини в моем мимолетном, но тяжелом сне…
Похоже, жизнь налаживается! Вон как все забегали.
— Твою мать, — мрачно проговорил Пацюк Игнатьевич. — Вот только этого нам тут не хватало.
И вообще, я смотрю, народ-то новости совсем не обрадовался.
— Во. А чего это все на нервах? — поинтересовался я. — Корабль в нашей ситуации, это же хорошо. Ведь так?
— В Войде всё не так, как везде, — пробормотал добрый дедушка Пацюк. — Тут ты либо добыча, либо хищник. А «Кархародон» в своем положении точно не хищник.
— И что они нам сделают? — мрачно поинтересовался я. — Ограбят?
— У них свой двигатель есть, — ответил Пацюк Игнатьевич. — И его тоже кормить надо. Лучше чужими двигатель скормить, чем своими, смекаешь? Тут у нас с этим запросто.
Ух ты. Вот это поворот. Возможно, я поспешил с этой своей радостью.
Блин. Да похоже на то, что дела наши тут реально стремно обернулись.