Триста пятидесятый год – перезагрузка

Глава 37. 19 июня 350 года от Р.Х. Земля, остров Хонсю, государство Амато, в лесах к северу от осаждённого города Саки

Я сосредоточенно обследовал чёрную язву на левом локте. Размер – около четырёх сантиметров. Чёрный центр, красные края. Форма – звёздчатая или похожая на языки пламени. Подобрал травинку. Чувствительность сохраняется, значит до некроза пока не дошло. А по сумме признаков напоминает гемолитический стафиллококк в острой форме.

Да уж, десятки падений в ночном лесу – и закономерный результат. Я слишком поздно понял сухие строчки исторических исследований. Смерть от болезней в четвёртом веке – норма. Прогноз развития заражения гемолитическим стафиллококком очень плохой. Сначала от язвы протянется красная полоса к плечу. Разбухнут лимфатические узлы на шее и за ушами. Начнётся лихорадка, а через примерно пять дней мучений – я сдохну.

И даже руку отрезать… может и не поздно, но как? Не зная толком анатомии, без чистого перевязочного материала, а в роли хирурга – профессиональный вор. Не хочется, но надо!

– Чик! Не поможешь ли ты отрезать мне руку?

В последующие десять секунд я всерьёз опасался, что Чик уже никогда не сможет оперировать. Потому что трудно делать что-либо с вывалившимися глазными яблоками. Да, вот так он глаза выпучил.

На лице моего спутника сменился пяток выражений, и наконец застыла маска профессионального врача. Добренького и всё понимающего. С таким выражением я сам сидел в последние часы над постелью жены.

– Иголь, я всё понимаю. – Мои самые плохие догадки оправдываются. Так говорят только с неизлечимыми больными. – Я понимаю, сильный зуд, и вид неприглядный. Но ведь дождь уже кончился.

– Дождь? При чём здесь дождь? – Чику удалось поставить меня в тупик.

– Так они только в дождь и летают. Совсем маленькие, на солнце пересыхают в момент.

– Они? – Неужели у хроноаборигенов есть представление о бактериях?

– Мухи нукака.[17] – Чик отмерил щепотью что-то в пару миллиметров размером. – Чёрненькие и шустрые. – Тебя что, они покусали в первый раз? Нукака почти во всех горных ручьях водятся.

Комары. Меня всего лишь покусали ядовитые комары. А я собирался руку резать. Хотя, если здесь такие комары, то осы, которых местные опасаются – могут оказаться много хуже, чем я подозреваю.

Промозглое утро вдруг будто стало на десяток градусов теплее. Вот что надежда делает.

Поразмыслив, я решил не возвращаться в Саки. Погода прояснилась, и следующей ночью на полную темноту можно не рассчитывать. Как пить дать, поймают и прибьют. Что враги из Идзумо, что свои. Вид у нас с Чиком после ночных приключений такой замаранный, что любому вменяемому воину захочется нас пристрелить на предельной дистанции. Чтобы брызги не долетели.

Сейчас наиболее безопасный курс – на север. Как обычно, избегая наиболее очевидных тропинок на переломах рельефа. Что как правило означает – через самые опасные бамбуковые буреломы на склонах.

Почему свежий бамбуковый бурелом опасен – я понял уже через полчаса. Непонятное осторолистое дерево за метр в обхвате рухнуло по диагонали вниз по склону. И придавило десяток бамбуковых монстров. Это тех, что диаметром сантиметров пятнадцать, и длиной под тридцать метров.

Именно придавило – гигантский бамбук отказался ломаться под гнётом. Частично согнулся, частично расщепился. Странно, что согнулся. На ощупь бамбук казался совсем твёрдым, и не скажешь, что трава.

Я бездумно потянулся проверить жесткость поваленного стебля. И…ударная волна.

От прикосновения стебель, уже напряжённый до предела, раскололся. Пальцы онемели, когда их грубо отбросило в сторону, чудом не оторвав. А вырвавшаяся на свободу бамбуковая щепка просвистела мимо моего носа чуть ли не на сверхзвуковой скорости. Куда там лукам. Натуральная, в прямом смысле, баллиста!

Я потряс рукой. Мало мне было ядовитых комаров, теперь ещё и бамбуком ушибло. Нет, даже контузило. Либо мне дико не везёт, либо я – дурак. Не исключено, шаманка Ади была права в оценке моих умственных способностей.

Склоны оказались относительно простенькими. Лезь надо вниз, градус наклона терпимый, даже подлые обрывчики не так часто попадаются, да и лес относительно разрежённый. Много только бамбука. Скорее всего, остальным деревьям трудно прижиться на практически песчаной почве. Единственное, почему переход ещё не стал лёгкой прогулкой – это засеки.

Подленькие такие засеки. Пытаешься обогнуть очередной завал из растительного мусора – обязательно упрёшься либо в заросли колючей травы, либо в скользкий склон, либо вообще в лужу.

Учитывая разнообразие местной паразитической живности, и склонность песка к превращению из простого в зыбучий, даже лужи являются полной гадостью. В которую можно сунуться только, если жизнь не дорога.

Я осторожно потрогал сандалией берег. Зыбкий, как и следовало ожидать. Вздохнул, отвернулся от многообещающего просвета, и начал карабкаться сквозь рукотворный древесный завал. Обдирая в который раз колени и старательно жмурясь.

Но всему приходит конец. Даже милитаризированному лесу. Не выходя на опушку, я присел на стволик отдохнуть. Только Чик мотался как электровеник, пытаясь отыскать что-либо съедобное. Скорее всего, те самые проростки бамбука с богатым вкусом картона.

Бездумно наблюдая за мельканием грязно-белых пятен лодыжек напарника, я попытался отрешиться от беспросветной реальности. Стоп. Что это?

На задней поверхности правой икроножной мышцы напарника, прилепилось что-то болезненное. Красная, раздувшаяся опухоль на десяток сантиметров в диаметре. А прямо посередине опухоли – сантиметровый волдырь, заполненный прозрачной жидкостью. Причём ещё утром точно ничего не было.

– Чик! Что тебя на ноге сзади?

Вор среагировал сразу, извернулся, глянул и грязно выругался.

– Иголь, нож! Скорее!

Я, недолго думая, протянул кинжал рукоятью вперёд. А Чик решительно ткнул остриём в центр нарыва.

Брызнула сукровица и кровь, а Чик обречённо вздохнул и присел рядом со мной.

– Был бы кипяток, обдал бы, и яд получилось бы нейтрализовать. А так неизвестно сколько хромать придётся.

– Так серьёзно? – Я тоже забеспокоился. – Но ведь уже не дождь? Это не муха нукака так?

– Нет. – Чик покачал головой. – Это была муха буё. Крупная. И летает только в ясную погоду.

Почему-то мне вдруг захотелось, чтобы вновь пошёл дождь. Вместе с мелким гнусом. Прямо сейчас.