Лодки с грузом, движимые шестами, добрались вверх по реке до перевала за три дня. Я даже рассмотрел высоко на склоне избушку (храм Неба), где нас настолько неприветливо приняли всего десять дней назад. Почесал в затылке, раздумывая, насколько проще было бы добраться до Исе по реке. Хотел было обсудить этот вопрос с Чиком, но уже сам догадался. Сбор дани – ежегодное событие. И для максимизации сбора нужна тактическая внезапность. Ну, в этот раз маневр у королевы получился через пень-колоду. Но и провалом экспедицию не назвать. Да, деревенские хозяйчики, взбудораженные рейдерами Идзумо, успели припрятать всё ценное и малогабаритное. А взамен нам досталась рейдерская ламеллярная броня экстра – класса, чем-то даже напоминающая древнеримские "лорика сегментата". Настоящий технологический прорыв по местным меркам.
Я поглядел вперед. Затем на обслугу лодок, которая уже разбрелась по лесу, подступающему к превратившейся в ручей речке. И у меня заломило в плечах от осознания, почему не особенно примечательная горная гряда зовётся Высоким Мостом. Волок. Очень скоро мне снова впрягаться в волокушу, и на это раз для "разнообразия" – вверх по склону. Как минимум на сотню метров. Это по вертикали. По горизонтали не меньше километра получится. Это если оптимистически предполагать, что едва видный вдали излом горной долины – и есть водораздел. Я прикинул позицию храма, и мысленно погладил себя по голове. Так и есть. Храм Неба держит под постоянным обзором самый лёгкий маршрут, где через горы можно протащить что-то тяжёлое.
Наверное, по местным меркам лёгкий маршрут. Варяги, привыкшие к относительно плоскому европейскому ландшафту, сдались бы задолго до собственно волока.
Собственно волок я почти не запомнил. Внимание сжалось до сиюминутных задач. Не оступиться. Избежать особо крупных булыжников. Перераспределить вес на наименее натёртую лямкой часть кожи. Отдышаться на относительно плоском участке тропы.
А затем пришлось большей частью придерживать груз, неудержимо сползающий. По вытертому до блеска известняку, по наносам глины, по грязи, в которой постепенно стало больше воды, чем глины. И наконец Тараси скомандовала, и я с Ницу потащили порядочно змочаленную волокушу из-под поплывшей самостоятельно лодочки.
– Привал! – Чик выскочил откуда-то из хвоста колонны с подозрительно довольной рожей. Небось умудрился стянуть какой-то ништяк, пока большинство в трофейной команде надрывалось на перетаскивании груза. – Ужин как раз сготовился, смотри!
Я в полном отупении уставился на пучок соломы в его руках. Нет, в Амато всякое жрать приходилось. И дикий хрен, и подснежники, и токсичные цветы. Но солома?
Чик между тем разворошил пучок, почти тыкая мне под нос, и до меня донесся запах гнили. В солому была завернута коричневая слипшаяся масса, в которой я с трудом узнал сгнившие бобы.
Почему с трудом – мелкие бобы напрочь потеряли свой натуральный цвет, отчасти – форму, и были полностью покрыты белёсой пленкой слизи.
Чик заметил мой полный отвращения взгляд, и зачастил:
– Иголь, ты не вороти нос! Это сейчас оно неприятно на вид, но если посолить, слизь разжижится. Затем взболтать палочкой, чтобы вспенилось и тянулось. А потом с только накладывай на шарик из женмая.
Картинка, нарисованная воображением, оказалась настолько яркой, что у меня начались рвотные позывы. К счастью, безрезультатные – ибо тяжёлый физический труд не способствует задержкам пищеварения.
– Иголь, да ты что, совсем деревенщина? – Чик смущённо спрятал солому с гнилыми бобами за спину. – Натто все едят! Гораздо полезнее для желудка, чем те молотые бобы, от которых ты день дристал, не переставая!
Ну, если вопрос ставится так, то наверное, это "натто" глотать можно. Крепко зажмурившись и зажав нос. Надо же телу откуда-то брать белки, и гнилые бобы – не самый плохой вариант.
– Чик, а как этот ужас готовят? – Я попытался мыслить отстранённо.
– Просто. Слегка отваривают, и прямо в горячем виде завертывают в рисовую солому. Три дня примерно, и готово. Главное, чтобы погода была холодная, иначе еда испортится.
Всё-таки ферментация. Похоже, в соломе есть обильные споры относительно безвредной плесени, которая подавляет остальную микрофлору. Грибы как раз лучше, чем гнилостные бактерии, переносят пониженную температуру. Нет, это я не буду пытаться улучшать. Лучше съесть и постараться забыть, как страшный сон.
Приняв волевое решение, я доверил Чику окончательную подготовку ужина. Впрочем, план сработал только отчасти. Разжженная слизь действительно тянулась тонкими ниточками, чуть ли не паутинками. Так что пришлось открывать глаза, ибо выбор был между малоаппетитным зрелищем и неизбежностью заляпанного слизью лица. А вот Чику с Ницу – хоть бы что. Ловко наматывали слизь на веточки, и со смаком облизывали. Я же старался на них без необходимости не смотреть.
Впрочем, самое главное – ночью мне живот не прихватило. Слава плесени и пищевым технологиям бронзового века!
Речка Йосино, по которой мы было начали спускаться, оказалась только временным удобством. На следующий вечер лодки уже пристали к правому берегу. Но вместо раннего ужина снова началась рубка стволов и веток для волокуш.
– Почему? – я задал Тараси очевидный вопрос. – Почему нельзя добраться до Сакай из устья Йосино, по морю?
Похоже, вопрос задел больное место. Черная Ведьма скривилась, будто от больных зубов.
– Неэкономично и опасно. При хорошей погоде от устья до внешнего залива – за четверть дня можно добраться. Но если будет плохая погода – придётся останавливаться с молодогорцами. Это траты, будут сдирать подорожную, ублюдки пиратские.
– Молодогорцы? Пираты? – Я поощряюще улыбнулся.
– Как тебе объяснить… – Королева нахмурилась, подобрала прутик, и начала чиркать на земле. Карту!
– Смотри, Иголь. Здесь Высокий Мост. А на западе с ним смыкается хребет Молодых Гор. К северу от нас – перевал в земли Амато. А если плыть вниз по реке на запад, доберешься до мест, которые духи создали в такие древние времена, что сама плоть земли разрушается.
Меня пробрала дрожь. Красочная здесь космология, и королева материал подать умеет.
– Смотри дальше. За мысом, где Молодые Горы рушатся в море, пролив. За ним – остров Пены. К северу от пролива – залив со страной Кавачи. Больные подонки, помешанные на духах. – Тараси опять скатилась на личное. – А затем – внутренний залив, на котором стоит город Сакай. Рассадник смуты, анархистов и контрабандистов. Пусь и мой рассадник.
– А к югу? – Я продолжил поддерживать королевскую болтливость.
– К югу волны в море всё выше. Скалы изгрызены яростью духов воды, а на самом юге, говорят, есть пляжи из белого песка. Там даже встречаются раковины для браслетов, хотя… – Тараси снова скривилась. – Третий сорт, если честно. Не дотягивают до нормальных браслетов, что раньше перепродавали купцы из Тикси.
Я тихонько обдумал информацию, взглянул украдкой на королеву. Стресс у неё накопился, и готов перехлестнуть через край. А как она его снимать будет – уже предсказуемо. Меня в лучшем случае облает, а в худшем – прикажет убить. Да пошла такая перспектива куда подальше! А в качестве альтернативы – тёплые весенние деньки и пляж с белым песком. Решено! Уговорю Чика с Ницу, и на курорт! Всё полезнее для здоровья, чем мозолить глаза Черной Ведьме. У которой брата аж демоном обозвали. Ох, недалеко падают яблоки от одной яблоньки…
Отделение от королевского обоза прошло гладко. Даже свою долю удалось забрать без скандала, хотя Тараси подозрительно хмурилась, присматривая за нашей троицей. Но по мне – удачно сходили. В заплечном мешке каждого – килограмм тридцать припасов, большей частью – уже обмолоченный рис. Впервые с момента моего приземления можно идти куда хочется, а не куда нужно. А хочется мне к морю. Планы спасения мира – это хорошо. Но у меня за последнее время окрепло ощущение нерациональности. Будто я – стоматолог, пытающийся почистить зубы через анальное отверстие. А что делать, если "рот" (то есть Римская Империя) на настоящий момент вне досягаемости?
Так что посижу на пляже, и хорошенько подумаю. На тему "что такое местное общество и с чем его слопать". Тем более что за мной аж двое доморощенных экспертов (то есть профессиональных бродяг) привязались. Могу даже понять, почему. От меня веет чем-то мистическим, пусть только и в их восприятии. Всему виной мои потуги на инновации и отчасти парочка малополезных артефактов из двадцать первого века.