Триста пятидесятый год – перезагрузка

Глава 27. 10 апреля 350 года от Р.Х. Земля, остров Хонсю, государство Амато, на пути в город Саки

Выбор относительно безопасного маршрута до Саки означал – подальше от молодогорцев и порта Сакай. Даже если безопасность вынужденно транслировалась в возвращение по своим следам. Но на этот раз карабкаться по прибрежным скалам пришлось без подкрепления из рыбы и яиц. А уж когда мы наконец свернули в долину Йосино, я проклял себя сотню раз.

Молча. На перевале в собственно Амато я держался на чистой гордости. Зажав протянутый через оба плеча конец мешка в зубах. Цепляясь сломанными ногтями за камни и корни, и выжимая брюшным прессом смертельный баланс между болью в перетянутых мускулах и равновесием на крутом склоне.

Подумать только, пятьдесят килограммов. То, что я таскал даже полубегом на тренировочных марш-бросках. Правильно упакованные, сбалансированные полцентнера кислорода, брони, припасов и инструментов.

Ощущается совсем иначе, чем такой же вес риса, корней, и булыжников. А самое большое искушение – что в отличие от скафандра можно выбросить часть груза, и не умереть здесь и сейчас.

Вон тот камень, что уже сотню раз ударился о копчик. Зачем он?

Этот горный склон – это даже не тест на физическую силу. А скорее на силу воли. На способность преодолевать боль и искушение лёгких решений. Вот сейчас и решается. Вернётся история на изначальный путь смерти или я её всё-таки дожму?

На гребень перевала я, накрутивший себя до тихого бешенства, выбрался с кругами перед глазами. От перегрева, знакомый симптом. Вот так жарило Солнце в моём последнем космическом броске. Четверть астрономиеской единицы, намеренно на пределе системы жизнеобеспечения скафандра, даже в тени. Я поднял взгляд, подсознательно ожидая увидеть раздутую корону.

Нет, всего лишь вечерняя заря. Почудится же такое. Явно перегрев не способствует ясности мыслей.

Далеко внизу и позади виднелись едва различимые фигурки моих спутников. Порядочно я оторвался.

Между тем, заря видимо тускнела. Подул прохладный ветер, высушивая пот. Вот и отдых завершился. Какое походное правило в Амато подходит к данному случаю? Правильно, то, в котором говорится, что самый резвый – зажигает костёр. И готовит ужин.

Я потянулся было к водяной тыквочке, но одернул себя. Смочить пересохшее горло – попрошу у Чика. А свою воду использую для каши. Благо горшок тоже со мной.

Когда через полчаса Чик, шатаясь, добрался до костра и рухнул без сил, первое, что он сделал – протянул мне питьё.

Без слов. Похоже, мы действительно сработались.

– Наконец-то мы дома. – Прохрипел Ницу, валясь рядом. – Какое счастье!

Я непонимающе уставился на него, но через полминуты дошло даже до меня. Этот перевал – граница Амато. После трёхнедельного приключения мы вернулись туда, откуда пришли. Да уж, "все дороги ведут в Рим". С японской спецификой.

Остаток пути до Саки через собственно Амато занял три дня. Но теперь я уже уставал меньше, так что даже оставались силы смотреть по сторонам. После перевала на стыке Высокого Моста и Молодых Гор горы заметно сгладились, скорее заслуживая название холмов. Да и груз постепенно уменьшался, поскольку рис мы частью съели, а частью – обменяли на озерную рыбу и новые деревянные сандалии для меня. Нет, старые сандалии я не съел. Просто я привык к прочной, эластичной обуви. И размолотил деревянную подошву в хлам о камни за считанные недели.

Вот так утекает шальное богатство. Сколько мне надо ещё привыкать и учиться, чтобы просто выжить в этом мире?

Но в относительно лёгких переходах, в разговорах с Чиком я, кажется, нащупал золотую жилу. Изгороди. Точнее, зелёные насаждения.

В настоящем, с изгородями – просто беда. Основной дизайн – хаотически воткнутые в землю ветки разной степени кривости. В лучшем случае – штакетник из расщепленного вдоль бамбука, опирающийся на стволы потолще. Такие оградки не всегда остановят даже корову или любопытствующего ребёнка. О ворах и речи не идёт.

Главная проблема с бамбуковыми плашками – гниение. В свежем состоянии бамбуковая "доска" остановит даже бронзовый нож. Я проверял. Но. Прочность теряется уже через один-единственный год. А через три года изгородь можно проткнуть пальцем.

Разумеется, местные фермеры стараются экономить. Где могут, высаживают бамбуковые рощицы. И на материал, и на еду. Проростки бамбук, пока они не выше тридцати сантиметров – вполне съедобны, пусть и малопитательны. Ну сами рощицы служат барьерами между угодьями.

Так вот, несмотря на все плюсы бамбуковой "лесополосы", если придётся выбирать между ней и геморроем, я выбираю геморрой. В обоих случаях сидеть не получится, но в случае с бамбуком – ещё и устанешь.

Насколько быстро гниёт срезанный бамбук, настолько быстро он и растёт в живом виде. Причём и под землей расползается во все стороны. Владельца бамбуковой рощи можно легко распознать по горбу на спине, натёртым рукам с неохватными бицепсами, и бешенству в глазах.

Я не преувеличиваю. Настолько трудоёмок контроль даже маленького бамбукового насаждения.

Так что во время продирания через лесистые холмы и буераки я тщательно приглядывался к местной флоре. Привлекая по мере необходимости к консультациям Чика. И на второй день нашёл искомое.

Сначала я думал, что нашёл лавровое дерево. По листьям – один в один. Плотная тёмно-зелёная листва, ветки, увешанные прошлогодними… то ли черными мягкими желудями, то ли всё-таки ягодами. Желудёвые шапочки есть, но какие-то рудиментарные.

Множество мелких веток, растущих пучками. Самое то для обрезания или обламывания. Древесина очень плотная, красноватая. Даже упавшие явно много лет назад веточки сохраняют прочность. Никаких следов повреждений от животных или гусениц. Явно и листья, и ветки – густо приправлены дубильными веществами.

А главное, я не поленился покопаться в земле. Разветвлённая корневая система, но не нашёл ни одного намёка на размножение корневыми отводками.

Ницу послушал мои мысли вслух, хмыкнул, и споро отбрал горсть плодов. На семена. И назвал этот то ли высокий кустарник, то 　ли низкое деревце – подзаборником. "Сакаэ-ки"[8] по-аматосски. Такая вот получилась игра слов.