Триста пятидесятый год – перезагрузка

Глава 12. 2 марта 350 года от Р.Х. Земля, остров Хонсю, государство Ямато, город Мива

Каналы наконец наполнились водой, и "сонное царство" вдруг превратилось в почти что город. Местные так его и называют – город Мива. Город без стен, но с тысячей каналов. Венеция Японии, только сама Венеция пока ещё не построена. Будущие аристократы Венеции пока только раздумывают, не бежать ли им из всё более наполненных опасностями римских городов Падуя и Аквилея. А город Мива – наполняется переселенцами у меня на глазах. Радиоактивное заражение подействовало, как удар молота по ведру с лягушками. Кого не прибило сразу, попрыгали во все стороны. В том числе и сюда. Уже ясно, что история не повторится, даже если я завтра банально утону в разжижающейся грязюке рисовых полей. Процесс урбанизации получил внеплановый толчок. Жители прибрежной деревни Чиймацу были только первыми ласточками перемен.

За ними последовали полдесятка групп, и это только на моём крохотном фронте в полкилометра шириной, который могу обойти с молитвами, наставлениями и букетами. Да, я стал шаманом де-факто. Меня просто вынесла наверх волна общественной нужды и амбиции Чика. Слишком много шаманов погибло от лучевой болезни, слишком силен был шок среди крестьян и рыбаков от их полного бессилия.

Налаженная процедура дезактивации имела и непредвиденные последствия. Местные восприняли мои действия как форму поклонения духу реки Хасегава. Как последствие, в первые четыре дня моей шаманской карьеры мне пришлось три раза устроить скандал, и один раз – мордобой. Больно уж сильно порывались некотрые фигляры "улучшить" мои методики. Посредством ритуала человеческого жертвоприношения, конечно. Я подозреваю, что за пределами моей "зоны влияния" девушек топят с усердием и прилежанием. Реакция практичного Сукне была среди патриархов довольно редкой. Ну и местные зеленые корешки с ними! Самим хуже будет.

Я официально принял Чика и Ужихи в "ученики шамана" или в "монахи". Не уверен, какой термин ближе. Но хороший факт – они взялись за дело с энтузиазмом. Продвигают в массы магию икебаны и магические омовения. Народ бурчит, но организованной оппозиции не составляет. Да и с чего бы? Шаманизм в Амато – это не религия в обычном смысле этого слова. Скорее, шаманизм – больше походит на смесь старомодной школы и википедии. Нет ни священного писания, ни понятия ереси. Нет формальной иерархии. Шаманы Святого Острова (надо бы выяснить, где это), пользуются уважением, но до непререкамого авторитета им далеко. Ибо "везде свои духи", как высказался Чик.

Что радует – среди шаманов целибатом даже не пахнет. Хотя гулять направо и налево – тоже не рекомендуется. В стране Амато уже сотню лет как введена строгая моногамия. Причем история введения обычая интересная.

К северу от Амато, как мне объяснил Чик, имеется богатое государство Оми, что то ли в союзе с Амато, то ли даже в вассалитете. В государстве Оми есть здоровенное озеро. А в незамерзающем озере водится много питательной рыбы. Которую жрать хотят все, но не все хотят честно меняться. В общем, если верить ура-патриотической и заодно псевдо-исторической справке Чика, за озерной рыбкой приперлись племена народностей Ии с ручными монстрами аж с противоположного берега океана. И начали всех подряд грабить, притеснять и насиловать.

Что делает ситуацию пикантной – поначалу у них вполне получалось. Ибо вторгшиеся Ии имели легкую конницу (лошади – по описаниям Чика это те самые монстры), а лорды Амато и Оми – только пехоту.

Спрашивается, как соотносится вторжение японского аналога гуннов с моногамией? Вроде бы правильнее было бы наоборот усиливать полигамию, чтобы не так страдать от гендерного перекоса военного времени. Ан нет. Сработал механизм радикализации. У народов Ии исходно были чуть слабее правила против инцеста, разрешалось брать сестер в качестве второй жены, если им не найдется мужа на стороне. Отталкиваясь от этого различия, когда набеги на берега Оми продолжались за тридцать лет с гаком, стало модным всё, что на проклятых Ии непохоже. В том числе и моногамия.

Сейчас вроде бы ситуация чуть стабилизировалась. В крутых горах и лесах к востоку от озера, коалиция Оми с Амато взяла над всадниками верх, и обложила самые ближние племена данью. Похоже на германских "федератов" Римской Империи. Называются такие вассалы "Ифу". Ещё дальше к северо-востоку – остались непокоренные племена. Их называют "Итеки". Благодаря "буферным государствам" Ифу, особого беспокойства от них нет. А вот к западу от озера всё по-взрослому. Вторженцев не удалось ни сбросить в море, ни подчинить. Вместо этого, полсотни попыток экстерминации "варваров" только объединили их в государство. Да, я говорю о вечном пугале лордов Амато. О королевстве Идзумо.

– Слишком мягкий. И тяжелый. – Грубый, почти неразборчивый голос в темноте полон скепсиса.

– Но мотивированный. – Отвечает странный голос, не мужской и не женский. – Мотивированный, как и все с резаной нитью. И я вижу, что нить крепкая.

– Крепкая, но недостаточно жесткая. Требуется дополнительный каркас. И внешний, и внутренний. Возможно, придется даже сложить нить. А ты знаешь, что это плохо получается с обрезками, как у этого.

– Можно обойтись без петли. Просто коснуться нашей иглой.

– Он нас слышит. – В разговор врывается третий голос. Женский, юный. – Вы что, забыли? Резаные нити так близко от точки разрыва – нестабильны. Он переплетается! В том числе и с нами!

– Дай мне визор. – Вновь грубый, громыхающий голос. – Хм. Он действительно слышит. Давайте обрежем на всякий пожарный? Всё равно толку не будет.

– Протестую! Я против! – Два голоса сливаются вместе.

Я почувствовал облегчение. О чем бы голоса не твердили, от слова 'обрежем' веяло воистину могильной жутью.

– Будут последствия. Он здесь всего пару месяцев, а уже шаман. Вам ещё одного черного мага для счастья не хватает?

– Ну почему же черного. Всякое бывает. – Возразил голос неясной гендерной принадлежности.

– Он прошёл слишком близко к тьме Конца. Такое обязательно оставит след на душе.

– Я вижу, согласия нет. – Вмешивается женский голос. По протоколу?

– Протокол невмешательства, принято.

– Согласен. – Громыхает самый первый собеседник. – Но я буду присматривать.

Я проснулся от пронзительной боли. Будто кто-то вогнал мне в правое бедро нелетальную пулю из полицейского пулемёта. Я инстинктивно перекатился, чтобы уйти с линии огня. Что привело только к тому, что я упал с соломенного тюфяка в холодную весеннюю грязь. Выругался, провёл рукой по больному месту. Крови вроде нет, но почему так больно? Честное слово, совсем как от пластиковой пули. Я выругался, подавляя желание завыть. Проклятие, больно! Чёрт, что это было?

В темноте заворочалась неясная тень. Чик. Встал, приблизился ко мне.

– Чик, я на что-то напоролся. – Проснувшиеся мозги наконец начали что-то соображать, и я вытащил мультитул. Посветил фонариком на больное место. – Нет, меня кто-то укусил.

Вокруг парных ранок укуса прямо на глазах наливалась краснотой опухоль.

Чик только мазнул взглядом, и плюхнулся обратно на лежанку.

– Что? – Я начал злиться. – Яд смертельный?

– Нет. – Чик громко и с явным удовольствием зевнул. – Яд сороконожек болючий, но не убивает. Разве что маленьким детям опасно. Подожди до утра, всё само пройдет.

– Сороконожек? – Я опасливо обвел лучом вокруг ног. – Как они выглядят?

– Размером с длинный палец. Черные. И не пытайся их давить ногой, панцирь у них крепкий, только и будет, что ещё и за подошву покусают.

Инопланетный ужас какой-то. Надо срочно изобретать ядохимикаты. Интересно, как жители Амато борются с этим насекомым прямиком из хоррор-фильма?

Заснуть так и не получилось. Дергающая боль вскоре притупилась, но в каждом движении соломинок проминающегося тюфяка чудилась поступь десятков крохотных лапок. Странный сон отошел на второй план. Или не сон? Что-то я слишком хорошо помню все реплики. Сон должен забываться в момент пробуждения. Или всему виной внезапный укус? Бывают же и галлюциногенные яды?

Сороконожки ползают и кусают. Козы прыгают и кусаются. Коровы бродят и лягаются. Собаки сначала лают, а потом уж кусаются. А куропатки летают и срут без меры. Единственное, что меня утешает в этот черный день – помёт куропаток, несмотря на "незабываемый" запах, всё же не содержит токсин, усиливающий боль. Хотя я благоразумно не стал вводить помёт себе подкожно. Чистота эксперимента этого требует, но… пошла бы наука куда подальше! Челюстей сороконожки мне вполне хватило.

Как начинающему шаману, крестьяне спихнули мне самые гиблые вопросы животноводства. Ни от Чика, ни от тем более Ижихи – никакого прока. Ладно, мне повезло один раз. Вспомнил, что полагается делать, когда у домашней птицы (не кур, а тех самых вонючих куропаток) яйца давятся в момент откладки. Пришлось один раз сходить до гор за известняковой щебенкой, а затем давать Ижихе задание по производству "магического порошка". Как она ругалась, получив осколок камня в глаз, мне вспоминать страшно. А нефиг было крошить породу молотком, поленившись подготовить пест и ступку.

С коровой странно хищного вида получилось менее удачно. Её дикое мычание и твердое, распухшее вымя заставило вспомнить словечко "мастит", но что с ним предполагается делать? Порекомендовал зарезать животное. Что переселенцы и сделали под ритуал с колокольчиком, который наскоро притащил Чик. А говядину, на которую я уж было облизывался… скормили пушистым собакам, немного напоминающим уменьшенных сибирских лаек.

Что касается мяса – местные едят всякую дрянь. Мыши и суслики, пушистые горные обезьяны, белки-летяги, барсуки – всё потрошится, нанизывается на вездесущие ветки и жарится, как шашлык. Только куски побольше, чем я привык. В качестве приправы – соль.

Я расспросил Ижихи по поводу соли. Оказывается, соль – местного производства. В её понимании, чем дальше к югу от центральной равнины Амато, на восточном краешке которой мы приткнулись, тем горы выше и круче. Пока не обрываются в море тысячами титанических скал. Вот на этих скалах, в углублениях, заливаемых прибоем пару раз в месяц, и собирается соль. Сельского хозяйства на тамошнем ландшафте не построить, и население ограничено рыбаками, которые продают излишки рыбы и соль в обмен на главным образом рис, называемый по-аматосски "май" (или женмай, который – попросту нечищенный рис).

Народ в южном пределе – того же типа, что и в Амато. Диалект почти неразличим. Но короли Амато никогда не пытались прибрать рыбаков под свою руку. Ибо будут сплошные экономические потери. Конечно, Ижихи высказалась не так ясно, но я зацепился за "экономику", и начал настойчиво расспрашивать.

Изначально я предполагал, что в Амато практикуется исключительно натуральный обмен. Оказалось, что не всё так просто. Да, у торговца можно поменять товары по формуле "всё на всё". Но. Есть что-то вроде понижающих коэффициентов, высчитываемых, исходя из трудности сбыта и времени хранения. Местный эталон, способный долго храниться и нужный всем – это не золото, а рис. Королевские сборщики налогов принимают налог только рисом. Один узкогорлый кувшин килограммов на шестьдесят – это эквивалент золотой монеты из фэнтэзийных игр. Грубо говоря, один кувшин риса – это жалование мелкого чиновника на год. Разумеется, только рисового жалованья для жизни не хватит. Поэтому, рабочий люд Амато подмешивает в рацион подножный корм из разряда "что бог пошлет". Именно так над пламенем костра появляются барсуки, суслики, и белки-летяги. В общем все, что можно прибить стрелой из слабого деревянного лука с шелковой тетивой.

Спрашивается, а почему не более приемлемую живность, вроде вездесущих зайцев с оленями? Ижихи вопрос не поняла, но, настойчиво давя свою линию, мне удалось составить примерную картину состояния японской экологии. И картинка получается катастрофическая. Шелковая тетива появилась в свободной продаже примерно в молодости деда Ижихи. А на период её детства – пришла волна повального увлечения луками. Оленей с зайцами съели подчистую за одно десятилетие. Мужики всё ещё по привычке ходят в лес, но занятие стало совсем неприбыльным. Олени стали малочисленными и пугливыми, а зайцы вообще пропали из Амато и близлежащих стран. Вроде, в землях Тикси и Ифу зайцы ещё встречаются, но для охотничьей экспедиции – дистанция великовата.

Ситуация с мясом осложняется тем, что жители Амато все поголовно не могут пить коровье молоко. Почему-то травятся. Поэтому говядина считается несъедобной. Коровы (или скорее, какой-то подвид буйволов) здесь – это основные тягловые животные. Всё молоко, что доится по случаю – идёт на приготовление сыра. Удивительно, но, в отличие от кухни большинства горных народов, сыр занимает в кухне Амато очень скромное место. Сыр здесь – это аналог сухпайков. Идёт для снабжения военных отрядов, для переселенцев, а также для профессиональных охотников. Калорийный, легкий, долго хранится. Но требует больших усилий в производстве, и вкус мало кому нравится.

Спрашивается, а что с молочными зубодёрными карамельками? А вот карамельки – привозные. Их делают в Идзумо, а ушлые торговцы распродают втридорога в Амато и близлежащих странах. Оказывается, их невозможно качественно сделать в керамической кастрюле. Пригорают из-за неравномерности нагрева. Требуется медная. Поскольку до механизированной штамповки в Амато ещё не дошли, литые медные кастрюли с завитушками и цветочками имеются максимум на королевской кухне. Слишком дорогое удовольствие, и слишком малый объём производства. Что-то у меня возникают опасения о нулевых перспективах текущей власти. Отравление тяжелыми металлами – оно и Римскую империю подкосило. Хотя там вроде была больше роль свинца, а не меди.